Александр Александрович Блок (1880-1921)

Сотри случайные черты,

И ты увидишь - мир прекрасен!

А

. Блок - один из самых ярких и значимых поэтов русской литературы XX века, ве­личайший поэт русского символизма. Эпиграфом ко всему творчеству Блока могло бы стать стихотворение «О, я хочу безумно жить», написанное поэтом в 1914 г.:

О, я хочу безумно жить: Все сущее -увековечить, Безличное - вочеловечитъ, Несбывшееся - воплотить!

Александр Александрович Блок родился в Санкт-Петербурге 16 (28) ноября 1880 г. Истоки духовности Блока, его стремления к гармонии, к идеальным человеческим от­ношениям лежат в атмосфере бекетовского дома, где господствовали идеалы гумани­стического народолюбия, научные и литературные интересы.

Родители Блока - Александр Львович, юрист, профессор Варшавского университета и мать, Александра Андреевна, урожденная Бекетова - разошлись сразу после рожде­ния сына, и он воспитывался в семье матери, принадлежащей к кругу петербургских профессорских семей. Дедушка будущего поэта - А. Н. Бекетов - известный ботаник, публицист, с 1870 г. декан физико-математического факультета Петербургского уни­верситета, в 1876-1884 гг. ректор университета, друг М. Е. Салтыкова-Щедрина, Д. И. Менделеева, близкий знакомый многих выдающихся деятелей культуры. В имении Бекетовых Шахматове Блок проводил лето. Мать Блока (во втором замужестве Куб-лицкая-Пиотух), переводчица и литератор, сыграла благотворную роль в его жизни, привила интерес к философии и литературе.

Литературные наклонности у Блока проявились очень рано. Сам поэт считал, что «сочинять... стал с пяти лет» («Автобиография»). Дома Саша издавал рукописный жур­нал «Вестник». Времена детства и юности, образ семьи, домашнего очага, «блаженный вечер века» Блок с большой любовью восстанавливает в поэме «Возмездие» (1918).

В «Автобиографии» Блок говорит о влиянии на него Жуковского, Фета, Полонско­го: «Первым вдохновителем моим был В. А. Жуковский. С раннего детства я помню на­бегавшие на меня лирические волны». Поступив на юридический факультет Петер­бургского университета, Блок скоро понял, что выбрал не свое дело, и перешел на ис­торико-филологический факультет.

В своих произведениях поэт часто использовал факты собственной биографии, он сам отмечал, что его лирические стихотворения с 1897 г. «можно рассматривать как дневник». В первых романтических стихах конца 90-х годов, написанных в период юношеского увлечения К. М. Садовской (цикл «Отроческие стихи», издан посмертно в 1922 г.), выявится характерный для творчества Блока разлад между идеалом возвы­шенной романтической любви и его земным воплощением, постоянный конфликт ре­ального с идеальным, который ляжет в основу многих его произведений, внесет тра­гические ноты в любовную лирику.

Мощным импульсом к творчеству стало для Блока знакомство в 1898 г. с будущей женой Любовью Дмитриевной Менделеевой (1881-1939), дочерью знаменитого хи­мика Д. И. Менделеева, впоследствии актрисой. Вместе с ней Блок участвовал в поста­новке «Гамлета» в имении Менделеевых Боблово (Блок играл Гамлета, Любовь Дмит­риевна - Офелию). До конца 1890-х годов он готовился стать актером, посещал драма­тические курсы, участвовал в любительских спектаклях.

Поэзия романтизма подготовила Блока к принятию основополагающих принци­пов искусства символизма. Взращенные уроками Жуковского мистико-романтиче-ские переживания обратили Блока в начале XX века к творчеству Владимира Сергеевича Соловьева (1853-1900), приблизили его ко второму поколению русских символи­стов (к младосимволистам), которыми философ-мистик и поэт В. Соловьев был при­знан «духовным отцом». В спасительной миссии Красоты, Истины, Добра Соловьев усматривал залог идеального христианско-нравственного состояния людей, при кото­ром исчезнет разъединенность на всех уровнях сознания и бытия. В основе же мисти­ческих исканий Соловьева лежит почерпнутое в Евангелии учение о кризисе жизни и близящемся апокалиптическом конце мира. Философ отвергал революционный путь изменения существующего порядка и надежды на возможное переустройство мира связывал с революцией духа, с духовным обновлением человека. Главное место в его учении занимает образ Жены, облаченной в Солнце, являющейся воплощением красо­ты, добра, справедливости, дарующей миру нового Бога. В мировоззрении Соловьева «небесное» и «земное» стремятся к гармонии, а облик «всеединства» видится как «жи­вое духовное существо», воплощение вечно-женственного начала, Души мира, Подру­ги Вечной, Девы Радужных Ворот. Искусство же, по Соловьеву, - «посредник» в дости­жении «всеединства», а художник - это пророк, благодаря которому искусство должно стать «реальной силой», просветляющей и перерождающей весь человеческий мир.

Солоеьевская тема прекрасной, идеальной любви стала центральной в ранних сти­хотворениях Блока, составивших первую лирическую книгу стихов - «Стихи о Пре­красной Даме» (1904). В любви - высшее проявление индивидуальности, торжество над смертью, мистическая «вечная жизнь»:

Смерть и Время царят на земле, - Ты владыками их не зови; Все, кружась, исчезает во мгле, Неподвижно лишь солнце любви.

(«Бедный друг, истомил тебя путь», 1887)

Мистическое поклонение лирического героя Блока Владычице Вселенной совме­щается с его конкретными переживаниями, в основе которых лежит живое, подлин­ное чувство любви к Любови Дмитриевне Менделеевой - невесте, позже жене поэта. Лирическая тема, преломленная в аспекте соловьевского идеала, приобретает значе­ние любви священной. Блок последовательно переводит в стихах свои «земные» чув­ства в высший, идеально-мистический план. Предчувствие «встречи наяву» с Вечной Девой, с «Девой в снежном инее» явственно звучит в стихотворениях «Ты горишь над высокой горою» (1901), «Ночью вьюга снежная» (1901) и других.

В «Стихах о Прекрасной Даме» отразились и важнейшие черты творческой манеры поэта (страстность, напряженность чувства, эмоциональная сила) и сквозные симво­лы его лирики (весна, закат, горизонт в огне, туманное утро, солнце, ветер, Таин­ственная Дева, лучезарность).

Основная особенность стихов этого цикла - нераздельное единство двух планов: личного, реального и космического, универсального, воплощенного в Душе Мира.

Дуализм взглядов раннего Блока отразился на особенностях художественной фор­мы цикла - противопоставления света и тьмы, дня и ночи. Так, тема ожидания Пре­красной Дамы, Белой Девы, Зари, Царевны сменяется предчувствием крушения на­дежд, разочарований в стихотворениях «Вхожу я в темные храмы», «Мы встречались с тобой на закате», «Отдых напрасен. Дорога крута», «Предчувствую тебя».

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо - Все в облике одном предчувствую Тебя. Весь горизонт в огне - и ясен нестерпимо, И молча жду, - тоскуя и любя. <...> Как ясен горизонт! И лучезарность близко. Но страшно мне: изменишь облик Ты.

«О блоковской Прекрасной Даме много гадали, - писал Н. Гумилев, - хотели видеть в ней то Жену, облеченную в Солнце, то Вечную Женственность, то символ России. Но если поверить, что это просто девушка, в которую впервые был влюблен поэт, то мне кажется, что сам образ, сделавшись ближе, станет чудеснее и бесконечно выиграет в художественном отношении».

Уже в этом сборнике Блока проявились важнейшие качества его стиха: музыкаль- но-песенный строй, звуковая и цветовая выразительность, метафоричность языка, сложная структура образа - все то, что теоретики символизма считали необходимым импрессионистическим элементом.

Повышенное внимание к музыкальности речи было особо свойственно поэтике символистов. По словам одного из ведущих младосимволистов - А. Белого, - «музыкой выражается единство, связующее эти миры, бывшие, сущие и имеющие существовать в будущем». А Блок также утверждал: «Вначале была музыка, Музыка есть сущность мира. Мир растет в упругих ритмах. Рост мира есть культура. Культура есть музы­кальный ритм».

В творчестве Блока синтезируются две разнонаправленные тенденции модерниз­ма: с одной стороны, стремление к воссозданию прекрасного (возрождение средневе­кового рыцарского идеала женской красоты и образа идеальной души России в цикле «Стихи о Прекрасной Даме»), с другой - художественное отображение процесса дегу­манизации национального бытия, социальной и внутренней жизни человека (циклы «Город», «Страшный мир», «Снежная маска», поэма «Двенадцать»), тенденция, кото­рую В. Соловьев назвал «отражением идеала от несоответствующей ему среды».

Трагическую контрастность творчеству Блока придавало неразрешимое противо­речие между безжалостной реальностью, «страшным миром», «тесным для сердца» и счастливым свободным человеком грядущего века, который поэт так исступленно ждал, в который веровал и к которому призывал в своем творчестве, готовый к воз­мездию за свою и общую измену правде, за жизненное бессилие:

И пусть над нашим смертным ложем Взовьется с криком воронье, - Те, кто достойней, боже, боже, Даузрят царствие твое!

(«Рожденные в года глухие», 1914)

Со всеми блистательными художниками русского ренессанса Блока объединяли неистребимая мечта о высоком предназначении человека, об обновлении человече­ства, углубленный самоанализ, необыкновенная требовательность к себе. «Художник на каждом шагу должен исповедоваться перед собой, проверять себя до конца, выво­рачиваться наизнанку», - вот основное требование, предъявляемое к художнику Бло­ком. В 1911-1912 гг. Блок переработал свои пять сборников («Стихи о Прекрасной Да­ме», «Нечаянная радость», «Снежная маска», «Земля в снегу», «Ночные часы») в трех­томное «Собрание стихотворений». В каждом из томов он организовал новые циклы, включил неопубликованные стихи. Так складывалась у поэта концепция собственной творческой эволюции.

Всю свою лирику Блок представляет как трилогию, «роман в стихах»: каждая из трех книг - часть трилогии, а циклы, группы стихотворений образуют главы в книге. С этого времени поэзия Блока существует в сознании читателя как единая «лириче­ская трилогия», создающая «миф о пути» духовного становления поэта (Д. Е. Макси­мов). Эволюция Блока затрагивала самые сокровенные тайники сознания и чувства. Этапы творчества поэта верно определил В. Брюсов в статье 1916 года: «Это - путь от одинокого созерцания к слиянию с жизнью, от попыток силой мечты проникнуть в тайны мира к спокойному и трезвому наблюдению действительности, от мистики к реализму. В то же время это - путь от отроческих мечтаний о венце пророка, об иде­альной любви и идеальной жизни к пониманию своего призвания только как поэта и ко всей сложности и подчас грубости современной действительности, медленно, но властно заполняющей душу и находящей в ней неожиданные отзвуки... он с бес­страшной искренностью черпает содержание своих стихов из глубины своей души. Это придает его поэзии особую свежесть, делает все его стихи жизненными. Блок как-то сразу создал свой стиль, во многом самобытный, но не замкнулся в нем и в каждой своей новой книге ищет новых путей для своего творчества».

Пожалуй, ни у кого из русских поэтов Серебряного века нет такого напряженного и тревожного ожидания грядущего, как у Блока. Он предчувствовал приближающиеся грандиозные социальные потрясения - «неслыханные перемены», «невиданные мяте­жи» (поэма «Возмездие», стихотворение «Осень»). Лирический герой Блока знал по­ражение и отчаяние, но, возрождаясь к жизни в творческом акте, в любви к родине, сохранял веру в «новый век»: «Я верю: новый век взойдет / Средь всех несчастных по­колений»; «Всю жизнь жестоко ненавидя / И презирая этот свет, / Пускай грядущего не

видя, - / Дням настоящим молвив: нет!» («Да. Так диктует вдохновенье» 1914 г.).

Блок мучительно ощущал отсутствие гармонии в «страшном мире», искал гармо­нии с миром и в себе самом. Любовь призвана была «заклясть» хаос не только в душе поэта, но и в окружающем его мире. Нарастающее чувство жизни, ощущение ее небла­гополучия, неустойчивости нарастает в цикле «Распутья», куда вошли стихотворе­ния: «Фабрика», «Из газет», «Я их хранил в приделе Иоанна...», «Просыпаюсь я - и в поле туманно...», «По берегу плелся больной человек...», «Все ли спокойно в народе?»

«Мне цветы и пчелы влюбленные Рассказали не сказку, а быль»,

- скажет поэт в стихотворении «Просыпаюсь я - и в поле туманно...» (1903), пред­варяя рассказ о встрече с «розовой девушкой»:

Когда я в сумерки проходил по дороге, Заприметился в окошке красный огонек. Розовая девушка встала на пороге И сказала мне, что я красив и высок. В этом вся сказка моя, добрые люди. Мне больше не надо от вас ничего: Я никогда не мечтал о чуде - И вы успокойтесь - и забудьте про него.

Название цикла «Распутья» не случайно: эпоха побуждает поэта пересмотреть свои позиции. В конце октября 1902 г. он делает интересную запись: «Декадентство должно быть отделено от новаторства. Настоящее декадентство - субъективно-инди­видуалистическое - обречено на гибель». Эти внутренние «распутья» и отражены в стихах цикла. Мотив служения «Прекрасной Даме», сохранившийся и здесь, уже ак­тивно соседствует с образами реальной современности, капиталистического города. Так, в стихотворении «Из газет» автор обращается к газетной хронике и рассказывает о женщине, покончившей с собой из-за тяжести жизни. В стихотворении находит от­ражение страшная, неприглядная бытовая действительность: рельсы, на которые лег­ла мать, осиротевшие дети, добрая соседка, принесшая детям щи, «человек с оловян­ной бляхой на теплой шапке».

Сочувствие к обездоленному народу, интерес к вопросам социального неравенства отчетливо ощутимы и в блоковском стихотворении «Фабрика» (1903):

В соседнем доме окна жолты. По вечерам - по вечерам Скрипят задумчивые болты, Подходят люди к воротам. <...> Они войдут и разбредутся, Навалят на спины кули. И в желтых окнах засмеются, Что этих нищих провели.

Постепенно тема социальных и нравственных противоречий современности ак­тивно входит в поэзию Блока. Революционная ситуация в стране, события 1905 г. на­ложили неизгладимый отпечаток на его лирику, художественное видение мира. Осо­бую роль для поэта сыграют события первой русской революции, расстрел мирных де­монстрантов.

На возвращение Блока к реальной действительности обратил внимание В. Брю­сов: «Только в последних стихотворениях книги образы становятся более конкретны­ми, более жизненными, выступают из-за ликов ангелов облики живых людей, из-за куполов таинственных храмов - стены простых домов и даже фабрики».

Новый этап пути А. Блока представляет и стихотворение «Девушка пела в церков­ном хоре...»: девушка поет в церковном хоре, и ее голос очаровывает подобно «слад­кому пению сирен» в гомеровской «Одиссее»:

И всем казалось, что радость будет, Что в тихой заводи все корабли, Что на чужбине усталые люди Светлую жизнь себе обрели.

Но надежда на «светлую жизнь» иллюзорна, к этой «тайне» при-частно дитя, веда­ющее истину:

И голос был сладок, и луч был тонок, И только высоко, у Царских Врат, Причастный Тайнам, - плакал ребенок О том, что никто не придет назад.

Особое звучание стихотворению, вызывающему целую гамму переживаний, прида­ют не только звуковые повторы, ассонансы и аллитерации, но и дольник - стихотвор­ный размер, введенный в поэзию А. Блоком и ставший распространенным размером в русской поэзии XX века.

Во второй том лирики А. А. Блока вошли стихотворения из сборников «Нечаянная радость» (1907) и «Земля в снегу» (1908).

«Нечаянная радость» открывает, по словам самого автора, мир во всем своем «тревожном разнообразии»: «Это мой образ грядущего мира», - так объяснил Блок смысл названия своего второго сборника. В записных книжках этого периода поэт осуждает эстетство, индивидуализм тех, которым «нипочем, что столько нищих». В статье «Три вопроса» Блок поднимает вопрос о роли художника в жизни общества, рассуждает о том, что проблема долга - «пробный камень для художника современ­ности», что «в сознании долга... художник находит силу ритмически идти единствен­но необходимым путем».

Эти мысли определяют эстетические критерии Блока. Его интересует «дьяволь­ская», но притягательная сила города. Мотивы страдания человека, ожидания пере­мен, ощущение смерти, оскудения нравов звучат в стихотворениях цикла «Город»: («Пожар», «На чердаке», «Ночь. Город угомонился», «Сытые», «Вися над городом все­мирным», «Митинг», «Клеопатра», «Не пришел на свиданье»). В этих стихах мелькают образы повседневной жизни - «плачущий ребенок», «человек, упавший на плиты с разбитой головой», толпа проституток. Город у Блока - вместилище человеческих страданий, злобы, хаоса - сопоставляется со «змеиным логовищем». Поэт, молча ждав­ший в первой книге Прекрасную Даму, теперь, проходя по улице, задает себе вопрос: «Не встречу ли оборотня? Не увижу ли красной подруги моей?».

Противоречия мира также будут осмыслены лирическим героем стихотворения «В ресторане» из цикла «Страшный мир», в котором поэт называет себя «невоскресшим Христом». Черная роза, посланная автором в бокале вина, означает трагизм бытия: «...пожаром зари / Сожжено и расколото бледное небо, / И на желтой заре - фонари». Так поэт прощается с мистицизмом В. Соловьева.

Образы чертенят, колдунов, болотных тварей весенних цикла «Пузыри земли» (1904-1905), открывающих второй том поэта и являющихся своеобразным прологом к нему, олицетворяют земное мифологическое начало, переносят блоковското лириче­ского героя в конкретную жизненную обстановку из тех отвлеченных пространствен­ных координат, в которых он пребывал в первой книге. В этом цикле поэт обращается к народной мифологии, фольклору, назвав их в стихотворении «Поэзии заговоров и заклинаний» (1904) «тем золотом, которое обеспечивает и книжную, „бумажную" поэ­зию - вплоть до наших дней». Блок обстоятельно, с большой любовью рисует мир сти­хийных существ, живущих одной жизнью с природой, и чуждых всякого влечения к сверхземному: «тише вод и ниже трав - / Захудалый черт»; «И сидим мы, дурачки, - / Нежить, немочь вод, / Зеленеют колпачки, / Задом наперед» («Болотные чертенята»); «И мохнатые, малые каются, / Умиленно глядят на костыль, / Униженно в траве ку­выркаются, / Поднимают копытцами пыль» («Старушка и чертенята»).

В глубоко ироническом плане прощается Блок со своими старыми мистическими образами в стихотворении «Балаганчик» (1905) и в пьесе «Балаганчик» (1906). Тради­ционное трио - Коломбина, Пьеро, Арлекин - выступает в пьесе вместе с мистиками, ожидающими таинственных событий и изображенных автором в комическом плане.

Пьеса была поставлена в Петербурге и привлекла к себе большое внимание. Одни встретили восторженно драматургию Блока, другие отнеслись к ней враждебно, обви­няя поэта в кощунстве. В результате близкие отношения между Блоком и многими его друзьями были разорваны.

Полемика между Блоком и символистами достигла крайней остроты после его статьи «О реалистах», в которой поэт выступил в защиту М. Горького и других писа­телей реалистического направления: «Если и есть реальное понятие „Россия"... то вы­разителем его приходится считать в громадной степени Горького». В записной книж­ке Блока в этот период будет написано: «Одно только и делает человека человеком-знание о социальном неравенстве».

В апреле 1909 г. Блок уезжает с женой в Италию. Цикл «Итальянские стихи», включивший в себя такие знаменитые произведения, как «Равенна», «Венеция», «Де­вушка из Spoleto», «Флоренция», был попыткой поэта отвлечься от горестной действи­тельности и погрузиться в мир истории и искусства. Но отвлечься от действительно­сти художнику с обостренным чувством справедливости не удается. История Италии побуждает Блока сопоставить современную жизнь с гуманизмом эпохи Возрождения. Ретроспективный взгляд сочетается у поэта со взглядом в будущее, которое лириче­ский герой провидит сквозь мрак настоящего: «Тень Данте с профилем орлиным / О новой жизни мне поет» («Равенна»); «И некий ветр сквозь бархат черный / О жизни будущей поет» («Венеция»).

В стихотворении «Венеция» Блок размышляет над сквозной темой своего творче­ства - роль поэта в жизни людей. Парафраз библейской легенды об Иоанне Крестите­ле - образ «головы на черном блюде» - воспринимается как готовность поэта на жерт­ву, как расплата за крещение Словом, выражающим неприятие Зла, в какой бы форме оно ни воплощалось. Поэт в стихах этого цикла сопоставляется с Христом:

Идет от сумрачной обедни, Нет е сердце кроеи... Христос,уставший крест нести.

Стихотворения цикла «Итальянские стихи» отличаются пластичностью и ясно­стью стиля, строгостью и монументальностью структурной формы, соответствующих интонации поэтических размышлений; особая элегичность - мечтательный, груст­ный настрой, свойственный медитативной лирике, оживленной Блоком романсными интонациями. Так, в стихотворении «Девушка из Spoleto» необычайно выразительны и сравнения, и метафоры, и олицетворения: «Строен твой стан, как церковные свечи. / Взор твой - мечами пронзающий взор. / Дева. Не жду ослепительной встречи - / Дай, как монаху, взойти на костер!». В этих стихах воплотились принципы построения ли­рического стихотворения, сформированные Блоком еще в 1906 г.: «Всякое стихотворе­ние - покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся, как звез­ды. Из-за них существует стихотворение».

В лирике Блока особо выделяется знаменитое стихотворение «О доблестях, о по­двигах, о славе...» (1908), которое М. Цветаева назовет стихом «о синем плаще... до тоски любимым всей Россией». Это произведение посвящено жене поэта, Л. Д. Менде­леевой и открывает цикл «Возмездие» (1908-1913), одним из главных мотивов которо­го станет подведение итога «мигов жизни» в час, когда «вечность заглянула в очи». Это стихотворение сопоставляется блоковеда-ми со стихотворением А. С. Пушкина «К Чаадаеву» (1818). В нем наблюдается реминисценция пушкинских строк - «Любви, на­дежды, тихой славы»; передается внутреннее состояние лирического героя в перелом­ный момент жизненной судьбы. Как и пушкинское стихотворение, это произведение написано ямбом, выражающим, по определению поэта, «ритм времени». По силе вы­раженного чувства «О доблестях, о подвигах, о славе» сопоставимо и с пушкинским «Я помню чудное мгновенье» (1825). Блоковская любовь-страдание («Я звал тебя, но ты не оглянулась, / Я слезы лил, но ты не снизошла, / Ты в синий плащ печально заверну­лась, / В сырую ночь ты из дому ушла»), как и вдохновенная оптимистическая любовь у Пушкина, наполняет все существо человека, освещает его животворящим светом. Без любви нет творчества, нет жизни.

В стихах, составивших книгу «Снежная Маска» (1907), отразились драматические перипетии личной жизни Блока, связанные с его увлечением актрисой Н. Н. Волохо-вой. Эту книгу сам поэт определит как «до последней степени субъективную». Темы обреченной страсти, отчаяния и тревоги, владеющие лирическим героем, представле­ны здесь в символических образах метели, вьюги, ночи, снежных вихрей, погони. Сти­хам этого цикла присуща особая музыкальность:

В сердце - легкие тревоги, В небе - звездные дороги, Среброснежные чертоги. Сны метели светлозмейной, Песни вьюги легковейной, Очи девы чародейной.

К мотиву нарастающей страсти, врывающейся в круг размеренной жизни как «без­законная комета», Блок возвращается и в цикле «Кармен», посвященном актрисе Л. А. Дельмас, в отдельных стихах цикла «Арфы и скрипки» (1908-1916) и в поэме «Соло­вьиный сад» (1915). Все женские образы - Незнакомки, Снежной Маски, Кармен - род­нит единство эстетического поиска, томление по красоте и цельности, любовная страсть. С трепетным восторгом обращается поэт к девически чистому и возвышенно­му образу, олицетворяющему для него совершенство гармонии, божественное начало в стихотворении «Незнакомка» (1906), каждая строчка которого - моление о Прекрас­ном, преклонение перед Чудом, снизошедшим к земной жизни, преображающим внутренний мир лирического героя:

И странной близостью закованный, Смотрю за темную вуаль, И вижу берег очаро­ванный И очарованную даль...

Второй лик Незнакомки, возникающий в стихотворении «Там дамы щеголяют модами», раскрывает двойственное восприятие Блоком реальной действительности; первый лик Незнакомки является утверждением идеала, второй - сомнением в под­линности идеала:

Средь этой пошлости таинственной, Скажи, что делать мне с тобой — Недостижимой и единственной, Как вечер дымно-голубой?

Идеал приземлен, но сохранил своеобразное обаяние, свою тайну («Она бесстыдно упоительна / И унизительно горда»). Разгулом страсти «Она» - «недостижимая заря», вознесена над окружающей ее пошлостью.

В докладе «О современном состоянии русского символизма»

(1910) Блок назовет Незнакомку красавицей-куклой, синим призраком. «Это не про­сто дама в черном со страусовыми перьями на шляпе. Это - дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового. Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона; но всякий делает то, что ему назначено», - так: выразит поэт свое стремление через демонический бунт отрицать плохо устроенную жизнь, несовершенный мир, в котором отсутствует мера, порядок и стройность. Сохрани­лась дневниковая запись Блока от 10 февраля 1912 г., свидетельствующая о максима­лизме поэта, ответственности за то, что происходит в литературе, ответственности интеллигенции перед народом: «Пора развязать руки, я больше не школьник. Ника­ких символизмов больше нет. Один отвечаю за себя».

Однако в другом программном стихотворении «О, весна без конца и без краю...» (1907) поэт не отрекается от мечты о совершенстве жизни:

О, весна без конца и без краю — Без конца и без краю мечта! Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! И приветствую звоном щита! <...> И смотрю, и вражду измеряю, Ненавидя, кляня и любя: За мученья, за гибель - я знаю — Все равно: принимаю тебя!

О будущем - и цикл стихотворений Блока «Ямбы» (1907-1914), в которых лириче­ский герой объясняется в любви к жизни и выражает неприятие ее ужасов.

Цикл открывается стихотворением «О, я хочу безумно жить...» (1914), который Блок назвал «лучшим» своим стихотворением и в котором поэт провозглашает цель своего творчества: «Все сущее - увековечить, / Безличное - вочеловечить, / Несбывше­еся - воплотить!». Эпиграфом к циклу стала цитата из «Сатир» Ювенала: «Негодование рождает стих».

Мысли поэта о его долге, о реалистическом отображении жизни звучат в стихо­творении «В огне и холоде тревог...» (1914):

Сердца поэтов чутко внемлют, В их беспокойстве - воли дремлют; Так точно - чер­ный бриллиант Спит сном неведомым и странным, В очарованьи бездыханном, Среди глубоких недр, - пока В горах не запоет кирка.

Непримиримость Блока к «мерзостям жизни» в концентрированной форме выра­жена в строках стихотворения «Да. Так диктует вдохновенье» (1914):

На неприглядный ужас жизни Открой скорей, открой глаза, Пока великая гроза Все не смела в твоей отчизне. Всю жизнь жестоко ненавидя И презирая этот свет, Пускай грядущего не видя, — Дням настоящим молвив: нет.

При всем романтическом максимализме, А. Блок воспринял Октябрьскую револю­цию во всей ее сложности и противоречивой сущности - социальной и философской. Он вникает в «голос многострунный», пытается осмыслить судьбу России. Слова из послания «3. Гиппиус» - «Страшно, сладко, неизбежно надо / Мне - бросаться в много­пенный вал» - точно выражают умонастроения поэта в 1918 г. Он пишет статью «Ин­теллигенция и революция», поэму «Двенадцать». В статье Блок пишет о революци­онной стихии, как об эпохе, «имеющей не много равных себе по величию». Смысл ре­волюции он видит в том, «чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной». В статье прозвучит патетический призыв Блока: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием- слушайте Революцию!». Но здесь же содержится и грозное предостережение поэта: «Горе тем, кто думает най­ти в революции исполнение только своих мечтаний, как бы высоки и благородны они ни были (...) она жестоко обманывает многих; она легко калечит в своем водовороте достойного, она часто выносит на сушу невредимыми недостойных». В поэме «Двена­дцать» стихия революции предстает как «голос черни многострунный», воплощен­ный во всей «метельной» атмосфере поэмы, в многоголосии, изобилии просторечных, песенных и частушечных форм.

В современном литературоведении поэма «Двенадцать» рассматривается как про­изведение лироэпического рода, содержащее повествование о последовательно разви­вающихся событиях, которые положены в основу ее сюжета. Есть и другие определе­ния жанрового своеобразия произведения. Например, О. Э. Мандельштам в статье «Барсучья нора» определил «Двенадцать» как «монументальную драматическую ча­стушку», отметил, что «независимо от различных праздных толкований, поэма... бес­смертна, как фольклор». Современный блоковед Е. Г. Эткинд рассматривает «Двена­дцать» как своеобразный поэтический цикл, композиционное единство которого он усматривает в образной и тематической соотнесенности стихотворений-глав.

Поэма «Двенадцать» состоит из двенадцати главок. Организация речевых форм по­эмы становится основой всей композиции. Революция представлялась поэту музы­кой, в статье «Интеллигенция и революция» он призывал «слушать революцию». Именно поэтому за богатством речевых манер, соединенных в поэме, почти не слыш­но лирического героя-повествователя: его голос, звучащий в начале некоторых глав и дающий краткую информационную картину, переходит в голоса старушки, прости­туток, «писателя-витии», барыни. Звучат в поэме и отстраненные голоса: «Вся власть Учредительному Собранию!»; «Что нынче невеселый, товарищ поп?»; «Хлеба! Что впереди? Проходи!»; «Товарищ! Гляди в оба!», «Кто еще там? Выходи!» В поэме также звучат песни, поющиеся на разный манер и разными голосами. Здесь и напев

«Варшавянки», и народно-песенные мотивы, и мелодия причитания, и ритм плясовой, слышны диалоги красноармейцев, звучит исповедь Петрухи. Литературная лексика соседствует с просторечьем, дольник сменяется ямбом, хореем. Все это создает ощуще­ние полифонии, многоголосия.

В сюжете поэмы Блок обращается к антитезе, использует прием контраста. В экс­позиции поэмы автор создает зрелище вселенского масштаба: «Ветер, ветер - / На всем божьем свете!». Философской символикой света, тщательным подбором лексики, поэтическим ритмом автор подчеркивает грандиозный смысл происходящего. Чер­но-белая графика стиха - «Черный вечер. / Белый снег» - выявляет этический смысл происходящего, противопоставляет Свет и Тьму, Добро и Зло, и в то же время побуж­дает читателя вникнуть в противоречивость происходящих явлений. Опорные обра­зы в поэме (ветер, черное небо, белый снег, двенадцать человек, Иисус Христос, Святая Русь, голодный пес) дают возможность услышать все оттенки противоборствующих го­лосов. Поэтика символизма (образный строй, библейские реалии, музыкальный ритм поэмы) вызывают множество аналогий, ассоциаций, вопросов: например, почему Иисус Христос предстает в поэме «в белом венчике из роз», ведь в Евангелии он в тер­новом венце? Почему двенадцать красноармейцев (библейская цифра двенадцать -апостолы Христа, призванные нести миру благую весть о возрождении жизни) оправ­дывают бессмысленное, жестокое преступление Петрухи?

В концепции поэмы сказалась противоречивость взглядов Блока в оценке револю­ции: он рассматривает революцию как сложный узел противоречий. Человек огром­ной нравственной силы, Блок не приемлет старого, основанного на насилии, но и от­рицает новое, если оно антигуманно, бесчеловечно. Двенадцать красноармейцев - апостолы обновляющейся России; они принесли «благую весть» о разрушении старого. Но двенадцать красноармейцев понимают свободу неограниченно («Свобода, свобода. Эх, эх, без креста»); и стреляют они по кому-то, «кто там ходит беглым шагом, хоро­нясь за все дома»; идут вдаль все двенадцать «без имени святого».

Величие «революции-бури», несущей возмездие старому миру, Блок утверждает об­разом Иисуса Христа. Образ Христа логически оправдан верой поэта в осуществление мечты о гармоничном обществе, верой в разум человека. Иисус является олицетворе­нием мечты Блока о справедливом обществе, в котором человек будет счастлив. По­этому Христос открывает движение отряда; поэтому Христос - «в белом венчике из роз», а не в терновом венце, поэтому Христос «И за вьюгой невидим, / И от пули невре­дим». «Пес паршивый», символизирующий старый мир, его обреченность, ковыляет позади отряда красноармейцев.

В двенадцатой главе поэмы опять слышен голос лирического героя-повествовате­ля. Его речевая манера характеризуется четким и относительно нейтральным рит­мом - четырехстопным хореем, отсутствием просторечных и разговорных слов, сти­листика речи напоминает лирику символистов. Слово лирического героя-повествова­теля осмысливает разноголосицу, подводит итоги: тернистый путь революции дол­жен привести к торжеству самых высоких идеалов:

Так идут державным шагом — Позади - голодный пес, Впереди - с кровавым флагом, И за вьюгой невидим, И от пули невредим, Нежной поступью надвъюжной, Снежной россыпью жемчужной, В белом венчике из роз Впереди - Иисус Христос.

День завершения поэмы «Двенадцать», 29 января 1918 г., Блок пометил в своей за­писной книжке словами: «Сегодня я - гений».

Призвав в статье «Интеллигенция и революция» деятелей культуры участвовать в строительстве нового мира, Блок с начала 1918 г. работает в театральном отделе На­родного комитета просвещения (Наркомпросс) в Государственной комиссии по изда­нию классиков русской литературы, сотрудничает в возглавляемом М. Горьким изда-

тельстве «Всемирная литература». Однако ощущение крайней усталости, восприятие действительности как спада революционной волны, столкновение с бюрократией и все возрастающим вмешательством государства во все сферы жизни приводят Блока к творческому кризису и состоянию глубокой депрессии. Е. Замятин вспоминает фразу Блока, сказанную им летом 1920 г.: «Сейчас Россию я люблю ненавидящей любовью».

В речи «О назначении поэта» (1921), посвященной пушкинской годовщине, Блок выскажет свое отношение к тем чиновникам, «которые собираются направлять поэ­зию по каким-то собственным руслам, посягая на ее тайную свободу и препятствуя ей выполнять ее таинственное назначение». В последнем своем стихотворении «Пуш­кинскому Дому» (11 февраля 1921) Блок обращается к Пушкину со своими раздумья­ми о наступившей эпохе и обманутых надеждах:

Что за пламенные дали Открывала нам река! Но не эти дни мы звали, А грядущие века!

Ужас перед грядущими испытаниями любимой России и человека заканчивается у Блока перед «уходом в ночную тьму» верой в спасительную миссию свободы и культу­ры:

Пушкин! Тайную свободу Пели мы вослед тебе! Дай нам руку в непогоду, Помоги в немой борьбе!

О нравственном максимализме Блока, о его бескомпромиссности говорит и днев­никовая запись поэта в конце 1920 г.: «Совесть побуждает человека искать лучшего и помогает ему порой отказаться от старого, уютного, милого, но умирающего и разлага­ющегося, - в пользу нового, сначала неуютного и немилого, но обещающего свежую жизнь».

В апреле 1921 г. А. Блок