Глава шестая. Пятница, тринадцатое

 

Ранее утро. Настолько раннее, что, открыв глаза, сложно было понять – пора со вздохом опускать ноги на ледяной пол или, закутавшись посильней, можно еще понежиться в теплой кровати. Заморозки посеребрили крыши дворцов и храмов. Стаи галок жалобно покрикивали над крестами соборов. От черной глади Сены поднимался легкий дымок.

В это полусонное время, когда Париж застыл, словно дремлющая в деннике лошадь, в мощные окованные железом двери Старого Тампля кто‑то громко застучал:

– Именем Святой Инквизиции и короля Франции Филиппа IV, приказываю отворить!

За воротами послышалось движение, и кто‑то затопал сапогами в сторону донжона. Похоже, часовые на воротах боялись принимать решение. Кулак со всей силы опять обрушился на дверь. Внутри крепости послышались голоса.

– Именем Святой Инквизиции, откройте!

За стеной затрещали лебедки, и Тампль впустил в свои недра большой вооруженный отряд под королевским штандартом. Первыми на холеных лошадях въехали канцлер Ногаре и королевский казначей Рено де Руа. Ногаре был при мече, облаченный в хауберг и кольчужные перчатки – может быть именно этими он бил по лицу несчастного понтифика. Присутствие казначея говорило само за себя. Канцлер указал стражникам на Башню Тампля, и десятки человек бросились внутрь.

– Приказываю сдать мечи!

Часовые‑рыцари на воротах молча повиновались. Из спальных корпусов грубо вытаскивали братьев и выстраивали перед донжоном. Кто пытался сопротивляться, тут же получали жесткий отпор. Льняные рубахи многих рыцарей и сержантов уже были в крови. Всеобщих вздох пронесся над цитаделью, когда несколько человек выволокли на площадь Великого Магистра. Обычно своенравный и надменный старик был испуган и жалок, что‑то кричал на королевских солдат, выдергивая руки. Увидев Ногаре, он присмирел и сник – слова Жерара де Вилье оказались истинной правдой. Довершение к жалкому виду Великого Магистра придавала длинная рубаха для сна и ночной колпак, прикрывавший тонзуру. Босые ноги давили осеннюю грязь. Жака де Моле вытащили прямо из кровати. Усмехнувшись, Ногаре развернул скрепленный королевской печатью пергамент и зачитал:

– Братья ордена воинства Храма, скрывающие волчью злобу под овечьей шкурой и одеянием ордена, гнусно кощунствующие над нашей верой, обвиняются в отречении от Христа, плевках на распятия, совершении непристойных жестов при приеме в Орден и своим «Символом Веры» они клянутся, не боясь оскорбить человеческий закон, безотказно отдаваться друг другу, когда бы их ни попросили…

Ничего не понимая, братия недоуменно переглядывалась. Все смотрели то на Великого Магистра, чье лицо искажалось то от страха, то от гнева, то на Хранителя королевской печати, сохранявшего непроницаемый вид. Происходило что‑то страшное и несправедливое. Но никто не мог понять – что?

– Ввиду того, что истина не может быть полностью раскрыта иным способом, а горькие подозрения пали на всех, мы решили, чтобы все члены названного Ордена в нашем королевстве, без всякого исключения, были арестованы и содержались под стражей до суда Церкви и чтобы все их имущество, движимое и недвижимое, было изъято, передано в наши руки и надежно сохранено…

Всего в Тампле задержали сто тридцать восемь братьев – сержантов и рыцарей, а также множество простых людей: послушников и вольнонаемных. Похоже, кто‑то уже успел сбежать. Арестованных грубо запихивали в повозки и развозили под конвоем по тюрьмам замков и монастырей. Магистр дал приказ не сопротивляться:

– Крепитесь, братья мои, я знаю что делать. Господь не оставит нас, в наших руках сила!

Но Жаку де Моле не дали договорить. Ногаре свернул пергамент, кивнул королевскому казначею и спешился с коня. В сопровождение королевских рыцарей, схватив беспомощного Магистра за плечо, канцлер и королевский казначей направились к хранилищу казны. Сзади, прихрамывая, бежал секретарь с чернильницей, пергаментом и пером – нужно было описать имущество Тампля.

В это же время бальи округа Кана арестовал всех храмовников Божи, его подчиненный виконт взял на себя тамплиеров Бретвиля. Виконт послал своего секретаря в Курваль и поручил доверенному рыцарю действовать в Вуазме… И так, от феода к феоду, от села к селу по всему королевству.

Сотни рыцарей, увозимые в этот день под конвоем, с тоской наблюдали, как раз и навсегда спускаются черно‑белые штандарты с родных донжонов и башен.

 

* * *

 

Казна была пуста. Нет, в сундуках и коробах оставалась пара тысяч экю и даже несколько сотен ливров, один сундук доверху был набит денье, были флорины, дукаты, но все было ничто в сравнении с пропавшим богатством Тампля. Забитые доверху подвалы своими глазами год назад видел король, прятавшийся в крепости от народного бунта.

– Где казна?! – почти закричал Рено де Руа.

Жак де Моле немного приободрился и стал похож на прежнего себя, каким был всего несколько дней назад.

– Ваша светлость, знаете ли Вы о той благотворной деятельности, что ведут Мilites Templi? На средства ордена построено более восьмидесяти величественнейших соборов и семьдесят храмов поменьше. Мы строим бесплатные дороги и…

– Жак де Моле, где вы спрятали деньги?

– Ваша светлость, король брал у нас огромную ссуду. Деньги все на руках. Мы – рачительные кредиторы.

Решив испытать упрямство старика на прочность позднее, во время пристрастных допросов, Гийом Ногаре приказал:

– Пересчитайте наличные средства. Они принадлежат короне.

Он вывел из хранилища Жака де Моле и припер к стене:

– Ты же знаешь, что я ищу не монеты.

В ответ Магистр только замотал головой:

– Объясните, что вам нужно точнее. Все наши сокровища и реликвии хранит Тампль, Указом Его Величества короля, вы имеете право изъять их.

– Где серебро из подземелий Соломонова Храма? – пальцы в знаменитой кольчужной перчатке сжались под кадыком старика.

Поняв, что Ногаре знает гораздо больше, Великий Магистр захрипел:

– Оно осталось на Святой Земле.

Пальцы сжались сильнее. Жак де Моле затряс головой.

– А точнее?

– При взятии Акры потерялось все.

Кисть канцлера разжалась, указательный палец медленно зачертил по шее Великого Магистра, потом ласково обвел губы старика и грубо уперся в его глаз. Жак де Моле задрожал:

– Мы вывезли совсем чуть‑чуть. В Тампле ничего не осталось. Можете обыскать. Один у короля Филиппа…

Палец требовательно надавил на зрачок. У Жака де Моле подкосились ноги. В глазу потемнело, и вспыхнул яркий сноп искр.

– Есть на Кипре… два. В Тампле ничего не осталось. Жерар де Вилье увез…

Ногаре приподнял бровь.

– Приору удалось сбежать?

– Я не знаю куда…

Кольчужная перчатка хлестнула по лицу. Ногаре умел это делать.

– Оставьте арестованного в Тампле. Сообщите, когда закончите опись. Я – к прево Парижа. Несколько человек ушло!

Ногаре направился было к выходу, но, подумав, побежал по широкой винтовой лестнице донжона. Там, на верхнем этаже, находилась комната Великого Магистра. Дверь была распахнута, а через порог серой лентой тянулось сброшенное одеяло. Ногаре в бешенстве откинул его сапогом, потом бросился к кровати, скинул набитый соломой тюфяк – использовать для набивки овечью шерсть запрещалось. Ни под тюфяком, ни под кроватью не было ничего. Канцлер распахнул дверцу секретера, выгреб все, что было внутри, сорвал со стены картину, перевернул ковер. С таким же успехом можно было разобрать по камешку Тампль и не найти ничего. Похоже, про грядущий арест храмовники знали.

Сердце глухо стучало. Для бросков по лестнице в тяжелой кольчуге Ногаре уже был староват. Он оперся о спинку кровати, приложив левую ладонь к занывшему боку.

– Голубь вывернулся из когтей нашего Орла?

От неожиданности Ногаре чуть не вскрикнул. В дверях стоял человек в черной одежде и черной маске, прикрывающей лицо. В разрезе недобро поблескивали глаза. Под их спокойным холодным взглядом Ногаре всегда начинал терять самообладание. К великой злости канцлера, на равных делавшему замечания королю и баронам, в присутствии этого человека начинал потеть лоб, а руки сами по себе бессвязно перекладывали какие‑нибудь вещи или расправляли складки камзола.

– Да, монсеньор Варфоломей, простите. Похоже, рыцарям кто‑то донес. Но мы еще не все обыскали…

– Мне всегда нравился этот вид, – человек в черном подошел к окну. – Это самая высокая башня Парижа, выше, чем у короля.

Вид действительно был превосходным. На улице давно рассвело, и Париж наполнился обыденной суетой. Над шпилями соборов вились голуби и пронзительно покрикивали чайки, а по покрывшейся мурашками волн речной глади лениво ползла галера – рядом находилась Тамплиерская пристань.

– Надеюсь, порт оцеплен?

– Да, монсеньор, я действую по вашему плану.

– Я вытащил этого чванливого бургундца с Кипра в Париж, а ты «действуешь по моему плану»? С ним было двенадцать возов казны – для тебя с королем, и несколько моих фигурок. А ты оказался неповоротлив, как дряхлый кот среди толпы мышек.

Слова вошедшего были истинной правдой. Жак де Моле в сопровождении шестидесяти рыцарей с прислугой и дюжиной возов еще в конце зимы доверчиво прибыл в Париж, как раз в то время, когда против Ордена вовсю формировалось дело. Среди свиты прибыл и человек в черном, числившийся при Магистре сарацинским писцом – арабским языком, как и висевшей на боку саблей, он владел в совершенстве.

– Монсеньор, я уже напал на след. Ночью сбежал приор Жерар де Вилье и около десяти рыцарей с прислугой: Энбер Бланк, Гуго де Шалон, Пьер де Буш, Гильом де Линс…

– И?

– Думаю, талисманы у них, если не спрятаны в Тампле. Я уже послал гонца к Парижскому прево. Он должен выслать отряд.

– Не жалейте сил, по всем направлениям.

– Приор прихватил племянника‑шотландца. Возможно, они поедут в Англию, на север, это самый короткий путь за пределы домена.

– «Возможно»? Возможно, мне придется отказаться от твоих услуг.

Ногаре стиснул скулы. Ненависть к жестоким начальникам всегда пропорциональна страху.

– Это небольшая заминка, монсеньор. В конце концов, есть система допросов.

Человек в черном кивнул и, не прощаясь, вышел. Гийома Ногаре словно обдало холодом из преисподней.

 

* * *

 

В отличие от Хранителя королевской печати, Филипп Красивый был доволен. При помощи талантливого канцлера ему удалось поставить L`Ordre des Tampliers на колени – за один день в тюрьмы и темницы было заключено более пяти тысяч тамплиеров – от Великого Магистра до последнего слуги. Более того, получилось избавиться от долгов и расширить свои владения за счет тамплиерских земель. Из сундуков и хранилищ командорств набралась приличная сумма денег. Сколько – никто не узнал, свои дела король держал в тайне.

Как не храбрился Жак де Моле, но на допросе повел себя странно. Без растягиваний на дыбах, жаровен и «испанского сапога» он объявил Орден виновным в отречении от Христа и даже согласился плюнуть на крест. Правда, плюнул все же не на крест, а на землю. После этого Великий Магистр подписал указ всем тамплиерам признать обвинения. Возможно, старик пытался спасти свое войско от пыток и кого‑то безрезультатно ждал. А, может быть, это произошло из‑за того, что у канцлера Ногаре, беседовавшего с ним в этот день, глаза были разного цвета.

Потом несчастный бургундец не раз отрекался от своих показаний, но ящик Пандоры раскрылся. Папа Климент сдался и подписал буллу «Pastoralis praeeminentiae» об аресте рыцарей Соломонова Храма во всем христианском мире и дальнейшем пристрастном допросе.

И Великий Инквизитор Гийом де Пари с рвением цепного пса взялся за дело.

 

Глава седьмая. Подполье

 

1311 год, Франция, графство Шампанское

– Слава Господу! Ты жив! – человек в одежде торговца бросился к низенькой двери.

– Хвала Небесам! Бернар!

В винном погребе небольшой фермы, что примостилась на топких берегах реки Барсы, в двух верстах от деревушки Лузиньян, собралось несколько мужчин, кто явно хотел скрыть свой род занятий и имя от встречавшихся по дороге людей. Тот, кто не раз бывал в Оверни, в одном из них смог узнать командора Умбера Блана. Он был одет в недорогой полукамзол и короткий суконный плащ, отороченный лисой – наряд, присущий бедному дворянину. Двое других старались походить на торговца и его слугу из Тулузы – южно‑французский акцент им хорошо помогал. Первый, кого называли Бернаром, в действительности был командором Прованса, а сопровождавший его «слуга» – рыцарь‑сержант. Двое же были облачены в священнические одежды, но по походке, манерам и разговору действительно ими являлись: Пьер де Болонья и Рено де Провен. С ними прибыл человек, одетый как монах‑цистерианец – из‑за находившегося неподалеку аббатства этого Ордена подозрений он вызывал меньше всего.

– Умбер, где же твоя тонзура?

– Быльем поросла, брат Бернар, как и у вас. А ты нынче ездишь без шпор, подобно сарацину?

– Ну, я же вроде как «торговец»!

Масляный светильник ярко горел, потрескивая фитилем, и окрашивал стены из известняка в красновато‑оранжевый цвет. Фигуры людей отбрасывали на стоящие в ряд бочки причудливые языки теней.

– Отец Пьер, храни вас Господь за то, что отстаиваете интересы Ордена в Париже!

– Это мой долг.

– Вы в курсе последних событий. Умоляю – как братия, как Великий Магистр? – глаза командора Оверни были полны искреннего отчаянья. За вечер он не раз повторял, что, если бы не приказ Жака де Моле сопровождать казну в Англию, никогда бы не покинул страну и разделил участь братьев.

– Тампль… Помните, Жак де Моле приехал за несколько дней до ареста? А капитул, который велели собрать? На него в Тампль съехались командоры… Это был чей‑то хорошо продуманный план. Даже смерть герцогини Екатерины загадочным способом укладывается в него, – грустно вставил второй священник.

– Рено де Провен прав. Думаю, и отречение Жака де Моле случилось не просто так. Вопрос – почему он так сделал?

– Думаю, надеялся на благородство папы. Но понтифик предал всех нас.

– В Париже сейчас рыцарей около полутора сотен, всего – где‑то пятьсот человек. Рыцарей и командоров держат в замках Корбей, Море‑сюр‑Луэн, королевском Шиноне. Великого Магистра в числе других братьев держат в Тампле, но на допросы его переводят то туда, то сюда.

– Говорят, вожак своры изуверствует как палач, – Бернар имел в виду Великого Инквизитора Гийома Парижского – главу доминиканцев‑инквизиторов Псов Господних.

– Хуже! В своей ненависти он потерял человеческий облик. Тридцать шесть рыцарей в Париже умерли во время пыток. Несколько повесилось. Но большая часть созналась в кощунствах, которые не привидятся и в горячке.

– Да, целовать кошку под хвост. Или обмазывать жиром нерожденных младенцев какого‑то Буффумета.

– Что говорить, в Англии одна почтенная дама показала, что видела на исподних штанах тамплиера нашитый на заднице крест.

– Старая ведьма пробралась в дортуар?

– Святые угодники! Скорее всего, это была заплатка.

– Скорее – наглая ложь.

– Да, братья мои, Инквизиция предъявляет сто семьдесят два пункта обвинений – до которых не додумается и самый изощренный ум.

– Слава Богу, папу замучила совесть, и ведение дела передано епархиальным судам. Теперь Инквизиция захлебывается от ярости, но вынуждена считаться с участием кафедральных каноников и францисканцев. Иначе Гийом умертвил бы всех до одного, а потом бы извлекал их тела из могил, чтобы и после смерти предавать пыткам.

– Как когда‑то король Филипп хотел раскопать могилу и бросить в костер кости бедного Бонифация.

– Про огонь… Капеллану Бернару де Вадо сожгли все мясо на стопах – так, что через несколько дней у него выпали пяточные кости.

– Братия сподобится мученических венцов и воссияет во славе у Бога!

– Со времен первых мучеников Христовых мир не ведал такого зла!

– Господь посылает знамения, что наши люди не виновны. Когда сжигали на кострах самых верных, пламя не тронуло кресты на их одеждах.

– А близ Падуи одна кобыла ожеребилась жеребенком о девяти ногах. В Ломбардию прилетали неведомые птицы. Во всей падуанской области за дождливой зимой наступило сухое лето с градовыми бурями, так что все хлеба погибли…

– Ни один римский авгур не мог бы пожелать более ясных предзнаменований.

– Братья, насколько я знаю, Гийом Парижский усердствовал не просто так. Он искал серебро тамплиеров, и я думаю, вы догадываетесь, о чем я, – отец Пьер внимательно посмотрел на присутствующих. – С нами прибыл отец‑капеллан.

Отец Пьер указал на сидевшего молча человека, одетого как монах‑цистерианец. Тот представился:

– Отец Франсуа, капеллан командора Рембо де Карона.

– Вы с Кипра?

– Да, но наш командор сейчас в застенках замка Шинон. Туда же, говорят, перевели Великого Магистра. Как писал апостол Матфей: «Поражу пастыря, и рассеются овцы». Я знаю, что наш отец Жак де Моле перед арестом послал приора Франции на Остров, благословив взять из пещеры амулеты.

Командор Бернар покачал головой:

– Наш великий основатель Гуго де Пейен не поощрял использовать амулеты. Когда‑то ради политического шага мы подарили французской короне Орла, а теперь нет уверенности, что он не действует против нас. Ведь он в руках Ногаре и Филиппа.

– Сейчас именно то время, когда нужно идти на компромисс.

– На Остров попасть невозможно, не используя путеводный Дельфин. А с ним, как известно, уехал Жерар де Вилье. С тех пор никто не слышал о приоре. Возможно, его давно уже нет в живых.

– Говорят, его видели в Марселе. И все. Так или иначе, прошло три года и лучшие из наших людей отправлены на костер, сотни не выдержали пыток, остальные отреклись и согласились перейти к госпитальерам.

– Но сотни, а может быть, еще тысячи верных томятся по неизвестным монастырям – ведь многим дают пожизненное заключение. Ради них мы должны рискнуть, – с этими словами отец Франсуа полез в походную сумку и извлек из нее фигурку, завернутую в кусок грубой серпянки.

Из присутствующих еще никто не видел серебро тамплиеров собственными глазами. Это была непонятная композиция – черепаха, перевитая змеёй. Казалось, от серебристого металла, из которого был отлит амулет, исходило слабое свечение, а по неровным изгибам змеи будто проскальзывали серо‑голубые переливы.

– Я не знаю, как она называется. Но если носишь эту штуковину на груди, или просто в кулаке, то можно проходить сквозь стены.

– Тампль! – почти одновременно воскликнули Умбера Блан и Бернар.

– И что толку? Чтобы одним узником стало больше? Или хотите поболтать с Жаком де Моле? Говорят, он умоляет подвергнуть себя пыткам, чтобы искупить малодушие первых дней. Нет, нам нужны еще фигурки. Надо попытаться собрать все, что осталось на руках у братьев, а потом решать.

– Не думаю, что кто‑то точно знает, как использовать их. Приор Франции разбирался, Великий Магистр, Рембо де Карон что‑то знал.

– В хранилище Кипрского Тампля был манускрипт, сейчас его перевезли в Германию с архивом. Это список с того самого, которым владел Гуго де Пейен. Но шифры утеряны во время взрыва Аккрского Тампля. Может, кто из ветеранов сможет еще разобрать?

– Я знаю точно, – кивнул головой Умбера Блан, – что один амулет хранился у Магистра Англии, я отвозил туда часть архивов и казну. Не думаю, что он попал в руки Ногаре или Инквизитора‑Гийома.

– Еще один есть на Кипре. Постарайтесь передать оставшимся на свободе братьям, что мы ищем фигурки. Время не ждет.

Ферму покидали по очереди. Никто не знал, что на поиски уйдет не один год.

 

* * *

 

Март 1314 года, Париж, Тампль

Жак де Моле, подряхлевший и измученный человек, в котором бы никто не признал когда‑то самодовольного вершителя судеб, сидел на ложе, сколоченном из грубых горбылей – в Тампле в свое время милосердно относились к заключенным. В Шиноне для отдыха был простой каменный выступ. Тогда приходилось спать сидя, поставив ноги на пол.

На Великом Магистре была давно не стиранная рубаха‑туника, разорванная на плече. Старик смотрел на свои бледные босые ноги, беспомощно опущенные на каменный пол, и медленно качал головой.

С тех пор, как пару лет назад папа Климент V официально закрыл Орден, допросы превратились в пустую формальность. Раз за разом Великого Магистра вызывали на суд и раз за разом задавали одинаковые вопросы. Гийом Ногаре перестал приезжать. Видимо, он всласть потешил свое самолюбие и оставил сломленного старца, как бросает котенок полуживого жука, когда тот перестает шевелиться.

– Все кончено, брат Жоффруа.

Прошло то время, когда тамплиеров держали в одиночках, чтобы они не смогли договориться и придумать план. Теперь, для экономии места и времени, в камеру к Магистру поместили командора Нормандии Жоффруа де Шарне. Командор был в нижней одежде со следами побоев на лице. Несмотря на синяки, держался он благородно.

– Всегда есть надежда, монсеньор. Всегда есть надежда…

– Я слишком надеялся на папский суд, я слишком долго ждал помощи от приора. И ты знаешь главное – я слишком боялся пыток.

– Не терзайте себя, монсеньор.

– Жоффруа, я всю жизнь держался перед Орденом и Господом честно. Совесть моя чиста. Но я надеялся и на чужую совесть. Жоффруа, понтифик тайно был одним из нас!

– Климент был тамплиером?!

Великий Магистр обреченно кивнул головой:

– Да, и он ничего не сделал!

– Слаб человек.

– Да, Жоффруа, слаб. Я слишком боялся пыток. А братья мои пошли на костер, и я тоже ничего не смог сделать.

– Они мученики, монсеньор, мы будем за них молиться. Король дал пожизненное заключение мне и вам, и другим командорам.

– Только кровью можно искупить кровь, – покачал головой Жак де Моле. Длинной седой бородой и отросшими волосами, обрамлявшими лысину и высокий лоб, он напоминал древнего пророка: – Я откажусь от данных мной показаний.

– Это самоубийство, Жак! Тебя признают «еретиком, впавшим в ересь»! Не делай этого, монсеньор! – Жоффруа медленно опустился на колени.

– Хорошо, я подумаю, брат.

 

* * *

 

17 марта 1314 года, Париж

Глухо ударила кувалда, выбивая из засова заклепку. Дверь лязгнула, и в проеме показался инквизитор в бурой сутане, препоясанный веревкой. Позади стоял конвой из королевской стражи.

– Обвиняемые, прошу пройти на допрос, который будет сегодня проходить в Нотр‑Даме.

Тамплиеров вывели и направили к повозке, где уже сидели, жмурясь от дневного света командор Аквитании и Пуату Жоффруа де Гонневиль и Гуго де Пейро – главный смотритель и второй человек в Ордене после Жака де Моле.

Огромная комиссия из кафедральных каноников, папских легатов‑кардиналов, епископов доминиканцев и францисканцев и прочих высокопоставленных слуг Католической Церкви нависла над четверкой тамплиеров, как хищник над жертвой.

Что могли сделать четыре раздавленных унижениями и пытками старика? Дело закрыто, Орден распущен. Повторить признания в очередной раз и разъехаться по далеким монастырям доживать свой век в заключении. Грустная ирония, но заседание проходило в Нотр‑Дам де Пари – лучшем соборе, возведению которого немало поспособствовал Орден Тамплиеров.

Великий Инквизитор Гийом де Пари призвал суд к тишине.

– Обвиняемые, а именно: Жак де Моле – Великий Магистр Ордена, Жоффруа де Шарне – командор Нормандии, Гуго де Пейро – главный досмотрщик Франции и Жоффруа де Гонневиль – командор Аквитании и Пуату сего числа, восемнадцатого марта одна тысяча триста четырнадцатого года от Рождества Христова приговариваются к пожизненному заключению по обвинению в следующих еретических заблуждениях, в которых перечисленные выше особы сознавались неоднократно в ходе проведенных Великой Инквизицией допросов и допросов светских судей:

– In proto. При вступлении в Орден неофита, наставник уединялся с ним за алтарем или в другом месте, где заставлял его три раза отречься от Спасителя и плюнуть на крест. In secundo. Шнурок, который тамплиеры носили как символ целомудрия, освящался тем, что его обвивали вокруг идола, имевшего вид человеческой головы с длинной бородой и почитаемого руководителями Ордена…

– Я протестую!

По сонному залу пронесся гул. Дремавшие и находившиеся во власти собственных отвлеченных дум судьи разом уставились на говорившего. Жак де Моде медленно поднялся со скамьи заключенных.

– Ваше преосвященство, Великий Инквизитор, благочестивые отцы и судьи. Я раскаиваюсь в данных ранее показаниях, потому что они были совершены по малодушию и страха перед пыткой. В этом храме перед лицом Господа моего я признаю себя невиновным по всем пунктам пяти обвинений и отказываюсь от своих признаний, данных по человеческой слабости семь лет назад и навлекшим на вверенных мне людей многочисленные беды. Устав Ордена был создан и соблюдался по Католическим нормам. Мы не согрешили пред Господом ересью, а выдвигаемые против Ордена обвинения – гнусная ложь.

Гул с новой силой пролетел под сводами. Лица судей застыли в недоумении.

Великий Инквизитор Гийом де Пари неодобрительно покачал головой:

– Осознаете ли вы, что своим отказом становитесь нераскаявшимся еретиком, впавшим в ересь вторично, и лишаете себя возможности рассчитывать на помилование Католической Церкви и короля?

– Наши тела в руках короля, а души принадлежат Богу!

– Есть ли еще кто‑нибудь среди вас, кто откажется от своих показаний?

Командор Жоффруа де Шарне, глубоко вздохнул и встал рядом с сеньором.

– Я оказываюсь от прежних показаний.

– Подумай, что ты делаешь, брат. Это шаг на костер, – прошептал Великий магистр.

– Это – мой выбор.

Оставшиеся тамплиеры только опустили глаза.

– Объявляю суд закрытым. Именем святой инквизиции Гуго де Пейро – главный досмотрщик Франции и Жоффруа де Гонневиль – командор Аквитании и Пуату признаются виновными в ереси по всем пунктам или части пунктов и приговариваются к пожизненному заключению в Аквитании в монастыре Ордена святого Доминика. Жак де Моле – Великий Магистр Ордена, Жоффруа де Шарне – командор Нормандии объявляются виновными, как впавшие во вторичную ересь закосневшие еретики и приговариваются к сожжению на костре.

Это было как гром среди ясного неба.

Королю об упрямстве Великого Магистра доложили через час – Филипп Красивый находился в своей резиденции на Сите рядом.

– Что ж, поджарьте завтра же этого старого осла! Вот как раз на том островке, чтобы мне было лучше видно, – король указал на небольшой островок прилепившийся к Сите, как жеребенок к повозке. – И вот что, пожалуй – не протыкайте ему багром сердце. Пусть помучается живьем. Мученичек Господень. Да, на голову ему не забудьте надеть маску с бородой и рогами.

Филипп Красивый поблагодарил докладчика и указал на дверь. У короля были другие заботы.