Прадедушка Фёдор харитонов, отец бабушки светы Степановой

ГОРСТОЧКА ЗЕРНА (малая часть пересказов своих приключений Фёдора Васильевича ХАРИТОНОВА).

Фёдор Васильевич ХАРИТОНОВ, отец Светланы Степановой (в девчонках Харитоновой). Скорее всего, в Великой Отечественной войне участвовал не полностью – или в начале, потом комиссовался, или с середины. По его рассказам, служил писарем и однажды попал под бомбёжку (может быть, своих же самолётов) и спасался с другими солдатами под мостом. В то же время рассказывал много смешных историй военного времени, когда, будучи учителем начальных классов (с четырёхлеткой церковной школы!), помогал колхозу в уборке и охране хлебного урожая.

* * *

Фёдор Васильевич Харитонов все истории излагает с безжалостной иронией к самому себе. Вот как выглядят два таких повествования.

– Во время летних каникул, нас, учителей, всех на колхозные работы направляли. В том числе и меня, молодого, начинающего учителя. Председатель Гаврила Иваныч Пожаров, умная голова, беседовал со мной отдельно, с глазу на глаз.

– Вам, – говорит мне, – как молодому, энергичному и сознательному, поручается охрана крытого тока...

Тогда зерновые тока прямо в полях располагали. Вычистят, бывало, от травы какой бугорок. Столбы-подсохи вроют. Сверху – слеги да откосины, а покрывают новой соломой. Давно уж таких времянок не делается, а по сей день те места называют в Солянке Крытыми Токами. Слышишь иногда от молодых комбайнёров разговор: Ты куда нынче убирать едешь?" А второй отвечает: "На Крытый Ток". А спроси, что такое Крытый Ток, не каждый знает.

Так вот, направили меня на ток караульщиком. Надо сказать, что был я тогда слегка трусоват. Да ещё страху прибавляло то, что в те времена появлялись в наших местах дезертиры и, бывало, баловали – крали колхозное хлебушко. Словом, согласился я с предложением председателя и виду не подал, что страшно будет...

Особенно трудно было в первую ночь. Это когда я позицию выбирал, тактику и стратегию борьбы с ворами вырабатывал. Для начала отказался от содержания при себе ружья. Так размышлял при этом. Если нападёт на меня кто неожиданно, так в первую очередь обезоруживать станет. Ружьишко вырвет, да по мне и полыхнёт. В таком разе сподручнее держать огнестрельное вооружение в тайнике, но под рукой. Поэтому для начала службы несколько часов разыскивал лучшее место для хранения ружья. Когда эту проблему разрешил, другое покоя не давало. Где устроить наблюдательный пункт? Может, лучше поодаль, в стожке соломы? Решил так. Вырыл в стоге норку, сел там. Хорошо весь ток просматривался. Но вот незадача: не вижу тыла. Как явятся губители сзади, да выберут этот стог местом своей обороны, тут и накроют меня без всяких усилий. До ружьишка-то далековато бежать мне. Нет, думаю, это место опасное. Сяду-ка я посреди тока на самую макушку высокого вороха. Уселся. Обозрение чудесное – все стороны – как на ладони предо мной. Но опять возникают сомнения. Ведь и меня тут отовсюду видно. Так-то с вороха и палкой сшибить можно -зерно-то сыпучее, пошевели меня, и я скачусь вниз кувырком. Не дело! И лезу на перекладину крыши. А там сидеть шибко неудобно. К рассвету в дремоту клонит. Засну, думаю, да и сам кувыркнусь на землю в лапы любого преступника. Так вот и караулил в бегах по своему посту с места на место. Подсмотрел бы кто со стороны, решил: вон, мол, как резво службу исполняет молоденький сторож! А что – может, и побаивались меня лихоимцы – ни одного случая покушения на народное добро при мне не было. А вот со мной такая история приключилась...

– Нечего греха скрывать. Было один раз такое. Задумал я унести домой горсточку зерна. Эх, как вспомню – сейчас со стыду жаром горю. Нет, нуждой тут не оправдаешься. Конечно, голодовала тогда наша семья. Но, подумать, разве ж только одна моя? Иные помирали с того. Ну, в общем – однажды дал себе слабинку. Благо, что к тому времени карман моей фуфайки прочикался, прохудился, и я сдуру сыпанул через эту дырку в полу горсть зерна.

Предприятие такое, замечу вам, было небезобидное. Пожилые-то и ныне хорошо знают, что в годы те даже за килограмм унесённого с колхозного склада любого продукта судили очень строго. Одно дело – тюремное заключение, а позору-то сколько! Мне же было особенно страшно на это решится: ведь сам председатель Пожаров доверился мне. Насыпал в карман зерно, а сам представляю такое. Вот встречает меня на дороге Пожаров и тут же уличает в преступлении. Что ж ему отвечать? Жду, значит, своего сменщика, а сам придумываю эти слова оправдания для председателя. Выходит, и для усмирения своей совести – тоже. Дождался сменного, и ну. бегом стока. Товарищ мой вдогонку кричит: "Что ж ты вахту мне не сдаёшь по чести? Рассказал бы что-нибудь весёленькое из своих приключений!" Ну. думаю – вот и поймался сразу, если в самом начале заметили во мне необычные действия. А тут и председатель навстречу едет в бричке. Остановил меня и так лукаво подтрунивает:

"Что-то запыхались вы, Фёдор Васильевич? И глаза от меня прячете? Либо не удержались от соблазна, ешь келе?!"

Тут я и присел на месте душой. Влип! Но не успел я ничего ответить, как он стал меня успокаивать: "Ну, что ж вы растерялись! Да разве ж я могу что дурное подумать о вас?! Ведь вы ж на всё село свет честности!" Ну, и мимо меня поехал на ток. А у меня уж в животе урчит. Ясно: не только с голоду.

Эх, и пометался я в тот раз по дороге туда-сюда. Дойду до околицы, останавливаюсь, как молнией сражённый с мыслью: как же по селу-то я пройду, бессовестный!? И – обратно. Пройду полпути и опять остолбенею. "Что же тут преступного – горсточку зерна унёс, поди, не обедняет из-за того государство. А семье, считай, на день прокорм, если размолоть да муку с картошкой замешать, лепёшку испечь..." Долго ж я тогда по степи шатался. И всё ж вернулся на ток. А там сменщик пристал: "Что это с тобой случилось-приключилось? Ровно, помешанный бродишь?.." Еле-то-еле от груза проклятого избавился. У-ф! И вздохнул же всей грудью тогда... Знал ли о моём грехе председатель, и посейчас не знаю. Сразу-то спрашивать его об этом совестно. А тут меня вскоре в Армию призвали, и я на фронт попал. Вернулся с войны, не до расспросов о давних буднях было. Хозяйство надо было поправлять. Потом и Пожаров в другой колхоз переехал... Теперь вот, когда хлеба у нас в изобилии, горстка зерна военного тыла становится в трижды дороже. Как и воспоминания о хлебе военной поры... Село Вольная Солянка.