Время и место Розы Сябитовой

Нечеловеческая жара отменила традиционное деление общества на правых и левых, либералов и консерваторов, охранителей и оппозиционеров, прочертив демаркационную линию между теми, у кого есть кондиционеры, и теми, у кого их нет. Эти две России смотрели в глаза друг другу через телевизор, основным содержанием которого стали сводки погоды. Неожиданно такая, казалось бы, рутинная тема одарила вторую реальность богатством смыслов, мотивов, нюансов. Наконец‑то в «ящике» появилась официально разрешенная зона критики – погоду критиковали много, дружно, смело. Небесная канцелярия, в отличие от земных инстанций, регулярно давала повод для гордости. О температурных рекордах дикторы говорили с тем же восхищенным придыханием, что и о будущем триумфе Сочи‑2014. Оформилось и главное направление мысли – неустанно следить за направлением ветра, который решительно никуда не направлялся.

В раскаленном до безумия воздухе жизнь замерла. Но вдруг Россия вспряла ото сна. Эфир принялись лихорадочно наводнять премьеры исключительно биологического, а местами и животного свойства. Их герои только тем и заняты, что женятся, лечатся, соревнуются в приготовлении пищи и стирке трусов. Меньше всего на свете мне хочется копаться в навозной куче. Но что делать, если именно из этой кучи произрастает, как мне кажется, тренд сезона?

У биологически‑животного пространства имеется своя единица измерения – одна Роза Сябитова. Сначала она появилась в программе «Давай поженимся!». Сочинение о том, как женихи и невесты выбирают друг друга под телекамеры, из разряда тех, которые я даже в силу служебных обязанностей способна до конца досмотреть только под наркозом. Тем не менее передача завоевала зрительский рынок в прайм‑тайм, а значит заслужила право на существование. Право на существование Розы и в данном контексте казалось весьма сомнительным. Дама с волосами цвета торфяного пожара и напором менеджера овощной палатки способна своей запредельной бестактностью ввести в ступор любого собеседника. Сябитова – профессиональная сваха. Высокий градус ее профессионализма был однажды зафиксирован в студии Андрея Малахова, куда она примчалась с окровавленным лицом и оформленным по канонам сериального «мыла» рассказом: ее регулярно избивает молодой муж, которого она же себе и сосватала. Градус не остался незамеченным начальством – Роза получила свою брачную программу «Знакомство с родителями». Здесь женихов и невест подбирает старшее поколение. Зощенко бы умер от зависти. Попробуй придумай следующий диалог. Папа: дочка с детства тянулась к творчеству. Роза: рисовала, что ли? Папа: дочка любит правду. Роза: прокурор, что ли? И так – до самого финала, когда Роза, по‑солдатски поправив ремешок и одернув слишком короткое платье, выдает последнюю установку: «Всех целую». От подобной соблазнительной перспективы у меня сразу заканчиваются слова, но, увы, Розой не заканчивается перечень свежих матримониальных проектов.

Сюда следует еще добавить как минимум «Брачные игры» и «Формулу любви». Отличаются эти натужно веселые и оттого особенно унылые конкурсы для супругов, отчаянно сражающихся за «романтическое путешествие», только именами звезд. Первый из них ведут Анастасия Заворотнюк и Дмитрий Дибров, лучшие специалисты державы по личным брачным играм. Второй освящает карамельно‑воздушная Татьяна Веденеева. Наблюдать за ними неловко, будто подглядел нечто непристойное. Особенно изумляет первая пара. Заворотнюк почему‑то декорирована столь гигантскими накладными ресницами, что вот‑вот, кажется, взмолится голосом гоголевского Вия: поднимите мне веки. Чтобы не рухнуть, ей приходится держаться за Диброва. Но и тот не очень тверд – перекатывается по сцене надувным воздушным шаром, так как опарой вываливается из слишком тесного костюма… И все‑таки представителям старой гвардии далеко до Сябитовой. Они выглядят стайкой вдохновенных халтурщиков и привычно презентуют себя, в то время как Роза – знак, символ, эмблема.

В моду опять возвращается так называемое «народное» ТВ. То самое, которое нуждается в Розиных агрессивных интонациях, ее неистребимой хабалистости в голосе, повадках, манерах, в ее представлениях о морали и здравом смысле. Эта империя простых истин, обращенная к простому человеку, всегда возвышается в период безвременья. Тогда лучшие канальские умы поступают так, как обычно поступали в критические дни истории (а других у нас и не было) советские начальники: по меткому замечанию Пастернака, они достают слово «народ» словно из штанов по нужде. Так было во второй половине 90‑х, когда ельцинское правление трещало по швам. В авральном порядке придумывалась новая идеология, отвлекающая электорат от баррикад и ориентированная на семейные ценности. Их главным носителем назначили Валерия Комиссарова. Он даже на визуальном уровне материализовал вековую мечту россиянина: все в чем‑то липком и пахучем, а он весь в белом. Валерий действительно был весь в белом, от шляпы до штиблет. Данный властитель дум покрывал огромную территорию страны, от «Моей семьи» до «Марьиной рощи», своим редкостным форматом под названием «женско‑семейные шоу».

Страна долго расставалась с «комиссаровщиной». В какой‑то момент показалось, что навсегда. Но вот в конце 2010‑х настало очередное время промежутка, когда тандемные верхи уже не могут жить по‑старому, а низы не хотят, и вновь вытащены на белый свет обветшалые от частого употребления погремушки для народа. Как водится, все последующее хуже предыдущего. Комиссаров – человек, несомненно, способный. Он мог хоть любую телепрограмму сакрализовать до «общенародного движения» с последующим выпуском соков и макарон, хоть в Государственной думе заседать. Сябитовой, которая с трудом справляется с падежами, до подобных высот далеко. Может, ее, минуя ТВ, сразу в Думу отправить?

Народное телевидение – штука не столь безопасная, как может показаться на первый взгляд. Телевизионный народ упорно вписывают в отдельную систему этических и эстетических координат. На новый стиль и веяния первой отреагировала социально чуткая реклама. Прелестная барышня, пропагандируя шампунь, игриво заявляет: «Ведь я этого достойна». Представление о достоинстве теперь связано исключительно с телесностью. Понятие чести и честности неотделимо от выгоды. Слоган новой программы Андрея Малахова «Детектор лжи», где на кону большие деньги, по‑мефистофельски емкий: «Честным быть выгодно». Спешит поделиться с паствой своим перспективным кредо и сваха Сябитова: «Любовь – это чувство, семья – это сделка».

Концепция сегодняшнего народного ТВ отличается от комиссаровской. Его пряной стилистике подглядывания в замочную скважину противопоставлена прагматика телесного низа (хотя и подглядывание приветствуется тоже). Оттого и плодятся еженедельно программы о здоровье, браке, еде, окружающей среде. Впрочем, в океане сомнительных новаций существуют и вечные ценности. Одну из них я заметила в передаче «Здравствуйте, девочки!». Формально она тоже из этих, из псевдонародных. Но только на первый взгляд. На самом деле соревнование девушек одной и той же профессии исполнено высокого и глубокого государственного смысла.

Возьмем, скажем, конкурс стюардесс на звание лучшей по профессии. Чего только девушки не делают из того, что им нельзя делать даже под страхом смерти, – поют, танцуют, дефилируют в купальниках, произносят тронные речи. Но побеждает лишь одна из них, которая делает вышеперечисленное ничуть не лучше остальных. Зато Наталья Стёпина родом из Дзержинска сумела вспомнить основополагающее. Самый яркий момент моей карьеры, говорит Наталья, млея и закатывая глаза от счастья, – встреча с Путиным. Он мой кумир. Однажды Владимир Владимирович мне пожал руку – это неописуемо, незабываемо. Я эти перчатки всегда вожу с собой. (Телекамера надолго зависает над перчатками, наделенными особой сакральностью.)

И как же, позвольте спросить, этот духовный палеолит, в который нас так упорно загоняет ТВ, сочетается с технологиями XXI века, с курсом на инновации и модернизацию, провозглашенным президентом? Воображение рисует страшную картину. Вдруг кто‑нибудь из сколковских решит включить «ящик», а там Роза Сябитова витийствует? Нет, лучше не давать воли воображению – слишком опасно для будущего великой державы.

23 августа

Испытание гречкой

Какой же все‑таки доверчивый наш президент! Сидит на заседании Госсовета, где министр сельского хозяйства Елена Скрынник мечет на стол буханки хлеба, радуется низким ценам. Верит госпоже министерше, что батоны в стране совсем недорогие – от десяти до четырнадцати рублей. Верит, что в магазинах Саратова дешевые продукты. Верит, что и с гречкой все хорошо в отечестве, а было бы еще лучше, если бы не отдельные несознательные граждане.

Кстати, о гречке. В наших широтах это ведь не просто продукт первой необходимости, а знак и символ. Испытания гречкой не выдержали советские политические лидеры, за что и были в конечном счете сметены с исторической сцены. На рубеже восьмидесятых и девяностых она продавалась только диабетикам и только по талонам, что свидетельствовало почище всяких научных выкладок о нежизнеспособности новой власти. Ельцинский дефолт тоже сопровождался исчезновением актуальной крупы, правда, кратковременным, но весьма ощутимым для генной памяти электората. Теперь боевое крещение гречкой проходит Медведев.

Его телевизионный образ (а другого и нет) вообще претерпевает сейчас странные метаморфозы. Президент, возникший словно из пены морской (точнее, из пены телевизионной), довольно быстро вошел в форму, опровергая стенания придворных политологов: самые успешные путинские форматы не работают в отношении Медведева. Работали, притом отменно, чему немало способствовало креативнейшее начинание канальских начальников – время пребывания в эфире распределялось между двумя частями тандема строго поровну. Но в конце августа что‑то случилось с тончайшими аптекарскими весами, на которых взвешивалась данная нематериальная сущность. И вот результат – Путина в кадре стало гораздо больше, чем Медведева. Больше не только количественно, но и качественно. Пока Дмитрий Анатольевич покупает себе в оренбургском продмаге мороженое, Владимир Владимирович творит историю.

Тут необходимо некоторое отступление от магистральной линии. Вероятно, сегодня найдется немного людей, которых убеждал бы завет античности – национальные мифы произрастают из народных глубин. Мифами занимаются специально обученные товарищи, штампующие идеологические смыслы. Последние с редкостным цинизмом упаковываются мастерами соответствующих идеологических подразделений в новые форматы, отдающие уже чистой беллетристикой. Таков и документальный сериал о рабочей поездке Путина по Сибири и Дальнему Востоку. Он читается как текст и призван убедить зрителей в том, что эта вторая художественная реальность более значима, чем первая, нехудожественная. Пусть она весьма эклектична, пусть напоминает сказку, но зрители, приученные мыслить не вербально, а визуально, любят сказки. И Путину нравится амплуа былинного героя. В то время как Медведев вместе с патриархом Кириллом открывают на Красной площади отреставрированную икону Спаса Смоленского, совершавшего чудеса, Владимир Владимирович сам творит чудеса, не останавливаясь ни на мгновение. Куда ни бросит взгляд, там сразу шумят электростанции, хлопают заслонками нефтепроводы, возводятся дома и общежития.

Примечательно, что в медведевской реальности бывают сбои. Так, в репортаже все о той же иконе журналисты сначала сообщили, что она благословляла входящих в Кремль с XVI века, затем легко переместили ее в век XVII. Да и патриарх Кирилл, обычно четко формулирующий мысли, на сей раз несколько сбивчиво рассуждал о сложении сил государства, церкви и гражданского общества. Последнее материализовал Владимир Якунин, президент РЖД, по совместительству председатель попечительского совета фонда Андрея Первозванного. Он жаждал подробно рассказать о фонде, регулярно возвращающем России святыни, но ему не дали. Тем не менее выходило, что Медведев хотя и весь в белом, несмотря на проливной дождь, но не он тут главный.

В путинской реальности, окольцованной трассой Чита – Хабаровск, ничего подобного произойти не могло. Сюжет крепко держала желтая, как таблоиды, «Лада Калина» с премьер‑министром за рулем. То березкой, то рябиной возникали по ходу движения то Сергей Иванов, то Игорь Сечин, бессловесные, словно означенные породы деревьев. Диалог допускался только с близлежащими пейзанами или дальнобойщиками. И то он скорее относился к сфере не столько жизни, сколько литературы. (Тень Гоголя с его космосом, персонажами, стилистикой, абсурдом все время витала над беспрецедентно длинным, десятидневным вояжем по просторам родины этой современной птицы‑тройки.) Разговор с водителем Сашей, которому Путин предложил прокатиться на машине, словно списан с известного диалога из «Мертвых душ» о том, доедет колесо до Казани или не доедет. «Ну как?» – спрашивает премьер увальня Сашу. «Вроде бы машина, – отвечает тот без единой нотки уверенности в голосе. – Ну, напротив японской я еще не пойму».

Если верить Бахтину, то любой литературный текст являет собой ценностное уплотнение мира, сформированного вокруг главного героя. Наш главный герой уплотняет мир исключительно методом веры в светлое будущее. Любопытно, что делает он это точно так же, как делал его коллега по спецслужбам без малого два века назад. Александр Бенкендорф: «Что же касается будущего России, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение». Владимир Путин не столь эмоционален, как трепетный шеф жандармов, но столь же оптимистичен. Вот допущенные до тела люди на трассе жалуются: жилья нет, медобслуживания нет, и даже телефонная связь отсутствует. На что ВВП улыбчиво отвечает: «А будущее будет хорошим».

Сегодня жанр сравнительного жизнеописания, то есть главный телевизионный жанр, складывается явно не в пользу Медведева. Он статичен – Путин в движении. Он существует в диалоге – Путин в монологе. Он говорит о сиюминутном – Путин о вечном. Его речи обычно не комментируются журналистами, в то время как каждый путинский жест, реприза, слово доводят репортеров до экстаза. «Киты делают свечки перед лодкой премьера», – кричит один из них с таким восторгом в голосе, что впору зачислять сообразительных китов в штат канала. «Сев за руль, Путин пристегнулся и только потом начал движение», – выпевает с торжествующими интонациями другой репортер, будто Путин только что взлетел в космос с еще не построенного космодрома Восточный.

Недоброжелатели из сети негодуют: «Лад Калин» было три штуки, трассу зачищали, народ долго готовили… Наивные люди. Потемкинские деревни в России, где между властью и обществом лежит пропасть, прикрываемая фальшивыми фасадами, были и будут всегда. Противно не это (к такому давно привыкли), а то, что власть держит общество за собрание умственно отсталых граждан – нам уже не стесняются показывать вояж опять же цвета таблоидов столь подробно и примитивно.

Нам вообще перестали стесняться показывать что бы то ни было, если «что бы то ни было» освящено высшими государственными интересами. Нужно Путину промотировать отечественный автопром? Пожалуйста, даже если это и делается с настырностью уездного коммивояжера. Нужно расправиться с Лукашенко? Нет проблем. Уже состряпана эпопея «Крестный батька» из трех фильмов, а до финала еще далеко. Даром что вещица, сотканная из полуправды и полулжи, разоблачительна не только для белорусского заклятого друга, увы, далеко не ангела, но и для нашей политической действительности, увы, далеко не ангельской. Нужно поместить главу милиционеров Нургалиева в благоприятный контекст – извольте. Дело сложное, но не перевелись еще умельцы на Руси. И вот уже 1 сентября Рашид Гумарович ведет в московской школе урок «Великие победы русского народа». В качестве яркого примера великих побед министр МВД рассказывает (так в репортаже) о себе. Он размышляет о важности спорта, так как сам занимается йогой и хоккеем… Нужно плюнуть в Юрия Шевчука, принимавшего участие в акции по защите Химкинского леса, – легко. Настолько легко, что канал «Вести‑24» поспешил заклеймить акцию за сутки до ее начала. Особенно впечатляло прошедшее время в надписи на экране: «На Пушкинской площади прошел митинг‑концерт». А если Шевчуку и того мало, то имеется более изощренный способ щелкнуть его по носу. Когда премьер только отправлялся в путь, журналисты первым делом показывали набор дисков, которые он намерен слушать во время длинной дороги. Телекамера скрупулезно фиксировала набор: группа «Чайф», «Машина времени», ансамбль «Золотое кольцо», Григорий Лепс, «Музыкальный нон‑стоп». Так Шевчук был подвергнут публичной казни неупоминанием в путинских музыкальных приоритетах. Он, конечно, переживет. Другое обидно.

Медведев сел лично за руль раньше Путина – когда подвозил лидера ирландской рок‑группы U2 Боно в свою сочинскую резиденцию. Хорош был Дмитрий Анатольевич в данной мизансцене: светел лицом, джинсы вместо строгого костюма, модные очки‑авиаторы при нем. И даже вроде бы Боно не хуже Лепса. Но вот незадача. Путин может одним взглядом заставить колоситься гречку (если гречка колосится), а Медведев такого волшебного дара лишен.

6 сентября