Концепт движения в языке и культуре. М., 1996. С. 371-383.

Существенно, что и с точки зрения греков, и с точки зрения франков, собственно славяне - склавины, склавы - обретаются на Дунае. Этому внешнему взгляду соответствовал и взгляд «изнутри», из исторической и географической «глубины» славянского мира. Фраза летописца, построившего концепцию единства «славянского языка» (этнолингвистической общности), - «по мнозех же временех сели суть словени по Дунаеви» - воспринимается иногда как свидетельство о «дунайской прародине»: в действительности Дунай остается для Начальной летописи границей, пределом, к которому стремятся русские князья (начиная с легендарного Кия). Сами славяне (праславяне) «сели» на этой границе «накануне» своей истории и, прорвав ее, «ворвались на страницы источников».

Начавшаяся еще в 1960-е гг. дискуссия о том, что послужило «первотолчком» для формирования общеславянского этнического сознания – «римско-византийская историография», описывающая славян как этническую целостность (наиболее последовательно эта концепция изложена Л.Е. Гавликом), или собственное межплеменное самосознание, возникшее в период интенсивных миграций и, стало быть, межплеменных контактов, напоминает, пожалуй, о проблеме «курицы и яйца». Византийская историография воспроизвела самоназвание славян словене в этниконе склавины/склавены, но нельзя сбрасывать со счетов и формирующую самосознание роль «вопрошающей» византийской стороны, которая вынуждена была заинтересоваться именем и обычаями угрожающих ей «варваров». Тем более, что эта сторона была действительно инокультурной, не «своей», империей, имеющей «незыблемые» границы - Дунай.

Дунай был для славянства (и Руси) не только границей, но и центром, местом начала и завершения самых существенных событий. Сравните, для примера, два текста, относящихся к разным жанрам и разным периодам русской истории. Князь Святослав, согласно ПВЛ, говорил: «не любо ми есть в Киеве быти, хочу жити в Переяславци на Дунай, яко то есть середа земли моей, яко ту вся благая сходятся: от грек злато, поволоки, вина и овощеве разноличныя, из Чех же, из Угор сребро и комони, из Руси же скора и воск, мед и челядь». Другой герой русской истории, Стенька Разин, согласно русским историческим песням, завершает свой путь «добра молодца» на Дунае: он просит перевезти его через Дунай и похоронить у «белого камешка» между трех дорог - первой Питерской, другой - Владимирской, третьей - Киевской. Дунай оказывается не только рубежом, отделяющим тот свет от этого (переправа через реку равнозначна в фольклоре переправе на тот свет), но и центром мира: белый камень исторической песни - это «бел горюч камень» русского фольклора, Алатырь, пуп земли. Подобные представления о Дунае свойственны исторической традиции и фольклору славян в целом и могут быть отнесены к константам славянского самосознания (тому, что сейчас принято называть термином «ментальность»).

Здесь вновь не обойтись без вопроса о том, где славяне «были раньше» и откуда они пришли на Дунай. Две основных современных концепции этнолингвистической доистории славянства решают эти вопросы по-разному. Согласно одной концепции праславянская общность зародилась прямо на Дунае, в эпицентре формирования индоевропейских языков в бронзовом веке (если не ранее); в процессе миграций носителей индоевропейских языков праславяне переселились к северу от Дуная, а в эпоху Великого переселения народов возвратились на «дунайскую прародину», о которой славяне сохраняли память на протяжении всей своей истории. Согласно другой концепции праславянский язык (и праславяне) выделились из балто-славянского континуума относительно поздно, в железном веке, и заключительным этапом разделения балтов и праславян был «выход» последних на Дунай.

Сторонники той и другой концепций стремятся, при отсутствии собственно исторических данных о славянах до VI в. н. э., опереться на данные археологии. Поскольку археологи также стремятся интерпретировать свои находки при помощи данных языкознания, то возникает поле продуктивного и, вместе с тем, рискованного взаимодействия разных дисциплин. Риск заключается по преимуществу в том, что лингвисты и археологи ищут «совпадений», ареальных или «генетических», которые, при желании нетрудно отыскать. Дело в том, что для центрально- и (отчасти) восточноевропейских археологических памятников позднего бронзового и раннего железного века характерна определенная общность культурных черт - недаром эти памятники объединяются общим названием «культуры полей погребений» (или «культуры полей погребальных урн»). При том, что с начала н. э. на традицию этих культур нивелирующее воздействие оказывала и римская цивилизация, построение этногенетической цепочки, ведущей праславян в эпоху бронзы не составляет особого труда.

…Так или иначе, в конгломерате культур, предшествующих появлению славян на Дунае, не удается определенно выявить ни «праславянской», ни «балтской» культурной общности.

Исследователи славянских древностей все чаще обращаются к гипотезе балто-славянской общности для объяснения этнокультурной ситуации в лесостепной и лесной полосе Восточной Европы во второй половине I тыс. до н.э. - первой половине I тыс. н.э. М.Б. Щукин полагает, что процесс «брожения», в результате которого славяне выделились из балто-славянской общности, начался благодаря этнокультурным «толчкам» - сарматскому на юге и германскому (вельбаркскому) на северо-западе балто-славянского мира. Образовался «венетский котел» - к венетам Тацита и других античных авторов, как известно, возводил славян Иордан, а за ним и большинство современных исследователей.

…В междисциплинарном сборнике исследований по этногенезу славян (Славяне, 1989) археологи придают особое значение противостоянию славян и Византии на Дунае для формирования культуры Прага - Корчак в пограничье балто-славянского мира: славяне выделились из балто-славянской общности, столкнувшись с Византией, выйдя «из лесов и болот» на «исторические рубежи». Культура Прага - Корчак считается самой ранней достоверно славянской не только потому, что ее дата - VI-VII вв. – «совпадает» с первыми письменными известиями о славянах, а потому, что археологически прослеживается ее связь с последующими достоверно славянскими «историческими» культурами Средней и Восточной Европы, чего нельзя сказать о предшествующих ей культурах (черняховской и др.). Распространение этой культуры на широких пространствах Центральной и Восточной Европы, от Эльбы и Дуная до Среднего Поднепровья, соответствует данным письменных источников о расселении славян, которое действительно можно назвать демографическим взрывом.

…Существенно, однако, что славяне - носители пражской культуры - не только прорвались на Балканы через Дунай, но одновременно и стали расселяться на север, в том числе на Вислу; на Средний Дунай, в Чехию и далее на Эльбу славяне также продвигались, судя по последним данным, не из Польши, а с юго-востока, из Моравии и юго-западной Словении. Дунай действительно оказывается центром расселения славян и к югу, и к северу уже с VI в. ….

Значение культуры Прага - Корчак как первой достоверно славянской - праславянской - культуры заключается еще и в том, что эта культура объединяет те регионы славянского мира, которые с распадом праславянской общности стали ареалами самостоятельных славянских этнолингвистических групп - южных славян, западных славян и славян восточных. Памятники пражской культуры достигают Балкан и Среднего Поднепровья - будущей Русской земли.

Вместе с тем, предполагаемый механизм дифференциации балто-славянского континуума - отделение пражской культуры и формирование общеславянского самосознания в столкновении с Византией на Дунайской границе - может прояснить и ситуацию в Восточной Европе. Речь идет не столько о маргинальной и одновременной пражской культуре пеньковской культуре, приписываемой обычно антам и прекращающей свое существование с появлением хазар (к VIII в.), сколько о более устойчивых культурных общностях на Севере, характеризуемых древностями длинных курганов и новгородских сопок. По самым смелым датировкам эти памятники появляются на севере лесной зоны Восточной Европы в VI в. (основная масса сопок датируется VIII-IX вв.), одновременно с распространением памятников пражской культуры на юге, и доживают до Х в., времени сложения Древнерусского государства. В соответствии с ареалами длинные курганы традиционно приписываются смоленским, полоцким и псковским кривичам, сопки - словенам новгородским. Неясно, насколько кривичи и словене участвовали в первоначальном расселении и дунайских походах славян: этникон кривичи известен на Балканах; словене – «свое имя», которым прозвались славянские племена в крайних пределах славянского мира, что характерно для этнонимии пограничных зон - ср. словенцев и словаков на Дунае. Очевидно лишь, что в культурном (археологическом) отношении ни длинные курганы, ни сопки не связаны с пражской культурой. Напротив, для длинных курганов, особенно в Верхнем Поднепровье, характерны связи с местными балтскими традициями (комплекс женских украшений), что может свидетельствовать об отделении кривичей от балто-славянского континуума под влиянием собственно славянской колонизации: ср. одну из этимологии этнонима кривичи- б.-сл. *kreiuo-, от *kreio 'отделяю, отрезаю'. Вместе с тем с ареалом длинных курганов связаны и находки т. н. В-рифленых пряжек VI-VII вв., имеющих среднеевропейское происхождение. ….

Лингвистические исследования также обнаруживают трансконтинентальные связи славянских диалектов, в том числе кривичских и западнославянских (С.Л. Николаев), ильменско-словенского и «дунайско»-словенского (А.А. Зализняк). Данные этнической ономастики свидетельствуют об участии восточно- и западнославянских племенных образований в передвижениях славян: ср. другувиты, кривитеины византийских источников на Балканах и дреговичи, кривичи в Восточной Европе, ободриты на Дунае и в Полабье и т. д. (Трубачев).

Высокая степень проницаемости балто-славянского ареала для «дунайских импортов» отражает относительное единство связей у выделяющихся на окраинах этого ареала славянских группировок. Эти связи способствовали распространению и сохранению общеславянского самосознания, воплощенного, в частности, в предании о «дунайской прародине».