Величайшее достижение Делора

Делор получил в наследство бюрократию, совер­шенно не похожую ни на одну национальную админист­рацию. В большинстве демократических стран граждан­ская служба выполняет чисто управленческую роль, тогда как выборные правительства выступают с политическими инициативами и принимают большие решения. Евроко-миссия проводит в жизнь политику Европейского союза, например, управляет оказанием помощи регионам, и до­бивается соблюдения законов и договоров, при необходи­мости привлекая правительства к ответственности перед Европейским судом. Но также от имени Союза она ведет переговоры с другими странами, например, о заключении торговых соглашений или по поводу их заявок на вступ­ление в ЕС. Ей же принадлежит монопольное право пред­лагать европейские законы.

Комиссия, таким образом, представляет собой поли­тическую гражданскую службу с собственным кругом обя­занностей. В ее повестке дня всегда стояли и, по-видимо­му, будут стоять задачи преимущественно федерального значения, поскольку интересам Комиссии соответствует более тесное объединение Европы. Полномочия, данные этому учреждению, находятся в руках комиссаров, кото­рых ко времени прибытия Делора насчитывалось 14. Каж­дое крупное государство назначает двух комиссаров, а ма­лые страны по одному (комиссаров стало 17 после вступ­ления в ЕЭС Испании и Португалии в январе 1986 года).

В начале первого срока своего пребывания на по­сту председателя Комиссии, — с января 1985 по декабрь 1988 года, — Делор обнаружил, что экономические взгля­ды некоторых влиятельных коллег сильно расходятся с его собственными. Лорд Артур Кокфилд, бывший британ­ский министр торговли и единомышленник Тэтчер, стал комиссаром по делам единого рынка. Личное обаяние, за­диристость и вера в рыночные силы отличали бывшего генерального прокурора Ирландии Питера Сазерлэнда на посту комиссара по развитию конкуренции. Бельгиец Вилли де Клерк, ведавший торговлей, и итальянец Ло-ренцо Натали, который вел переговоры с Испанией и Португалией — и который, имея за плечами восемь лет службы в Комиссии, выступал в роли мудрого дядюшки-наставника, — были не столь горячими приверженцами либерализма. Но во всяком случае среди комиссаров не было ни одного социалиста.

Осень 1984 года Делор провел в поисках Великой
идеи, которая позволила бы ЕЭС обрести второе дыхание.
Он размышлял о реформе институционального устройст­
ва, о Валютном союзе, о более тесном сотрудничестве в
делах обороны и об экономическом возрождении на осно­
ве законченного образования внутриевропейского рынка.
Он посетил все столицы, чтобы обсудить эти идеи. Лишь
внутриевропейский рынок находил себе поддержку всех
десяти правительств. /?

 

-104-

- 105

Той осенью в Брюсселе Делор встретился с группой официальных лиц и промышленников, приглашенных Максом Конштаммом, бывшим главным помощником Монне. После смерти Монне в 1979 году Конштамм стал одним из хранителей священного огня федерализма. Со­бранная Конштаммом группа посоветовала Делору сде­лать создание внутриевропейского рынка первоочеред­ной задачей и составить на восемь лет вперед (срок рабо­ты двух комиссий) расписание действий, необходимых для достижения этой цели. Идею расписания подсказы­вал Римский договор с его 12-летней программой созда­ния таможенного союза. Группа предупредила Делора, что на пути к общему внутриевропейскому рынку в Сове­те министров потребуется чаще принимать решения боль­шинством голосов. В то же время Виссе Деккер, прези­дент компании Philips, выступил несколько раз с призыва­ми к 1990 году устранить в ЕЭС внутренние барьеры.

Делор подхватил Великую идею, время которой как раз приспело. Маргарет Тэтчер была на вершине своего могущества и горячо желала, чтобы ЕЭС наметил себе практичную и либеральную цель. В Западной Германии коалиция христианских и свободных демократов, если и не на деле, то в принципе, выступала за свободу рынков. Французские социалисты развернулись в сторону благо­приятствования бизнесу и финансового дерегулирова­ния. Коалиции политических сил, склонявшихся вправо, стояли у власти в Голландии, Бельгии, Италии и Дании. Идеи приватизации, снижения налогов и конкуренции носились в воздухе. И самое главное, в ЕЭС увеличился годовой экономический показатель роста. При среднем показателе за период 1982-1984 годов 1,6 он вырос до 2,6 за годы 1985-1987, а в 1988-1990 составил 3,6. Сообщест­во всегда процветало в периоды стремительного подъема и погружалось в застой при спаде.

14 января 1985 года Делор объявил Европейскому парламенту, что Комиссия намерена убрать к концу 1992 го­да все внутренние барьеры в ЕЭС. Он указал на факт ин-

-106-

ституционального паралича и вину за него возложил на процедуры принятия решений, требовавшие единогласия. Он сказал, что справиться с этой бедой в рамках сущест­вующих нормативных правил можно, если правительства согласятся не прибегать к люксембургскому компромиссу. Но этого недостаточно: нужен новый договор.

Делор не выказывал восторгов по поводу единого рынка, ибо он был прирожденным сторонником дерегу­лирования. Он считал, что единый рынок остановит упа­док Европы, прекратит ее экономическое отставание от Америки и стран Азии. По поводу места Европы в мире Делор проявлял озабоченность, сходную с переживания­ми де Голля в отношении Франции. Будущее Европы без­надежно, заявил он Парламенту, если она не научится

говорить в один голос и действовать сообща.... Но способны ли на такое мы, европейцы? Возьмем ли вопрос об устойчивости валют, взглянем ли на запретительные про­центные ставки, обратим ли внимание на скрытый про­текционизм, на сокращение помощи беднейшим странам, всюду ответ: нет, Европа не знает, как идти вперед, как влиять на ход событий.

Речь Делора имела именно тот результат, какого он добивался на протяжении четырех лет своей работы в Ко­миссии. «Европейское социальное пространство» выдви­галось в ряд первоочередных целей.

Что с нами станет, если мы не сблизим хотя бы в минимальной степени наши правила социальной жизни? Что мы видим уже сейчас? Некоторые государства-члены и некоторые компании стараются... захватить преиму­щества перед своими конкурентами за счет того, что сле­дует назвать социальным отступлением.

В ближайшие четыре года денежного союза не со­здать. Однако «существенное укрепление валютного со­трудничества и контролируемое расширение роли экю — это нам по силам, а тогда можно было бы отыскать и столь желанные для нас пути к Экономическому и валютному союзу».

- 107-

Намеченный Делором план создания общего рынка не мог быть воплощен в жизнь без выполнения трех усло­вий. Деловые люди должны были осознать смысл постав­ленной цели и мобилизовать силы на ее достижение. Ко­миссия должна была выступить с пакетом продуманных и практичных предложений. А правительствам надлежало позаботиться, чтобы эти предложения стали законами.

Воображение не только деловых кругов и банкиров, но и широкой публики захватил лозунг «1992». Лорд Кокфилд утверждает, что это он придумал назначить крайний срок на конец 1992 года. Паскаль Лами, в то вре­мя начальник канцелярии Делора, говорит, что дата-ло­зунг родилась на совещании с участием Делора, его само­го, Гюнтера Бургхардта (тогда заместителя начальника канцелярии) и Франсуа Ламурё (эксперта Делора по ин­ституциональному устройству) после того, как они после­довательно отказались от сроков 1990, 1995 и 2000. Как Делор, так и Кокфилд говорят, что они выбрали 1992, по­тому что таким образом для достижения цели отводились два срока работы Комиссии.

Делор мало чего ждал от 62-летнего Кокфилда. Ни тому, ни другому не удалось добиться избрания в свои на­циональные парламенты, но во всем остальном между со­бой они имели мало общего. Мишель Петит, поработав­ший в канцеляриях и того, и другого, говорит, что нельзя было бы найти двух людей, более разных по складу ума.

Кокфилд — холодный картезианец, обладающий той убийственной логикой, которая постоянно толкает к крайним выводам. Устроенный таким образом ум необхо­дим для оценки возможных последствий упразднения гра­ниц. Делор не так последователен, как Кокфилд, но он бо­лее инициативен и гибок. Делор лучше чувствует полити­ку, и ему в большей мере дано видение будущего.

Тем не менее, французский социалист, выходец из низов, и британский аристократ-консерватор, составив­шие странную пару, хорошо ладили между собой и в соче­тании друг с другом образовали мощную силу. «Успех

-108-

Программы-1992 в большой степени зависел от наших взаимоотношений, — говорит Кокфилд. — Делор предо­ставил мне продвигать ее. Я ее усыновил, запустил в дей­ствие и направлял вплоть до успешного воплощения в жизнь». Хотя Кокфилд никогда не был склонен пре­уменьшать собственные заслуги, такая его оценка своей роли справедлива.

Белую книгу под названием «Завершение строи­тельства единого рынка», содержавшую 297 предложе­ний и расписание мер по их воплощению в жизнь, Кок­филд обнародовал как раз перед Миланским саммитом, намеченным на июнь 1985 года. Первая глава была посвя­щена устранению физических барьеров, разделявших все страны ЕЭС. Таможенные формальности отменялись. Пе­ревозимые растения, животные и продукты питания под­лежали досмотру в месте отправления, а не на границе. Го­сударства ЕЭС должны были отказаться от введения ог­раничительных квот на импорт из третьих стран.

Во второй главе речь шла об устранении техничес­ких барьеров в торговле товарами и услугами. «Взаимное признание» должно было означать, что никакое государ­ство не могло воспрепятствовать ввозу товаров другого государства, ссылаясь на их несоответствие националь­ным стандартам. Всякое изделие, отвечающее стандартам какого-либо государства-члена ЕЭС допускалось к про­даже в любой стране Сообщества, коль скоро оно соответ­ствовало минимальному уровню требований охраны здо­ровья и безопасности, установленных директивами ЕЭС.

Белая книга предусматривала ужесточение правил
проведения тендеров на крупные государственные кон­
тракты и распространение этих правил на секторы транс­
порта, электроэнергии, водоснабжения и телекоммуника­
ций. Принятие законов о взаимном признании дипломов
и свидетельств о профессиональной квалификации долж­
но было содействовать свободе передвижения людей. В не­
сколько неопределенной форме говорилось о либерализа­
ции условий движения капиталов.

-109-

Одной из самых оригинальных идей Белой книги было распространение принципа взаимного признания на сферу услуг. В банковском деле, брокерском бизнесе, страховании жизни и доверительных трестов «единый па­спорт» должен был позволить фирме, имеющей лицензию в одном государстве, получить регистрацию в другом и предоставлять свои услуги через границы. Авиалинии и тарифы на авиаперевозки подлежали частичной либера­лизации. Для компаний, занятых автомобильными пере­возками, предусматривалось право действовать в любой стране ЕЭС. Телевизионным компаниям предоставлялась возможность вести вещание в любом месте ЕЭС при усло­вии, что они будут соблюдать нормы общего приличия, выполнять правила рекламы и наполнять передачи евро­пейским содержанием. Интеллектуальная собственность подлежала защите торговым знаком Сообщества.

Темой третьей и заключительной главы документа стали фискальные барьеры. Если пограничный контроль снимается, а ощутимые различия в ставках НДС и разме­рах пошлин остаются, покупатели извратят движение тор­говых потоков, скапливаясь в странах с низкими налога­ми. Поэтому Кокфилд предлагал сблизить налоги на до­бавленную стоимость и уровни взимаемых пошлин. Создаваемая в ЕЭС система сбора налога с добавленной стоимости устанавливала, что при экспорте товаров из од­ного государства Сообщества в другое, в стране происхож­дения пошлины с них не взимаются, на границе об этом де­лается отметка, а в стране назначения с них уплачивается НДС. Кокфилд хотел отменить пограничный контроль за счет сбора НДС в стране происхождения товара; для всей внутриевропейской торговли он имел в виду ввести обыч­ный режим внутренней торговли западного государства. При такой системе доходы от НДС из стран с большими объемами импорта переместились бы в страны, преимуще­ственно экспортирующие. Поэтому Кокфилд предлагал учредить своего рода клиринговый дом для уравновешива­ния доходов, чтобы ни одна сторона ничего не теряла.

-110-

Все предложенное в Белой книге, кроме системы сбора НДС, вошло в 1993 году в законы. Правительства не поддержали идеи клирингового дома и сконструирова­ли временную систему, которая стала действовать с янва­ря 1993 года. Она предусматривает сбор НДС в стране происхождения товара, но потребовав от компаний сооб­щать налоговым властям о своих торговых связях с други­ми странами, позволила покончить с проверкой на грани­це. Полностью ввести систему Кокфилда правительства решили в 1997 году.

У Комиссии было желание, чтобы государства-чле­ны отменили паспортный контроль на своих границах друг с другом, но в Белой книге об этом ничего не было сказано за отсутствием на то юридических полномочий. Великобритания, Ирландия и Дания решили паспортный контроль сохранить, тогда как остальные девять госу­дарств, подписавших Шенгенское соглашение (по названию деревушки в Люксембурге), собирались его отменить.

Кокфилд и его сотрудники написали большую часть Белой книги, хотя Делор внес в нее разделы о кор­поративном праве и сближении ставок НДС. Более суще­ственным вкладом председателя была полная энергии и энтузиазма пропаганда Программы-92. Он выступал на многих конференциях работодателей и регулярно участ­вовал в работе Европейского круглого стола, группы про­мышленников, которую возглавлял тогда руководитель Volvo Пер Гилленхаммар. Среди тех, кого обхаживал Де­лор, были Жан Солвэ из фирмы Solvay, Жан-Луи Беффа из группы Saint-Gobain, Карл-Хейнц Каске от Siemens — и все они выступали сторонниками планов Комиссии.

Оказывая поддержку Белой книге, Делор должен был «проглотить» большие, чем ему хотелось бы, дозы де­регулирования. Госпоже Тэтчер, напротив, более всего нравились положения о либерализации финансовых ус­луг. Она ворчала насчет того, что меры, предусматривае­мые в разделах о пограничном контроле и косвенных на­логах, способны подорвать национальный суверенитет.

-111-

Вскоре она жаловалась, что Кокфилд стал жертвой «чу­жого влияния». «Кокфилд утратил любовь Тэтчер и заво­евал любовь Делора», — вспоминает ее дипломатический советник Чарльз Пауэлл.

Единый рынок Тэтчер считала самоцелью. Для Дело­ра же и Кокфидда, как разъяснялось в заключительных по­ложениях Белой книги, единый рынок был только средст­вом достижения цели. «Как таможенный союз должен был предшествовать экономической интеграции, точно так же экономическая интеграция должна предшествовать евро­пейскому единству». В 1993 году, выступая на француз­ском радио, Делор говорил, с некоторым преувеличением, что «если бы задача сводилась к созданию единого рынка, я не пошел бы в 1985 году на эту работу. Мы здесь не для того, чтобы создавать единый рынок — это меня не интере­сует, — а для того, чтобы создать политический союз».

Возможно, единый рынок и не интересовал Делора, но он разглядел стратегическое значение этого начина­ния, способного получить поддержку сил, представляю­щих почти все оттенки политического спектра. Делор предвидел, что он будет иметь не только экономические, но и политические последствия. Как только в программе Сообщества появится такая амбициозная задача, давле­ние в пользу институциональной реформы станет расти. Лучше многих британских политиков Делор понимал, что, если европейские страны хотят иметь эффективно работающий рынок с честной конкуренцией и без нацио­нального протекционизма, они должны будут передать Сообществу значительную часть своего суверенитета.

Мышь зарычала

Испания и Португалия добивались вступления в Сообщество с 1970-х годов. Переговоры об их приеме ста­ли для нового председателя Комиссии первым крупным вызовом и позволили раскрыться как лучшим, так и худ­шим его качествам. В феврале 1985 года по завершении

-112-

очередного заседания Делор предстал перед группой ис­панских тележурналистов. Он подверг испанцев критике за их притязания и недостаточно широкий взгляд на ве­щи. «C'est аи pied du mur qu 'on rencontre les masons», — объ­явил он с презрительным видом. Эта французская посло­вица (буквально: каменщиков надо искать у основания стены) означала, что мы, мол, еще посмотрим, хватит ли им прочности, когда пойдут трещины. Однако в Испании многие телезрители посчитали, что Делор их оскорбил, назвав не более чем строительными рабочими. «Похоже, он пропустил стаканчик-другой, — вспоминает один ис­панский дипломат. — Как бы там ни было с вином, но его вспышка гнева была расчетливо разыграна, чтобы смяг­чить нашу позицию на переговорах».

Испанцы вскоре простили Делору его вину, по­скольку он проявил свою бесподобную способность отыс­кивать почву для компромиссов там, где другим это не удавалось никак. В марте Делор выступил с пакетом пред­ложений, включавшим «Сводную средиземноморскую программу» (региональной помощи странам оливкового пояса), предусматривающую скидки на взносы в общий бюджет и ряд хитроумных форм отчетности по рыболов­ным квотам, что в совокупности снимало разногласия между странами Иберийского полуострова и десятью го­сударствами Сообщества.

Обнародованный в том же месяце доклад Дуджа раз­жег межправительственную битву по поводу будущего Сообщества. Предстоявшее в июне на саммите в Милане завершение срока своего председательства в ЕЭС Италия рассчитывала отметить созывом конференции для пере­смотра Римского договора. Поддерживали Италию только страны Бенилюкса. Джеффри Хау, британский министр иностранных дел, возглавил контрнаступление, ставящее целью усовершенствовать правила принятия решений без изменения договора. Он предлагал, чтобы правительства заключили джентльменское соглашение, по которому в случае своего несогласия с законами о внутриевропеиском

-113-

 

рынке они воздерживались бы от голосования, а не пуска­ли в ход люксембургский компромисс. Предложил он также заключить новый договор о Европейском политическом со­трудничестве, который бы нормативно закрепил сущест­вующую практику и вобрал в себя некоторые рекоменда­ции доклада Дуджа. В начале июня на встрече министров иностранных дел в итальянском городе Стреза большин­ство высказалось в поддержку Хау.

За день до начала встречи в Милане Франция и Гер­мания обнародовали проект договора о Европейском сою­зе, предусматривающий введение должности генерально­го секретаря, облеченного расширенными полномочиями для руководства внешней политикой союза. Этот план привел Делора в бешенство, поскольку положенный в его основу «межправительственный» подход к делу естест­венным образом подрывал значение Комиссии. «Я это прочитал и, разъяренный, помчался к Миттерану и сказал ему: "налицо план Фуше". Это было равносильно оскорб­лению, и он проект отозвал». Большинство правительств отвергло затею по тем же основаниям.

Когда итальянский премьер-министр Беттино Кракси открыл 28 июня встречу в верхах, британский план джентльменских соглашений оказался в центре де­батов и, по всем признакам, его должны были принять. Тэтчер, однако, без околичностей заявила, что, посколь­ку пересмотр договора возможен лишь на основе едино­гласия, а Британия выступает против, ничего подобного произойти не может. После этих резких слов поддержка британских предложений стала угасать. К великому не­удовольствию Гэррет Фицджеральд, премьер-министра Ирландии, Тэтчер неоднократно повторяла: «мы с ирланд­цами полагаем...». Хау вспоминает:

Ее тон понравился Андреасу Папандреу, премьер-министру Греции, как понравился он и датчанам. Мы ста­ли частью кровожадного меньшинства вместо того, что­бы сотрудничать с нашими партнерами в поисках общих решений. Так что мы спровоцировали Кракси.

-114-

Делор говорил, что если ЕЭС всерьез намерено во­площать в жизнь предложения Белой книги по внутриев-ропейскому рынку, в договор необходимо внести измене­ния. Даже если правительства согласятся не прибегать к люксембургскому компромиссу, для большинства предло­жений Белой книги, потребуется, согласно Римскому до­говору, единогласное утверждение. Он напомнил, что за­кону, позволяющему архитекторам работать в любой стране ЕЭС, потребовалось 15 лет, чтобы пробиться через Совет министров, и что закон о проверке (межфирмен­ных) слияний «торчит там с 1973 года». Он предложил немедленно внести в три статьи Римского договора по­правки, которые позволили бы совету принимать боль­шинством голосов решения по всем законам, касающимся единого рынка, и наделили бы Европейский парламент полномочиями вносить дополнительные изменения. Де-лор предложил внести эти поправки в договор о приеме Испании и Португалии, который был подписан 12 июня, но еще подлежал ратификации.

Выступление Делора отвратило собравшихся от поддержки британской политики сохранения договора в неизменном виде. Подводя итоги первого дня встречи, Кракси поддержал план Делора и попросил министров подготовить к завтрашнему заседанию предложение о по­правках к договору. Однако Великобритания, Греция и Дания дали ясно понять, что на любые поправки наложат вето. Поэтому ночью Джулио Андреотти, министр иност­ранных дел Италии, с помощью служащих Делора подго­товил альтернативное предложение, для принятия кото­рого единогласие не требовалось.

Открывая заседания второго дня встречи на выс­шем уровне, Кракси пошел на беспрецедентный шаг. По наущению Андреотти, Кракси поставил на голосование вопрос о созыве межправительственной конференции (МПК). Статья 236 Римского договора гласит, что Совет министров может принять решение о созыве МПК про­стым большинством голосов. Ошеломленная Тэтчер воз-

-115-

разила, сославшись на то, что Европейский Совет всегда действует на основе консенсуса. Поул Шлютер, датский премьер, заговорил о насилии, а Папандреу — о государст­венном перевороте. Но семеро, включая Коля и Миттера­на, проголосовали за МП К.

В июле подошла очередь Люксембурга быть предсе­дателем ЕЭС, и вместе с секретариатом Совета министров он занялся проведением межправительственной конфе­ренции. С сентября в рамках МПК состоялось несколько встреч министров иностранных дел и их помощников. Испания и Португалия присутствовали в качестве наблю­дателей. Их предстоявшее вступление в ЕЭС подкрепля­ло доводы в пользу порядка принятия решений большин­ством голосов: двенадцати государствам добиться едино­гласия было бы труднее, чем десяти.

Формально Комиссии никакой роли на МПК не от­водилось, но Делор присутствовал на заседаниях минист­ров иностранных дел, а Эмиль Ноэль, генеральный секре­тарь Комиссии участвовал в работе чиновников аппарата. Делор, Ноэль и Ламурё самостоятельно, без консульта­ций с комиссарами, готовили проекты выступлений от имени Комиссии.

В первые недели конференции набор предложений Комиссии позволил определить повестку дня и удержал многие правительства от выдвижения собственных идей. Первый доклад Делора, проект главы о внутриевропей-ском рынке, понравился англичанам, поскольку в нем подчеркивалась важность Программы-1992. Англичане, начинавшие с возражений против пересмотра договора, теперь стали склоняться к мысли, что из МПК может выйти что-нибудь путное.

Делор представил проекты статей об охране окру­жающей среды, исследованиях и «сплочении» (содейст­вии развитию отсталых регионов), то есть о сферах дея­тельности, в которых ЕЭС проявлял активность, хотя в Римском договоре о них не говорилось ни слова, а также проект статьи о Европейском парламенте. Он отстаивал

ту точку зрения, что как только министры введут порядок принятия решений большинством голосов, надо будет расширить полномочия Европейского парламента, пото­му что у национальных парламентов не останется рыча­гов воздействия на исход голосования. На этом основа­нии он предложил «процедуру сотрудничества», которая позволяла бы Европарламенту навязывать определенные поправки Совету министров, коль скоро Комиссия их принимает, а совет в своих возражениях не единодушен.

До конца ноября Делор придерживал свой проект главы об Экономическом и валютном союзе (ЭВС). В нем утверждалась сложившаяся практика Европейской ва­лютной системы и содержалось положение, позволявшее правительствам единогласно принять решение об обра­зовании самостоятельного Европейского валютного фон­да — зачаточной формы центрального банка. Для немцев, англичан и голландцев это было чересчур — допускать в договоре какие бы то ни было упоминания об ЭВС они не хотели.

Министры иностранных дел выводили Делора из себя длинным списком оговорок, которые они вносили в его предложения о едином рынке, и заменой определения конечной цели как «пространства без границ» расхожим выражением «общий рынок». На заседании министров иностранных дел, состоявшемся 25 и 26 ноября, Делор с неудовольствием отметил, что в тексте образовалось «ды­рок больше, чем в Грюйере [швейцарском сыре]», и при­грозил бойкотировать оставшуюся часть конференции. Делор повидался с Колем и Миттераном — и не безре­зультатно. На следующем заседании министров на основе совместной франко-германской инициативы была восста­новлена его версия главы о внутриевропейском рынке.

Межправительственная конференция завершилась 2-3 декабря в Люксембурге. Делор помог Миттерану и Колю договориться о неформальной сделке: Германия, из­менив Великобритании, согласится на скромное упомина­ние об ЭВС, а Франция признает принцип свободного дви-

 

116-

-117-

жения капиталов. Таким образом, новая преамбула догово­ра должна была перекликаться с принятым в 1972 году обязательством о «постепенном образовании Экономиче­ского и валютного союза». В главе, названной «Сотрудни­чество в экономической и денежной политике (Экономи­ческий и валютный союз)», всего в 110 словах излагалось, что для любых перемен в денежных институтах Европы потребуются решения МПК.

Глава об ЭВС и многое другое в новом договоре привели в ярость Тэтчер, которая была на грани примене­ния вето. К концу второго и последнего дня конференции, совсем близко к полуночи, собственное министерство иностранных дел убедило ее, что крушение встречи в вер­хах не послужит интересам Британии. Главы десяти пра­вительств одобрили два документа: пересмотренный Римский договор о Европейском экономическом сообще­стве и новый межправительственный договор о Европей­ском политическом сотрудничестве.

После саммита Тэтчер заявила на пресс-конферен­ции, что содержащиеся в договоре слова об ЭВС ровным счетом ничего не значат, а будь, мол, это не так, она бы ни­когда под ними не подписалась. В глазах Делора, однако, эта крохотная статья смотрелась вехой на пути в будущее. «Это похоже на сказку про то, как потерявшийся в лесу мальчик-с-пальчик бросал белые камешки, чтобы по ним его могли отыскать. По пути я разбрасывал белые камешки, чтобы мы могли снова выйти на дорогу к Валютному союзу».

Несмотря на упоминание об ЭВС, новый договор далеко не отвечал федералистским устремлениям Делора. Наутро после конференции Делор обрушил на собрав­шихся министров иностранных дел назидательную речь, полную упреков за то, что они не смогли ответить на бро­шенный им вызов сделать что-нибудь для Европы и про­извели на свет «нечто чудовищное». Он пытался возобно­вить разговор на смутную тему «комитологии», которую он — но никто больше — считал чрезвычайно важной. Де-лору хотелось бы видеть в договоре четкое указание, что

-118-

Комиссия, а не представители национальных бюрокра­тий, должна иметь решающее слово в комитетах, управля­ющих единым рынком. Министры оставили его слова без внимания.

Тем не менее, когда 19 декабря министры снова со­брались, чтобы причесать текст, Делор убедил их, что ес­ли межправительственный документ о Европейском по­литическом сотрудничестве так и будет существовать отдельно от нового договора, это может ослабить инсти­туциональные принципы Сообщества. Поэтому они объе­динили оба документа, связав их общей преамбулой, ко­торая повторяла федералистскую риторику Штутгартс­кой декларации и подчеркивала общность задач ЕПС и Сообщества в строительстве союза. Министры приняли также предложение Делора именовать всю связку доку­ментов Единым европейским актом или просто Единым актом, чтобы подчеркнуть неразрывность обеих составля­ющих его частей.

Единый акт не мог вступить в силу прежде, чем его ратифицируют все 12 государств. В десяти из них это было сделано парламентским голосованием. Датчане провели в 1986 году референдум и одобрили Единый акт 56 процентами голосов. В Ирландии референдум состо­ялся в марте 1986 года, и 70 процентов его участников тоже сказали «да». Единый европейский акт вступил в силу, 1 июля 1987 года.

Новый договор привлек к себе мало внимания вне кругов евробюрократии. Тэтчер назвала его «скромным решением». Журнал «The Economist» определил его как «улыбающуюся мышь», имея в виду, что при всех содер­жавшихся в нем добрых намерениях, сам по себе он был настолько мелким событием, что не мог иметь сколько-нибудь существенного значения. Немногие политики или обозреватели допускали, что договор изменит природу Европейского экономического сообщества, самое назва­ние которого новый договор сделал устаревшим, заменив его на Европейское сообщество (ЕС).

-119-

Но мышь была с острыми зубами. Глава о едином рынке обязывала ЕС к концу 1992 года устранить все вну-триевропейские барьеры. Совету министров предстояло решать проблемы единого рынка «квалифицированным большинством голосов», хотя в том, что касается свобод­ного передвижения людей, прав наемных работников или налогообложения, сохранялось правило единогласия. С учетом принятой в совете сложной системы взвешен­ных голосов квалифицированное большинство означает, что три страны — две крупные и одна небольшая — могут наложить вето на любой закон. Решения по законам об охране здоровья и безопасности работников на производ­стве должны были отныне приниматься квалифициро­ванным большинством. Новые главы, посвященные охра­не среды, сплочению, исследованиям и конструкторским разработкам и Парламенту, — с применением ко всему этому «процедуры сотрудничества» — более или менее соответствовали первоначальным предложениям Делора.

По договору о Европейском политическом сотруд­ничестве (ЕПС) 12 государств брали на себя обязательст­во «стараться совместно формулировать и осуществлять европейскую внешнюю политику», проводить взаимные консультации и учитывать интересы друг друга, прежде чем совершать какие-либо действия. Они должны были сотрудничать в решении политических и экономических вопросов безопасности. Комиссии надлежало «в полной мере ассоциироваться» с ЕПС, которое будет иметь в Брюсселе свой секретариат.

Будь то мышь или чудовище, но Единый европей­ский акт оказался приемлемым для правительств с опре­деленно разным видением долговременных целей ЕС. Южные страны, те, что победнее, надеялись — не безос­новательно, как оно получилось на деле, — что в статьях о региональной политике появятся конкретные обяза­тельства о выделении денег. Прагматичные британцы и датчане полагали, что Акт предназначен главным обра­зом для выполнения Программы-1992. Более идеалис-

 

тично настроенные государства-основатели на первый план ставили разделы, посвященные ЭВС и Европейско­му парламенту, и смотрели на договор, как на ступеньку лестницы, ведущей в Европу, устроенную на более феде­ративных началах. Несмотря на свою вспышку после Люксембургского саммита, Делор признавался: «Я знал, что если договор пройдет, это станет важным событием и историки в один прекрасный день обнаружат у мыши вы­сокие достоинства».

Сейчас о Едином европейском акте он говорит с нежностью отца, наблюдающего, как его отпрыск стано­вится звездой. Он говорит, что хотел

сделать договор в стиле того, что лежит в основе Сообщества угля и стали, деловым, то есть без излишеств. [Единый акт] получился четким — в отличие от Мааст­рихтского договора. Мы ясно сказали, что нам следует и чего не следует делать.

Единый акт отличается, как он говорит, ясностью и четкостью, которых нет в гораздо более пространных Римском и Маастрихтском договорах. Но представление Делора, будто Единый акт на 85 процентов написан им и его сотрудниками, — преувеличение. Другие участники той межправительственной конференции полагают, что правильнее было бы говорить о 60-70 процентах.

Лишь когда Единый акт вступил в силу, политичес­кие деятели Европы начали осознавать, как основательно изменил он распределение власти, сместив ее от нацио­нальных правительств к учреждениям Сообщества — и к Комиссии от Парламента. Новые статьи договора опреде­лили новые «предметы ведения» Комиссии — сферы, в которых она могла предлагать законы. Еще важнее было то, что расширение круга вопросов, решать которые мож­но было большинством голосов, открыло дорогу к превра­щению в законы гораздо большему числу предложений Комиссии. Пока действовало правило единогласия, мало кого интересовали проекты Комиссии, ибо они редко мог­ли пройти через Совет министров.

 

- 120-

-121-

Брюссельский царь

Успехи Программы-1992 и Единого европейского акта были неразрывно связаны между собой. Не было бы Единого акта без Белой книги Кокфилда. Точно так же многие из предложений Белой книги не были бы осуще­ствлены, не будь новых правил голосования, введенных Единым актом.

Делору единый рынок и Единый акт представля­лись двумя составными частями того, что он называл «триптихом» реформ. Согласованный в феврале 1988 го­да бюджетный «пакет Делора» он считал не менее важ­ным, чем два другие достижения его первой Комиссии. Под председательством Делора Сообщество продвину­лось к федеративному устройству по двум направлениям. На основании институциональных изменений и новых законов государства передавали ряд своих полномочий институтам ЕС. Они также переводили деньги из собст­венных бюджетов в бюджет Сообщества.

Наиболее трудно улаживаемые споры внутри Сооб­щества всегда касались денег. Ничто не поглощало столь­ко времени и энергии, не требовало столько доброй воли, сколько ежегодные бюджетные дрязги с участием госу­дарств, Комиссии и Европейского парламента. Около двух третей бюджета приходилось на Общую сельскохо­зяйственную политику (ОСП). Она оказывала поддерж­ку фермерам, обещая покупать их продовольственную продукцию по искусственно завышенным ценам даже при отсутствии спроса. Такое стимулирование перепроизвод­ства вело к тому, что хранилища были забиты зерном, го­вядиной и маслом. ОСП субсидировала экспорт этих из­лишков, продававшихся по бросовым ценам на рынках стран третьего мира, что время от времени ударяло по жизненному уровню тамошних крестьян.

На Лондонском саммите 5 и 6 декабря 1986 года Де-лор сделал подробный доклад о состоянии финансов ЕС, сказав в заключение, что в течение года им грозит полный

- 122 -

крах. Тэтчер попросила его разработать план для реше­ния ряда проблем, в том числе растущих затрат на хране­ние сельскохозяйственных излишков, а также требований бедных стран об увеличении фондов структуризации и общих размеров бюджета.

До этого между Делором и Тэтчер поддержива­лись вполне хорошие отношения. Она едва ли могла быть противницей той ставки, которую делал Делор на единый рынок. Впервые нелады между ними возникли на совместной пресс-конференции по окончании Лон­донского саммита. Тэтче