Глава 60. Экзотический остров

 

После моего заплыва в Молуккском море я могу утверждать, что акул оклеветали. Правда, я — не первый человек, который делает подобное заявление. Среди многих книг об акулах, прочитанных мною в порядке подготовки к марафонскому заплыву, была одна, названия которой я, к сожалению, не помню. Автор книги, американец, с чисто американской деловитостью заявлял, что в мире не было ни одного случая, который бы математически точно подтверждал, что акула напала на человека.

И дальше он пояснял, что все страшные рассказы об агрессивности и кровожадности акул по отношению к человеку были основаны на недостоверных показаниях третьих лиц и никогда не шли от первого лица и необходимого числа по-настоящему достоверных свидетелей. Я полностью с ним согласен. Хочу только добавить, что эта клевета родилась не сама по себе, а — в угоду любителям острых ощущений. Вспомним по этому случаю аналогию. С какой радостью любители ужасов, любители острых ощущений, подхватили клевету на осьминогов, которую так живописно начал Виктор Гюго в своей книге «Труженики моря». А ведь только Кусто удалось развеять эту клевету, протанцевав вальс с осьминогом под водой и показав всему миру об этом фильм («В мире безмолвия»).

Акула, как и осьминог, страшна и неприятна на вид. Значит она должна иметь такой же характер! — еще одно доказательство ее вины. Как очевидно, и это «доказательство» не имеет математической убедительности.

И, наконец, оклеветать акул — выгодно кремлевским заправилам. Ежегодно десятки советских людей предпринимают попытки бежать из советского «рая» морским путем. Страх перед акулами может остановить некоторых из них.

Теперь вернусь к своему повествованию. Потерпев неудачу в своей третьей попытке преодолеть береговое течение и достичь берега, я во второй половине дня, пользуясь помощью противотечения, медленно плыл под обжигающими лучами солнца к своей исходной точке. Силы во мне заметно убавились. Кроме острой боли в глазах я уже давно ощущал сильную жажду. Я мысленно представлял себе завтрак на судне, когда на закрепленном за мною месте в ресторане, кроме всего прочего стоит стакан сока. Я мог бы выпить этот сок, если бы находился на судне. А потом еще горячий чай! Затем я представил себе обед. И прежде всего компот, который также стоит на столе и дожидается меня. А в каюте у меня осталась бутылка лимонада. Почему я не выпил его прежде, чем прыгнуть в море!

Ален Бомбар в своей книге уверяет, что пить морскую воду можно. И я сделал несколько глотков. Жажда нисколько не уменьшилась.

«Если я останусь жив — кожа будет сходить с правой стороны лица», — отметил я про себя, так как солнце было справа и обжигало правую часть лица.

«Если я достигну берега и найду реку или водоем с пресной водой, то не следует забывать о том, что в ней могут быть крокодилы» — промелькнула другая мысль.

Видимо от переутомления мысли мои скакали с одного предмета на другой. Вдруг я подумал, что мой военный билет и фотокарточка, вложенные в презервативы, непременно должны промокнуть.

Я и раньше замечал, что медленный темп марафонского заплыва как-то синхронно воздействует на работу мозга. Мысли во время заплыва текут тоже медленно и как-то вяло. Видимо для дилетанта такая фраза звучит если не кощунственно, то весьма необычно: прислушиваясь к равномерному темпу своего неторопливого брасса — я захотел спать. В таком полусонном состоянии я чуть не столкнулся с очередным встреченным мною животным. В самый последний момент сильным гребком я увернулся от столкновения. А ведь если бы я толкнул животное, то оно могло бы дать сдачи! И было бы право по всем законам: и по рыбьим и по человечьим!

Приплыв в исходную точку (читатель наверное помнит, что моя исходная точка находилась на траверзе юго-западной оконечности острова) я не стал повторять в четвертый раз попытку пристать к берегу со стороны фасада острова. Теперь я решил заплыть как можно дальше на восток вдоль южной стороны острова и попробовать пристать к южному берегу острова. Находясь теперь довольно далеко от берега (в струе противотечения) я видел большой кусок южного берега, который по своему ландшафту отличался от западного берега или «фасада». Здесь берег состоял как бы из двух холмов и участка плоскогорья. Между холмами было вроде бы ущелье, и там я предполагал найти воду.

Людей же я предполагал встретить не в джунглях, которыми поросли холмы, а только на плоскогорье. На бухту перед ущельем я возлагал особые надежды. Я рассчитывал, что конфигурация бухточки создаст нечто вроде водоворотов в самом течении и течение временно потеряет силу в этих водоворотах, ниже которых (западнее) я смогу пристать к берегу. Однако первая попытка в новом месте оказалась неудачной. Я слишком ослаб и хотя течение было действительно не очень сильное — я не смог преодолеть его. Меня вынесло в район «исходной точки» на траверз юго-западной оконечности острова. Что было делать? Солнце опустилось уже довольно низко. Я оценил время как 15 или 16 часов. Хотя температура воды была 30 °C. у меня начинался озноб. Глаза болели так, как будто представляли собой сплошную рану. Жажда мучила невыносимо. Начала болеть правая рука. «Могу ли я проплавать в море еще одну ночь?» — поставил я перед собой вопрос и хотя ответ был готов: «Если придется — буду плавать еще одну ночь!» — мне очень не хотелось этого.

«Тогда я должен нарушить слово, которое дал сам себе перед заплывом, — решил я. — Иного выхода нет». Я знал что изменение стиля плавания почти наверняка вызовет, во-первых, судороги (как уже было со мной на тренировках в Черном море), а во-вторых, может спровоцировать нападение акул. Но я умел плавать быстро только на спине и только на спине я мог бы преодолеть течение.

Это было самое рискованное решение за все время моего заплыва. И я был немедленно наказан. Когда с огромным трудом я снова углубился на восток вдоль южного берега острова и на траверзе бухточки, что находилась под ущельем, перевернувшись на спину, быстро поплыл к берегу, то произошло то, что и должно было произойти — судорога свела мою правую ногу. Икра вздулась и образовалось твердое, прямоугольное утолщение. От боли и от неспособности двигаться вперед я завертелся на одном месте как подстреленная утка. Какую отличную приманку я представлял тогда для акул! Лежа на спине и делая судорожные движения левой ногой, я обеими руками массировал икру правой ноги. Ведь знал же наверняка, что после почти суточного заплыва брассом на груди изменить стиль плавания — наверняка вызвать судороги! Знал и рискнул! Это была самая большая моя ошибка. Поистине терпение у Господа неистощимо! Господь и на этот раз помог мне. Минут через пять мышца стала размягчаться и вот уже, повернувшись на грудь, я снова медленно поплыл.

Опять все сначала! Больше ни за что на спину не перевернусь! Буду пытаться преодолеть течение на груди. Буду делать одну попытку за другой — вплоть до темноты. А с наступлением ночи поплыву вдоль берега на восток (по звездам) — туда, где вдали виднелся другой берег. Если все будет нормально — к утру доплыву до того далекого берега и там возобновлю свои попытки причалить. Таким был тогда мой план. Плывя вдоль берега на восток, чтобы занять исходное положение для очередной попытки причалить, я сперва заметил среди сплошь заросшего джунглями берега два очень небольших пляжа с желтеющим на них не то песочком, не то — кораллами. Мне эти пляжи очень понравились. Еще бы! На пляжах не было видно крупных камней, которыми изобиловал весь остальной берег. Это обстоятельство исключало вероятность того, что я в момент причаливания не смогу справиться с накатом и какая-нибудь волна с размаху ударит меня о камни. Оставалась только одна опасность, что обратная, то есть уже идущая обратно с берега накатная волна опрокинет меня навзничь и я захлебнусь в водовороте. Но у меня был опыт в борьбе с обратными волнами и я не очень боялся их.

Я стал выбирать место для старта и на расстоянии 25–30 метров от правого пляжа заметил на самой стремнине течения как бы самодельный буек. Этот самодельный буек, казалось, стоял на якоре и возможно какой-нибудь веревкой был соединен с берегом. «Наверно, — подумал я, — это местные жители установили буек и привязали его к берегу для того, чтобы они могли купаться, держась за веревку, и течение не унесло бы их». Такие буйки установлены на некоторых санаторных пляжах в Сочи. Сказав мысленно: «Господи, помоги!» я ринулся к этому буйку. Делая по два гребка на каждый вдох, я заметно приблизился к берегу, но течение тоже делало свое дело. Когда я был на расстоянии 30–35 метров от берега, буек уже находился далеко от меня справа. Течением меня снесло влево. Но передо мной теперь появился второй пляж, левый, и я поплыл к нему, стараясь подныривать как можно глубже и по прежнему делая по 2 гребка на каждый вдох. И вдруг, поднырнув очередной раз, я увидел дно! Дно было выложено не кораллами, как я ожидал, а обыкновенными камнями. И на камнях играли солнечные блики! Силы мои прибавились и через какие-то мгновения глубина была мне уже по пояс, затем — по колено. Я хотел встать на ноги, но ноги не держали меня. Тогда я встал на четвереньки и так на четвереньках выполз на берег. Накатная волна ударила в меня, когда я был уже на берегу.

«И вышел он на брег крутой

Стихии бурной победитель…»

Если бы меня кто-нибудь увидел тогда, то меньше всего посчитал бы за победителя. От острой боли в глазах, от чрезмерной усталости я громко стонал и полз на четвереньках по острым береговым камням. Но тем не менее я действительно был победителем. За 18 или 20 часов я проплыл среди течений, акул и медуз 40–45 километров. (Расчет простой: моя средняя скорость 2,2–2,5 км/час). Некоторые скажут: «Он победил течение, акул и физалий». Это будет слишком. Победить можно того, кто воевал с тобой. Но ни акулы, ни физалии и не пытались бороться со мной. Зачем же клеветать на них, присваивать себе неодержанную победу? Я скажу так: я победил морское пространство и течение, я победил страх. И я победил чекистов, которые все сделали для того, чтобы я не мог бежать. Но я бежал. И этого достаточно для того, чтобы возгордиться. Но мне тогда было не до гордости. От слабости я не мог даже вознести молитву Господу.

Я переполз на четвереньках через неширокий и очень замусоренный камнями и палками пляж, ища и не находя хоть сколько-нибудь ровного местечка, чтобы лечь. Наконец, вблизи начинающихся джунглей, под ветвями какого-то большого дерева я увидел среди прочих больших и острых камней один камень более-менее плоский. Камень был очень небольшой, но я лег на него. Острые соседние камни вонзились мне в бока. Я лежал и терпел. Я столько потерял сил, что экваториальное солнце не в состоянии было согреть меня. Мне было холодно. «Очевидно будет лучше, если я разденусь», — подумал я. Не сдерживая громких стонов, я приподнялся и сел на камне. Глаза нестерпимо болели, все тело ломило, а когда я стал стягивать с себя рубашку, то оказалось, что я не могу поднять правую руку. Пришлось левой рукой вытаскивать из рукава правую руку, как палку. Затем я отвязал и снял с себя чулки и носки. Всю одежду я положил на соседний камень. Я вынул из кармана плавок носовой платок, завязал на его углах узлы и надел платок на голову, как чепчик от солнца. Затем снова лег на камень и стал прислушиваться к тому, как в моем организме шли целебные, восстановительные процессы.

На море раздался приглушенный шум. Я посмотрел туда и увидел длинную и узкую моторную лодку с людьми. Люди в лодке смотрели в мою сторону. В этот момент все мои стремления сводились к одному — лежать. Я не мог даже крикнуть или жестом привлечь их внимание к себе. И я лежал совершенно голый. Если бы я сообразил тогда, какой шанс на спасение я терял, и если бы знал, что джунгли полны зверей, сила воли вероятно дала бы импульс еще для одного усилия. Но я весь расслабился, ни о чем не думал и молчал. Лодка постояла немного и исчезла из вида. Я снова опустил голову на камень. Экваториальное солнце, наконец, согрело меня и стало жарко. Тогда я переполз на другое место, где была тень. Потом на короткое время солнце скрылось и пошел дождь. После дождя опять вышло солнце. «Ведь я мог набрать в резиновую шапочку дождевой воды!» — подумал я. Однако шевелиться не хотелось, но и заснуть я тоже не мог. Через какое-то время я приподнялся, оделся, поднял валявшуюся неподалеку бамбуковую палку и, опираясь на нее, встал на ноги. Ноги мои дрожали и еле держали меня, очень болела правая рука, но видя, что солнце уже заходит, я двинулся в поисках воды вдоль берега на восток, в сторону предполагаемого ущелья. Я знал, что в темноте воду мне будет не найти. Лодок на море больше не было видно и я уже начинал жалеть о том, что не окликнул островитян. Надо сказать, что остров оказался совсем не таким, каким я ожидал его увидеть. Я ожидал увидеть райский остров с мелким коралловым песком и зарослями банановых деревьев у самого моря — копию острова Понтики-Бесар или же того острова, на котором Тур Хейердал проводил свой медовый месяц. Ничего подобного не было. Не было тоже и манговых деревьев, как на острове Понтики-Бесар. Правда, было много кокосовых пальм. Я знал, что сок кокосовых орехов — традиционный тропический напиток. Но как и чем расколоть орех? Орехи валялись на земле. За ними не надо было даже лазить на деревья. Но мой маленький перочинный ножичек гнулся, но не мог разрезать прочную кожуру ореха. Когда я пытался разбить орех камнем, то он только пружинил. Потеряв напрасно время, я двинулся дальше. Проходя мимо «буйка», к которому я так стремился, когда видел его со стороны моря, я обнаружил, что за буек я принимал всего-навсего затопленную ветку дерева, каким-то образом зацепившуюся за дно и трепетавшую на течении.

Теперь мне пришлось шагать по острым камням и по острым коралловым рифам. Крабы врассыпную бросались от меня, но я не обращал на них внимания. Мои носки вскоре превратились в лохмотья. Что бы не идти по острым кораллам, я пошел через джунгли. Там я увидел зверя величиной побольше волка, но поменьше медведя, с длинной серой шерстью. Зверь неподвижно сидел ко мне спиной, как раз на моем пути. Плохо видя своими воспаленными глазами, а в джунглях к тому же было сумрачно, я не сразу оценил опасность и опрометчиво ударил палкой по дереву, чтобы убедиться: живое существо сидело передо мной или нет. В ответ зверь неторопливо повернул ко мне свою морду. Забыв о том, что я босиком, я бегом бросился назад, к морю. Я был готов в какой-то степени к встрече с акулами, физалиями и с морскими течениями. Но встреча с дикими животными в джунглях! Об этом всерьез я никогда не думал. И это обстоятельство поставило меня в тупик. «Ну, найду я воду, — думал я. — К тому времени станет темно, и звери сойдутся на водопой. Что, я рядом с ними буду лакать воду?»

Когда позднее, в итальянском цирке «Медрано», я впервые в жизни увидел серого орангутанга, то у меня сразу всплыло в памяти то животное, которое я повстречал в джунглях. Оба животных очень походили друг на друга.

Вспоминая теперь тот день, я осознаю, что тогда мне представлялась уникальная возможность познакомиться с растительным и животным миром одного из немногих островов на нашей планете, который не пострадал особенно от цивилизации. Вряд ли какой-нибудь турист, да и специалист тоже, может похвастаться, что он был на острове Бацан, имеющем редких птиц, таких например, как попугаи Нури или Какаду, и животных, в том числе сумчатых, которые могут еще встретиться только на Новой Гвинее или в Австралии. Однако, мне было не до них. Я был предельно переутомлен, хотел пить и спать, мои глаза нестерпимо болели. Идти без обуви, в одних только носках, по острым кораллам, было очень больно. Я вскрикивал от боли каждый раз, когда неудачно становился на очередной коралловый выступ, и шипы врезались в мои подошвы. Сначала я шел по узкой береговой полосе, которая хотя и была засыпана кусками кораллов, но все же была проходима. Но скоро идти стало еще хуже. Береговая полоса кончилась, и джунгли подступили к самому срезу воды. Переплетенные лианами, густо растущие деревья создали для меня непроходимую преграду. Пришлось спуститься в море и идти вдоль скал по пояс в воде. Море было очень неспокойно и брызги от волн, разбивающихся о прибрежные скалы, скоро вновь намочили всю мою одежду, которая подсохла, когда я лежал на солнце. Иногда мои ноги проваливались в разные расщелины на морском дне, и была реальная опасность, что я или сломаю себе ноги или же за мою ногу ухватится какое-нибудь морское животное, вроде мурены, морской змеи или захлопывающейся огромной раковины.

Так я шел довольно долго, когда услышал в джунглях голоса.

— Эй! Эй! Идите сюда! — закричал я изо всех сил. Никто мне не отозвался. Я закричал еще раз. Опять никто не откликнулся. А голоса, вернее крики, продолжались.

Тогда я понял, что это были крики обезьян. «Бабуины, кажется, любят кричать», — вспомнил я, но сознание того, что я попал в давно желанный мир экзотики, не воодушевило меня: слишком у меня болели глаза, и слишком я хотел пить.

В принципе, напиться можно было из кокосового ореха, но я не смог расколоть его. Воду все равно надо было искать, хотя бы для того, чтобы промыть глаза. Без питья, я знал, человек может прожить три дня. В моем случае прошли лишь одни сутки. Даже принимая во внимание исключительные обстоятельства, еще сутки я мог прожить без воды. Но если не промыть глаза — завтра я ничего не буду видеть.

Удалившись от неожиданно встреченного зверя на порядочное расстояние, снова стал заглядывать в джунгли. Волны и брызги от волн не давали моей одежде подсохнуть. Ночевать на камнях в мокрой одежде — такой представлялась мне ближайшая перспектива. Да еще звери подойдут и будут обнюхивать спящего… Хорошо еще, если только обнюхивать!

Смеркалось. Я шел и шел вдоль берега, а ущелья или ручья все не было. Наконец, я понял, что ущелья вообще не существовало. Ущелье рисовалось со стороны моря вследствие контраста цветов двух зон растительности, почему-то резко граничащих одна с другой. Бухта, правда, была и теперь я находился в ней. Надо было искать место для ночлега. Я посмотрел вглубь джунглей, которые круто поднимались вверх по горе, начинающейся от самого берега моря, и увидел шалаш. Шалаш был как две капли воды похож на русский шалаш, какой делают рыболовы или охотники у нас, в России. «Вот в этом шалаше я и переночую, если только в нем уже кто-нибудь не расположился», — подумал я. До шалаша было метров двадцать пять. «Не притаился ли где-нибудь удав или королевская кобра?» — появилась тревожная мысль. Я хорошо помню, что я подумал именно о Королевской кобре. На встречу с другой коброй я был не согласен.

Подъем в гору оказался таким же, как в ущелье Мономаха, в Коктебеле: весь грунт состоял из острых мелких камней, осыпающихся под ногами. Хватаясь руками за лианы и стволы деревьев (хорошо еще, что на закате солнца все змеи уползают в свои норы, а то я, пожалуй, мог в темноте ухватиться вместо ветки за змеиный хвост!) — я, наконец, поднялся до уровня шалаша. И снова — разочарование, как и с буйком, как и с ущельем! Это оказался не шалаш, а — корень вывернутого с землей дерева.

Пришлось возвращаться назад, опять идти по воде и искать в джунглях подходящую площадку. Джунгли были так засорены, что мне пришлось идти довольно долго пока я высмотрел что-то похожее на площадку. Я сделал несколько шагов вглубь джунглей, в сторону площадки, и снова увидел какое-то животное. Приглядевшись, я узнал обезьяну. Обезьяна руками и ногами обхватила ствол дерева, а голову с огромными кругами вокруг глаз повернула ко мне и замерла в таком положении.

«Ну, нет! Лучше ночевать с рыбами, чем с обезьянами!» Я вернулся к самой воде и стал искать какой-нибудь большой плоский камень, чтобы лечь на него. Вдали что-то затрещало. Шум приближался. В последних бликах уходящего дня я различил моторную лодку, которая быстро шла вдоль берега в мою сторону. Я забежал в воду по пояс и начал махать своей длинной бамбуковой палкой. Одновременно я кричал:

— SOS! SHIP! SOS! SHIP!

Несмотря на мои крики, лодка вначале прошла мимо, но потом вернулась, немного помедлила в стороне, и, наконец, подошла ко мне. В лодке, длинной и узкой, с тентом на корме, сидело четверо опрятно одетых молодых людей. Я влез в лодку, а затем, обратившись к ближайшему молодому человеку, подал ему свои ручные часы и сказал:

— This is my present. I am a Russian from ship. Let us go to policeman!

Оказалось, что никто из молодых людей не знал английского языка, но слово «policeman» они поняли, часы тоже взяли. Лодка быстро пошла. Один из молодых людей накинул мне на плечи свою куртку. Мы стали объясняться так, как обычно объясняются в подобных случаях: знаками, улыбками, нелепо искаженными словами. Они поняли, что я хотел пить. Когда лодка прошла мимо второго холма, отделенного от первого мнимым ущельем, и когда началось плоскогорье, они причалили лодку к берегу. На берегу стоял домик на сваях. Один из молодых людей дал мне свои босоножки и знаком пригласил следовать за собой. В доме хозяйка без лишних слов подала мне огромную кружку с теплой кипяченой водой. Воду я выпил почти всю, а потом промыл глаза. Сразу же меня пригласили есть. В тарелке были вареные бананы в очень вкусном соусе с какими-то еще плодами, напоминающими наш зеленый горошек. Есть я не хотел и насиловать себя не стал. Проглотив несколько ложек, я поблагодарил хозяйку так, как видел в индийских кинофильмах, и двинулся к лодке. Было уже совсем темно. Мы плыли довольно долго. Чем ближе мы подплывали к селению, тем чаще нам встречались лодки, очевидно, рыбацкие. Наконец, показался слабо освещенный причал с небольшим маяком.

 

Глава 61. В Индонезии

 

Селение начиналось от самой воды. Освещения было мало, но я все же заметил, что дом, куда меня привел хозяин лодки, был не на сваях и имел оригинальную конструкцию: жилые помещения и приусадебные пристройки составляли как бы единое целое, потому что были накрыты одной крышей. Мы вошли во дворик и молодой человек пригласил меня в пристройку. Там я увидел полку с туалетными принадлежностями и понял, что это — умывальник. Сразу мне принесли таз с горячей водой и мой проводник жестами показал мне, что я мог помыться сам и прополоскать свои вещи. Мне не хотелось заниматься этим, но отказаться было неудобно и я через силу проделал это. Когда я кончил, молодой человек принес мне полотенце, рубашку, плавки, тапочки и кусок материи на юбку. Я обмотал материю вокруг своих бедер и привязал на поясе тем шнурком, которым раньше стягивалась моя рубашка. После этого мы пошли в гостиную, где нас уже ждало много народу, в том числе несколько мужчин, одетых в такие же как у меня, юбки. Гостиная напоминала веранду на большой даче, так как с трех сторон была остеклена. На той стороне, где не было окон, висело большое распятие и горели маленькие разноцветные лампочки. Там же стоял комод, на котором находился радиопередатчик и лежала форменная фуражка с кокардой. Гостиная без дверей переходила в коридор, который вел в спальни и на кухню. Посредине гостиной стояли низенький полированный столик и удобные плетеные кресла вокруг него. Мой спутник подвел меня к невысокому человеку грозного вида с очень длинными усами, одетому в белую рубашку и брюки, и произнес: «Полисмен».

Я слегка поклонился полисмену и сказал по-английски: «гуд ивнинг».

В ответ полисмен подал мне свою руку и жестом пригласил сесть в плетеное кресло, но сам не сел, а куда-то вышел. Очень скоро он появился опять, но уже в полной военной форме и в сопровождении человека в штатском. Оба они сели в кресла напротив меня и мужчина в штатском заговорил:

— Я — здешний бизнесмен. Полисмен не знает английского языка и я буду переводить ваш разговор.

Однако, не дожидаясь полисмена, переводчик сам задал мне вопрос, который больше всего интересовал присутствующих:

— Откуда вы появились на нашем острове?

— Я приплыл на остров с советского теплохода.

— А почему вас не съели акулы?

— Потому что мне помог Господь, — ответил я и перекрестился.

— Конечно, Господь! — воскликнул переводчик убежденно и тоже перекрестился, но не тремя пальцами, как я, а только одним.

— Так вы — тоже христианин, тоже католик? — опять спросил меня переводчик после того, как перевел на индонезийский язык мой ответ, вызвавший одобрительные реплики присутствующих.

— Да, — ответил я, сознавая, что моего знания английского языка недостаточно для объяснения разницы между Православием и Католицизмом.

— Мы все в этой деревне — католики, — сообщил мне переводчик. — А деревня наша называется Вайова, остров — Бацан, а мыс, на который вы приплыли, мы называем Акулий мыс (Тариунг маригоранго), потому что около него всегда самое большое скопление акул.

После этого он стал переводить мне вопросы полисмена, на которые я отвечал в меру моего скудного знания английского языка.

Однако, главное я ему сказал и он меня понял. Я сказал, что бежал вплавь с советского теплохода с целью попасть в Соединенные Штаты Америки, и что я прошу Правительство и Президента Индонезии оказать мне в этом содействие.

Пока мы разговаривали, в гостиную приходили все новые и новые люди. Скоро их стало так много, что уже негде было и стоять. Среди них было много детей, причем старшие дети держали на руках своих младших братишек и сестренок. И все с любопытством рассматривали меня, а встретив мой взгляд — дружелюбно улыбались. Появились еще люди, говорящие по-английски. Первого переводчика сменяли другие и все они старались задать мне побольше вопросов. Несмотря на сильную усталость мне хотелось с ними говорить. Я ощущал их искреннее расположение ко мне, чувствовал их гостеприимство. Вокруг не было ни одного угрюмого или неприязненного взгляда. Все лица светились дружественными улыбками.

Однако, полисмен прервал нашу беседу. Он сказал, что я очень устал и нуждаюсь в отдыхе, и попросил всех выйти из гостиной.

После этого его жена с приятной улыбкой принесла мне огромную эмалированную кружку какао с молоком и очень белых сдобных булочек. Когда я выпил все, она налила мне вторую кружку — «если я захочу попить какао ночью» и указала мне мою комнату, которая оказалась без окон, но с многочисленными щелями для воздуха. Широкая кровать была застелена простыней, сверху которой лежала циновка. «Очевидно, чтобы было не так жарко», — подумал я и только положил голову на подушку — сразу заснул.

Когда я проснулся утром, то не мог открыть глаза. Мои веки слиплись от гноя. Так я и вышел в гостиную с закрытыми глазами и протянутой рукой. Тотчас кто-то сунул мне в руку кружку с теплой водой. Я промыл ей один глаз — и он вдруг открылся. Раздался веселый смех. Я промыл второй глаз — и он тоже открылся. Смех превратился в хохот. Я увидел хозяйку дома и каких-то еще женщин, которые от души смеялись над инцидентом.

После завтрака ко мне пришел портной. Он пригласил меня в свой дом, где снял с меня мерку и сделал мне подарок — макет лодки в бутылке. После полудня он принес мне две пары брюк отличного качества. Портного звали Ачмад Майза. Потом меня приглашали в гости другие жители Вайовы и местные бизнесмены и все что-нибудь дарили. К концу дня у меня оказалась большая целофановая сумка, полная одежды. Я снял с себя юбку и переоделся в более привычные для меня брюки.

Утром 13-го декабря полисмен перевез меня в административный центр острова — Лабуху, где в течение двух дней я жил в бывшем дворце эмира. После Лабухи меня перевели в столицу Северной Молукки — город Тернате и посадили там в тюрьму.

— Эта тюрьма — совершенно новая! — с гордостью сообщил мне начальник полиции. — В ней не сидел еще ни один человек. Вы будете первым!

Какое ни есть, но все же — утешение!

В тюрьме, одноэтажной и очень небольшой, меня провели в дальнюю камеру, где уже были приготовлены для меня спальные принадлежности.

Начальник полиции вставил ключ в замок моей камеры и демонстративно оставил его там. Потом он пожелал мне спокойной ночи и удалился. Когда полицейские ушли, я вышел из своей камеры и стал осматривать тюрьму. Прежде всего мне было интересно знать, закрыта или нет входная дверь. Я подошел и дернул ее. Дверь не поддалась. Однако никакого часового около тюрьмы не было видно. Возможно, ключ, который оставил мне начальник, подходил также и к входной двери. Однако, я не стал испытывать, чтобы не подумали, что я хочу совершить побег.

Утром я проснулся от шума и гвалта ребятишек. Поскольку тюремное здание в буквальном смысле слова было ажурное, то есть имело множество щелей для доступа воздуха, то меня можно было видеть с улицы, если залезть на одно из деревьев, со всех сторон окружавших тюрьму. И вот утром все эти деревья оказались усеянными ребятишками. Все они улыбались мне, махали руками и что-то кричали по-своему. Я сперва тоже махал ребятишкам в ответ, улыбался и они были очень довольны. Вдруг на одно из деревьев забралась вполне взрослая девушка. Как и подавляющее число индонезийских девушек, она была настоящая красавица. Девушка сперва смотрела на меня и улыбалась, а потом вдруг крикнула «Ай лав ю!» и от смущения выпустила из рук ветку дерева, за которую держалась, а потому кубарем полетела вниз. В гаме и хохоте я так и не понял, пострадала она от падения с дерева или нет.

Утром мне в камеру принесли завтрак, состоящий из чая и торта, и подарок начальника полиции — полицейские ботинки. Еще через день я был уже в столице всей Молукки, городе Амбоне. Меня встречали два офицера, каждый в собственном автомобиле. Старший из них, полковник Абас пригласил меня в свою машину. Полковник был человеком средних лет, высокого роста, худощавый и подтянутый. На его мундире был прикреплен орден. Заметив, что я слабо знал английский язык, он терпеливо повторял и перефразировал свои высказывания до тех пор, пока я не улавливал их смысл. От аэропорта до города было довольно далеко, кажется 35 километров, и у меня было достаточно времени, чтобы не только беседовать с полковником, но и смотреть на экзотические картины, которые открывались передо мной из машины. Мы ехали по хорошему шоссе, обсаженному тропическими деревьями, которое обегало вокруг Амбон-ской бухты. В этой бухте находились торговый порт и главная Военно-Морская база Индонезии. Полковник рассказал мне о себе. Он занимал должность заместителя начальника полиции провинции Молукка. Жил он на окраине города в казенном доме, а в центре города, в офицерской гостинице, имел комнату, которую временно предоставлял мне.

Постепенно буйная растительность и редкие коттеджи сменились городскими улицами. Мы въехали в Амбон. Тропическая жара заставила людей открыть все двери. У магазинов двери были настежь, у жилых домов — все двери были настежь. Даже на электростанции все внутренние помещения были открыты для постороннего взора. Почти все дома в Амбоне оказались одноэтажными. Исключение составляли лишь некоторые кинотеатры.

Я немного удивился тому, что полковник не повез меня в свой офис, а сразу — в гостиницу. Гостиница была одноэтажная с верандой и садом. После беседы, смахивающей на светскую, и обеда мне показали мою комнату. В Амбоне меня, наконец, осмотрел врач, доктор Бамбанг, немного говорящий по-русски. Мои глаза все еще болели, хотя их уже лечили студентки-медички в Лабухе. Доктор принес мне лекарство для глаз и сделал общий осмотр. Мне также измерили рост и вес. Оказалось, что я весил всего 72 килограмма. Очень жаль, что я уклонился от взвешивания на теплоходе перед побегом. Теперь я мог говорить о потере веса во время заплыва лишь приблизительно: от 8 до 10 килограмм. После медицинского осмотра у меня взяли отпечатки пальцев.

Пользуясь свободным временем, я решил начать восстанавливать свою книгу. С этой целью я попросил у полковника бумагу и ручку. Все это он мне принес и в свою очередь спросил меня:

— Мистер Юра, не хотели бы вы покупаться?

— Вы хотите посмотреть, как я плаваю? — догадался я.

— Да, мы хотели бы, чтобы вы показали нам, как вы плаваете на дальние дистанции.

— Пожалуйста, я покажу.

— До аэропорта доплывете, ладно?

— Вы говорили мне, что до аэропорта 35 километров?

— Да.

— Доплыву, только мне понадобятся мои принадлежности, которые у меня отобрали в Тернате.

— Завтра утром я принесу их вам, — пообещал полковник и ушел.

На мгновение мне стало не по себе: думал — всё, а теперь — снова плыть! И глаза еще не совсем прошли, и без подготовки! Но отказываться было нельзя.

На следующее утро полковник появился вместе с прокурором — тем вторым офицером, который встречал меня на аэродроме, и с каким-то штатским. Вместо моих плавательных принадлежностей он принес одни только новые красивые плавки. Мы все сели в машину полковника и поехали в порт, где нас уже ждал быстроходный военный катер. Этот катер отвез меня на песчаный пляж около яхт-клуба и высадил там. Все остальные остались на катере. Полковник объяснил мне, что я мог раздеться на пляже, а потом указал мне направление заплыва — противоположный берег бухты. Я поплыл, а катер пошел рядом и штатский, оказавшийся фотографом, начал делать снимки моего заплыва. Вода в бухте была почти горячей и я не на шутку боялся свариться в ней. Когда я переплыл бухту и снова взглянул на полковника на катере, то он показал мне рукой в сторону пляжа, с которого я стартовал. Около пляжа мне сказали: «достаточно!».

Офицеры сошли с катера и повели меня в ближайший мотель, где я принял ванну. Потом мы пошли в очень красивый ресторан обедать. Остаток дня прошел в непринужденной беседе.

После ресторана полковник сказал мне:

— Вы больше не поедете в гостиницу. Мы решили перевести вас в отдельный дом, который в точности такой же, как мой дом, и стоит рядом с ним, но пока что — пустой. Там вам будет удобнее и вы сможете без помех восстанавливать свою книгу.

Следующую ночь и еще двадцать ночей я провел в новом доме, в котором было пять комнат, большая гостиная и веранда, с которой открывался сказочный вид на бухту. Мой дом отличался от дома полковника только садом: у полковника сад был ухожен, а у меня — нет. Супруга полковника Абас взяла на себя заботу о моем питании и через каждые два часа кто-нибудь из ее работников приносил мне серебряный поднос с едой или фруктами. Меня охраняли два полисмена. С ними я играл в шахматы и смотрел телевизор. Хорошая, спокойная обстановка, великолепный вид на бухту и деревья с гроздьями бананов под моим окном разбудили во мне вдохновение и я стал быстро восстанавливать главы моей уничтоженной книги. По мере написания я давал их читать доктору Бамбанту и он переводил их полковнику. Тогда же специальный кинооператор, присланный из Джакарты, снял на пленку мое интервью с доктором, проходившее на русском языке.

Наконец, МИД Индонезии распорядился привезти меня в столицу. С этой целью из Джакарты прилетели два офицера. Вместе со мной в столицу был притащен и полковник Абас. Последний раз я ехал в машине по Амбону и меня специально провезли мимо недостроенного Кремлем и брошенного в таком виде здания Университета. Потом мы сели в комфортабельный реактивный лайнер компании «Гаруда» и полетели с востока на запад через всю Индонезию. Я увидел сверху много интересного: и горы, и вулканы, и джунгли, и, наконец, рисовые поля на острове Ява — житнице всей Индонезии. Подлетая к Джакарте, самолет снизился и долго летел над самым городом. Из иллюминатора я видел многие кварталы одноэтажных домов и сверхсовременные высотные здания в центре города. Когда мы приземлились, прямо у трапа встала машина. Меня пригласили сесть в нее. Машина на большой скорости выехала с аэродрома и подъехала к полицейскому участку около аэропорта. Там стояли две других машины. Меня пригласили пересесть в одну из них и они обе сразу тронулись. С виду это были обыкновенные легковые машины. Однако, внутри сидели офицеры полиции с радиопередатчиками, по которым они все время с кем-то поддерживали связь. Мы мчались на большой скорости по улицам Джакарты и я с большим интересом наблюдал жизнь этого огромного тропического города. Меня поразило огромное число магазинов и уличных торговцев. Транспорта на улицах было так много, что для пешеходов были построены специальные виадуки. Мы проехали несколько эмоциональных памятников борцам за