Среднестатистический супермужчина на супермотоцикле

 

Вечер получился крайне познавательным. Например, я узнала, что «лимузиновый бизнес» — это поставка в аренду не только лимузинов, но и любых других элитных авто…

— Кстати, лимузины, в которых звезды подъезжают к каннской дорожке, — мои, — развлекал меня разговорами кавалер. — Самое забавное, что почти все знаменитости останавливаются в «Карлтоне». Но даже для того, чтобы проехать от него до Дворца фестивалей (там метров сто, не больше), они все равно заказывают лимузин, потому что так принято.

Жан был богат и самодоволен. Как выяснилось, у его фирмы филиалы по всему миру, в том числе и в России. А еще его клиентом является король Саудовской Аравии, то есть куда бы ни ехала вся его многочисленная семья, она пользуется только автомобилями, предоставленными филиалами фирмы Жана.

— Но в этом году он расторгает со мной контракт, — улыбнулся Жан, глядя в мои восторженно вытаращенные глаза. — По законам безопасности, королевская семья пользуется услугами одной фирмы не более шести лет, и мой срок подошел к концу. Но я не внакладе, так как такой клиент принес мне огромные деньги и сильно поднял престиж моей фирмы.

Кроме того, выяснилось, что Жан недавно разведен. Жене при разводе оставил только ее личные вещи. Отсудил даже дочь, так как французский суд не сентиментален, и как бы ни был мал ребенок, если папа богаче мамы, отпрыск, как правило, достается ему.

— А она не претендовала на часть твоего бизнеса, например, — докапывалась я. — Вы ведь жили вместе, когда ты поднимался…

— Грамотно составленный контракт — залог спокойствия, — победно улыбался Жан. — Когда мы поженились, у нее ничего не было. Все заработал я сам. Она ничего мне не дала. Жила за мой счет, причем хорошо жила… Ей не на что жаловаться!

— Но она же дочку растила.

— Я ее за это одевал и кормил. А сейчас… Я в любом случае дам Женевьев больше, чем ее мать.

Из дальнейшего разговора стало ясно, что сейчас Жан является единоличным обладателем не только бизнеса и 8-летней дочки, но и несметного количества недвижимости в Париже и его окрестностях. Особенно он гордился 10-комнатной квартирой в центре Парижа с видом на «Нотр-Дам де Пари». А здесь, в Каннах, он купил родителям небольшой особняк, в котором и воспитывается его наследница. (Эта потрясающая двойственность мышления мужчин, которые, отсудив ребенка у жены, скидывают его на руки престарелым родителям, потому что «девочке нужно женское воспитание!».)

Ну чем не принц на белом коне? Если не считать, конечно, его таланта грамотно составлять контракты и потом, при малейшей надобности, с ледяным спокойствием скидывать женщину, как живой балласт, парализуя ее попытки сопротивляться силой своего богатства. Впрочем, это излюбленная тактика большинства богатых мужчин. Охотницам не привыкать.

И снова на ближайшие два дня мне показалось, что я если бы я была настоящей охотницей, то сейчас можно было бы считать, что я поймала удачу за хвост. Хотя было в Жане нечто, что меня очень напрягало. Он не слушал собеседника. То есть сам всегда говорил с удовольствием, одобрял, когда я поддерживала и развивала ЕГО тему, но то, что было важно для меня, его не интересовало. Ему нужен был слушатель, а не собеседник. Позже я поняла, что подобное поведение также норма для большинства миллионеров, и не только зарубежных.

Жан приехал в Канны по делам фирмы, так что днем был, как правило, занят. Но вечером мы ужинали вместе. Устрицы, необычная рыба, маленькие, начиненные фруктами птички. Он заказывал по две бутылки вина. Белое или красное под еду и одну маленькую, десертную — дорогущий, медовый сотерн — к фруктовым салатам и модному местному лакомству — лавандовым печеньям.

Он пригласил меня на свою недавно купленную яхту. По сравнению со сверкающими позолотой и лаком исполинами его, пусть и двухэтажный, макси-катер казался совсем маленьким. Но когда я спросила, почему он не купит себе более вместительное судно, Жан явно оскорбился. А почувствовав мое смущение, смилостивился и даже пошутил, что во Франции говорят: «Кто стремится купить себе длинную палубу, у того очень короткий член. Вот, например, ваши русские… Уж не знаю почему, но они постоянно соревнуются!»

Кстати, русские яхты действительно славятся роскошью и размерами. И наши олигархи постоянно пытаются перещеголять друг друга, покупая все более дорогие и необъятные. Чопорные европейцы не видят в этом смысла и считают, что это лишь портит имидж владельцев, показывая, что к истинному высшему свету разряженные купцы не имеют никакого отношения. С русскими же наравне соревнуются только арабские шейхи. Они тоже периодически приходят в порты Лазурного Берега на исполинах, которых не всегда выдерживает даже местное, миллионами килей проверенное дно. Так, например, когда я приехала, пляжи полнились слухами о громадной яхте «Леди Моура» саудовского олигарха Насер Аль Рашида, которую он купил за 200 миллионов долларов, назвал именем любимой жены и буквально три месяца назад посадил на мель близ южного побережья Франции.

Дальше экскурсии по пахнущему дорогой кожей салону яхты дело не пошло, так как после первого приключения оказываться в море один на один с еле знакомым мужчиной у меня полностью пропало желание. Впрочем, ему днем было некогда, а вечером морские прогулки не приняты. Но зато по вечерам он устраивал мне катания по всему побережью на навороченном мотоцикле «Голдвинг», которым особенно гордился и постоянно перечислял его достоинства:

— У этой модели есть GPS, CD-плеер на шесть дисков, подсветка… — хвастал он, как обычный мальчишка — навороченным великом. И совершенно не понимал шуток в отношении своего «питомца»:

— А мини-бара в твоем мотоцикле нет? — шутила я.

— Нет! — без тени улыбки.

— Жаль…

— Да зачем он нужен, и так хорошо!

Так прошло три дня. Последним радостным впечатлением была поездка в княжество Монако!

Кстати, большая часть российской олигархической тусовки предпочитают покупать виллы и отдыхать именно здесь (основная причина в том, что здесь не надо платить налоги, но об этом я расскажу чуть позже). Канны модно считать «отстоем». Но искусственность этой «моды» доказывает уже то, что два крупнейших олигарха (кстати, единственные русские олигархи, которых европейское высшее общество почитает за равных и приглашает на свои закрытые вечеринки) купили виллы именно в Каннах. И в случае необходимости выйти в тусовку предпочитают добираться до Монако по морю на отведенной одним из них специально для этого «маленькой» 50-метровой яхточке, которую в тусовке прозвали «водным такси».

Начали мы путешествие по Монако со сказочного места Эс — малюсенький город XI века, из теплого булыжника, на самой вершине скалы, где часто отдыхают наши миллиардеры. (Позже это подтвердил миллиардер, с которым меня свел Петр Листерман, рассказав, что Эс — его любимое место отпуска.) В этом городке, больше похожем на декорации к фильму про средневековых принцесс, — всего один отель для «самых-самых ВИП-персон», как объяснил мне Жан. Поражающее роскошью место с подвесными садами, видом на Монте-Карло с высоты птичьего полета и гуляющими по саду павлинами.

— Когда не так жарко и над морем нет тумана, отсюда видна Корсика, — умиляясь моему восторгу, рассказывал Жан, когда мы поднялись на самую вершину. — А как-то в июле я возил сюда дочку на праздник древности. Очень интересно… Жители — в старинных костюмах ходят, и всюду представления. Женевьев тогда очень понравилось. Она, прямо как ты, визжала от восторга! Ей на старом ткацком станке поработать дали и какую-то свистульку раскрасить… Но вообще здесь даже поесть в ресторане просто так невозможно, — говорил Жан. — Надо заказывать место за месяц.

— А ты здесь отдыхал?

— Нет. Счета за номера с пятью нолями. Слишком большая трата денег.

— Даже для тебя?

— Почему — «даже»? Если я буду постоянно швырять деньги на ветер, мне нечего будет оставить дочери. Богатство, дорогая моя, прежде всего обязывает обращаться с деньгами грамотно.

 

Франция и Монако — «высокие отношения»!

 

А потом мы спустились со скалы и въехали в Монте-Карло. Это были последние часы нашего мирного общения. Первый раз я заметила, что Жан напрягся, когда я восхитилась пускаемыми с одной из яхт фейерверками. На Ривьеру спустился васильковый вечер, и сама яхта почти сливалась с водой. И только разноцветные снопы огней выхватывали из мрака силуэт кораблика и раскрашивали блики на воде в разные цвета.

— Это, скорее всего, русская яхта, потому что только ваши мужчины, даже будучи богатыми, глупы и не умеют распоряжаться деньгами! — фыркнул Жан, когда я, повизгивая от восторга, попросила остановить машину.

— Просто русские люди любят красиво отдыхать. Ну посмотри, какая сказка. И потом, это не самый большой порок. Фейерверк — это не так уж и дорого. Мы каждый Новый год их закупаем. Не такие, конечно, но все же. И потом, это же их деньги! Как хотят, так и тратят. В России даже поговорка есть: «Пьет на свои»…

— При чем тут то, что это их деньги? Как я уже говорил тебе недавно, деньги и власть — это не вседозволенность, а особое положение в обществе. Но это особое положение не только дает свободу, а еще и обязывает. Вы богаты, сильны, значит, вы несете ответственность перед обществом за то, на что тратите свою силу. Это даже законом, конституцией прописано! Я должен платить больше налогов, чем рядовой обыватель, и, например, обязательно участвовать в благотворительности. Если я не буду этого делать, люди не будут меня уважать, потому что у нас общество очень строго следит за репутацией. И для бизнеса репутация очень важна. Общество никогда не будет уважать бизнесмена, который раскидывается «лишними» деньгами, вместо того чтобы вложить с пользой. И в любой европейской стране, где есть нормальные законы и мораль, люди это понимают. А ваши русские — варвары! Ты же сама рассказывала, что у вас полстраны голодает и не знает, где лечиться, а теперь восхищаешься салютами, которые они здесь пускают ночи напролет, вместо того чтобы сделать что-то полезное.

В принципе, я была с ним абсолютно согласна в том, что хоть фейерверк и красив, но если смотреть на него, вспоминая, что гуляющие «купцы» из страны, где люди умирают от того, что не на что купить невменяемо-дорогое лекарство, то ничего, кроме словосочетания «пир во время чумы», в голову не лезет.

Еще больше Жан помрачнел, когда я затащила его в центральное казино Монте-Карло. Я не собиралась играть, тем более на его деньги. Просто как я могла не пойти и не посмотреть на легендарное место, которое одновременно называют и крупнейшей «прачечной грязных денег», и памятником истории и архитектуры? Это легендарное казино, ни капельки не похожее на наши российские, безвкусно сверкающие миллионами неоновых лампочек, современные «гнезда порока». Величественное здание, огромное крыльцо под светящейся крышей, украшенной чугунным литьем, три входа с трехметровыми резными дверями, мраморные ступени… Напротив дверей огромный фонтан. Подъезд к крыльцу — по кругу, как мостили еще во времена, когда вместо автомобилей были экипажи с лошадьми. И — милая деталь — прямо через дорогу круглосуточный (!) ювелирный магазин. Не иначе как по заказу охотниц, сопровождающих игроков в казино! Чтобы, в случае выигрыша, не терять времени даром…

На входе проверяли паспорта. Мой паспорт просмотрели быстро, а с его документом возникла какая-то заминка, суть которой я не поняла, но Жан процедил сквозь зубы что-то ругательное в адрес жителей Монако, которые ненавидят французов.

Позже я узнала, что это правда, причем ненависть взаимна. Это один из самых распространенных вариантов конфликта между народами, так сказать, «родственный», вроде нашего с Украиной… Ведь у ближайших соседей, как правило, всегда есть претензии друг к другу. Вот и у французов с монегасками (так называют жителей Монако) вражда с незапамятных времен. То есть когда-то, до 1793 года, они жили мирно. А потом революционные войска Франции оккупировали княжество и насильно присоединили его к Французской Республике. Принудительная «семейная любовь» длилась почти 70 лет, и в 1861 году, откупившись от Французов двумя городами, Монако снова стало независимым. Кстати, знали бы французы, что будет через год, — нипочем бы не отпустили. Потому что в 1862 и открылось то самое первое, знаменитое казино «Де Пари», положившее начало игорному бизнесу, который теперь кормит всю страну. Да как!

Жить в Монако стремятся богатые люди со всего мира, потому что, как известно, это единственная страна в Европе, где граждане не платят налогов (ни подоходный, ни на жилье, ни на автомобиль, потому что все социальные нужды оплачиваются за счет компании SBM — владельцев казино). Все, кроме французов! Потому что на них это правило не распространяется, несмотря на то что в Монако их постоянно проживает двенадцать тысяч.

Точнее всего мнение монегасков о французах описал один известный британский журналист: «Родившись французом, ты получаешь самый позорный приз на лотерее жизни. У твоей жены будут вечно небритые подмышки. Тебе придется разговаривать на глупо звучащем языке, в котором слово „стол“ женского рода. Ты будешь знать, что твоя страна проиграла все без исключения войны, в которых участвовала за последние 900 лет. Тебе придется есть конину, и, наконец, тебя никогда не освободят от уплаты налогов в Монако!» Французы же в свою очередь твердят, что Монако — это вовсе не «бриллиант Французской Ривьеры», как принято его называть, а лишь «саднящий прыщ на заднице у Франции». И, завидев монакские номера на дорогом автомобиле, припаркованном в Каннах, царапают его ключами. (В таких переделках, кстати, чаще всего страдают наиболее понтовые авто наших миллионеров, живущих на виллах в Монако и приезжающие в Канны по случаю каких-либо вечеринок.) Вот такие «высокие отношения».

Видимо, Жана бесило то, что я заставила его «унижаться» прохождением местного, не уважающего французов фейс-контроля. Но тогда я этого не знала. Вход стоил недорого — всего 10 евро, и я не понимала, почему Жан так злится. Неужто настолько жадничает? Потом я принялась с раскрытым ртом бродить по залам с огромными хрустальными люстрами на потолках и курящими сигары нимфами на стенах. В игровых залах народу было до обидного мало (ничего общего с показываемым в фильмах ажиотажем). А если еще учесть, что и часть присутствующих на самом деле — переодетые в штатское полицейские!.. Их называют «группой запоминания», и они следят за тем, чтобы посетители не пытались мухлевать и обманывать крупье. Причем для работы в этих тайных отрядах полицейских приходится выписывать из-за границы, потому что страна — маленькая, и своих стражей порядка жители знают уже наперечет.

Основная масса посетителей, насколько я поняла, клубилась в полутемном зале «Варьете», откуда доносилась музыка и аплодисменты. Большинство крупье стояли и скучали. Правда, пару раз снизойдя до разговора со мной, мой мрачный кавалер пояснил, что постоянную публику мы просто не видим, потому что завсегдатаи никогда и не играют в общем зале. Для тех, кто ставит «по-крупному», есть отдельные, специальные ВИП-комнаты, закрытые от посторонних, любопытных глаз. А в общем зале делают ставки случайные гости.

При входе нам вручили несколько бесплатных фишек, и я искала, куда бы их поставить. Играют в основном мужчины. Столы делятся по размеру ставок. Большие, средние, маленькие… В основном все проигрывают, и крупье специальными граблями сгребает жетоны в свою кучу. Параллельно прозондировала почву на тему охоты — глухо, как в танке! Можно стоять рядом с нервно перебирающей фишки «дичью» до посинения. Если он настоящий игрок, а иначе бы здесь не сидел, он на тебя даже не посмотрит. Ему сейчас не до женщин. «Видимо, возвращаться сюда без Жана смысла нет», — сделала я вывод и остановилась у рулетки, чтобы посмотреть, как затянутая в лиловый шелк шикарная мадам — истинная подданная королевства Монако — ругается матом на чистом русском языке, одну за другой просаживая ставки. Но Жан окончательно замкнулся и, сказав, что подождет меня в машине, вышел и даже не использовал подаренных фишек. Ну что мне оставалось? Я, как приличная девушка, была вынуждена выйти за ним, так и не проверив свою удачу.

 

«Счастье — это 10-комнатная квартира в Париже»

 

Ужинали мы на террасе ресторане отеля «Де Пари», где, по словам Жана, останавливаются звезды, приезжающие в Монако получать премии за самое большое количество проданных дисков. Два микроскопических салата на огромных тарелках, украшенных листиками, сиропными орнаментами в виде ягодок. Не салаты, а две картины и бутылка вина.

Здесь, за ужином, Жан устроил мне промывку мозгов на тему, что и я тоже не умею жить. Не помню, с чего началось. Кажется, это было продолжением разговора о фейерверках с яхты, о том, «какие все русские болваны и как они не умеют выстроить свою жизнь». Еще раз повторюсь, со многими его словами я была согласна, но… Было обидно слушать, как беспардонно он пытается сравнять всю мою страну с грязью только потому, что наши миллионеры не умеют «грамотно обращаться с деньгами». И я все больше распалялась, пытаясь доказать, что мы просто «продукт» так недавно случившихся революций.

— Вот у вас революция была больше ста лет назад, а у нас — в 90-х. Через сто лет мы тоже наедимся свободой и шальными деньгами, вдруг свалившимися на голову, и научимся созидать, а не только разбрасывать.

— Я не верю, что у русских это когда-нибудь получится. Никто не верит.

Так, постепенно накаляясь, разговор перешел на личности и на тему счастья. Жан нападал, утверждая, что наши люди не умеют быть по-человечески счастливыми. Я защищалась, пыталась доказать, что счастлива, и у меня есть свои достижения, которые стоит уважать. Но Жан не слышал меня, он просто вежливо пережидал мои тирады и, будучи по-миллионерски уверенным в своей правоте, вколачивал в мою голову свои мысли о том, почему я и большинство моих соотечественников не могут быть по-настоящему счастливыми.

— Какая еще «команда»? — высокомерно усмехался Жан, когда я, например, с гордостью рассказала про редакцию, в которой работаю с самой юности. — Ни один нормальный человек не будет работать на одном и том же месте двенадцать лет! Просто вы, русские, все еще живете по вдолбленным в ваши головы советским принципам. Вы все еще верите в «доброго барина», в «команду», вместо того чтобы думать о рациональности и о выгоде. Ни одному разумному европейцу в голову не придет оставаться на какой-то работе из-за мифической «команды», если ему где-то предложили зарплату хотя бы на пару десятков евро выше. А ваши сидят и мечтают. А потом своруют и едут в Монако салюты пускать! Вот именно поэтому ваши девушки приезжают во Францию продавать себя. Вся Европа знает, что именно русские женщины всегда голодные и их легко купить, потому что продаваться их приучили богатые русские мужчины.

Я подавилась салатом. Жан говорил еще много, самонадеянно и покровительственно. Он считал себя вправе учить меня жить и даже посмеиваться надо мной, потому что — цитирую: «Я по-настоящему счастлив, ведь у меня десятикомнатная квартира в самом центре Парижа, и я могу купить все и всех, кого захочу». Он не сказал «даже тебя», но это подразумевалось. Ну, о каком романе после этого могла идти речь? Я не выдержала и, фанерно улыбаясь, высказала все, что думаю о его самодовольстве, десяти комнатах и том, что не знаю, кого он может «легко купить», но мне, например, никакие десять комнат не затмят его лысину в сочетании с омерзительным снобством. Конечно, говорила я не так жестко уже просто потому, что не так уж хорошо владею английским, чтобы хамить на нем. Но все же свою мысль в общем и целом донести удалось.

В Канны мы возвращались молча. Оба были хороши, и мне было даже стыдно за то, что я обидела человека, который не сделал мне ничего плохого и даже наоборот — красиво ухаживал и развлекал последние три дня. Ведь он не виноват в том, что он — представитель своего общества со своими убеждениями. Но о самой ссоре я не жалела. Жан больше не напоминал мне «принца на белом коне» и был неприятен. Я понимала, что с охотничьей точки зрения сделала грубую ошибку и упустила «крупную рыбу». Ведь до ссоры он предлагал показать мне и Париж… Но я просто не представляла себе, что смогла бы продолжать эти отношения, даже будучи настоящей охотницей, после его высокомерия.

Да, конечно, деньги, заработанные Жаном, давали ему право чувствовать себя сильнейшим. Но вот счастливейшим я его не считала… Вспоминала, как однажды затащила его, правильного, как равнобедренный треугольник, ночью купаться. Вода была теплая, бархатный ветерок… Мы ехали по побережью на мотоцикле, я остановила, попросилась побродить по пляжу и предложила искупаться. Жан долго не мог поверить, что я говорю серьезно:

— Но ведь ночь!

— Ну и что? Тепло же!

— Да… Но ведь ночью никто не купается.

Я устала уговаривать, быстро скинула одежду и первая нырнула. Жан пошел за мной, видимо расценив неведомую для него романтику как предложение секса. Он пытался словить меня в воде, но плаваю я очень быстро. Так что к тому времени, как он вышел на берег, я уже стояла мокрая, счастливая и вновь одетая. Как же он разобиделся! Но зато потом ежедневно бесконечно и восторженно повторял: «Надо же, я купался ночью! Я бы ни за что не подумал, что ты говоришь серьезно! Надо же!»

И этот человек, который подменяет понятие «счастье» понятием «благосостояние», который самостоятельно не способен перешагнуть даже такую условность, как купание ночью, учит меня быть счастливой!

Больше мы не виделись. Мой очередной «роман с миллионером» с треском провалился.

 

«Это шлюхам платят, а приличных — балуют»

 

Анжелка появилась более чем вовремя, так как я уже была готова сдаться и свернуть эксперимент. Все равно моя охота за миллионерами походила на охоту кошки за ежом — догнать, может, и догоню, а что дальше делать — не знаю.

И тут возникла она. Точно такая «подружка-противоположность», какую советовали мне найти в «проводники». Анжела — плоская блондинка, на десять сантиметров выше меня, на год младше и, наверное, на сто лет опытнее в плане охоты.

Моя наставница появилась на причале в небольшой толпе, наблюдавшей, как полиция задерживала троих наркоторговцев — двух смуглых мальчиков и девочку, которые, по слухам, предлагали кокаин обитателям яхт и на дискотеке. Полицейские уже посадили их на землю у машины с руками за головой, и действо подходило к концу, когда я услышала за спиной русскую речь:

— Во-он тот в белой рубашке за копейки твоему вчерашнему «мужчине мечты» десять граммов «герыча» продал! Он же хвастался! Неужели ты не помнишь?

— Не-ет… Может, я в туалете была? Блин, я даже не знала, что он колется! Ужас какой! Хорошо, что мы с ними не поехали…

В полуметре от меня стояли две девушки с идеально прямыми, выглаженными утюжком волосами и тоненькими, похожими на художественные изделия из соломки фигурками. Разговор шел о компании мажоров, с которыми девочки вчера зажигали на местной дискотеке.

Слово за слово, выяснилось, тоже москвички. Здесь уже две недели. Черненькая, Маша, собиралась уезжать, так как ей срочно надо было быть в Москве — начало учебы в институте и какой-то важный кастинг. А беленькая большеротая Анжела оставалась. И тут же стала со мной дружить, потому что вечером я, благодаря журналистской аккредитации, иду на открытие «Фестиваля русских дней», и у меня есть лишний пригласительный. Собственно, этот фестиваль был моим последним шансом, и, воспользовавшись журналистским удостоверением, я взяла два бесплатных пригласительных без места. Думала Катю пригласить с собой… До сих пор мне просто не приходило в голову ловить гламурных «подружек» на приманку.

Несмотря на то что мы были абсолютно разными, эта яркая, зеленоглазая, накрашенная кричаще алой помадой стервочка мне по-человечески была симпатична. Она была прямой и даже жесткой до циничности, но честной и не злой. От нее веяло уверенностью, и мне сразу стало спокойнее — уж Анжелка-то знает, что дальше делать. А ей, похоже, нравилась роль наставницы.

— «Русские дни» — г…но, конечно, — деловито комментировала наши вечерние планы моя новая подружка. — Чинуши всякие в мятых пиджаках из Министерства культуры соберутся. Но так как сейчас на всем побережье больше делать нечего, иногда и туда более-менее приличные люди заглядывают.

— А почему сейчас на побережье делать нечего?

— Ну, ты б еще в январе приехала! — хмыкает Анжелка. — Здесь самая тусовка в конце июля — начале августа. Тогда и наших яхт на пристани — море, особенно в Монако, и контингент на них «железный». Не то что твой жмот француз… Нашла кого раскручивать! С иностранцами вообще дел иметь не стоит. Они же по-черному нашим богачам завидуют, а сами при этом халявщики страшные и жадины. Думают, если девочка русская, то ее можно трахнуть за «покатать на яхте» и даже за ужин в хорошем ресторане. Удивительно, что он тебе хоть цветы купил…

Мы сидели в сквере, у Дворца фестивалей, и ели мороженое. Лавочка укрывалась в тени странных, похожих на гигантские ромашки с желтыми серединками пальм. Рядом вызванивала «Елисейские Поля» детская каруселька. А напротив плескал через каменные бортики фонтан, в котором мальчишки запускали игрушечные яхты на радиоуправлении. Такие маленькие, а уже «яхтсмены», здесь по-другому никак…

— А почему он что-то вообще должен был мне покупать? — осторожно пожала я плечами. — Знакомы мы были всего несколько дней. Кстати, я с ним даже не спала…

— Еще чего! — сморщила нос Анжелка. — Это проституткам платят за «спать», а приличных девушек просто балуют, чтобы они веселые были и счастливые, чтобы с ними приятно общаться было. Ну, ты как с луны упала! Если уж ты «крутишь» кого, тащи его на улицу бутиков и со щенячьим скулением останавливайся у витрины той фирмы, которая больше всего нравится. Мол, вот то платье, о котором ты мечтала всю жизнь. Еще можно «совершенно случайно» порвать старые босоножки или пустить слезу по «забытому» на пляже единственному купальнику. А в магазине порядочный человек тебе сам предложит осмотреться и выбрать все, что ты захочешь. (Жмоты-иностранцы к «порядочным» не относятся.) Набираешь побольше, а потом с утра пораньше половину относишь обратно и получаешь деньги назад. В результате ты и со шмотками, и с деньгами.

Я ликовала: наконец-то у меня появилась училка! Хоть со стороны посмотрю, как опытные воины гламура работают.

 

Хорошая память — залог удачной охоты!

 

Уже бултыхаясь с новой подружкой в море, я выяснила, что Анжелка (как и ее подружка Маша) числится в модельном агентстве и от него же подрабатывает в эскорте. (Собственно, именно эту профессию осваивают большинство охотниц.) И сейчас они приехали сопровождать крупного бизнесмена на ежегодный Бал Цветов на вилле баронессы Ротшильд в Монако. «Бал» — только название. Дресс-код, конечно, вечерний, но веера и книжечка для записывания кавалеров в очередь на танцы — не из этой «оперы». Просто закрытая тусовка для именитых и богатых с «изюминками» наподобие моделей, разносящих шампанское, в платьях из цветов. Но сколько я не пыталась выяснить у Анжелки, что интересного там происходило, она не смогла рассказать ничего путного, кроме описания меню, нарядов светских львиц и восторгов по поводу жены одного из олигархов, у которой был бриллиантовый перстень в двадцать пять каратов.

— Да в этот раз вообще скучно было…

— А делали-то вы там что?

— Ну что обычно делают на вечеринках? Ходишь, улыбаешься, пьешь шампанское, заигрываешь… Если повезет, собираешь визитки тех, кому понравилась.

— Так вы же мужчину сопровождали…

— Ну и что? Не стоять же возле него весь вечер. Подходишь, отходишь… Те, кому понравишься, тоже обычно не в гордом одиночестве. Поболтали, он к тебе в декольте заглянул, «галочку» поставил, телефончик оставил и со своей телкой отчалил. Потом, если ты его «зацепила», вспомнит и позвонит сам. Если нет — придется звонить самой. И лучше заранее подготовить какой-нибудь опознавательный знак. Ну, там, не знаю… Сказать какую-нибудь очаровательную глупость, вроде: «А я до сих пор мечтаю стать космонавтом, но меня по здоровью в летное не взяли». Можно, конечно, и без этого, но тогда твои висты намного упадут, когда ты позвонишь, потому что он сто процентов не вспомнит тебя и придется полчаса унизительно описывать, кто ты и что ты. Девушку, которая, несмотря на красоту неземную, мечтает стать космонавтом, он точно вспомнит.

— А кто там из известных был?

И тут Анжелка с придыханием одну за другой начала произносить фамилии, которые я большей частью не идентифицировала. Уловив мое недоумение, вытаращила глаза:

— Ты что, не знаешь Р.?

— Не знаю.

— Да ты что! Это же супермагнат! Хозяин заводов, газет, пароходов! Он-то, собственно, всю вечеринку и оплачивал, так вот он как раз не пришел. Зато был Б. Правда, он милый? Тоже не знаешь? Ну даешь! Он на вечеринке неслабо выпил, стырил у садовника лопату и исполнил с ней танго…

— Слушай, я вообще про знаменитостей спросила, а не про бизнесменов, — рассмеялась я.

— Господи, дались тебе эти знаменитости! Толку-то от них? Позеры и алкашня сплошная. Большинство — халявщики — только на деньги серьезных людей в Монако и летают. Их серьезные ребята для украшения банкета привозят… Ну, там, слоника дрессированного, чтобы гостям было что погладить, и «звезду» — заодно со слоником, чтобы развлекала почтенную публику. Тебе же не клоун, а мужик нужен? Ну вот… Слушай, а В. тоже не знаешь? Да ты что! Он же хозяин…

И снова понеслось… Оказывается, чтобы быть охотницей, надо неплохо разбираться в российском бизнесе, а точнее — в личностях, которые его делают. И знать их желательно не только по фамилиям, но и в лицо. А значит, надо иметь не только анонсированные в пособиях по охоте «сиськи-попу», но еще и отменную память!

В общем, возвращаясь к истории Анжелы, отгуляв на балу, бизнесмен улетел в Москву, а девочкам, по их просьбе, еще на неделю снял комнату в каннском отеле.

Именно тогда, услышав, что я в Канны приехала сама, разомлевшая было на волнах Анжелка чуть не захлебнулась.

— На свои деньги? — таращилась она. — Одна? Чтобы познакомиться? Ну, ты — детский сад! Книжек, что ли, начиталась? Так делают только полные лохушки и вертихвостки-неудачницы. Приличные девушки в Канны сами не ездят. Либо в эскорте, либо отдыхать на яхту к кому-нибудь… И приятно, и денег заработаешь. В таких местах не НАЧИНАЮТ, а ПРОДОЛЖАЮТ охотиться. А начинают в Москве, моя дорогая, в условиях жесткой конкуренции, но гораздо большего выбора. А ты в эскорте когда-нибудь работала?

— Мне до модельного агентства не хватает минимум десяти сантиметров роста, и те же десять сантиметров в объеме — лишние.

— То, что ты не модель, я и сама вижу. Но ты же не дура — вон книжка у тебя в сумке серьезная какая-то… Сейчас, знаешь, модно, чтобы девочка умной была. Я даже очки в строгой оправе иногда носить стала… И потом, знаешь, на жопу тоже есть любители, особенно кавказцы. А у них знаешь сколько денег! Короче, для эскорта — вполне подойдешь. Хочешь, посодействую?

В ответ я промычала нечто неопределенное. Понятие «эскорт» и «валютная проституция» в моем мозгу сливались. Страшно хотелось задать Анжеле вопрос, спит ли она с теми, кого сопровождает в эскорте, но я промолчала. Решила оставить на потом. И так в глазах новоявленной подружки выглядела слишком экзотично.

 

Как прослыть «звездой»

 

Вечером мы с Анжелой договорились встретиться в 18.30 у подножия лестницы Дворца фестивалей. Я отдала ей один пригласительный и отправилась в гостиницу переодеваться. Вызывать такси не стала. Шесть часов — самые пробки. Не поверите, но они есть и в Каннах. Не нервные, гремящие неисправными глушителями и покрытые толстыми слоями пыли и грязи, как в Москве, а сверкающие лаком, вальяжные, с такой низкой посадкой, что только по шелку ездить! У нас такую пробку назвали бы «парадом».

Прямо в вечернем платье, на шпильках, балансируя золотой сумочкой, иду по улицам Канн, расцветающих вечерним убранством ресторанов. Булыжные улочки, еще утром пустые, уставлены белоснежными столиками, мигающие свечи отражаются в тонконогих бокалах, а вокруг порхают бабочки официантов… Это французский вечер. Вся Франция живет по жесткому распорядку: рестораны работают только два раза в сутки — с 12 до 15 и вечером, после 18 часов. Все остальное время — только кафешки с круассанами и кофе.

Самое забавное, что это в Москве девушка, идущая в вечернем платье по городу, вызвала бы недоумение, а в Каннах все настолько привыкли к шику, что воспринимают это как должное. И мой сверкающий стразами Сваровски наряд смотрелся вполне гармонично.

Горделиво простукав каблучками по каменистой мостовой, я вышла на побережье. У Дворца толпились люди. «Зал Амбассадор» — значилось на пригласительном. Вход по той самой красной, ковровой дорожке. Но сейчас лестница торжественно пуста и ярко освещена софитами, из динамиков доносится музыка. Внизу, у охраняемого заграждения, клубится внушительная толпа зрителей. Набрала телефон Анжелки. «Я уже наверху, поднимайся», — прощебетала трубка.

Передо мной, как молния на одежде, «расстегивалась» толпа. Охранник проверил пригласительный, и я ступила под софиты, на покрытые ковром ступени — красный «небосвод» земных звезд. Вокруг щелкали фотовспышки, и я спиной чувствовала любопытные взгляды сотен зевак, пытавшихся угадать градус моей значимости в бомонде. Долетавший с моря бриз нежно колыхал мерцающий шелк юбки. Я старалась идти очень медленно, смакуя каждый шаг и залипая на каждой ступеньке — когда еще выдастся такой шанс! На самом верху лестницы подскочила ведущая «Fashion-TV» с микрофоном, камера…

— Скажите, от какого кутюрье ваш наряд?

— Ой… А я не знаю… — Я напрочь потерялась.

— Ну и правильно! Зачем красивым девушкам знать, кто именно их одевает, главное, чтобы красиво! — скисла от моей «некондиционности», но тут же выкрутилась ведущая.

Вестибюль колыхался шелком и шифоном, сверкал золотом и белизной французских манжет… Шикарные наряды дам, мужчины в костюмах. Но не успела я проникнуться торжественностью момента, как рядом выросла Анжелка в идеально облегающем ее фигурку темно-зеленом платье и с брезгливой гримаской на перламутровом личике.

— Я уже все осмотрела, кругом болото! — прошипела она мне на ухо. — То ли дело Каннский фестиваль в мае! Вот это тусовка! Концентрация «звезд» такая, что выйти из гостиницы в черных очках и бейсболке просто невозможно, тут же вокруг начинают суетиться папарацци, думают, что ты знаменитость… Кстати, милое платье. От кого?

— Дольче и Габбана, — небрежно бросила я, уже подготовленная к такому вопросу телевизионщиками.

— Что-то не похоже на D amp;G… — Анжелка посмотрела на меня с подозрением. — Ты уверена? Из какой коллекции?

— Не помню… Может, и не D amp;G… А у тебя от кого? — постаралась я замять тему происхождения моего наряда, сшитого хорошим, но отнюдь не всемирно знаменитым модельером.

— У меня Шанель, простенько и со вкусом, — отрапортовала Анжелка.

Тема кутюрье — больная тема охотниц. Быть в их тусовке и одеваться «по-лоховски», не интересуясь названиями фирм, — значит потерять одну из основных тем для разговоров. Мало того, одеваться надо только в одежду из последней коллекции, которая стоит в три раза дороже, чем все остальные и без того безумно дорогие шмотки ведущих марок. Закупка на распродаже считается делом неуважаемым, и оценка чьего-то наряда как из «прошлогодней коллекции» — страшное унижение. Причем врать, что купленные на рынке вещи у тебя на самом деле от «Шанелей» и «Диоров», тоже опасно, потому что большинство девочек знают все новые коллекции ведущих дизайне