Сакраменто и «законопроект против пантер»

 

Что настигает их,

Заставляя чувствовать неловкость, страх?

Сегодня они кричат тебе запретные слова:

«Не делай этого»,

«Не делай того»,

«Только для белых».

Ты смеешься.

Единственное, что они не в силах запретить, -

Сильного человека… он идет,

Сильный человек становится еще сильнее.

Сильный человек…

Сильнее…

Стерлинг Э. Браун. Сильный человек

 

При воспоминании о первых шагах «Черных пантер» нас с Бобби охватывает ностальгия. Это было время открытий, мы горели энтузиазмом. Мы общались с полицией на равных и даже давали ей отпор, оставаясь при этом в ладах с законом. Тем самым мы конкретным примером показывали общине, что и у чернокожего есть гордость. Везде, где мы проезжали, на дороге случались пробки. Водители на встречных машинах останавливали нас, чтобы сказать, насколько они уважают нашу смелость. Идея вооруженной самообороны в качестве целенаправленной политики общины была пока внове для людей и немного их пугала. Зато эта идея заставляла их задуматься и что еще важнее — она вызывала ощущение сплоченности. Увидев реакцию чернокожих граждан на наше движение, мы почувствовали новый прилив сил. Несмотря на постоянную угрозу возмездия, наш риск стоил того и даже больше. Однако на тот момент наша деятельность охватывала небольшую территорию, мы же хотели, чтобы чернокожие всей страны узнали об оклендской истории.

В апреле 1967 года оклендская радиостанция пригласила нас принять участие в ток-шоу. В этой передаче слушатели задают по телефону вопросы и высказывают свое мнение. Сначала мы озвучили нашу программу из десяти пунктов, объяснив, почему мы сосредоточились на седьмом пункте и почему неграм необходимо вооружаться. Мы также пояснили, что мы действуем в полном соответствии с нашими конституционными правами. После этого на радиостанцию обрушился шквал телефонных звонков от слушателей — линии оказались перегружены. Некоторые слушатели выражали свое согласие, другие спорили с нашей программой. Мы только приветствовали дискуссию, потому что критические отзывы помогали нам обнаружить слабые места в программе и заострить нашу позицию.

Среди позвонивших на радио бы Дональд Малфорд, консервативно настроенный республиканец, член законодательного органа штата от Пьемонта (это один из богатых районов Окленда, где живут белые). Малфорд был настолько тесно связан с властями города, что его звонок мог означать лишь одно: атаку на «Черных пантер» он счел политически выгодной. Он сообщил, что планирует внести в законодательный орган штата законопроект, после принятия которого наше патрулирование с оружием становилось незаконным. Как сказал сам Малфорд, этот законопроект «достанет» «Черных пантер». Звонок Малфорда был закономерным ответом системы. Нам известно, как эта система работает. Если мы использовали законы в свою пользу и одновременно против их интересов, структура, реализующая власть, попросту изменит законы. Малфорд рвался в бой, так сильно ему хотелось внести эти изменения.

Несколько дней спустя в газете была опубликована статья о «законопроекте против пантер», который предложил Малфорд. Как мы и ожидали, законопроект был нацелен на конституционное право на ношение оружия, это следовало из статьи. До сих пор белые владели оружием и носили его беспрепятственно. Было известно, что у таких группировок, как «минитмены» и «рейнджеры»[43] из Ричмонда, имелись целые арсеналы, но никто не выдвигал против них законопроекты. Оклендская полиция попросила Малфорда выступить с законодательной инициативой по причине того, что некоторые «молодые чернокожие хулиганы», как они нас прозвали, разгуливали с пистолетами. Этот законопроект стал еще одним доказательством наличия в нашей стране порочного двойного стандарта в отношении негров. В действие постепенно запускался обычный образец белого расизма. Они убивали все больше и больше негров, только на этот раз работу Ку Клукс Клана выполняла полиция.

«Черные пантеры» никогда не рассматривали такие полувоенные группировки, как Ку Клукс Клан или минитменов, в качестве особо опасных объединений. Подлинная опасность исходит от высокоорганизованных сил Истеблишмента: от местной полиции, от Национальной гвардии, американской армии. Именно они и только они опустошили Уоттс и лишили жизни невинных людей. По сравнению с ними полувоенные группировки не имеют особого значения. На самом деле их едва ли можно причислять к организованным структурам. Их образуют мужчины в форме, и от них пахнет опасностью. Каждый день они приходят в наши общины и творят жестокости, прекрасно зная, что закон защитит их.

Мы с Бобби Силом обсудили предложенный Малфордом законопроект исходя из побуждений самого Малфорда. Шериф Янгер в шутку предложил Доуэлла попытать счастья в законодательном органе штата, где, может быть, рассмотрят их дело. Доуэллам всего-то хотелось, чтобы произошло нечто хорошее после всего обрушившегося на них горя. Мы знали, что в Сакраменто семье Дензила скажут не больше, чем сказал им Янгер. Возможно, законодатели посоветуют им обратиться к губернатору, а губернатор махнет рукой в сторону Вашингтона.

Вот так и работают институты государственной власти. Твоего сына убивает полиция, и никто ничего не делает. Семью жертвы посылают из одной инстанции в другую, пока она не выбивается из сил, устав от этой круговерти, и не решает все бросить. Это очень эффективный способ сломить сопротивление бедных и угнетенных, у кого нет времени на обивание порогов. Для бедняков время — деньги. Поездка в Сакраменто означает, что ты не получишь зарплату за день, а то и вовсе останешься без работы. Если эта система называется демократией, то очевидно, что это демократия буржуазная, рассчитанная на средний и высший класс. Лишь их представители могут позволить себе воспользоваться благами демократии.

Все это мы знали, но, тем не менее, не отказались от мысли поехать в Сакраменто. Все мы — и «Черные пантеры», и Доуэллы — с самого начала понимали, что бесполезно бороться за изменения в законодательстве. Раз уж нас отправили в Сакраменто, мы решили придать нашей поездке еще большее значение. Мы надеялись предупредить людей об опасных последствиях законопроекта Малфорда и рассказать им об идеях, которые стоят за этим законопроектом. Общественный протест национального масштаба помог бы Доуэллам: они бы увидели, что их трагедия послужила общему делу. Кроме того, общественный резонанс мог вдохновить на активные действия нашу общину.

Десятки журналистов и фотографов осаждали здание законодательного органа штата, охотясь за сенсацией. Нам представилась отличная возможность для выступления. Если до законодателей дойдет наше послание — это тоже хорошо. Но наша главная цель заключалась в том, чтобы доставить послание народу. К зданию законодательного органа штата отправились четверо или пятеро членов семьи Дензила, группа братьев из Восточного Окленда (их собрал Марк Комфорт) и «Черные пантеры». «Пантеры» и парни Комфорта были вооружены.

Партия согласилась, что я не должен принимать участие в поездке по двум причинам. Во-первых, в то время я был условно-досрочно освобожден и находился под надзором после обвинения по делу Одела Ли. Поэтому остальные члены партии не хотели подвергать риску мою свободу. Во-вторых, на случай возможных арестов в Сакраменто нужен был кто-нибудь, кто внес бы залог и сделал прочие необходимые вещи.

Пока «Пантеры» готовились к поездке, я написал Наказ № 1 (Executive Mandate Number One), который и должен был стать нашим посланием негритянским общинам. Вот что содержалось в этом документе:

«Черная пантера — партия за самооборону» призывает весь американский народ и в особенности чернокожих обратить самое пристальное внимание на законодательный орган штата Калифорния, в котором заседают одни расисты. В данный момент там рассматривается законопроект, цель которого — держать негров безоружными и бессильными, в то время как полицейские управления, где царят расистские настроения, усиливают террор и жестокости в отношении негров, убивают их, устраивают репрессии.

Пока американское правительство ведет расистскую войну и осуществляет геноцид во Вьетнаме, восстанавливаются и расширяются концентрационные лагеря, в которых во время Второй мировой войны содержались американцы японского происхождения.[44] Поскольку Америка с давних пор оставила самое варварское обращение для тех, у кого не белый цвет кожи, мы вынуждены заключить, что эти концентрационные лагеря готовятся для чернокожих, намеренных отвоевать свою свободу любыми средствами. Обращение негров в рабов, что началось с момента основания страны, истребление американских индейцев и заключение уцелевших в резервации, беспощадное линчевание тысяч чернокожих мужчин и женщин, сбрасывание атомных бомб на Хиросиму и Нагасаки, наконец, развернутая сейчас трусливая резня во Вьетнаме — все это доказывает, что расистская властная структура Америки проводит лишь одну политику. И составляют ее репрессии, геноцид, террор и политика «большой дубинки».

Чернокожие просили, умоляли, обращались с петициями, выступали с демонстрациями. Среди прочего они хотели добиться того, чтобы расистская властная структура Америки исправила многочисленные несправедливости, совершенные по отношению к неграм на протяжении всей истории. В ответ на эти попытки репрессии, обман и лицемерие только возрастали. Как агрессия расистского американского правительства заявляет о себе во Вьетнаме, так полицейские управления усиливают репрессии в негритянских гетто по всей Америке. Злые полицейские собаки, дубинки для быдла, усиленные патрули стали обычным явлением для негритянских общин. Мэрия пропускает мимо ушей мольбу чернокожих жителей как-нибудь утихомирить этот растущий террор.

«Черная пантера — партия за самооборону» считает, что пришла пора неграм вооружаться и ответить на полицейский террор, пока не слишком поздно. Находящийся на рассмотрении Закон Малфорда еще больше приблизит час нашей гибели. Народ, который так много и так долго страдал, живя в расистском обществе, должен положить этому конец. Мы думаем, что негритянские общины Америки должны подняться все как одна, чтобы не дать развиться этой тенденции, которая неизбежно приведет к их полному уничтожению».

Проинструктировав Бобби, напоследок я постарался внушить ему, что наша основная цель заключается в том, чтобы доставить послание людям. Если будет открыт огонь, Бобби тоже должен будет использовать оружие. Если на него будет нацелен пистолет и если, по его мнению, этот пистолет будет выхвачен в гневе, во что бы то ни стало он должен защитить себя. Но Бобби было также сказано, что стрелять или переходить в наступление следует лишь в случае непосредственной опасности. Если его попытаются арестовать, он должен был оттягивать этот момент до тех пор, пока не расскажет людям все, что надо. Донести до людей наше послание — вот что было самое главное. Прописывая все эти вещи, я сказал Бобби, что, если его пригласят войти в здание законодательного органа штата или позволят это сделать, он должен был прочитать послание там. Но если в здание заходить не положено или если будут предприняты меры, чтобы не допустить нашу группу, не надо туда прорываться. В этих обстоятельствах следовало прочесть наше обращение к народу прямо со ступеней законодательного учреждения.

Отряд «Черных пантер» выехал в Сакраменто рано поутру. Было это 2 мая. Сразу после отъезда моих товарищей я пошел в дом своих родителей. В тот день я обещал матери прокосить лужайку перед домом. Но я взял с собой переносной приемник и поставил его на крыльцо, чтобы слушать новости. Я зашел в дом и включил телевизор, попросив мать следить за эфиром. После этих приготовлений можно было взяться и за работу.

Около полудня программа по радио была прервана информационным сообщением. В нем говорилось о братьях, прибывших с оружием к зданию законодательного органа штата. Мать прокричала мне из дома, что все каналы транслируют происходящее. Я бросился к телевизору и увидел на экране Бобби. Он зачитывал наказ. Совершенно точно — наше послание передавалось и по радио, и по телевизору. Бобби прочел его два раза. Однако присутствовавшие при этом журналисты и обычные люди были настолько поражены появлением «Черных пантер» и особенно видом оружия, что, казалось, немногие услышали то важное, что было вложено в наше обращение. Все сосредоточились на оружии. Мы надеялись на то, что оружие привлечет внимание людей и после этого они вслушаются в наше послание.

Через некоторое время в эфир пошел очередной репортаж. На этот раз речь шла об аресте братьев. Бобби арестовали за ношение запрещенного оружия, хотя он всего-навсего носил сбоку пистолет и не скрывал этого. Некоторые братья обвинялись в том, что не вытащили патроны из своего оружия после того, как убрали его назад в машину. Я названивал по телефону. Наконец, мне удалось связаться с одной женщиной из нашей партии, которая была среди участников поездки в Сакраменто. Выслушав ее рассказ, я приступил к следующей стадии нашего плана — сбору денег для внесения залога. Вечером я отправился на местную радиостанцию. В эфире шло ток-шоу, в котором обсуждалось происшествие в Сакраменто. Звонившим на радио людям говорили, что я попал в число тех, кого забрали в тюрьму. Я решил, что в этом случае лучше всего дать опровержение лично. Так что я пошел на радиостанцию, как сделал бы Малькольм, и попросил выпустить меня в эфир. Немало удивленный, один из руководителей программы уставился на меня и сказал: «Ты же вроде бы в тюрьме». «Ну да, я в тюрьме, — ответил я, — но все же дайте мне доступ в эфир».

Я объяснил слушателям наш план. При этом я чувствовал, что не достигаю цели, потому что участников ток-шоу обычно больше интересует то, как прозвучит их выступление, а не сам предмет разговора, и поэтому тебе приходится в первую очередь бороться с этим. Зато мне удалось призвать слушателей к сбору денег. После арестов в Сакраменто нам требовалось $50 000, чтобы внести залог и вернуть наших бойцов к активной деятельности на улицах. В течение суток я нашел $5000. Все шло по плану.

Оглядываясь назад, я прихожу к выводу о том, что наша тактика в Сакраменто была для того времени правильной, но одновременно в каком-то смысле и ошибочной. Впервые за все недолгое время существования нашей партии вооруженная группа «Черных пантер» подверглась аресту. Это вызывало переворот в представлениях полиции. Мы не сопротивлялись аресту, потому что наша цель была выше. Но до этого случая полицейские еще не пытались разоружать нас. Обычно они наставляли на братьев свои дробовики, держали их под прицелом и надевали на них наручники и не слишком хорошо с ними обращались. Я отдал приказ открывать исключительно ответный огонь. Возможно, мне следовало приказать стрелять в любом случае. Тогда бы они поняли, что наши намерения очень и очень серьезны. Однако мы не хотели убивать, мы хотели донести наше слово до людей, дать понять народу, какую позицию занимает партия. Но после нашего выступления в Сакраменто полиция стала воспринимать «Черных пантер» как ребят, которые лишь прикрываются оружием, но не пускают его в ход. Такое отношение повлекло за собой целый ряд проблем для нас. После Сакраменто потребовалось какое-то время, чтобы напомнить полиции, с кем она имеет дело. Теперь все стало на свои места: полицейские знают, что им придется изрядно побороться, если они попытаются напасть на нас.

Тем не менее, наше выступление в Сакраменто было, конечно, успешным в том плане, что нам удалось привлечь внимание людей. Те, кто не услышал наше послание полностью, видели оружие, и это было достаточно для чернокожих. На территории Залива больше узнали о партии, и вскоре к нам присоединилось столько новобранцев, что партией уже стало трудно управлять. Нам звонили со всех уголков страны с просьбой основать там филиалы нашей партии. Мы еле-еле успевали отслеживать подобные звонки. За какие-то считанные месяцы мы превратились из небольшой группы, известной лишь в райное Залива, в организацию национального уровня. Так что мы приступили к улучшению нашей программы.

 

Новые старания

 

Я принял такое решение: где бы я ни оказался, я непременно буду вести себя как свободный человек, а не как раб… Я буду неизменно вежливым и спокойным в обхождении со всеми людьми, с кем я вхожу в контакт, и в то же время буду настойчиво и непрерывно отстаивать свои права человека и права брата.

Фредерик Дуглас. Моя жизнь в рабстве и на свободе

 

Законопроект Малфорда был принят законодательным органом штата Калифорния в июле 1967 года. За него проголосовало подавляющее большинство. Сразу после утверждения этого законопроекта, согласно которому ношение заряженного оружия стало противозаконным действием, мы прекратили вооруженное патрулирование. Исчезновение наших патрулей полиция восприняла как знак того, что мы готовы подчиниться. В результате полицейские стали преследовать нас с удвоенной силой. После нашего выступления в Сакраменто прошел всего лишь месяц, как мы оказались втянуты в новую, глупую и детскую, историю.

Как-то в июне в Ричмонде состоялась вечеринка с целью сбора средств в фонд, из которого брались деньги для внесения залогов. Сразу после нашего приезда, откуда ни возьмись, появились полицейские, правда, они остались стоять около своих машин. Это был дурной знак. Однако мы решили не обращать на них внимания и получили удовольствие от вечеринки, проведя в гостях весь вечер. Часа в два ночи вечеринка подошла к концу. Мы сошлись на том, что неплохо бы нам задержаться еще чуть-чуть во избежание лишних проблем. Мы посчитали, что полиция, возможно, уедет после того, как гости немного разойдутся. Но как выяснилось, они поджидали именно нас, «Черных пантер». Мы стали состязаться с полицией в терпении: полицейские выключили зажигание, погасили фары у своих машин и сидели в темноте; мы оставались в доме и продолжили развлекаться уже самостоятельно.

Но, в конце концов, когда на часах было пять утра, нам пришло время уезжать. Мы вышли из дома и сели в машины. Один из членов нашей партии, Джон Слоун, развернулся прямо посередине улицы и поехал в нужном ему направлении, удаляясь от полиции. Насколько я знаю, такой разворот на территории жилого района разрешен, тем не менее, полицейские стали преследовать машину Джона, остановили ее примерно в квартале от того дома, где мы были, и начали выписывать штрафную квитанцию. Мы тоже остановились на подходящем расстоянии и стали наблюдать за происходящим.

Слоун отказался подписать квитанцию. На вечеринке он выпил, и, возможно, алкоголь повлиял на его поведение. Как бы то ни было, он отказался ставить свою подпись там, где его попросили. Увидев, что уговоры полицейских на него не действуют, я подошел к его машине и сказал ему: «Подпиши квитанцию. Если здесь что-нибудь не так, мы уладим это в суде, но сейчас распишись где надо». Слоун заспорил, и вскоре к месту происшествия прибыли еще семь-восемь или больше полицейских. Среди них был молодой новичок — лет двадцати двух-двадцати трех, не больше. Он приблизился к нам, стоявшим на тротуаре, и начал медленно ходить, нарочно топая по асфальту. Когда он поравнялся со мной, я отодвинулся, позволив ему пройти. Сейчас было не время драться. Пропустив полицейского, я отвернулся и продолжил успокаивать Джона и убеждать его подписать квитанцию. Слоун наконец-то пришел в себя и уже собрался расписываться, как новичок-полицейский наступил на ногу одному из наших братьев, а тот, в свою очередь, сразу и довольно резко его оттолкнул. Полицейские только этого и ждали. Они набросились на брата и стали избивать его дубинками. Я поспешил к ним, на ходу крича, что в этом нет необходимости. Все мы были без оружия. В противном случае столкновение разрешилось бы по-другому. Но, поступив как настоящие трусы, что было обычно для полицейских, они напали на безоружного человека, и завалили его. Преимущество было на их стороне.

Увидев, с какой жестокостью полицейские избивают брата, я подошел к одному из полицейских и удержал его руку от очередного удара. Этот полицейский был рослый и крепко сбитый парень. Он быстро развернулся, схватил меня и прижал к машине с такой силой, что я не мог пошевелиться. Остальные братья бросились мне на помощь. Полицейский потянулся за пистолетом, опасаясь, что они нападут на него. Однако я остановил братьев, сказал, чтобы они ничего не делали, и позволил себя арестовать вместе с Джоном Слоуном и братом, который оттолкнул наступившего ему на ногу полицейского.

Всю дорогу, пока нас везли в полицейский участок, Слоун и второй брат что есть мочи костерили полицейского. Я старался их успокоить. Мы были в наручниках, и в дальнейшей борьбе никакого смысла не было. Но они продолжали протестовать и ругаться, и, когда мы прибыли в участок, полицейские стали их дубасить, при этом наручники с них не сняли. Поскольку я молчал, я легко отделался. Полицейские провоцировали меня, но я не поддавался. Я только продолжал убеждать братьев замолчать, но они не хотели остановиться, и поэтому их начали избивать по-настоящему. Схвативший меня здоровяк был как раз в центре всего этого безобразия. Его дубинка мелькала со всей скоростью, на которую он был только способен, и он явно получал наслаждение от своей работы. После того, как братья прекратили всякое сопротивление, этот полицейский вытер со лба пот, расправил одежду и сказал остальным следующее: «Я должен идти, потому что обещал жене и детям отвезти их в девять часов в церковь».

Когда мы начали получать просьбы о содействии в создании новых отделений партии, мы ощутили потребность не только в бесстрашных бойцах. Нам не хватало административного органа, который бы учитывал все эти обращения и мог руководить крупной организацией. У братьев из нашего квартала не было никаких буржуазных навыков, необходимых для этого. Все-таки подобные навыки нам требовались, хотя мы и отвергали буржуазные ценности. Поэтому мы искали способы решить наши административные проблемы, не прекращая работы с уличными братьями.

Я поневоле уважал Студенческий ненасильственный координационный комитет. Я считал, что там работают одни из самых дисциплинированных организаторов, которых можно было отыскать в стране. Когда мы только начали задумываться о формировании партии, Бобби и я познакомились с материалами, где говорилось о работе этого комитета в южных штатах. Комитет регистрировал людей при голосовании, занимался организацией кооперативов и т. п. Мы чувствовали, что эти товарищи неплохо справились бы с административными делами партии, потому что все они были преданы делу и были хорошо обучены. Руководителями этого комитета были выходцы из студенческих кампусов.

Наш первоначальный план состоял в том, чтобы привлечь в партию Стокли Кармайкла из Студенческого комитета и сделать его премьер-министром. Затем мы хотели переманить в наши ряды все руководство комитета, включая Х. Рэп Брауна и Джеймса Формана, предоставив им административные должности. Таким образом мы надеялись достичь слияния, а не создания коалиции. Нам казалось, что лишь путем слияния с комитетом наша партия могла получить сильное руководство, в котором нуждалась.

Движение набирало силу по всей стране, постепенно достигая пика. Во многих северных городах братья стали проявлять недовольство, злиться, ощущая на себе гнет повседневных проблем. Нью-Йорк и другие города на востоке взорвались в 1964 году, Уоттс поднялся в 1965, Кливленд — в 1966. Приближалась еще одно длинное жаркое лето — лето 1967 года. Но было необходимо, чтобы братьям показали, куда им следовало направить свою энергию. Партия больше не хотела спонтанных мятежей, потому что их исход был один и тот же: люди могли освободить свою территорию лишь на несколько дней или даже часов, но в конечном итоге военные силы главного угнетателя одерживали верх. Не имея ни достаточной силы, ни организации, люди оказывались беспомощными. Как показал окончательный анализ ситуации, беспорядки приводили только к усилению репрессий и к потерям отважных людей. Открыто бунтуя, негры истекали кровью и умирали или попадали в тюрьму по незначительным либо сфабрикованным обвинениям. Если бы получилось организовать братьев в дисциплинированные группы с масштабными общественными программами, тогда энергия, которую они выплескивали в уличных бунтах, была бы направлена на достижение необратимых и позитивных перемен.

Эта проблема требовала срочного решения. По всей стране полиция дополнительно усиливалась, она набирала все больше и больше силы. Чтобы как-то с этим справляться, мы должны были организовать собственные ресурсы и создать свой административный орган. С другой стороны, несмотря на то, что в Студенческом комитете работали нужные нам профессионалы, мы предчувствовали, что комитет ждет упадок, поскольку на Юге движение постепенно ослабевало и его центр перемещался в города на Севере и Западе. Поэтому нам казалось яснее некуда, что Студенческий комитет и «Черные пантеры» нужны друг другу, а все чернокожие нуждаются и в тех, и в других.

Делая Стокли премьер-министром, т. е. главой нашей партии, на самом деле мы передавали руководство партией Студенческому комитету. Мы даже рассматривали возможность перенесения штаба партии в Атланту, где мы подчинились бы комитету и разместились бы в его зданиях, получив доступ к копировальным аппаратам и другим материальным возможностям, в которых мы отчаянно нуждались. Исходя из нашего долгосрочного плана, мы собирались организовать общины на Севере, особенно братьев с улицы, используя талантливых администраторов из Студенческого комитета для координации мероприятий. Объединение усилий комитета на Юге и наших на Севере придало бы силам, боровшимся за освобождение негров, мощный ударный заряд.

Мы остановились на том, что выдвинули кандидатуру Стокли Кармайкла на пост премьер-министра, Х. Рэп Брауна — на пост министра юстиции и Джеймса Формана — на пост министра иностранных дел. Что касается нас самих, то здесь все было понятно: мы были согласны на те должности, которые они бы нам предоставили. Мы не гнались за высоким положением в партии. Элдридж, Бобби и я были полностью с этим согласны. Партийная организация как таковая не трогала меня. Гораздо больше меня интересовала революция и свобода чернокожих. Я также беспокоился о том, как обеспечить самый лучший руководящий состав, который помог бы осуществить эти цели. С самого начала к вопросу руководства «Черными пантерами» мы отнеслись довольно легкомысленно. Пока руководство партии работало лишь на то, чтобы придать форму и структуру нашим идеям.

Элдридж связался со Стокли и договорился о разговоре насчет слияния наших организаций. Они встретились в начале 1967 года. Тогда Элдридж и Стокли вместе съездили в командировку по заданию «Рэмпартс». Позже мы сами встречались с другими членами Студенческого комитета, Элдридж организовывал встречу. Мы связались с Рэпом Брауном и Джеймсом Форманом. Оба они, казалось, были согласны с нашим планом. Предполагалось, что они поставят в известность остальное руководство комитета относительно наших предложений. Мы подумали, что именно это и было ими сделано, когда они дали нам знать, что Студенческий комитет одобрил идею о слиянии. Однако наша схема не сработала так, как мы надеялись.

Позже мы выяснили, что Браун и Форман вели с нами пустые разговоры. По свидетельству других членов руководящего органа Студенческого комитета, вопрос о слиянии с «Черными пантерами» ни разу не ставился в официальном порядке, несмотря на все заверения Брауна и Формана. Точно так же ничего не знали о планах слияния рядовые участники комитета. Поэтому, когда мы во всеуслышание объявили о слиянии, т. е. о том, что мы передаем «Черных пантер» Студенческому комитету, некоторые члены комитета отреагировали ненормальным образом. Им показалось, что мы стараемся кооптировать их организацию в нашу партию. В результате несколько человек из комитета — Джулиус Лестер и другие — написали критические статьи в наш адрес. Нас упрекали в том, что мы не поговорили с нужными людьми, пытаясь осуществить слияние. Эта критика нас задела за живое. На самом-то деле, мы обсуждали наши планы с теми представителями комитета, которых мы знали и которые говорили от имени комитета. Мы считали, что за ними действительно стоит комитет. Но, очевидно, комитет их не поддерживал.

Как мне кажется, главной причиной наших разногласий со Студенческим комитетом стало элементарное недоверие. Если бы мы поддерживали друг друга и были честны в наших отношениях, то я больше чем уверен в том, что определенный уровень взаимного доверия был бы нами достигнут. Доверие — это важнейший компонент любых хороших взаимоотношений. В данном случае роль доверия возрастала еще больше, поскольку идея о слиянии может истолковываться и пониматься не совсем корректно и верно. Но между нами и комитетом настоящего доверия не было и в помине, потому что члены комитета искренне полагали, что мы, «Черные пантеры», только и мечтаем о том, чтобы прибрать к рукам их организацию, хотя в реальности все было с точностью наоборот — это мы собирались отдать комитету полный контроль над нашей партией. Они просто не видели, как в действительности обстоят дела. Впоследствии, когда я уже был в тюрьме, мне сообщили, комитет полностью отверг все планы насчет слияния с нами якобы потому, что я не ответил ни на одно письмо, присланное мне комитетом. Все это время я находился в одиночной камере и никаких писем от комитета не получал. Тем не менее, они считают, что ответственность за все несу именно я.

В конечном счете, все было к лучшему. Когда Студенческий комитет избрал для себя неправильное направление, он не потащил нас за собой. Какое-то время в комитете говорили о социализме, потом они снова изменили курс и стали защищать идею об отдельной нации и игнорировать классовую проблему в мировом масштабе. К тому же общаться со Стокли было бы проблематично. Мы окончательно уверились в этом после нашей первой встречи с партизанами из Африки и другими борцами за свободу. Они рассказали нам, что сначала доверяли Стокли, считая его революционером. Но когда он связался с реакционными правительствами африканских государств, он утратил их доверие. Стокли приезжал в страны Африки, просто признавал их, говорил о новом альянсе, который он готовил с Нкрумой, и выдавал себя за представителя африканских борцов за освобождение. Потом революционеры выяснили, что Нкрума на самом деле не поддерживал позицию Стокли относительно нации.

Впервые я встретился со Стокли в мае 1967 года. Тогда он приехал выступать в районе Залива. Один раз мы встретились в доме Элдриджа, в другой раз — у Беверли Аксельрод. Несколько раз мы вместе ездили в Сан-Матео на встречу с небольшими группами от местной негритянской общины. В своей последней книге Стокли написал, что во время его посещения Залива я и Бобби обратились к нему за разрешением организовать партию и назвать ее «Черная пантера». В этом утверждении нет ни капли правды. Мы с Бобби вместе выбрали название для партии, отталкиваясь от символа черной патеры, который использовала Освободительная организация округа Лоундес. Стокли помогал основывать эту организацию в Миссисипи. Мы никогда не просили у Стокли совета насчет создания нашей партии. Мы вообще организовали партию до того, как встретились с ним.

Так или иначе, мы разорвали отношения со Студенческим комитетом. Не то чтобы нам хотелось этого. Просто мы осознали, что мало чего добьемся, не имея их доверия. Потом я даже радовался разрыву, потому что взгляды Стокли так противоречивы, что ты никогда не знаешь, о чем он заведет разговор на этот раз. Когда человек последователен в своих взглядах, по крайней мере, ты понимаешь, что происходит и чего можно ожидать. Стокли же сегодня говорит одно, а завтра — совершенно другое. Он обвиняет нас в том, что мы сбиваем с толку людей, объединяясь с белыми. Но я скажу, что он запутывает людей куда больше, когда едет в Вашингтон и пытается помочь чернокожему полицейскому не вылететь с работы. А, между прочим, этот полицейский получает приказ убивать своих сородичей и защищает Истеблишмент. Стокли сказал мне, что он будет оказывать поддержку любому человеку, если тот чернокожий, и его не волнует, кто это будет. С нашей точки зрения, такая позиция является как расистской, так и самоубийственной. Если ты помогаешь негру, у которого есть пистолет и который принадлежит к вооруженным силам твоего угнетателя, значит, ты способствуешь своему собственному уничтожению.

Удайся наш план по слиянию со Студенческим комитетом, то, возможно, мы что-нибудь сделали для предотвращения беспорядков летом 1967 года. Доведенные до крайнего отчаяния, распаленные сильнейшим гневом, в июле и августе поднялись негритянские общины Ньюарка и Детройта. Сбылись наши худшие ожидания. В каждом случае социальный взрыв был вызван жестоким обращением полиции с чернокожим братом или сестрой. В широком смысле слова, устраивая уличные беспорядки, молодые чернокожие особенно выплескивали чувство безысходности. Эти яростные выступления, разумеется, вызвали усиление позиции «правых» и консервативной политики по всей стране. Волнения в Уоттсе случились в 1965 году, а уже в следующем году Рональд Рейган был избран губернатором. Теперь, после того, как в 1967 году города вновь потрясла вспышка расовых беспорядков, от правящих классов, без сомнения, нужно ожидать усиления репрессивного контроля. Калифорнийская история повторится в других штатах, а затем разрастется до национальных масштабов.

Все то неспокойное лето мы искали способы предотвратить такое развитие событий. Мы не прекращали что-то организовывать, набирать новых членов в партию, работали не покладая рук над нашей газетой. С пристальным вниманием мы следили за всем происходящим на улицах в центральной части городов. Зная это, мы могли направить энергию людей в конструктивном направлении. Особенно мы добивались того, чтобы люди поняли свои конституционные права, права, которые постоянно нарушались полицией и властями. Элементарное знание этих прав без всего остального могло бы помочь избежать многих проблем, которые возникают у людей в напряженных ситуациях.

Для распространения правовых знаний в массах мы начали специальную публикацию под названием «Карманный справочник для неотложной юридической помощи». Публикация прошла в первых выпусках нашей газеты. Пользуясь различными кодексами и юридической литературой, я в простой форме вывел набор правил, которым нужно следовать в соответствующих ситуациях.