Художник Антуан Пэн. ок. 1745.

Собственно говоря, «великие державы» возмутились не оттого, что кто-то отхватил у кого-то кусок территории, а по другой причине: и Австрия, и Франция (а также Швеция и Саксония) искренне полагали, что только им дозволительно нападать на соседей и отхряпывать у них провинции, и целые государства захватывать. Потому что они – великие державы, и точка! Имеют право. А Пруссия, от горшка два вершка, вовсе не смеет, выскочка этакая, вести себя, подобно «большим». Такая вот была логика – классический двойной стандарт. Что позволено Юпитеру…

Но сразу вернуть Силезию у Австрии как-то не сложилось. И Фридрих занялся государственным строительством. Он был талантлив во многом – в том числе и в сложном искусстве управления. И приглашал к себе в Пруссию любого, несмотря на национальность и вероисповедание – лишь бы тот знал какое-нибудь дело. Создав Государственный банк, Фридрих посадил туда евреев – и они, вопреки устоявшимся сказкам о коварных жидомасонах, не только не развалили Пруссию, а создали отлаженную финансовую систему с твердой, конвертируемой валютой – прусским серебряным рейхсталером. А поскольку лучшими в Европе специалистами по сдиранию… пардон, по сбору налогов считались французы, Фридрих пригласил из Франции сразу пятерых чиновников и поставил их во главе налогового ведомства.

Плотины, мосты и водохранилища Фридриху строили чехи, покинувшие Австрию на религиозной почве. Вы не поверите, но историческим фактом является и то, что Фридрих еще тогда каким-то чудом уговорил сесть на землю цыган, и они у него распрекрасно крестьянствовали.

Страна, без натяжек, процветала. Тут наступил 1756 год, и забряцало железо…

Франция, собираясь напасть на Пруссию, на деле преследовала гораздо более далеко идущие цели: собиралась захватить немецкое княжество Ганновер, откуда происходила тогдашняя (и нынешняя) английская правящая династия, приглашенная в Лондон в 1714 г. Король Георг II (в душе так и оставшийся мелким германским князьком) ставил свой титул курфюрста Ганноверского гораздо выше английского королевского. А поскольку в то время англичане и французы жесточайшим образом хлестались меж собой в Америке из-за тамошних колоний, Франция рассчитывала захватом Ганновера решить множество своих проблем.

Англия, со своей стороны, за Ганновер обеспокоилась ужасно. Сначала она выступала против Фридриха как раз оттого, что боялась: а вдруг он по живости характера и Ганновер захватит? Но потом как-то договорились. Фридрих дал понять, что Ганновера трогать не будет, наоборот, станет оберегать, как свое собственное королевство, от всяких захватчиков – а Лондон за это выделил ему немалые субсидии на армию.

(Двести лет английская королевская семья официально именовалась Ганноверским домом. Это название они поменяли на Виндзор в 1914 г. по вполне понятным причинам.)

Швеция откровенно зарилась на прусские земли, лежащие на побережье Балтики, – в Стокгольме прекрасно помнили, как в XVII столетии их армия долго и вольготно гуляла по Европе. И помнили, сколько земли на балтийском побережье им тогда принадлежало. Хотелось эти славные времена повторить…

Австрия и Саксония в глубочайшей тайне решили не ограничиваться полумерами, а попросту захватить всю Пруссию, да и поделить, оставив Фридриху пару гектаров земли с одним-единственным дворцом – чтобы знал свое место и больше не нахальничал, пытаясь встать в один ряд с «великими державами».

В Вене начали лихорадочно подыскивать повод к войне – какой угодно, любой пустячок. И случай вскоре представился: Фридрих, набирая рекрутов для своей армии по всей Европе, послал вербовщиков в герцогство Макленбург-Шверинское. Австрия возликовала и громогласно объявила всем, что подобные действия есть ни много ни мало нарушение Вестфальского мира – заключенного аж сто восемь лет назад, в 1648 г.! Каким образом действия Фридриха этот изъеденный мышами за сто восемь лет договор нарушают, Вена особо не объясняла – но шум производила изрядный.

Вот только разведка у Фридриха работала прекрасно – и завербованный ею саксонский чиновник доставил пруссакам оригиналы секретнейшей переписки касаемо завоевания и раздела Пруссии, которую разведчики Фридриха скопировали и отослали в Берлин.

Фридрих решил нанести удар первым. Его армия вторглась в Саксонию и практически без боя заняла ее столицу Дрезден. Саксонский курфюрст (и по совместительству король польский) Август удирал в такой спешке, что успел лишь распихать по карманам самые крупные бриллианты – а жену с детьми и весь свой огромный секретный архив бросил.

Жену с детьми, конечно, никто не тронул – еще действовали, напоминаю, рыцарские правила ведения войны – но вот архив прусские специалисты распотрошили моментально. Откуда и выгребли кучу пикантных документов, подробнейшим образом описывавших план захвата и раздела Пруссии. И тут же опубликовали отдельной брошюрой. Австрийцы с саксонцами, правда, притворились, будто этой брошюры в глаза не видели и слыхом о ней не слыхивали.

(Между прочим, в том же архиве, к позору Санкт-Петербурга, отыскался подлинник письма Бестужева своему коллеге, австрийскому канцлеру Брюлю – в котором Бестужев на полном серьезе просил австрийца отравить русского посланника в Саксонии, поскольку тот, негодяй, решительно не согласен с бестужевской «системой»…)

Тогда австрийцы попытались Фридриха тоже отравить, подкупив его камер-лакея, доверенного слугу. Но у того в последний момент сдали нервы, он кинулся к Фридриху в ноги и во всем покаялся – после чего подозрительно быстро помер в тюрьме. Ходили упорные слухи, что одним камер-лакеем история не ограничивалась, и в заговор были замешаны персоны повыше. Косвенным подтверждением этому служит тот факт, что историю эту в Пруссии, вместо того, чтобы громогласно уличить австрийцев, старательно засекретили, и на свет она всплыла только в XIX столетии…

И война раскрутилась на полную. В Пруссию вступили русские войска – исключительно оттого, что канцлер Бестужев хапнул с Англии немалую взятку (в тот год Англия еще выступала против Пруссии из-за Ганновера).

Вслед за тем вторглись шведы – кстати, под предводительством барона Унгерна фон Штернберга, предка того самого Унгерна, что в гражданскую устроил в Монголии кровавую шизофрению и провозгласил самого себя живым богом.

Но шведы были уже не те, что в прошлом столетии, когда их боялась почти вся Европа. Насчитывалось их всего 22 тысячи, без артиллерии и тыловых складов. Вдобавок барон не смел и шагу сделать без дозволения шведского парламента – а парламент слал, по отзывам современников, «предписания самые несообразные с делом и притом противоречащие одно другому». Пару месяцев шведы вульгарно грабили окрестности, но, едва на горизонте замаячили прусские войска, с превеликим облегчением убрались обратно в Швецию: мол, не больно-то и хотелось…