Метакогнитивизм в контексте общепсихологических категорий

Анализ основных подходов к исследованию метакогнитивных феноменов, проведенный в предыдущих параграфах, свидетельствует об очень большом разнообразии школ, направлений, подходов, а также – о множественности моделей и способов их изучения. Причем, сами подходы, способы и стратегии изучения различаются между собой весьма существенно, а нередко – приобретают диаметрально противоположный характер (например, рассмотрение метакогнитивных способностей либо как врожденных, либо как «технологически» формируемых навыков). Такое – очень явное – разнообразие существующих подходов, а также большой диапазон их различий – отличительный признак всех, действительно, фундаментальных общепсихологических проблем, надежный «индикатор» их статуса именно как общепсихологических [123].

Вместе с тем, эта же особенность метакогнитивных процессов как предмета исследований (и как научной проблемы) создает большие трудности гносеологического плана. Во-первых, – это, разумеется, трудности синтеза данных, полученных с позиций разных подходов, школ, направлений. Во-вторых, – это, хотя и несколько менее очевидная, но не менее значимая трудность, связанная с необходимостью дополнения доминирующего до сих пор абстрактно-философского подхода к проблеме рефлексии (как своеобразного общепсихологического «эквивалента» метакогнитивных феноменов) конкретно-научным подходом. Современное состояние конкретно-научных исследований метапознания характеризуется с одной стороны, значительной «теоретичностью», которая проявляется в обращениях авторов к основополагающим принципам методологии науки как источникам метакогнитивизма; обоснованием целесообразности метакогнитивного подхода как подхода, «снимающего» основные ограничения классического когнитивизма и школы Ж. Пиаже. С другой стороны, представленные в различных источниках эмпирические исследования метакогнитивных процессов и состояний отличаются слабой методической обеспеченностью и низким уровнем обобщенности основных выводов и положений.

Одним из проявлений и основным следствием указанных трудностей выступает достаточно слабая адаптированность классического категориального и понятийного аппарата общей психологии к специфике метакогнитивизма в целом. Это обусловлено, в первую очередь, «синтетическим» характером метакогнитивного направления, его эклектичностью и недостаточной научной «зрелостью». Данное обстоятельств» приводит к тому, что важнейшие и предельно широкие общепсихологические понятия (категории) – такие, например, как категория «субъекта», «личности», «деятельности» «психических процессов», «психических свойств» и «психических состояний» и т.п. по отношению к категориям метакогнитивного направления остаются не раскрытыми с необходимой полнотой. Все это означает необходимость постановки, как минимум, двух вопросов. Во-первых, представляется совершенно необходимой специальная постановка проблемы включения понятийного аппарата метакогнитивизма (его «тезауруса») и данных, полученных в нем, в контекст основных общепсихологических понятий именно как самостоятельной (а не решаемой «по ходу» изучения каких-либо иных проблем). Во-вторых, представляется необходимым также зафиксировать те – пусть пока не вполне определенные, но очень значимые – «точки соприкосновения», «сферы пересечения» этих групп понятий; определить тем самым стартовые позиции и имеющийся в метакогнитивизме «задел» для его ассимиляции общепсихологическим знанием.

 

Метапознание и категория субъекта. Возрастание значимости категории субъекта в работах отечественных психологов практически совпало с повышением интереса в зарубежной психологии к метакогнитивным процессам. Именно на 1990-е гг. приходится резкая интенсификация исследований в русле «субъектного» подхода в российской психологии и первые зрелые попытки структурирования системы знаний о метакогнитивных процессах, а также разработка методических подходов к исследованию метапознания. Интеграция ведущих достижений метакогнитивизма и представлений отечественных психологов о познавательной активности субъекта во многом связана с проблемой определения места и роли метакогнитивных процессов и способностей в структурной организации познавательной деятельности. В связи с этим актуальным становится вопрос о том, в какой мере метакогнитивные процессы детерминируют важнейшие – атрибутивные характеристики субъекта и, прежде всего, – активность, самоорганизованность, целостность и др.

Понятие «субъект», как отмечает Л.И. Анцыферова, обозначает «способность человека быть инициирующим началом, первопричиной своих взаимодействий с миром, обществом; быть творцом своей жизни; создавать условия своего развития; преодолевать деформации собственной личности и т.п.» [19]. В такой интерпретации базовым качеством субъекта фактически и выступает метапознавательная активность, косая лежит в основании саморегуляции, сознательной компенсации ограничений, определения пути и перспектив когнитивного и личностного развития. В частности, американский исследователь метапознания М. Феррари подчеркивает в своих работах, что формирование обобщенной картины мира, жизненного плана, масштабных жизненных целей и стратегий выступает функцией метакогнитивных процессов высшего уровня, располагающихся в общей иерархии метапроцессов над интегральными и рефлексивными процессами (по [117]). Таким образом, можно говорить о том, что метапознание является вершиной когнитивной активности субъекта, определяет специфику и направленность его познавательной деятельности, ее основные стратегии, то есть те неповторимые и уникальные черты, которые характеризуют человека именно как субъекта познания.

Какие метакогнитивные черты присущи человеку как «субъекту»? Это, прежде всего, способность инициировать активность на основе осознанной внутренней мотивации, создавать свой жизненный замысел и реализовывать его в форме жизненных стратегий, проявлять гибкость и адаптироваться в различных жизненных ситуациях. Важнейшей характеристи кой субъекта, немыслимой без метакогнитивных процессов, выступает способность формировать и регулировать в процессе жизнедеятельности собственные границы (по выражению B.C. Шарова «формировать собственную ограниченную значимость») [258]. Осознание и поддержание границ «Я», границ ментального пространства, регуляция ритма контакта со средой сохраняют целостность и единство субъекта, усиливают его адаптационный потенциал.

Наконец, такие базовые характеристики как уровень сложности и доминирующий тип метапознавательной активности задается уровнем психической организации субъекта, степенью сложности организации его жизненного мира. Традиция изучения уровня психической организации субъекта и его влияния на способ проживания жизни в отечественной психологии восходит к работам А.Ф. Лазурского [141, 142], реализуется в исследованиях К.А. Абульхановой-Славской, Ф.Е. Василюка, Б.С. Братуся [7, 42, 47]. В качестве показательного примера можно отметить типологию «жизненных миров», предложенную Ф.Е. Василюком [47].

Автором выделяется четыре основных жизненных мира или Уровня проживания жизни.

1 Внешне легкий, внутренне простой. Такой способ проживания жизни назван инфантильным бытием, в котором присутствует одна основная потребность и в непосредственной данности удовлетворяющий эту потребность предмет. На этом уровне отсутствует понятие жизненной перспективы, осознания и активного построения субъектом собственной жизни.

2. Внешне трудный, внутренне простой. Этот уровень назван деятельностным. В структуре данного жизненного мира субъект преодолевает препятствия на пути к удовлетворению своей основной потребности. В то же время цель деятельности – реализация импульсивных влечений. На этом уровне существует жизненная перспектива, однако жизненные стратегии строятся и реализуются без каких-либо оценок, колебаний, учета факторов среды и последствий. Такой уровень психической организации субъекта, как указывает автор, предполагает построение простых жизненных стратегий и создание способов преодоления препятствий на пути к цели. Несмотря на то, что сложные рефлексивные механизмы появляются и начинают играть важную роль только в структуре третьего и четвертого жизненных миров, уже на уровне второго метапознавательные процессы опосредуют активность субъекта.

3. Внутренне сложный – внешне легкий жизненный мир. Внутренняя сложность обусловлена способностью субъекта удерживать в поле внутреннего зрения и учитывать в деятельности две и более систем отношений. В то же время, внешний мир «прозрачен» для субъекта и в нем не выстраиваются препятствия для реализации любого из выборов. Сознание или «мудрость» является новообразованием данного уровня существования. Метакогнитивные механизмы на этом уровне лежат в основе построения иерархии мотивов, осуществления жизненных выборов и процессов принятия решений субъектом, а также определяю общую направленность личности в структуре третьего жизненного мира.

4. Внутренне сложный, внешне трудный жизненный мир. Новообразование этого уровня – воля как основа целостностиличности. Субъект выстраивает замысел о себе и своей жизни и активно воплощает эти замыслы. Творчество становится на этом уровне основной формой деятельности субъекта; при этом творчество понимается как сознательное, целенаправленное преобразование субъектом себя и окружающей среды в ходе реализации жизненного замысла. Таким образом, значение метакогнитивных процессов в структуре четвертого жизненного мира (как стратегий оценки и по переструктурирования системы жизненных отношений) особенно велико.

Итак, метапознавательные процессы, формирующиеся как более или менее сложные по своей структуре, в зависимости от уровня психической организации субъекта, определяют выбор и реализацию различных по степени комплексности и учета внешней и внутренней среды жизненных стратегий. Вместе с тем, реализация сложного жизненного замысла определяет выбор комплексных жизненных и адаптационных стратегий, их соотнесение между собой, что, в свою очередь, развивает метакогнитивные способности субъекта.

Естественно, взаимосвязи понятия метапроцессов с категорией субъекта не исчерпываются теми аспектами, которые были отмечены выше; они намного более глубоки и комплексны. Далее — по 2-й главе мы вновь обратимся к этой теме, поскольку рассматриваемая в ней – предложенная нами концепция структурно-функциональной организации метапроцессов показывает, как конкретно благодаря именно этим процессам формируется субъектность как таковая.

Метапознание и личность. Взаимосвязь категорий метапознания и личности долгое время упрощалась в работах американских и европейских авторов. Метапознавательные свойства выделялись как группа характеристик, относящихся к когнитивной подсистеме в общей структуре личности, относительно автономных от других личностных свойств.

Только в последнее десятилетие стали проводиться экспериментальные и эмпирические исследования, раскрывающие глубинные взаимосвязи между личностными и метапознавательными особенностями субъекта. По своей направленности эти исследования можно отнести к трем основным категориям:

I. Исследования влияния отдельных личностных характеристи к на особенности осуществления и выбор операционного состава метакогнитивных процессов. Эти исследования показывают, что существуют определенные личностные характеристики субъекта, являющиеся по своей структурной организации симптомокомплексом личностных, когнитивных и метакогнитивных свойств. Кроме того, в серии специальных исследований показано, что личностные особенности субъекта влияют на предпочтение или выбор тех или иных метакогнитивных стратегий при решении задач.

II. Исследования влияния метакогнитивных особенностей на общие адаптационные характеристики личности. В первых исследованиях в этой области было доказано, что метакогнитивно одаренные субъекты в целом лучше социально адаптированы, чем люди со средним уровнем Развития метакогнитивных свойств. В настоящее время эта группа исследований направлена на определение и анализ личностных свойств, составляющих симптомокомплекс «метакогнитивной одаренности» субъекта.

III. Исследования взаимосвязи и взаимовлияния личностной и когнитивной (включающей метакогнитивные процессы и свойства субъекта) подсистем психики. Эти исследования проводятся отечественными психологами в рамках изучения эффективности профессиональной деятельности, тендерных детерминант этой эффективности, социально-психологической и профессиональной адаптированностиличности. В настоящее время доказано, что личностная и когнитивная подструктуры личности могут быть в большей или меньшей степени интегрированы у разных людей. Другими словами, любой испытуемый может быть помещен на некоторой точке условного континуума, на одном полюсе которого находятся люди в высокой степенью интеграции личностной и когнитивной подсистем, на другом полюсе – люди с высокой степенью дифференцированности этих подсистем. При этом для каждого «полюса» будет характерен свой тип социальной и профессиональной адаптации, свои жизненные стратегии [117, 119].

Еще двумя важнейшими составляющими личности, формирующимися при участи и метапознавательных процессов выступают направленность и «Я-концепция». Как отмечает большинство авторов, метакогнитивные процессы играют центральную роль в самооценивании текущей и прошлой деятельности, построении обобщенного самопредставления, текущем самоосознании и формировании автобиографического знания.

Однако с начала 1990-х гг. в исследованиях представителей метакогнитивного направления появился термин «self-system» (системное самооценочное представление субъекта), которое включает в себя самооценку, локус контроля, мотивацию и самоатрибуцию. По своей сущности это комплексная интегрированная подсистема личности, поддерживающая ее метакогнитивные функции. Как отмечает McCombs [347], важнейшей метакогнитивной способностью субъекта в структуре этой системы, обеспечивающей относительную устойчивость Я-образу, выступает способность к метарепрезентационному моделированию собственных восприятий, аттитюдов и т.п. Эта способность предполагает рефлектирование и экспликацию процессов регуляции и контроля высокого уровня сложности. Таким образом, личностные факторы определяют особенности метапознания в рамках целого ряда сложных психических феноменов, играющих важнейшую роль в общей адаптированности субъекта.

Наряду с этим, нельзя не видеть и того, что тема «метапознание и личность» все-таки находится на самых начальных стадиях своей рам работай, а эвристи ческий потенциал, заложенный в синтезе этих двух понятий лишь только начинает раскрываться. В этой связи можно вымазать достаточно обоснованное предположение, согласно которому практически все метапроцессы (как собственно процессуальные образования) лежат в основе, но – в определенном смысле – одновременно и являются следствиями соответствующих им метакогнитивных свойств, качеств личности. Они – эти качества – совершенно необходимы для понимания реальной сложностиличности в ее целостности, но одновременно – и противоречивости.

Логика дальнейшего анализ требует обращения к двум другим также базовым и основополагающим категориям – к категориям деятельности и психических процессов. Вполне сознавая это, мы, однако, обратимся к указанным темам не здесь, а ниже (в гл. 2). Дело в том, что по отношению именно к этим двум категориям нами были разработаны две соответствующие концепции, в которых предпринята попытка их раскрытия. Это – концепция интегральных процессов регуляции деятельности и обобщающая концепция структурно-уровневой организации системы психических процессов.

 

Метапознание и общение. В структуре психики метапознавательные процессы включены в регуляцию не только «внутренней» – психической и «внешней» – деятельностной активности субъекта, но и во многие иные процессы его взаимодействия с внешним миром, важнейшим среди которых выступает процесс общения. Метакогнитивные процессы опосредствуют общение, определяют его уровень, выбор коммуникативных стратегий, рефлексию процессуальной и результативной сторон общения. Остановимся кратко на некоторых «метакогнитивных феноменах» процесса общения как репрезентативных в плане обсуждаемой проблемы.

Одним из важнейших результатов метакогнитивной обработки коммуникативного опыта субъектом выступает феномен «имплицитной теории личности». Имплицитная теория личности представляет собой, как известно, бессознательную, иерархически организованную систему представлений о психической организации других людей. Содержание и структура имплицитной теории личности зависит от целого ряда факторов, в том числе от социальных, демографических, и физических характеристи к других людей. Простота – сложность параметров и конструктов, входящих в имплицитную теорию личности зависит от когнитивной простоты или сложности ее носителя, в том числе, уровня рефлексивности, от степени «метакогнитивной развитости». Функция имплицитной теории личности – выработка системы внутренних ориентиров для эффективного взаимодействия с окружающей и, в первую очередь, – с социальной средой. Это позволяет сделать более определенными и прогнозируемыми ситуации межличностного общения через отнесение ее участников к какому-либо типу и приписывание им тех или иных свойств. В целом, имплицитная теория личности является гибким когнитивным образованием

Коммуникативная компетентность выступает еще одним мета- когнитивным феноменом, без которого невозможна ассимиляция и сознательная переработка субъектом коммуникативного опыта. При высоком уровне коммуникативной компетентности метапознание оказывается вплетенным в совместную деятельность и обеспечивает постоянный мониторинг и оценку эффективности используемых субъектов коммуникативных стратегий, а также их адаптацию «под задачи» совместной деятельности и психологические особенности, уровень коммуникативных навыков партнера. Коммуникативная компетентность, по мнению X. Lyn, включает в себя пять основных составляющих, имеющих значительную метакогнитивную «нагрузку» (по [352]):

· навыки активного и рефлексивного слушания;

· способность выражать свои мысли с учетом особенностей и уровня понимания партнера;

· рефлексивное отслеживание процесса коммуникации;

· сознательный контроль над эмоциями в процессе общения;

· способность к ведению и противостоянию ассертивной коммуникации;

· культура общения как уровень владения принятыми в данной культуре коммуникативными нормами и правилами.

Важнейшим метакогнитивным навыком в таком контексте выступает коммуникативная рефлексия. Рефлексия в данном случае рассматривается как существенная составляющая развитого общения и межличностного восприятия, как специфическое качество познания человека человеком. Она реализуется в форме «размышления за другое лицо», как способность понять, что думают другие люди, и осознание человеком того, как он воспринимается партнером по общению. В.В. Пономарева отмечает, что в процессе общения высокий уровень развития метапознавательных функций субъекта проявляется в многоуровневости рефлексивного отслеживания коммуникации. Автор выделяет четыре возможных уровня рефлектирования [191, 192]. Первый уровень включает рефлексивную оценку человеком наличной ситуации, оценку] своих мыслей и чувств в данной ситуации, а также оценку поведения ситуации другого человека. Второй уровень предполагает построения субъектом суждения относительно того, что чувствовал другой человек же ситуации, что он думал о ситуации и о самом субъекте. Третий уровень включает представление мыслей другого человека о том, как воспринимается субъектом, а также представление о том, как другой человек воспринимает мнение субъекта о самом себе. Четвертый уровень заключает в себе представление о восприятии другим человеком мнения субъекта по поводу мыслей другого о поведении субъекта в той или иной ситуации.

 

Метапознание и категория психических состояний. По своей онтологии метапознание предполагает особое состояние «выхода», то есть трансцендирования субъекта за рамки конкретной деятельности с целью ее мониторинга, контроля и коррекции. Трансцендентальные функции метапознавательных процессов, в особенности рефлексии, подчеркивались до появления научной психологии в рамках философских работ. Как отмечал И.Г. Фихте: «Рефлексия есть состояние души, совершенно отличное от нашего восприятия, отчасти даже противоположное ему... Рефлексия должна поднять знание над определенной связностью, имеющей место во внешнем восприятии. В рефлексии есть свобода относительного построения, и потому к первому сознанию бытия присоединяется сознание построения...». О трансцендентальной природе рефлексии как процесса самопонимания и понимания другого писали в своих работах представители герменевтического направления [246].

В психологических исследованиях рефлектирование как особое состояние и другие метакогнитивные состояния анализируются в рамках двух основных направлений – медико-психологического и общепсихологического. В общепсихологическом плане состояние метакогнитивной активности, метакогнитивной включенности в деятельность рассматривается как феномен, развертывающийся как ответная реакция на затруднения в деятельности, множественность вариантов ее дальнейшего развития. Как показали результаты проведенных нами ранее исследований, в когнитивной подсистеме психики рефлексия и креативность образуют единый «трансцендентный» фактор, позволяющий субъекту осуществлять выход за пределы деятельности, в первом случае Для понимания закономерностей и коррекции ее развертывания, во втором – для отвлечения от поставленной цели и обнаружения «побочного продукта» [117].

Отметим, что метакогнитивные процессы контролируют несколько уровней регуляции деятельности: регуляцию исполнительской части Деятельности, стратегий ее осуществления и собственные психические состояния. Таким образом, в феноменологическом плане, метапознавательным может быть и состояние субъекта в целом, и регулятивные по отношению к основной активности периодически актуализирующиеся состояния.

Кроме того, метапознание, в особенности рефлексия является особым состоянием, которое используется в психокоррекционной практике как средство отслеживания субъектом изменений в своих мыслях и намерениях. В зарубежной психотерапии метакогнитивные состояния являются одним из важнейших инструментов воздействия представителей когнитивно-поведенческой терапии (например, [271]).

В отечественной психологии оригинальная модель применения метакогнитивных состояний была разработана А.Р. Россохиным [206], сформулировавшим понятие «саногенной рефлексии» как «процесса переосмысления субъектом содержаний своего сознания в измененных состояниях сознания (ИСС), что является механизмом интеграции, порождающим более целостный образ Я и новые реорганизованные отношения к субъективной и объективной реальности». Как психотерапевтическая технология, саногенная рефлексия представляет собой рефлексивную работу с самими процессами рефлексии, цель которой – переосмысление личностных патогенных стереотипов, что приводит к мобилизации ресурсов «Я» для дости жения желаемой психотрансформации. Работа происходит в измененных состояниях сознаниях, дости гаемых различными способами (наведение транса, техники свободного и холотропного дыхания). При этом различные частиличности становятся данными в необычной, символической форме, и рефлексивн работа с этими символами способствует благополучной интеграции в сознании всех компонентов психики. Как правило, такая работа с частями личности включает пять этапов: переход в ИСС и встреча с символами – вытесненными структурами личности; принятие этих частей и связанных с ними чувств; осознание роли и значения каждой част и «перенесение ее в сознание»; интеграция всей личности и выход из ИСС; отрешенная интеллектуальная рефлексия над изменениями.

Таким образом, метакогнитивные состояния выступают в контексте жизнедеятельности субъекта как своеобразный «маркер» ее изменения, опосредующий осознанное принятие решения и реализа изменений.

При рассмотрении вопроса о соотношении понятийного аппарата метакогнитивизма и категории психических состояний следует, на наш взгляд, обязательно обратиться к еще одному аспекту, к еще одному общепсихологическому понятию – к понятию рефлексии. Дело в том, что оно в равной степени «принадлежит» и метакогнитивному направлению и общей психологии (более того, является одним из исходных в первом и одним из самых традиционных во второй). Менее очевиден, но более показателен, однако, тот факт, что именно через это понятие могут быть наведены «концептуальные мосты» между метакогнитивными феноменами и категорией состояний. Для того, чтобы обосновать данное положение целесообразно, по нашему мнению, обратиться к тем взглядам, которые были развиты в [119] по отношению к интерпретации рефлексии (точнее – рефлектирования) как особого, качественно специфического состояния.

С одной стороны, и с точки зрения обыденных житейских представлений (в том числе – и представлений «folk-psychology»), этимологически закрепленных в естественном языке, и с точки зрения строгих научных данных, рефлексия не только может, но и должна быть понята как некоторое состояние субъекта. Проявления, формы и феноменология таких состояний «обращенности на самого себя», «самососредоточения», «ухода», «отключения от ситуации», «отстранения» и пр. крайне многообразны и широко представлены. Они варьируют в очень широком диапазоне – от элементарного рефлексивного самоконтроля, включенного в повседневное поведение, до глубоких степеней медитации. Сам процесс рефлексии как никакой иной психический процесс (в силу своей предельной интегративности, обобщенности) развертывается на фоне соответствующего состояния – состояния рефлектирования; он требует этого состояния и в значительной степени «перекрывается» с ним как по феноменологии, так и по механизмам. Более того, рефлексия как состояние, то есть, фактически, «данность, презентированность психики самой себе» есть не просто реальность, а реальность максимально очевидная с субъективной точки зрения (ср. с декартовским «cogito ergo sum»). Перефразируя другое известное выражение Р. Декарта, следовало бы сказать, что «можно сомневаться в том, что рефлексия – это психический процесс, что рефлексия — это психическое свойство; но нельзя сомневаться в том, что рефлексия – это состояние, поскольку именно как таковая она и есть «мы сами»; это – «наше субъективное»)[2]. Все сформулированные выше положения можно при желании даже усилить, сказав, например, что рефлексия как состояние — это не просто предельно очевидная реальность, но и, строго говоря, – вообще единственно достоверная для субъекта реальность[3].

С другой стороны, если с учетом сказанного обратиться к психологии состояний, то можно констатировать следующую ситуацию.

Декларативно – на уровне общих представлений — принадлежность рефлексии (точнее – рефлектирования) к психическим состояниям не вызывает сомнений. Реально же данное состояние оказывается очень слабо включенным и в понятийный аппарат психологии состояний (и в саму эту проблему в целом, и в конкретные исследования, и даже в «номенклатуру» – систематику состояний, то есть в различные классификации и таксономические схемы типов и видов состояний). Сложился своего рода «научный стереотип», согласно которому рефлектирование – это, конечно, состояние, но это совсем другое состояние; причем, степень его «непохожести» на другие – традиционно выделяемые состояния такова, что оно вообще как бы «отчуждается» и от категории «состояние», и от психологии состояний.

Из всего сказанного следует достаточно простой, но важный, на наш взгляд, методологический вывод. Он состоит в том, что рефлексия не только может, но и должна быть понята и реально проинтерпретирована как психическое состояние. Многогранная феноменология рефлексии не только допускает, но и – повторяем – объективно требует ее раскрытия не только как психического процесса и как психического свойства, но и как психического состояния. Рефлексия как состояние (точнее – состояние рефлектирования) есть именно психическое состояние,] хотя, не исключено, во многих отношениях существенно иное, нежели те состояния, которые входят в традиционно сложившуюся категорию «психические состояния». Все это означает также, что психология рефлексии как специальное направленние психологических исследований должно быть синтезировано с психологией состояний – как другим важным общепсихологическим направлением. Между ними должны быть «наведены концептуальные мосты», что может содействовать развитию обоих этих направлений. Так, по нашему мнению, можно допусти ть, что реализация категориального аппарата, сложившегося в психологии состояний по отношению к проблеме рефлексии, может содействовать ее изучению. Однако вполне возможно и «встречное движение»: реализация знаний, полученных при исследовании рефлексии в целом, может содействовать и развитию проблемы психических состояний.

В этом плане можно сформулировать некоторые положения, способствующие раскрытию рефлексии как психического состояния^[4].

1. Весьма показательным является уже тот факт, что наиболее специфическая особенность рефлексии как психического состояния проявляется в аспекте, который считается основным для раскрытия характеристики любого иного состояния. Этим аспектом является, как известно установление содержания, то есть качественной определенности того или иного психического состояния. Критерии для дифференциации самого содержания могут быть различными (феноменологическое содержание, предметная отнесенность, эмоциональный тон и др.), но само наличие этого содержания — обязательное условие для любого состояния. Совершенно иначе обстоит дело с состоянием рефлектирования. Это состояние (в противоположность практически всем другим психическим состояниям) принципиально не имеет собственного содержания. Состояние рефлексии – это всегда состояние рефлектирования чего-то другого, рефлектирования иного содержания (либо внешнего по отношению к субъекту, либо его внутреннего, в том числе – и феноменологически данного). Рефлексия в качестве психического состояния как бы «прозрачна», неуловима для обнаружения субъектом содержания ее самой[5]. Она сама есть средство обнаружения и субъективной экспликации такого содержания. Таким образом, в противоположность всем иным психическим состояниям, рефлексия принципиально не имеет собственного содержания, собственной феноменологически данной качественной определенности. И лишь благодаря свойству «бессодержательности», она может выполнять свои основные функции — быть средством экспликации любого иного состояния, любого иного содержания субъективного мира, любого фрагмента психики и психического в целом. Рефлексия как состояние это форма, могущая наполняться разным содержанием. Однако это форма, которая непосредственно связана с механизмом осознания; именно поэтому рефлексия – форма, сама становящаяся содержанием; таким содержанием и выступает способность к осознанию, к презентированию своего «внутреннего мира» себе же самому.

2. Из предыдущей – главной особенности с необходимостью следует, что рефлексия как психическое состояние всегда производна от некоторого другого состояния (или другого «объекта рефлектирования»). Не направленной на что-либо, своего рода «пустой», бессодержательной рефлексии не может быть по определению. В ряде случаев может, правда, создаваться субъективное ощущение – иллюзия такой бессодержательности. Это характерно, в частности, для глубоких степеней «самопогруженности», граничащих с медитированием. Отсюда следует, что рефлексия как психическое состояние может существовать лить посредством «сосуществования», связи с каким-либо иным состоянием так сказать «в связанном виде». Состояние рефлексии «само по себе», «в чистом виде» – это, строго говоря, абстракция; это — некоторая потенция, виртуальная субъективная реальность, которая может становиться и становится реальностью, актуальной лишь в связи с чем-либо другим, с иным психическим состоянием, с иным психическим процессом, вообще – с любым иным фрагментом психического. Отсюда следует, что рефлексия как психическое состояние — это всегда «вторичное» состояние; это – состояние второго порядка по отношению к тому, что, собственно говоря, подлежит рефлектированию. Очень часто ему подвержены сами состояния как таковые. В этом случае рефлексия как состояние приобретает все атрибуты метасостояния — состояния, содержание которого заключается в осознании и последующей возможности регуляции своих же собственных состояний. Эту мысль можно сформулировать иначе: по отношению ко всем иным психическим состояниям рефлексия как метасостояние имеет своим предметом сами эти состояния. Они могут быть проинтерпретированы поэтому как «состояния первого порядка», как «первичные состояния». Сама же рефлексия – это «вторичное состояние», «состояние второго порядка» (в том числе – и порядка сложности). Сама суть и специфика рефлексии как состояния (или, точнее, – рефлексивных состояний) заключаются в том, что они являются метасостояниями. Этим, в конечном счете, и обусловлена их «непохожесть» на все иные психические состояния, которые традиционно выделяются и изучаются в общей и прикладной психологии

3. Если теперь обобщить первые две особенности рефлексии как состояния, то становится возможной и своего рода более «жесткая трактовка» тезиса о ее атрибутивной принадлежности к метасостояниям. Согласно этой трактовке, она не только является производным, «вторичным» состоянием, то есть метасостоянием, но и не может являться ничем иным, как только метасостоянием. Для рефлексии как состояния объективно необходима некоторая база, основа, предмет рефлектирования. Им может быть, в частности, и сами психические состояния. И лишь на основе их самоотражения, то есть в процессе их рефлексии, субъект переживает актуальное состояние рефлектирования.

В связи с этим, необходимо сделать и еще один вывод относительно специфики и даже уникальности рефлексии как психического состояния. Вторичный и производный характер данного состояния, его статус метасостояния означает, что само оно не имеет и не должно иметь собственного содержания. Этим содержанием выступает то, что подлежит рефлектированию. Следовательно, «предметом», содержанием рефлексии как психического состояния может быть любое иное психическое состояние (и, конечно, не только состояние). Оно может выполнять и выполняет по отношению ко всем иным психическим состояниям функцию их интеграции в структуре актуального «Я», обеспечивает субъектность как таковую. И оно поэтому объективно выступает как образование заведомо более высокого уровня интеграции, нежели любое из «первичных» состояний. Тем самым мы приходим к выводу о необходимости трактовки рефлексии в качестве своего рода интегрального психического состояния, в качестве метасостояния.

Рефлексия как состояние, «накладываясь» на любое иное психическое состояние, порождает новое качество – переживаемость и осознаваемость субъектом своих собственных состояний. Вместе с тем, теоретически возможен и практически знаком каждому особый случай сказанного: предметом рефлексии может становиться сама она; в этом случае принято говорить, как известно, о «рефлексии над рефлексией», об «авторефлексии», «метарефлексии» и т.п. Показательно, однако, что при этом не возникает качественно нового состояния: субъект переживает всю ту же рефлек