От революции до смерти Екатерины

 

Великая Французская революция 1789 года. Мир содрогнулся, столкнувшись с ее реалиями. Многие деятели, спешащие петь дифирамбы демократии и правам человека, особенно в те годы, еще не осознавали основной, материальной подоплеки происходящего. Ограничен или не ограничен конституцией монархический строй – далеко не самое главное, когда речь идет о собственности, о том, что на место старого, развращенного привилегиями и властью класса идет новый и непомерно хищный класс, жадный до власти, ибо деньги у него уже есть.

И как должен был мыслить на эту тему Павел, мечтатель, держащий в уме законы, правила, уставы и регламенты, и все это было замешено на средневековом рыцарстве?

 

Екатерина Вторая

 

Это был единственный момент в жизни цесаревича, когда между ним и матерью не возникало серьезных разногласий. Но, в отличие от нетерпеливого сына, требующего все прекратить пушками, Екатерина – более умудренный политик, понимающий, что «пушками можно убить санкюлотов, но не их идеи». Поэтому она возглавляет европейскую антифранцузскую коалицию, дает приют французским эмигрантам и начинает в собственной империи борьбу со всем передовым и прогрессивным, что взросло на русской почве из семян французской философии. Долой все эти «просветительские штучки», никаких связей с мерзкими санкюлотами, посмевшими поднять руку на своего монарха, никакой вольности доморощенным Вольтерам и Руссо! Крестовый поход против революционной язвы Европы!

А цесаревич в это время утверждается в верности своих выводов. Как ошибался Никита Иванович! Жизнь доказала, что только твердая самодержавная власть, опирающаяся на централизованный государственный аппарат, в состоянии противостоять, с одной стороны, революционной стихии, а с другой – разгулу взяточничества и казнокрадства, фаворитизму и «повреждению нравов», которые столь ярко проявились в последние годы правления матери.

Двор и гвардия живут не по средствам. Балы сменяются маскарадами, около стареющей императрицы вьются молодые офицеры, стремясь «попасть в случай». Казна пуста. Неконтролируемый выпуск ассигнаций приводит к обесцениванию рубля, дефициту в бюджете и росту внешнего долга. Крестьяне задавлены непомерными поборами и барщиной, в некоторых местностях достигающей 6 дней в неделю, что делает невозможным бездоимочное поступление налогов в казну. Дворянство все больше должает частным кредиторам и ростовщикам. И только в международном оркестре роль первой скрипки остается за Россией. Хотя на европейском небосклоне все ярче разгорается звезда генерала Буонапарта.

Некогда маленький капрал стремительно восходит к высотам власти. А он? В сорок лет он все еще наследник престола. Уже подрос старший сын, с которым столь непросто складывались отношения благодаря дьявольскому плану матери в решении вопроса престолонаследия.

Вот он, голубоглазый красавец, ясным зимним утром торжественно клянущийся отцу в том, что не примет участия в интригах, которые плетет против сына императрица. Поверить ли? Насколько искренен этот юноша, волею судеб оказавшийся камнем преткновения между Большим и Малым Двором?

Вчера он участвовал в разводе караула в Гатчине и казался искренне увлеченным этим занятием. А назавтра в покоях императрицы он флиртует с ее фрейлинами. Какие мысли заронил в эту белокурую головку республиканец Лагарп, ведя философские беседы со своим воспитанником в тени царскосельских парков?

М. Удальцова.

 

Очень интересна позиция многих и многих исследователей этого периода российской истории. Все сочувствуют Александру Павловичу, попавшему «между молотом и наковальней»: ему приходилось потакать и батюшке, то есть Павлу Петровичу, и бабушке, то есть Екатерине Алексеевне. Правда, в подобных условиях Александр выработал свой неповторимый характер, который ему пригодится потом в годы его пребывания на российском троне, но все равно: «бедный наследник!» Почти как уже привычное нам: «Бедный Павел!»

Но если разобраться, кто был «молотом», а кто «наковальней», – выяснится, что на роль ни того, ни другого Павел претендовать не может. Его наследное право на трон при жизни Екатерины было фиктивным, и он сам это осознавал, следовательно, не мог он давить на сына, тем более фактически ему не принадлежащего. Хотя Александр Павлович, конечно, знал, кто его отец и кто мать, но не более того, что позволялось в свое время знать Павлу. Правда, Екатерина позволяла Марии Федоровне гораздо больше, чем когда–то ей самой Елизавета, и Александр достаточно хорошо знал матушку, а в годы правления Павла даже весьма близко сошелся с нею, – но сам Павел не только не мог влиять на сына, но и вообще был в его глазах фигурой недостижимой. Разве допустила бы Екатерина будущего императора под влияние того, кого она не желала видеть на троне?

Александр, конечно, был ближе с Екатериной, чем с матерью. А отец и вовсе являлся для него почти чисто номинальной фигурой.

И все-таки проблема с Александром в полный рост встала перед Павлом Петровичем примерно за два года до смерти императрицы. Екатерина, видимо, чувствующая близкий конец, перестала колебаться относительно личности наследника. И в 1794 году она избрала Александра окончательно и постаралась провести свое решение через Совет. Как ни странно было для нее, Совет не пошел у самодержицы на поводу! Екатерина забрала сей проект, но отказываться от него не собиралась. Она прибегла к помощи Лагарпа. Иностранный воспитатель отрока Александра Павловича, возможно, был бы счастлив видеть на троне своего просвещенного воспитанника, но сознавал, что Россия – страна для него чужая, да и неизвестно еще, чем может обернуться для него самого подобное вмешательство: а вдруг завтра произойдет переворот, каковых бывало здесь немало?.. Он отнесся к предложению императрицы весьма скептически. Но и это не остановило Екатерину Алексеевну – она обратилась… к Марии Федоровне! Точно мы не знаем, какими аргументами оперировала императрица и какие следовали контраргументы со стороны невестки, но обратилась владычица явно не по адресу. Если и были семейные разногласия между Марией Федоровной и ее «сумасшедшим» мужем, то не по поводу мистики и суеверий, и уж тем более не по поводу странной приверженности Павла прусским солдатским уставам: Мария Федоровна сама выросла на всем этом, да и Фридрих II Великий был ее хоть и не самым близким, но любимым родственником, – а ведь именно он автор палочной прусской дисциплины… В общем, Екатерина получила и от невестки полный отлуп. Неужели она всерьез полагала, что Мария Федоровна простит ей то, что императрица отняла у нее всех ее восьмерых детей, а теперь еще нацелилась и на девятого?.. Мария Федоровна носила под сердцем будущего императора Николая.

К чести великой княгини, она ни словом не обмолвилась Павлу о предложении Екатерины. Правда, тем самым невольно заставила думать Павла о своем соучастии в его несостоявшемся устранении от власти. Потому что после смерти матери Павел нашел некоторые следы уговоров Екатериной Марии Федоровны в бумагах Екатерины и посчитал супругу, родившую ему к тому моменту девятерых детей, предательницей…

После неудачи с невесткой Екатерина обратилась непосредственно к самому Александру Павловичу.

Аргументы, предложенные ему, вычислить нетрудно. Далекий от отца, вернее, искусственно отдаленный самой Екатериной, почти не знавший и наверняка не понимавший его, Александр вполне мог воспринять любые доводы относительно нездоровья Павла Петровича. В основном это можно было и не уточнять: Павел уже привык, что придворные и даже простые слуги шепчут ему в спину что-то типа: «Вон пошел наш ненормальный», – трудно поверить, что Александр слышал сие впервые. Вторым (или первым) порядком мог быть главный аргумент: ты – потомок Великого Петра, ты должен продолжить дело Великого Петра, и потому дело Великого Петра я передам тебе из собственных рук. Судя по тому, что мы сейчас знаем об Александре, несмотря на его молодость и крайнее честолюбие, несмотря на его изворотливость и приспосабливаемость, которую приписывают ему нынешние исследователи (раздувая в его глазах личность Павла), будущий император ответил бабке твердое «нет».

Так это или не так, твердо не знает и Г. И. Чулков. Вот его вариация тех же событий:

 

Для устранения Павла от престола необходимо было согласие на это Александра, и Екатерина старалась обеспечить это согласие, но уклончивый молодой человек вел себя так загадочно, что императрица не вполне была уверена в успехе своего предприятия. Она обращалась даже с этою целью к Лагарпу, но добродетельный швейцарец не пожелал быть орудием императрицы. В начале 1795 года он получил отставку. Уезжая, он добился свидания с Павлом, который считал его якобинцем. Лагарп постарался внушить ему доверие к сыну. Между Павлом и Александром неожиданно для Екатерины установились некоторые сочувственные отношения. Этот «ангел» оказался довольно ревностным служакой гатчинской кордегардии. Можно даже говорить, что Александр был не двулик, а многолик: он был в молодости и якобинцем, и гатчинским экзерцирмейстером, и сентиментальным мечтателем, и хитрым дипломатом...

 

Здесь Г. Чулков противоречит сам себе. Если Александр был «уклончив» и не мог сказать ни «да», ни «нет», Лагарп, которого трудно заподозрить в непорядочности (республиканец – да, но порядочный!), вряд ли стал бы ходатайствовать за него перед Павлом, тем более что его все равно «выставили» из Петербурга. Значит, вероятнее все-таки, что «нет» Александра было твердым.

Кстати сказать, не этот ли ответ Александра Павловича привел венценосную бабку в расстройство, не он ли послужил пришествию 5 ноября 1796 года апоплексического удара, коим еще и в XX веке именовали инсульт? Как известно, именно этого удара не пережила Екатерина, именуемая Великой, и скончалась 6 ноября того же 1796 года.

Осталось пересказать, как это было.

Впрочем, раз уж речь у нас о тайнах, не грех припомнить и мистическое событие, случившееся незадолго до 5 ноября. Журнал «Ребус» № 23 за 1885 год опубликовал материал из книги герцога де Дудовилля «Мемуары Людовика XVIII в 12 томах», где сказано про Екатерину II следующее:

 

За 2 дня до смерти… фрейлины, дежурившие у дверей спальни ее величества, увидели, что государыня, в ночном костюме и со свечой в руках, выходит из своей спальни и идет по направлению к тронной зале и входит туда.

Сперва они были очень удивлены таким странным и поздним выходом, а вскоре начали тревожиться ее продолжительным отсутствием. Каково же было их изумление, когда они услыхали из спальни государыни звонок, которым обыкновенно призывалась дежурная прислуга! Бросившись в спальню, они увидели государыню лежавшею на кровати; Екатерина спросила с неудовольствием, кто это ей мешает спать. Фрейлины замялись, боясь сказать ей правду; но императрица быстро заметила их смущение и в конце концов заставила-таки рассказать себе подробно все происшествие.

Живо заинтересованная рассказом, она приказала подать себе одеться и в сопровождении своих фрейлин отправилась в тронный зал. Дверь была отворена – и странное зрелище представилось глазам присутствующих: громадная зала была освещена каким-то зеленоватым светом. На троне сидел призрак – другая Екатерина!..

Императрица вскрикнула и упала без чувств. С этой минуты здоровье ее расстроилось, и два дня спустя апоплексический удар прекратил ее жизнь.

 

Событие целиком и полностью вписывается в мистическое сознание Павла Первого, но поведано миру не курносым императором, а людьми, к его «сумасшествию» отношения не имеющими.

А вот что, собрав сведения из источников, пишет о событии Марина Удальцова:

 

Пока цесаревич занимался «приуготовлением» себя к будущей государственной деятельности, его старший сын достиг совершеннолетия. При Большом Дворе все настойчивее становятся слухи о подготовке Екатериной документа, передающего престол внуку, обнародование которого намечается то ли на Екатеринин день (24 ноября), то ли на Новый год. Вот почему пойманной птицей бьется сердце в ожидании столичного гонца.

Опережая спешащего доложить дежурного офицера, не сняв мокрого, заляпанного грязью плаща, нарушая все правила придворного этикета, в зал вбегает высокий русоволосый мужчина.

Но, всемилостивейший Боже, это же родной брат всесильного временщика, страстно ненавидимого Платона Зубова Валериан! Испуг настолько велик, что до сознания не сразу доходит смысл сказанного: «Государыня при смерти!» Мать, узурпировавшая его престол в прошлом, мать, замышляющая лишить его власти в будущем, его мать – российская императрица Екатерина II – готова отойти в мир иной!

Среди хаоса вдруг нахлынувших мыслей и чувств ярко проступила одна: «Действовать!»

Стремительно отданы распоряжения – и небольшой отряд во весь опор несется в Петербург.

В жарко натопленных покоях умирающей императрицы рыдает Зубов, сразу ставший ничтожным и жалким, потерявший былое самодовольство и чванливость. На высокой кровати хрипит в агонии мать.

Лишь мельком взглянув на открывшуюся картину, он стремительно проходит в кабинет. Здесь среди бумаг – те, что хранят последнюю волю государыни о передаче престола не ему, законному наследнику и сыну, двадцать с лишним лет томившемуся в ожидании власти, а внуку – нежно любимому «господину Александру», приуготовляемому к роли российского правителя с младенческого возраста.

Сейчас не до поиска. Поэтому все бумаги просто срочно опечатаны. Но агония Екатерины длится несколько дней.

Судьба, в лице тонкого дипломата, вельможи екатерининского двора графа Александра Андреевича Безбородко, которому дворцовые слухи приписывали роль душеприказчика императрицы, неожиданно смилостивилась к тому, кто столько лет был ее пасынком. Злополучные бумаги превратились в горку пепла в камине, за что держать Александру Андреевичу ответ на Страшном суде. А сейчас хитрый придворный лис заслужил неограниченное доверие и благодарность угрюмого и подозрительного гатчинского затворника за услугу, ликвидировавшую последнюю преграду между ним и российским троном.

Теперь можно вспомнить и о сыновнем долге.

Священнослужители, получив долгожданный приказ, совершают над умирающей императрицей традиционный обряд. 6 ноября наступает смерть. Придворные сразу же приведены к присяге. Спустя два дня присягают войска и население. Маленький курносый гатчинский полковник наконец-то достиг желанной цели – стал российским монархом.

 

Несколько иначе, и более обширно, с важными деталями, описывает то же Г. И. Чулков. Вот как это выглядит:

 

В ночь с 4 на 5 ноября 1796 года Павлу неоднократно снился сон, который тревожил его суеверное сердце. Ему снилось, что некая незримая и сверхъестественная сила возносит его кверху, и он каждый раз просыпался в смятении. Заметив, что Мария Федоровна не спит, он рассказал ей свой сон, и она в свою очередь призналась, что и ей снится тот же самый сон несколько раз.

Перед обедом Павел рассказал за столом Плещееву и другим об этом сне, который казался ему многозначительным. Все молчали, зная странности Павла и причуды его воображения. В три часа прискакал в Гатчину граф Зубов. Он явился к Павлу бледный, испуганный и подобострастный. С Екатериной случился апоплексический удар. Предусмотрительный граф Н. С. Салтыков послал еще раньше к Павлу офицера с известием об ударе, постигшем царицу, но Зубов опередил его. В четыре часа цесаревич уже поскакал в Петербург, в Зимний дворец. Здесь всем руководил Салтыков, никого не допуская к умирающей императрице, которая, впрочем, лишившись языка, едва ли могла бы сделать какие-нибудь неожиданные распоряжения.

В Петербург Павел прибыл вечером. По дороге он встречал длинную вереницу курьеров, которые мчались к нему в Гатчину: все спешили известить Павла о новой его судьбе.

В Софии он встретил Ф. В. Ростопчина и обрадовался ему. Около Чесменского дворца Павел вышел из кареты. Он еще плохо соображал смысл события. Там, в Гатчине, когда ему сообщили о неожиданном приезде графа Зубова, он был в ужасе, предполагая, что тот приехал его арестовать. До Павла в это время дошли слухи о намерении Екатерины заточить его в замке Лоде. И теперь, когда выяснилось, что Екатерина умирает, он боялся поверить этой вести, от которой зависела вся его жизнь. Была тихая, слегка морозная лунная ночь. Павел смотрел на летучие облака, которые то закрывали луну, то снова, летя куда-то, оставляли ее без покрова, нагую и таинственную.

Ростопчин увидел, что Павел плачет. Нелепый курносый нос и безумные глаза были устремлены на луну. Этот сорокадвухлетний человек вдруг почувствовал, что он жалок и ничтожен, что это лунное небо, снежный саван земли и безмолвие – все исполнено тайной мудрости, и ему, Павлу, не разгадать этой тайны никогда. Ростопчин схватил Павла за руку, забыв этикет, и пробормотал: «Государь, как важен для вас этот час!» Павел очнулся. Он вошел в роль цесаревича, готового принять власть, и сказал что-то подходящее к случаю и торжественное. Потом они сели в карету и поскакали дальше.

В Зимнем дворце Павла встретили сыновья – Александр и Константин. Они были в гатчинских мундирах, и это было приятно Павлу. Он тотчас же прошел в спальню к императрице. Грузная, распухшая, она лежала неподвижно, с помутившимися глазами. Редкие хрипы вырывались из груди старухи. Императрицу долго не могли перенести на постель, потому что не хотели пускать в спальню посторонних, а камеристки не в силах были поднять с полу это жирное, тяжелое тело.

Павел расположился в угольном кабинете рядом со спальней императрицы, и являвшиеся к нему должны были проходить через спальню, где лежало тело.

Одним из первых явился Аракчеев. Он был весь забрызган грязью, и Александр повел его к себе, дал ему свою рубашку, которую этот раб свято хранил до конца своих дней. В приемных дворца толпились гатчинцы. Изнеженные вельможи, избалованные гвардейцы шепотом перебрасывались французскими фразами, делясь впечатлениями от этих незнакомцев, которые в своих прусских мундирах, стуча огромными сапогами, расхаживали по залам, как завоеватели.

На рассвете 6 ноября Павел вошел в спальню Екатерины и спросил дежурных медиков, есть ли надежда на выздоровление. Надежды не было. Самодержавная царица умирала. Ростопчин привел к Павлу графа Безбородко, который знал тайну престолонаследия. Существует рассказ, будто хитрый граф, разбирая с Павлом бумаги Екатерины, молча указал на пакет, перевязанный лентой. Через минуту пакет пылал в горящем камине. Павел стал императором. Безбородко вскоре был осыпан милостями чрезвычайно щедрыми.

Когда Павел сжигал в камине документ об отстранении его от престола, императрица еще дышала. В камер-фурьерском журнале сказано, что страдания ее величества продолжались непрерывно – «воздыхание утробы, хрипение, по временам извержение из гортани темной мокроты...». Наконец из ее горла вырвался последний вопль, и она умерла. По словам Ростопчина, все тотчас же бросились «разыгрывать безумную лотерею безумного счастья».

Крестьяне, вопреки мнению некоторых историков, отнеслись к смерти Екатерины с полным равнодушием, и не мудрено: в ее эпоху крестьянская жизнь характеризуется лучше всего пословицей: «Босоты да наготы изнавешены шесты, а холоду да голоду амбары стоят». В ее царствование крепостное право достигло пределов своего развития.

 

Император Павел I Петрович

 

Но знать и дворяне, избалованные императрицей, искренне оплакивали покойницу. Им казалось чудовищным, что Павел, не щадя ее памяти, повелел извлечь из могилы останки Петра III и перенести их из Александро-Невского монастыря в соборную Петропавловскую церковь. Из ветхого гроба было вынуто тело некогда бесславно умерщвленного царя и положено в новый, богатый гроб. Павел лобызал истлевшие кости своего родителя и приказал сделать то же своим детям. 25 ноября император короновал мертвеца. Он сам вошел в царские врата, взял с престола корону и, сначала возложив ее на себя, потом увенчал ею костяк Петра III. Вся гвардия стояла шпалерами, когда 2 декабря везли гроб из Невского монастыря в Зимний дворец, и Павел, тонко и страшно издеваясь, повелел Алексею Орлову нести за царским гробом корону задушенного им императора.

Первые распоряжения и приказы нового императора касались масонов, гонимых при Екатерине. Императрица еще дышала, а Павел уже послал фельдъегеря к удаленному от двора А. Б. Куракину. Немедленно, приняв власть, Павел отдал приказ об освобождении Новикова из крепости. С И. В. Лопухина был снят надзор. Н. Н. Трубецкой и И. П. Тургенев вернулись в столицу. Возвращен был из Сибири Радищев. Князь Н. В. Репнин произведен был в фельдмаршалы на третий день по воцарении Павла.

Павел, по-видимому, не верил, что Французская революция подготовлялась при участии масонов. Коронованные розенкрейцеры не были, очевидно, посвящены в планы, о которых рассказал Баррюэль, если надлежит верить его рассказам. Как бы то ни было, мы не можем сомневаться в яростной ненависти Павла к якобинцам. Ему мерещились цареубийцы. Судьба Капета и его жены не давала ему спать. Ему противны были даже французские моды, и он поспешил запретить круглые шляпы и фраки. Градоначальник Архаров, как будто желая выставить Павла в смешном виде, отрядил двести полицейских чинов, которые в Петербурге срывали с прохожих якобинское платье. Приказано было всем, даже дамам, выходить из экипажа при встрече с императором, и это наводило ужас на все население столицы. На первом плане у нового самодержца был вахтпарад.

Все эти анекдоты тщательно записывали мемуаристы, почти все, впрочем, так или иначе обиженные новым властелином. Началось четырехлетнее царствование Павла.

 

 

Глава 5

ИТАК, ОНА ЗВАЛАСЬ… МАРИЯ

 

Период правления Павла Первого полон для историков неясностей, хотя все его события вроде бы вполне известны. Как уже говорилось, суть возникновения неясностей заключена в неприязненном отношении к Павлу многих и многих современников, а также их наследников, которые, даже, возможно, не застав Павла, были настроены к нему весьма негативно, держа на императора отцовские обиды. В связи с этим большинство материалов эпохи Павла нельзя считать объективными. Впрочем, попробуйте обнаружить объективность в интерпретации событий хотя бы нашей нынешней истории – к примеру, известных перипетий с ГКЧП 1991 года или расстрелом Белого Дома 1993-го…

А вот сведения о супруге Павла Марии Федоровне – и вовсе крайне скудны. В основном все материалы, касающиеся обстоятельств ее жизни, сводятся к нескольким источникам, и комментаторы пересказывают их практически одними и теми же словами, что создает впечатление еще большей необъективности, чем противоречивые мнения историков о Павле, как императоре. Наиболее интересен краткий комментарий Елены Кальницкой, которая постаралась создать именно объективный портрет Марии Федоровны, однако, по ее же собственному заявлению…

 

…очень жаль, что попытка уйти от сложившихся стереотипов сделала рассказ о многолетнем союзе императора Павла I и его супруги императрицы Марии Федоровны столь печальным.

 

 

Но вернемся к началу. Вот что говорит нам Википедия (курсив мой):

 

Юная невеста, внучатая племянница Фридриха II, была мила, вполне красива для немецких принцесс, округла, с мягкими чертами лица, восторженна и воспитана в духе Руссо. Принцесса была сентиментальна, она влюбилась в Павла и изливала свои чувства со свойственной ее времени экзальтацией в письмах к жениху, родным, подругам… Из письма Павлу: «Я не могу лечь, мой дорогой и обожаемый князь, не сказавши Вам еще раз, что я до безумия люблю Вас; моя дружба к Вам, моя любовь, моя привязанность к Вам еще более возросла после разговора, который был у нас сегодня вечером. Богу известно, каким счастьем представляется для меня вскоре принадлежать Вам; вся моя жизнь будет служить лишь для того, чтобы явить Вам доказательства той нежной привязанности и любви, которые мое сердце будет постоянно питать к Вам. Покойной ночи, обожаемый и дорогой князь, спите хорошо, не беспокойтесь призраками, но вспоминайте немного о той, которая обожает Вас».

Именно чувствительное сердце принцессы стало для Павла отдушиной в его нелегкой придворной жизни великого князя. Зная свой непростой характер, он приготовил для невесты письменное «наставление», в котором есть предупреждение о том, что его душа наполнена призраками, внушающими ему ужас, и ей «придется прежде всего вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпеливость». Но принцесса была готова на все, они обручились, и на второй день обручения она написала ему: «Клянусь этой бумагой всю мою жизнь любить, обожать Вас и постоянно быть нежно привязанной к Вам; ничто в мире не заставит меня измениться по отношению к Вам. Таковы чувства Вашего навеки нежного и вернейшего друга и невесты».

Так ей хотелось жить, и она в искреннем порыве молодости считала, что сможет так жить. Ведь и цесаревич с радостью откликался на ее порывистую искренность и открытость, которой он был свидетелем: «Всякое проявление твоей дружбы, мой милый друг, крайне драгоценно для меня, и клянусь тебе, что с каждым днем я все более люблю тебя. Да благословит Бог наш союз так же, как Он создал его».

 

Во-первых, обратив внимание на курсивы, уже можно предположить, что вряд ли здесь речь идет об искренности со стороны невесты. Конечно, юный Павел, получивший в Берлине весьма теплый прием, вполне мог позабыть о своей первой супруге Наталье Алексеевне, тем более что она ему «наставила рога», что очень сомнительно и с большой долей вероятности можно приписать интригам Екатерины, и почти влюбиться в новую пассию, которая приглянулась ему своей молодостью и свежестью, чем отличались тогдашние немецкие принцессы, да и малорослый кривоногий Павел не мог не обратить внимания на выгодные стати Софии-Доротеи, бывшей едва не на голову выше своего будущего супруга. Вспомним, что именно писал он о своем впечатлении матери Екатерине (выделено мною):

 

Мой выбор сделан. Препоручаю невесту свою в милость Вашу и прошу о сохранении ее ко мне. Что касается до наружности, то могу сказать, что я выбором своим не остыжу Вас; мне о сем дурно теперь говорить, ибо, может быть, я пристрастен, но сие глас общий. Что же касается до сердца ее, то имеет она его весьма чувствительное и нежное, что я видел из разных сцен между роднею и ею. Ум солидный ее приметил и король... Весьма проста в обращении, любит быть дома и упражняться чтением или музыкою, жадничает учиться по-русски, зная, сколь сие нужно.

 

Ничего удивительного в том, что наследник нашел «сердце чувствительное и нежное»: все немецкие принцессы в том и воспитывались, чтобы их будущие царствующие мужья в этой нежности недостатка не имели. И слава о них (принцессах) была именно такой: чувствительные и нежные. Впрочем, сентиментальность немок не мешала им совершать кровавые перевороты и венчать народные бунты плахами и виселицами, как сама Екатерина продемонстрировала это весьма наглядным образом. Ну, насчет того, что, мол, «жадничает учиться по-русски», да еще «зная, сколь сие нужно», – все и так понятно: посидев в невестах, до последнего часу принцесса так и не знала, кто же окажется будущим мужем, а учить сразу все европейские языки – дело накладное. Потому, лишь определившись с языком, как в случае с Павлом, да и сыном его Александром и т. д. – речь, к примеру, о Елизавете Алексеевне (и т. д.), – невеста начинала штудировать русский. Екатерина тоже прошла через эти обстоятельства, хотя из всех императриц, кажется, лучше других освоила язык, позволив остаться только сильному акценту, впрочем, говорят, не очень противному.