Вынужденное национально возрождение

Нация на грани ликвидации

Разумеется, идеологическая мысль русской интеллигенции работала над восстановлением национального единства, пыталась навести мосты между расколовшимися русскими мирами. Популярна была в Советской России и эмиграции идеология «сменовеховства», призывавшая всех патриотов работать на СССР не как на большевистскую диктатуру, а как на общую Родину, дом русской нации, ожидая постепенной национальной трансформации, коренизации большевизма. Эта идеология удерживала значительную часть русских кадров от эмиграции и поддерживала их желание трудиться на Родине, надеясь на лучшие времена. Тем самым внутри России была сохранена критическая масса людей с развитым национальным сознанием.

Среди составлявшего по прежнему большинство нации крестьянства конформизм по отношению к советскому строю сочетался прежде всего с экономическим прагматизмом – советская власть решила земельный вопрос и постепенно развертывала в деревне программы развития. Поэтому крестьянство достаточно пассивно реагировало на постепенное наступление на национальную культуру и церковные традиции, тем более что в целом основы старого быта и традиции в деревнях оставались неизменными.

Большевистский натиск на деревню был отбит ожесточенной гражданской войной, которую компартии пришлось выдержать после победы над белым движением. Формально участники тамбовского, кронштадтского, донского восстаний были разгромлены, голод 1921-1923 годов нанес чудовищный демографический удар по русскому крестьянству, но фактически коммунистическое наступление на деревню было законсервировано почти на десятилетие. Революционные преобразования в 1920-х коснулись, прежде всего, города.

Однако в 1928-1932 году советская власть нанесла мощный удар и по традиционному укладу крестьянства и по национальному сознанию русских, сохранявшемуся «сменовеховской» интеллигенцией. Коллективизация разрушила традиционный уклад русской деревни, включила маховик репрессий и как принудительного, так и добровольного перемещения населения. Голод 1932-1933 годов нанес второй после 1921-23 демографический удар по русскому селу. Индекс сверхсмертности в Юго-Западной России (Украине), Поволжье, Северном Кавказе колебался от 2,6 до 3,2 (максимальную убыль населения пережили Краснодарский и Ставропольский края, Донецкая, Луганская, Днепропетровская, Харьковская и Запорожская области – фактически «Голодомор» оказался прежде всего ударом по Новороссии).

Выселение кулаков

Продолжившая начавшуюся сразу после революции антицерковную политику «безбожная пятилетка», привела к массовым закрытиям и разрушениям храмов, к массовому уничтожению духовенства. Фактически доступ к традиционному церковному быту был для масс русского населения перекрыт.

Одновременно с этим был нанесен удар по национальной «сменовеховской» интеллигенции. Целый ряд громких судебных процессов: «академическое дело», «дело ВЕСНА», «!дело славистов», процесс «Промпартии», процесс «Трудовой крестьянской партии» и т.д. практически положили конец среде специалистов-некоммунистов, сотрудничавших с советской властью по национально-патриотическим мотивам.

1920-е – начало 1930-х период максимального расцвета русофобской пропаганды под большевистскими лозунгами. В порядке вещей были публикации в «Правде»: «Русь! Сгнила? Умерла? Подохла? / Что же! Вечная память тебе. / Не жила ты, а только охала / в полутемной и тесной избе». В 1928 году в Севастополе был уничтожен памятник адмиралу Нахимову, как оскорбляющий чувства заходящих в порт турецких моряков. В 1932 Наркомпрос постановил передать «Металлолому» памятник генералу Н.Н. Раевскому на Бородинском поле как «не имеющий историко-художественного значения».

Под эту практику исторического нигилизма, систематического унижения национального чувства русского народа, подводила теоретический фундамент историческая школа Н.М. Покровского, рассматривавшая историю России «от историка Карамзина до вредителя Рамзина» (как выражался Демьян Бедный) как историю «тюрьмы народов», а национальных героев – как прислужников царей и торгового капитала. К 1933 году русская нация как сообщество скрепленное общей памятью, общей традицией, общими адаптационными установками стояла на грани уничтожения совокупностью процессов коммунистической денационализации и хозяйственной коллективизации.

Резкое «поправение» капиталистической Европы после прихода к власти в Германии НСДП вынудило коммунистическую партию начать пересматривать свою политику. Становилось все более очевидно, что отменить национальный фактор на международной арене с такой же легкостью, как и внутри страны – невозможно.

Советская власть начинает все чаще апеллировать к русскому началу не только в смысле интернационального долга «народа-держиморды» и не только к идее о русских, как о передовой революционной нации, но и к русской исторической и культурной традиции. Эта традиция перестает рассматриваться как чисто отрицательный фактор, подлежащий преодолению.

Этап стишков «Я предлагаю Минина расплавить…» оказывается пройден. Из уст Сталина звучит: «Нам нужен большевистский Иловайский» (имя Д.И. Иловайского было своеобразным символом националистической охранительной историографии). Школа Покровского предается идеологической анафеме. Основой историографического консенсуса становится тезис о России как о развитии раннего «русского национального государства». Создается линейка фильмов и литературных произведений, посвященных выдающимся национальным героям прошлого – Александру Невскому, Минину и Пожарскому, Суворову и Кутузову. Символическим водоразделом стала показательная расправа в ноябре 1936 года над оперой «Богатыри», для которой Демьян Бедный написал совершенно русофобский текст.

Еще более существенное значение, чем изменения в верхних слоях идеологической атмосферы, имели решения по сворачиванию «коренизации» в союзных и автономных республиках, решение об обязательном переводе всех национальных алфавитов на кириллицу (а еще в начале 1930-х латинизация на полном серьезе обсуждалась как будущее русского языка), формулировка жестких требований по обязательному изучению всеми школьниками русского языка.

Однако это изменение идеологического направления не означало, что наступление советской версии интернационализма на русский народ завершилось. И в 1930-е продолжилось расчленение его национальной территории. В 1936, как раз под новую советскую конституцию, из состава РСФСР были выделены Киргизская и Казахская ССР, причем авторы официальных советских историй этих республик делали акцент на колониальном угнетении в царские времена.

Прокатившаяся в 1937-38 годах новая волна репрессий вновь нанесла тяжелый удар русскому народу. Уничтожены были не только советские партийные функционеры, но и сочтенные по тем или иным причинам неблагонадежными представители духовенства, военных специалистов и интеллигенции. Русская культура обеднела на десятки имен выдающихся ученых, мыслителей, писателей.

Великая война

Великая Отечественная Война стала временем небывалых испытаний для русского народа. Гитлеровская агрессия ставила своей задачей разрушение Российской государственности, расчленение страны и её раскол по этническому признаку. Война велась на уничтожение России, а не советской власти, а немецкая политика основывалась на принципах полного презрения к русскому культурному наследию («никакие культурные ценности на Востоке не имеют значения» — гласил знаменитый «приказ Рейхенау»), а также с совершенным пренебрежением жизнью гражданского населения – достаточно оказать на то, что планировалось уничтожение голодом жителей Ленинграда независимо от того капитулирует блокадный город или нет.

Неудивительно, что война привела к быстро возрастающему национальному подъему, к развитию русского патриотизма, звавшего к победе над врагом. Великий русский философ И.А. Ильин отмечал в своих статьях военного времени для швейцарской прессы: «чем дальше во времени и пространстве заходила война, тем заметнее пробуждался национальный русский инстинкт самосохранения, тем сильнее становилась решимость русского народа обороняться от врага и тем больше воюющие народные массы учились подчиняться дисциплине национального военного Верховного командования, не обращая внимания на партийный режим…».

«В воспоминаниях народа о Первой мировой войне, — отмечал Ильин, — дезертирство с которой обернулось страшным возмездием, продолжавшимся целых 25 лет, побеждала мысль о том, что эту войну надо лояльно довоевать до конца». Именно поэтому активный коллаборационизм принял гораздо меньшие масштабы, чем ожидали гитлеровские аналитики, исходя из фактов довоенной антирусской политики советской власти. Сотрудничество с гитлеровцами «во имя русского народа» осталось уделом незначительных по численности групп.

Война принесла русскому народу неисчислимое горе, огромные демографические потери (это была уже третья демографическая яма за 30 лет), огромные разрушения. Но, в то же время, русские восстановили в себе самосознание великого народа с исключительной исторической миссией. Самоощущение народа-победителя, закрепленное официально в пропаганде военных лет, стало частью личного самосознания десятков миллионов людей. Слово «русский» поднялось в мире на такую высоту, на которую редко поднималось и в имперский период.

Казалось в СССР установится национально-имперская модель с отчетливой русской доминантой. Так начинали думать даже некоторые партийные функционеры РСФСР. Особенно примечательно было резкое расширение ареала проживания русского народа – на смене эпохе сжатия пришла эпоха его расширения. Почти исключительно русскими были заселены новоприсоединенная Восточная Пруссия, Южный Сахалин и Курилы. Эти земли стали частью коренной территории русского народа, хотя это произошло во многом против планов «Вождя народов», рассматривавшего советскую часть Восточной Пруссии как разменную карту для того, чтобы добиться формирования «единой нейтральной Германии». По сути Калининград за русским народом сохранила неуступчивая позиция канцлера Германии Конрада Аденауэра, видевшего ФРГ исключительно в составе западного блока.

Гораздо более драматические последствия для русских имели, впрочем, депортации народов с Северного Кавказа и из Крыма – регионы становились почти исключительно русскими, но последовавшее за реабилитацией народов возвращение спровоцировало национальные конфликты, террор и погромы против русского населения. Но уже и в этот период русские интересы не всегда ставились на первое место – так была отклонена просьба представителей Карпатской Руси о присоединении не к Украинской, а к Российской союзной республике.

Весьма неоднозначным был эффект присоединения к УССР западной Украины. Почти десятилетие советские власти потратили на борьбу с открытым бандеровским террором, однако и после победы над ним Галиция стала источником облучения всей Украины идеологией самого радикального украинского национализма, заточенного на животную ненависть к «москалям». К концу 1980-х эта идеология пропитала собой значительную часть украинизированного по советским лекалам населения УССР и стала давать все более откровенно русофобские всходы.

Важной составляющей патриотического поворота стало частичное примирение советской власти с Русской Православной Церковью. Было восстановлено традиционное патриаршее управление, ликвидирован обновленческий раскол, большая часть страны получила доступ к православным таинствам и обрядам, а тем самым и к традиционному русскому «хронотопу». Православие было в целом восстановлено в качестве части представления о русской идентичности.

Независимо от своих идеологических интенций огромное значение имела начавшаяся после войны образовательная революция. Множество вузов давали высшее и среднее специальное образование большинству юношей и девушек, в то время как средняя школа старалась хотя бы внешне подражать дореволюционному гимназическому образцу. Именно образовательный сдвиг был самым выдающимся и имеющим долгосрочные последствия достижением русского народа в советский период. Впрочем, не следует забывать, что весь послевоенный сталинский период высшее образование в стране победившего социализма было платным.

Со смертью Сталина советское руководство и вовсе начало дрейф к довоенным идеологическим доминантам. Уже в 1955 была развязана ожесточенная травля Русской Православной Церкви, в которой использовались все классические приемы «Союза воинствующих безбожников», кроме физического уничтожения духовенства. Закрывались и уничтожались храмы, систематически препятствовали совершению таинств. Началось формирование русского человека «оттепельной» парадигмы, — неверующего, энтузиаста науки и прогресса, почти лишенного этнического чувства, заменяемого футуристическим оптимизмом.

Одним из выражений глубинной перепрошивки русского этноса стала кампания по ликвидации «неперспективных деревень» ведшаяся в центральной и северной России (то есть в ядре русского этноса) с 1958 года. Уничтожалась традиционная для русских система расселения малыми деревнями. Поселки городского типа, ставшие своеобразными «концлагерями» для сгоняемых с традиционных мест обитания русских крестьян, превращались в центры алкоголизации и криминализации. Массовое жилищное строительство развернутое в тот же период оказало исключительное влияние на повышение уровня жизни русского народа, но, при этом, сопровождалось социальной и хозяйственной дезадаптацией – единый комплекс традиционной культуры разрушался, заменяясь культом телевизора.

Облик русского человека начала 1960-х был предельно денационализирован, черты национальной идентичности из него были вытеснены, заменившись модернистским урбанизмом, смесью западнического и имитирующего запад советского начал. Казалось снова можно было прогнозировать скорую элиминацию русских как конкретного этноса с собственным национальным сознанием и оригинальной цивилизацией.

Илья Глазунов. Вклад народов СССР в мировую культуру и цивилизацию. Панно для здания ЮНЕСКО. 1980 г. Русское отчетливо преобладает над советским и многонациональным даже в части картины посвященной ХХ веку.

Новый неожиданный поворот наступает в 1965 году, вскоре после смещения Хрущева. В СССР резко начинается этническое возрождение, лишь в ограниченной степени поддержанное представителями партийной элиты. «Русской партией» становится часть советской шестидесятнической интеллигенции и часть второго эшелона партийного аппарата. По большому счету это было низовое общественное движение – продукт деятельности энтузиастов, высшей точкой которой (затем последовал трагический спад) стало торжественное празднование 600-летия Куликовской битвы.

Основными формами русского возрождения стали охрана и частичная реставрация древнерусских памятников (то есть, прежде всего, православных церквей), распространение моды на Древнюю Русь, ставшей своего рода этническим маркером русских. Развиваются аналоги западного фолк-возрождения в музыке (творчество великого русского композитора Георгия Свиридова), дизайне, этнической символике. Едва ли не каждый дом украшен календарем с изображением Храма Покрова на Нерли, как новооткрытого символа русскости. Появляется, после прекращения гонений, «мода» (как возмущались комсомольские пропагандисты) на религию.

Фактически Древняя Русь становится легитимным образом русской традиции, в которой позднесредневковый и имперский периоды трактуются как «идеологически скомпрометированные». Идентификация себя с Древней Русью становится формой этнического самосознания русских, особенно в городах. Появляется новоурбанистическая русская идентичность, которая находит своё отражение в чрезвычайной популярности творчества художника Ильи Глазунова, современными художественными средствами поп-арта обращающегося к русским этническим образам, доводя их до заостренного символизма.

Литературным знаменем этого этнического возрождения выступает движение почвенников, связанное прежде всего с направлением «деревенской прозы» в литературе. Это движение уделяет внимание защите родной природы от разрушения великими стройками социализма, в частности звучит мощный протест против затопления русской земли водохранилищами гидроэлектростанций. Во всей прозе деревенщиков звучит протест против уничтожения русской деревни как неперспективной.

Более решительную позицию, чем деревенщики, старавшиеся остаться в рамках советской системы, занимает Александр Солженицын. В течение 1960-х годов его мировоззрение проделывает эволюцию от гуманистического народничества, с позиции которого критикуется советская репрессивная система,к решительному противопоставлению русского и советского начал, четком акценте на необходимость возрождения русского из под гнета советского. В «Письме вождям Советского Союза» Солженицын предлагает собственную программу декоммунизации СССР во имя сбережения русского народа. Используя образ китайской угрозы, актуальный для Советского Союза 1970-х, Солженицын пытался призвать советских вождей отбросить коммунистическое, к которому апеллировали китайцы, во имя русского, и начать освоение русских просторов вместо экспорта революции.

Преимущественно озабочен я судьбой именно русского и украинского народов, по пословице — где уродился, там и пригодился, а глубже тоже — из-за несравненных страданий, перенесенных нами. И это письмо я пишу в ПРЕДПОЛОЖЕНИИ, что такой же преимущественной заботе подчинены и вы, что вы не чужды своему происхождению, отцам, дедам, прадедам и родным просторам, что вы — не безнациональны…

При центральном плане, которым мы гордимся, уж у нас-то была, кажется возможность не испортить русской природы, не создавать противочеловеческих многомиллионных скоплений. Мы же сделали все наоборот: измерзопакостили широкие русские пространства и обезобразили сердце России, дорогую нашу Москву…

Русская надежда на выигрыш времени и выигрыш спасения: на наших широченных северовосточных земельных просторах, по нашей же неповоротливости четырех веков еще не обезображенных нашими ошибками, мы можем заново строить не безумную пожирающую цивилизацию «прогресса», нет — безболезненно ставить сразу стабильную экономику и соответственно её требованиям и принципам селить там впервые людей. Эти пространства дают нам надежду не погубить Россию в кризисе западной цивилизации. (А по колхозному забросу много потерянных земель и ближе есть.)

Без догматической предвзятости вспомним Столыпина и отдадим ему должное. В 1908 г. в Государственной Думе он пророчески сказал: «ЗЕМЛЯ — ЭТО ЗАЛОГ НАШЕЙ СИЛЫ В БУДУЩЕМ, ЗЕМЛЯ — ЭТО РОССИЯ». И по поводу Амурской железной дороги: «Если мы будем продолжать спать летаргическим сном, то край этот будет пропитан чужими соками, а когда мы проснемся, может быть он окажется русским только по названию»…

Национальным руководителям России в предвидении грозящей войны с Китаем все равно придется опираться на патриотизм и только на него. Когда Сталин начинал такой поворот во время войны, вспомните! — Никто даже не удивился, никто не зарыдал по марксизму, все приняли как самое естественное, наше, русское!

По сути Солженицын предложил программу компромиссной трансформации советского государства, при которой, сохраняя и переобосновывая на национальных началах свою силу, советское руководство отказывалось от коммунистической идеологии, преобразуясь в национал-автократию.

Из русской истории стал я противником всяких вообще революций и вооруженных потрясений, значит, и в будущем тоже: и тех, которых вы жаждете (не у _нас_), и тех, которых вы опасаетесь (у нас). Изучением я убедился, что массовые кровавые революции всегда губительны для народов, среди которых они происходят… За последние полвека подготовленность России к демократии, к многопартийной парламентской системе, могла еще только снизиться. Пожалуй, внезапное введение ее сейчас было бы лишь новым горевым повторением 1917 г…

И тысячу лет жила Россия с авторитарным строем — и к началу XX века еще весьма сохраняла и физическое и духовное здоровье народа? Однако, выполнялось там важное условие: тот авторитарный строй имел, пусть исходно, первоначально, сильное нравственное основание — не идеологию всеобщего насилия, а православие, да древнее, семивековое православие Сергия Радонежского и Нила Сорского, еще не издерганное Никоном, не оказененное Петром.

Все зависит от того, какой авторитарный строй ожидает нас и дальше? Невыносима не сама авторитарность, но — навязываемая повседневная идеологическая ложь. Невыносима не столько авторитарность — невыносимы произвол и беззаконие, непроходимое беззаконие…

Руководить нашей страной должны соображения внутреннего, нравственного, здорового развития народа, освобождения женщины от каторги заработков, особенно от лома и лопаты, исправления школы, детского воспитания, спасения почвы, вод, всей русской природы, восстановления здоровых городов, освоения Северо Востока…

Поразительный факт, хотя Солженицын был жестко выслан из СССР и никакого реального диалога с «вождями» не состоялось, но в некоторых практических аспектах советская политика 1970-х пошла именно предначертанным в «Письме вождям» курсом — с середины 1970-х на смену уничтожения русской деревни приходят программы поддержки «Нечерноземья» — запоздалые, но все-таки укрепившие основы народной жизни, интенсифицируется освоение Северо-Востока, начинается строительство припомненой писателем столыпинской «Амурской магистрали». Но, разумеется, поставленный Солженицыным вопрос о смене идеологии советские вожди даже и не думали рассматривать.

«Письмо» Солженицына приводит к его идейному разрыву с либеральной диссидентствующей интеллигенцией, лидером которой становится академик Сахаров. Разрыв западников и почвенников и внутри СССР и в эмиграции достигает напряженности не виданной с последней трети XIX века. Ближайший соратник и единомышленник Солженицына Игорь Шафаревич распространяет в самиздате работу «Русофобия», обнародование которой исключает всякую возможность примирения двух лагерей. В ней советская либеральная интеллигенция характеризуется как «малый народ» нигилистически противопоставляющий себя большому народу, а сущность русофобии Шафаревичу, как и Солженицыну, видится в приписывании малым народом преступлений и мерзостей советского режима «природе русского народа», национальному характеру и русской исторической традиции.

Русские на кресте

Можно было думать, что советская система находит определенные пути интеграции с русской этнической традицией и на выходе будет постепенно выработан относительно жизнеспособный синтез. Однако в 1980-е годы начинается резкое саморазрушение советской системы, причем одним из первых симптомов изменений оказываются «андроповские» гонения на «русскую партию», которая, в результате силового разгрома, к моменту начала перестройки и ожесточенной конкуренции идеологических платформ и программ развития выступила в явно ослабленном виде.

В то время как в союзных республиках события перестройки были связаны прежде всего с острым всплеском национализма и русофобии, по всей стране начались русские погромы, преследование и изгнание русских, приобретавшие те или иные формы в зависимости от доминировавших в той или иной традиции местного этноса, у русских те же процессы протекали в форме национального нигилизма, истеричного западничества и набиравшей обороты интеллигентской русофобии.

Национальная, традиционная альтернатива коммунизму рассматривалась как глубоко маргинальная, подвергалась осмеянию в форме систематических насмешек перестроечной прессы над «Обществом «Память» сквозь призму которого подавались любые попытки говорить о русских проблемах. Таковые проблемы лагерем «демократов» попросту отрицались.

К моменту разрушения Советского Союза, фактически оказавшегося расколом «по живому» исторической территории проживания русского народа, русские нигде не сумели достичь той степени самосознания и консолидации, которая позволила бы эффективно этому расколу сопротивляться или использовать его в интересах русского народа.

Ошибочно мнение, что политики русской национальной ориентации способствовали этому расколу и, якобы, поддерживали идею «российского суверенитета». Напротив, суверенитет РСФСР продвигался Ельциным во имя «многонационального народа» и сопровождался призывами к этническим автономиям «брать власти сколько сможете проглотить».

Фактически лишь в Приднестровье русские сумели оказать сопротивление достаточное, для того, чтобы остановить свое втягивание в чуждые и антирусски заточенные национальные проекты. Трудно сложилась судьба русских в Средней Азии, где местными радикалами последовательно проводилась политика выдавливания, в то время как Россия отнюдь не была рада принять соотечественников у себя. Кровавую страницу в историю русского народа вписала дудаевско-масхадовская «Ичкерия», осуществившая практически тотальную зачистку русского населения. При молчаливом одобрении Европейского Союза проводится политика дискриминации «неграждан» в странах Прибалтики.

Настоящей трагедией обернулось положение русских на Украине, где «бандеровское» безумие вело ко все более радикальным нападкам на русский язык, русскую идентичность, заточенным не просто на вытеснение, а на подмену идентичности русских граждан страны. Образовательные программы и языковая политика, телевизионная пропаганда последовательно перековывали русских в украинцев, призванных ненавидеть Москву, мешающую «европейскому выбору» Украины.

В 2014 году эта агрессивная дерусификация привела к открытому военному противостоянию, исход которого невозможно пока предугадать. Мы наблюдаем очевидное национально-освободительное движение русских в Новороссии, однако из-за ограниченности поддержки его со стороны Российской Федерации пока не ясно, смогут ли пойти Донецкая и Луганская Республики по «крымскому пути», закрепят ли независимость, или в рамках «минского процесса» их вдавят назад в состав Украины.

В самой Российской Федерации первое десятилетие после ликвидации СССР было временем едва ли не официального господства русофобских доктрин, ежедневно провозглашавшихся в печати и на телевидении представителями интеллигенции. Началось вытеснение слова «русский» и замена его «российским». Государство учитывало интересы любых этносов и меньшинств, но русского народа как целого для него не существовало.

Фактически это стимулировало распад русского этноса – многие группы, как казачество или поморы, начали воспринимать интерпретацию себя как отдельных этносов более выгодной, тем более, что это было связано с особенностями государственной поддержки национальных культур, принципиально ориентировавшейся только на меньшинства. Начали конструироваться вымышленные группы, типа «ингерманландцев», а для некоторых, как «сибиряков» даже сочинялись искусственные языки.

Постсоветский период оказался для русского этноса чудовищным демографическим провалом. Критически упала рождаемость, стали просто заоблачными цифры смертности от алкоголизма, наркомании, уличной и организованной преступности. Вошло в массовый оборот понятие «русский крест» – пересечение на графиках повышающейся кривой смертности и понижающейся кривой рождаемости. Досужие эксперты всерьез говорили о предстоящем сокращении русского населения до 50 миллионов человек, а аналитики исправно снабжали прессу сценариями распада России.

Фактором действовавшим «против течения» в этот период стало масштабное возрождение Православия. Миллионы русских людей обретали вновь веру, открывались храмы и монастыри, возвращались в повседневную жизнь православная обрядность и православное мировоззрение. Идентичность «православный христианин» встала для огромного количества людей во главу определяющих их самосознание характеристик. Как правило возрождение православия было неразрывно связано с осознанием приобщенности к русской исторической, культурной, эстетической традиции.

Через отрицание «либерального ада» 90-х шел и рост национального сознания как движения сопротивления погружению России во тьму и самоуничтожение. Мотивы «за державу обидно», «отомстить», «не дать поставить нас на колени», объединялись в энергичное, хотя и идеологически размытое неприятие упадочной действительности. И вся эта энергия сопротивления маркировалась словом «русский».

Поэтому закономерно, что когда с началом 2000-ных годов запустились процессы самовосстановления государства в России, они оказались тесно связаны как с укреплением роли православия, так и с усвоением идей и энергии, накопленных русским сопротивлением в предыдущие десятилетия. Сегодня не редкость, когда эти идеи и их глашатаи так или иначе проявляются в государственной политике.

Русская проблема в XXI веке

ХХ век, как в советском, так и в постсоветском наследии оставил русским целый ряд тяжелейших проблем:

Русский этнос расколот государственными границами, по живому прошедшими при распаде СССР, причем в раде новых независимых государств осуществляется последовательная политика наступления на русский язык и русскую этническую идентичность.

Сократился ареал проживания русских и явно неустойчива демографическая ситуация. Два десятилетия катастрофического сокращения численности русских сменились неустойчивым равновесием, которое в любой момент может быть нарушено к худшему.

Русское национальное самосознание было искусственно растождествлено со своей православной основой и, в настоящее время подвергается серьезным атакам, от отрицания русской истории и традиционных православных ценностей до откровенной русофобии уровня утверждений о «генетической неполноценности» русских, появляющихся не в иностранных, а в российских же СМИ.

Атакам подвергается даже русский язык, конституционно закрепленный единственный государственный язык России. Его статус в некоторых регионах отрицается или ставится под сомнение, количество часов на его изучение сокращается чтобы выделить время для изучения региональных языков, обязательное знание которых навязывается даже русским учащимся, для которых они не являются родными.

Разрушительному воздействию подверглись фундаментальные адаптационные константы русского народа. Кампанией уничтожения «непреспективных деревень» разрушена была традиционная русская система расселения. Тотальная сверхурбанизация, связанная с разрушением поселений – деревень и малых городов, кладбищ, церквей, во многих случаях сжала родовую память людей до трех поколений.

Преодоление этих проблем составляет насущную задачу для Российской Федерации как государства. Фундаментальные жизненные процессы этого государства зависят от направления активности и жизненного тонуса русского народа. Ослабление этого тонуса немедленно приводит к проявлению очевидных признаков государственного распада. Напротив, увеличение русской активности, как в 20114 году, вернуло России статус великой державы. Когда мы говорим о «русском вопросе» мы говорим о единстве и развитии, или о коллапсе и деградации России как государства.

Единство русского народа и российского государства представляет собой главную гарантию единства, территориальной целостности и нерушимости границ России. Русский народ, русская культура и русский язык были и остаются главным фактором скрепляющим единство России. Если взять такие отдаленные, зачастую анклавные или полуанклавные территории, как Калининградская область, Крым, Сахалин и Курилы, то их единство с Россией поддерживается именно тем, что они заселены преимущественно русским населением, к тому же выработавшим обостренное национальное самосознание жителей «фронтира». Не будь этого русского фактора, завись всё только от геополитических и географических условий – эти регионы были бы потеряны в ходе системного кризиса в начале 1990-х.

При этом, заметим, что тот же Калининград является самой недавней территорией в составе Российского государства, однако его связи со страной крепче, чем у некоторых регионов, присоединенных в XIX веке. И это связано с тем, что он был заселен почти исключительно русским населением. Мы можем со всей определенностью утверждать, что степень интегрированности того или иного региона в Российскую Федерацию, уровень исполняемости законов и распоряжений центра, прямо коррелирует с численностью русского населения в регионе. Там, где эта численность недостаточна постоянным фоном становятся межнациональные конфликты, угроза терроризма и радикализма, более или менее явная сепаратистская пропаганда.

Необходимо отметить теснейшую связь между присутствием этнически русских и традиционным исповеданием православия. Фактически православие является второй формой русского присутствия, выступая, в значительной степени, аналогом русскости. По сути мы можем выделить три типа российских регионов:

1) Регионы с доминированием русского населения и православной традиции – степень их интеграции приближается к абсолютной;

2) Регионы с недостаточно выраженным численным доминированием русского населения, но с доминированием православной традиции, — интегрирующие факторы в них обычно доминируют над дезинтегрирующими;

Регионы где присутствие как русских, так и православной традиции невелико, — в них действие дезинтегрирующих факторов сказывается весьма значительно, так что это требует специальных политических, а порой и полицейских мер.

В качестве специального типа мы можем выделить регионы, где при высокой численности русского населения приверженность православной традиции подвергается постоянным атакам со стороны тех или иных культурных, религиозных и идеологических меньшинств. Преимущественно это крупные мегаполисы или приграничные территории. В таких регионах мы видим исключительно противоречивые идеологические процессы, от всплесков радикального национализма (в том числе и русского) до оформления групп с нигилистической по отношению к государству установкой и размывание национальной идентичности у самих русских.

Рост численности русского народа, как в абсолютных цифрах, так и доли в населении конкретных регионов, укрепление русской идентичности, связанной с православной религиозной традицией и исторической памятью нации являются залогом единства России. Можно с определенностью утверждать, что укрепление русского начала будет равнозначно укреплению государственного единства, а демографическое и культурное подтачивание русских – к ослаблению интеграции государства».

 

Нация на грани ликвидации

Разумеется, идеологическая мысль русской интеллигенции работала над восстановлением национального единства, пыталась навести мосты между расколовшимися русскими мирами. Популярна была в Советской России и эмиграции идеология «сменовеховства», призывавшая всех патриотов работать на СССР не как на большевистскую диктатуру, а как на общую Родину, дом русской нации, ожидая постепенной национальной трансформации, коренизации большевизма. Эта идеология удерживала значитель