Тогда возникает вопрос: Куда же девалось все обретенное знание, знание, из которого должно вытекать совсем другое?

Никуда не девалось. Оно стало знанием рассудочным, логическим, информативным. Человек знает все, но в действиях своих сам не есть это знание. К сожалению, мы часто идем по пути расширения знаний, но расширение сознания не происходит.

Сознание — это знание, которое превратилось в поступок.

Такое превращение возможно только через проживание знаний. Одного обретения любой суммы информации здесь, увы, недостаточно и поэтому, расширение сознания человека это всегда его личное преображение, т.е. действительное движение, действительное становление его другим. Не в речах, но в поступках.

«Спеши, — говорит авва Нестерой, — лучше к выполнению прочитанных знаний, нежели к научению ими других. Ибо от этого учительства происходит гибельное тщеславие», т.е. необоснованное отождествление знания с собою, будто бы ты уже и есть это знание.

Отсюда чтение всякой книги неизбежно и для многих бессознательно предваряется вопросом: «Ради чего я прикасаюсь к ней?«В зависимости от решения этого вопроса и выбирается один из способов чтения — сопереживание фабуле книги или проживание себя, т.е. встреча еще и с собой.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

БЕРЕЖНОСТЬ

Давно стало привычным полагать, что в семье люди знают друг о друге все. Во всяком случае, много больше, чем кто-либо со сто­роны. Однако, если внимательно приглядеться, обнаружится немало супругов, которые о внутренней жизни друг друга наслышаны, может быть, чуть больше, чем о жизни сотрудников по работе. В этом "чуть больше" содержится дополнительная информация преимущественно о внешних действиях другого — где был, с кем встречался, что делал дома и вне дома. Но настроение, внутреннее состояние близкого че­ловека, душевное отношение к происходящему оказывается нередко малоизвестным. Даже, порой, о друге или подруге мы знаем больше, чем о собственном муже или жене. Почему так? Почему именно в близком нам человеке мы видим меньше привлекательного, больше привычного, больше обычного, чем особенного? Хотя в период влюбленности и начального периода супружеской жизни все было как раз наоборот. Что же происходит с человеком, когда он переходит от нежной преданности другому к восприятию обыденности другого, а затем к раздражительности, иногда грубой неприязни и даже ненавис­ти к нему?

В первые дни недели после свадьбы, пожалуй, нет большей ра­дости, чем общение друг с другом. Но со временем восторг проходит, начинаются будни, и в них однажды кто-то из супругов натыкается на колкую насмешку другого.

Все было, как и день назад. Искренне пересказывала свои впечатления или переживания какого-то эпизода жизни. И вдруг — в ответ насмешливая фраза. Она не сразу за­мечается, потому что не ждешь ее, потому что не веришь в насмешли­вое настроение другого. А он повторяет насмешку и тогда каким-то внутренним чувством улавливается смысл его слов. Растерянность на мгновение врывается в душу, но тут же сминается ответной улыбкой.

— Нет, ты послушай. Это действительно было и я действительно это так чувствую.

Другой слушает, а в конце бросает небрежно:

— Да ну, чепуха все это. Глупые фантазии. Ты лучше почитай, что об этом в книжке написано.

Только теперь, после этих суровых слов, приходит понимание, что рассказанное не принято, не услышано и отвергнуто. В разное время переживается при этом разное. Неожиданное сомнение в себе, глубокая растерянность, обида и боль, либо желание повторить рас­сказ, настоять на своем, убедить, доказать. А иной раз просто опускаются руки и возникает тупое отчаяние, глубокое чувство оди­ночества и тоски. Тогда страшным движением поднимается со дна ду­ши опустошающее чувство безнадежности, желание прекратить общение, развестись и освободиться от необходимости быть рядом.

Болезнь общения начинает развиваться задолго до наступления такого момента. С какого-то времени супруги начинают все больше и больше закрываться каждый в себе, и все меньше посвящают друг друга в тайны своих переживаний. Крутится быт, чередуются магазин, работа, посещение храма, дом, приходят друзья, сами ходят в гости, бегут между ни­ми какие-то слова, фразы, простые или напряженные, требующие немед­ленного ответа, или остающиеся безответными... А рядом с этим в душе появляется и растет пустота, и скука, и обреченность.

Если же внимательно присмотреться ко всему происходящему и к тому, что уже было в жизни семьи, обнаружатся те моменты, с ко­торых началось действие разрушения. Именно началось, потому что был же период светлый, легкий и наполненный внутренней жизнью. Бы­ло откровенное общение. Окрыляющее, рождающее уверенность в себе и в другом, пронизанное атмосферой созидания, взаимопомощи и глу­бокой симпатии друг другу. Было до тех пор, пока не родилось однажды в ком-то из супругов пренебрежительное, угнетающее отношение к другому. Тот, к кому направлено оно, легко его улавливает и всегда приходит в состояние слабого или сильного смятения. Каждому человеку задолго до заключения брака пришлось пережить это состояние в своей жизни не один раз. Но от других…

Происходит это, когда однажды, например, в кругу друзей начинаешь о чем-то рассказывать. Говорится легко, свободно, уверенно. И вдруг видишь на чьих-то гу­бах ироничную улыбку, кто-то склонился к другому и что-то с усмешкой шепнул ему на ухо, третий стал отвлекаться...

Как будто холодком пахнуло, и где-то в груди засуе­тился гаснущий огонек. Стали теряться слова, пошли на нет интона­ции. Изо всех сил пытаешься удержать нить рассказа, дать живые струйки в голосе, но реплика одного из слушателей, словно ножом, отсекает все, и тогда сконфуженный, сворачивая фразы на бормотание, заканчиваешь свой монолог, а потом не знаешь, что де­лать с собой, куда девать руки и куда деваться самому.

В таких событиях открывается глубокая зависимость от мнения окружающих людей. Человек сочетается с духом мира и чаяния этого духа принимает за свои чаяния, переживает по поводу их. В таком случае опыт каждого неудачного общения рождает осторожность при сле­дующих встречах с незнакомыми людьми, при входе в новую компанию, в чужую квартиру. В отдельных случаях человек становится замкну­тым. Он глубоко переживает свою, однажды обнаруженную, несостоятель­ность в умении вести разговор. Убегая от людей, он всей душою в мечтах и грезах тянется к ним. Но каждый раз, едва начинается бе­седа, он привычно сворачивается, умолкает и, не знает, безмолвствуя, как выйти из этого и что делать с собой. В наиболее трудных слу­чаях эти переживания ведут к неврозам, головным болям, к скован­ности и неуклюжести внешних движений, эмоциональной сухости и душевной закрытости человека.