Начало пребывания в монастыре сестер-бенедиктинок

V. За Броумово, в селении Клостер, располагался монастырь, основанный дедом барона. Туда он и отвез свою младшую дочь. И пока они ехали через горы, барону приходилось отворачивать от нее лицо, столько боли причиняла ему ее красота. И в душе он терзался отчаянием, что самое прекрасное, самое желанное, самое любимое лишь потому таково, что далеко и недостижимо.

Монахини приняли девочку с радостью, ибо вскоре оказалось, что телесной красоте не уступает красота духовная и даже ее превосходит. Они многому обучили дитя, а поскольку орденский устав ставит послушнице строгие требования, Кюммернис очень быстро освоила грамоту, научилась читать, писать, чудесно петь и иными способами воздавать хвалу Господу нашему. Стоило встать с ней рядом, чтобы почувствовать исходящее от нее столь милое сердцу тепло, отчего даже темная келья казалась светлой, а в ее речах звучала небывалая для таких лет мудрость, и суждения были зрелы. Ее хрупкое тело источало целительный аромат, а в ее постели находили розы, хотя стояла зима. Однажды, когда ее поставили перед зеркалом, на его поверхности появилось изображение лика Сына Божьего и оставалось там до наступления следующего дня.

ПОСЛУШНИЧЕСТВО, ИЛИ ВРЕМЯ ПОДГОТОВКИ

К ПОСВЯЩЕНИЮ СЕБЯ ГОСПОДУ

VI. И тут произошло самое страшное: отец снова вернулся из очередного военного похода и, заметив, как повзрослела дочь, отчего еще мучительнее стало для него ее присутствие, замыслил выдать ее замуж за своего товарища по ратным делам, Вольфрама фон Панневича. И отправил он посыльного в монастырь с письмом, чтобы девушка подготовилась покинуть обитель. А поскольку она еще не приняла постриг, настоятельница не осмелилась отказать барону.

Кто видел хоть раз горы поздней осенью, когда на деревьях висят еще последние заиндевевшие листья, подернутые глазурью заморозков, когда земля, сохранившая в отличие от неба тепло, понемногу умирает под кружевом первого снега, когда из-под усохших трав начинают проглядывать ее каменистые ребра, когда из-за мутной каймы горизонта начинает сочиться темнота, когда звуки становятся неожиданно пронзительными и режут морозный воздух, как нож, — тот познал смерть мира. Однако я бы сказал, что мир умирает непрестанно, изо дня в день, хотя по неведомым причинам лишь поздняя осень раскрывает тайну этой смерти. И единственное живое, что сопротивляется тлену, — человеческое тело, но не все, а только его малая толика, бьющаяся чуть ниже сердца, глубоко внутри, внутри всех глубин, где, сокрытый от глаз, пульсирует источник всяческой жизни.

Кюммернис по пути домой взывала в молитвах к Богу, чтобы он обратил вспять стези-дороги и смотал время, подобно нити, в клубок, дабы оно никуда не вело. А едва уразумела, что нигде снаружи нет для нее убежища, осознала, что единственное избавление — путь внутрь себя, где живет наш Господь Бог. И когда она переступила порог самое себя, то узрела необъятный мир, началом и концом которого был Бог.

VII. После этого путешествия Вильга заболела и несколько месяцев пролежала в горячке, так что все думали, что она умрет, а ее суженый, хотя и опечалился, принялся, однако, подыскивать новую избранницу. Но девушка почувствовала себя лучше, и с той минуты сумрачный взор Вольфрама следил за ее выздоровлением. Его большое жилистое тело, облаченное в кожу и металл, стерегло ее тело. Рука, сжимающая меч, который снес головы стольким нечестивцам, казалось, была готова к очередной битве.

И сказала Вильга отцу: Во время моей болезни мне явились вещи, которых я и во сне не видывала. Я пребывала в местах, о существовании которых и не подозревала. Дай мне время, отец, прийти в себя. Прошу тебя, отошли меня в монастырь, а через год я возвращусь, чтобы стать женой Вольфрама.

Но отец был неумолим и слышать не желал о том, дабы отдать дочь монахиням. Ибо там она стала бы чем-то обособленным, невозделанным, как пашня под паром. Выдавая ее замуж за Вольфрама фон Панневича, он предназначал ее тем самым себе, иначе говоря, роду мужскому, к которому Божьей милостью был причислен, дабы владеть и мудро распоряжаться созданьем Творца.

И сказал он ей: Твое тело принадлежит миру, и нет у тебя иного господина, кроме меня. Ответила на то дочь: У меня есть другой Отец в небесах, и Он мне иного готовит Возлюбленного.

Барон разгневался, заслышав это, и повелел: Я — господин над жизнью твоей, Он — господин над твоею смертью.