Энциклопедия: таитянская космогония

 

На Таити верят, что в начале всего был Таароа, Единственный. Он жил в яйце, которое плавало в пустоте. Таароа очень скучал. Тогда он вылупился и вылез из скорлупы.

Но снаружи ничего не было, тогда он взял скорлупу и из верхней ее части сделал небесный купол, а из нижней – землю, покрытую песком. Из своего позвоночника он сделал горы, из слез – океаны, озера и реки, из ногтей – рыбью чешую и панцири для черепах, из перьев – деревья и кусты, а кровью раскрасил радугу.

Потом он призвал мастеров, чтобы они сделали Тано, первого бога. Тано наполнил небеса звездами, чтобы те стали еще прекраснее, поместил на небо солнце, чтобы оно освещало землю днем, и луну, чтобы светила ночью. Затем Таароа создал других богов – Оро, Ину, Мауи и прочих. В завершение своих трудов Таароа создал человека.

Мир, созданный Таароа, состоял из семи платформ, стоявших одна на другой. На самой нижней находился человек, и, когда первый этаж совершенно заполнился людьми, животными и растениями, Тааора пришел в восторг, но подумал, что надо бы сделать отверстие, чтобы все они залезли выше. Теперь на каждом из этажей мира есть дыра, сквозь которую храбрецы могли подниматься к знаниям…

Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI

 

ДЕЛЬФИНА

 

Она входит в прозрачную кабину лифта. Я иду вслед за ней по лестнице. Она выходит. Я стараюсь держаться на некотором расстоянии позади.

Она быстро и нервно идет вперед. Теряется в толпе.

Я приближаюсь к ней.

Он идет вперед, никуда не сворачивая.

Ее волосы, собранные в хвост, раскачиваются, словно существуют отдельно от нее.

Она переходит улицу.

Вдруг меня чуть не сбивает машина. Я забыл, что здесь левостороннее движение. Водитель осыпает меня ругательствами, но я невредим. Погоня продолжается.

Навстречу нам попадается что-то вроде небольшого карнавала. Шумная толпа с оркестром, мажоретками, людьми в маскарадных костюмах.

Карнавал – явление общее для многих культур. Людям необходимо сбрасывать гнет условностей хотя бы раз в году.

Она вот-вот растворится в толпе, и мне приходится расталкивать праздничную толпу, чтобы не потерять ее из виду.

Она смотрит на часы и прибавляет шаг.

Я вот-вот отстану, толпа не дает мне идти быстрее, ее невысокая фигура то и дело теряется среди пестро наряженных участников карнавала.

Я продираюсь сквозь толпу и вижу ее.

Она поворачивает и… я больше не вижу ее.

Я бегу сначала в одну сторону, потом в другую. И вдруг замечаю ее – она у самого входа в метро. Я бросаюсь вслед за ней.

Она торопливо спускается на платформу. У меня нет ни билета, ни времени купить его, и я перепрыгиваю через ограждение, рискуя быть остановленным полицией.

В лабиринте подземных коридоров толпы перемещаются в разных направлениях, но теперь я знаю, как не потерять ее. Подходит поезд. Я запрыгиваю в вагон за секунду до того, как двери закроются. Она смотрит в мою сторону, и я опускаю голову, чтобы она не узнала меня.

Люди вокруг выглядят грустными и усталыми. Поезд несется вперед с грохотом, так же как и на Земле-1. В вагонах на телеэкранах без конца крутят новости. Я разбираю слова:

 

«…этот процесс. Он утверждает, что всего лишь винтик в сети педофилов, функционирующей на всем континенте. Полицейские обнаружили около сотни детских трупов, захороненных в его саду. Эксперты установят личности погибших по отпечаткам зубов. На суде он рассказал, что вначале действовал с большой осторожностью, но потом, обнаружив, как легко похитить ребенка, он начал орудовать, не скрываясь, среди бела дня, порой на глазах у многих свидетелей. Вероятно, он творил свои преступления на протяжении более десяти лет, а жена, жившая с ним все это время, заявила, что ничего не подозревала. Когда его арестовали, она, не желая иметь ничего общего с „параллельной“ жизнью мужа, оставила запертых в подвале детей умирать от голода. Она заткнула себе уши, чтобы не слышать криков детей, которые звали на помощь…».

 

Поезд летит по тоннелю.

Я вижу, что Дельфина не слушает диктора. Она погружена в чтение. Словно окружила себя непроницаемым пузырем.

Звонок. Дверь открывается, волна пассажиров выплескивается на платформу, другая волна вливается в вагон.

Вскоре мне приходится встать. Я стиснут между людьми с потухшим взглядом. Чудовищный запах пота и человеческого дыхания. Как удалось цивилизации докатиться в своем развитии до того, что теперь считается нормальным давиться вместе с сотнями себе подобных в металлических ящиках площадью всего в несколько квадратных метров?

И снова новости:

 

«…по его словам, главной проблемой планеты является суверенность государств. Он заявил, что в мире больше нет голода, а если где-то еще умирают от недоедания, то ответственность за это лежит на правительствах отдельных стран, не способных накормить свой народ. Он предложил создать всепланетную полицию, которая будет уполномочена действовать в случае любых нарушений. Эта полиция будет также следить за нарушителями, загрязняющими окружающую среду. Действительно, не исключено, что некоторые государства захотят загрязнять истоки рек, протекающих по чужим территориям».

 

Люди вокруг остаются безучастными. На их лицах нет ни внимания, ни злости, чудовищные новости, звучащие из динамика, стекают по ним, как серая каша.

Диктор продолжает:

 

«…Самым удивительным оказалось то, что эти школы, больше напоминающие секты, получали финансирование от нашего министерства образования, действовавшего согласно закону о свободе вероисповедания. Чтобы заставить детей мечтать о мученической смерти, им было запрещено рисовать, петь, танцевать и смеяться. С шести часов утра они были должны молиться и повторять лозунги, укрепляющие их в ненависти к „неверным“. Их единственным развлечением были тренировки, по образцу армейских. Им постоянно промывали мозги и подвергали телесным наказаниям. Любое общение с семьями пресекалось, звонки по телефону были запрещены. Несмотря на многочисленные жалобы и свидетельства учеников, которым удалось бежать из этих заведений, посольство страны, организовавшее эти школы в Петушии и частично спонсировавшее их, заявило, государство людей-петухов не имеет права вмешиваться в работу этих „традиционных“ заведений, в противном случае это будет считаться нарушением свободы вероисповедания…»

 

Пассажиры рядом со мной ошарашенно смотрят на экран. Мелькают кадры: удары хлыста, обрушивающиеся на спины сбежавших детей, залы для наказаний в религиозной школе, которую полицейские обнаружили в ходе расследования.

Поезд снова тормозит и останавливается на станции. Дельфина встает и выходит.

Я иду за ней и снова вынужден бороться с напирающей толпой.

Мы поднимаемся на поверхность, и погоня продолжается. Улица. Поворот. Дельфина оборачивается, но я успеваю пригнуться.

Волосы, собранные в хвост, раскачиваются, перевязанные лиловой лентой.

Дельфина…

Родители дали ей самое «дельфинье» имя. Напоминающее о Дельфах, о храме, посвященном «дельфиниусу», то есть дельфину. Я вспоминаю то, что говорила мне Гера: Адольф Гитлер на Земле-1 – это А-Дольфус, Антидельфин.

Если это имя преодолело пространство, значит, между параллельными Землями существует связь.

Она идет все быстрее. Останавливается перед самым обычным домом. Никакой вывески. Только надпись на стене: «Смерть дельфинам» и рисунок рыбьего скелета.

Перед домом стоит полицейский. Он кивает Дельфине так, словно знает ее. Когда я подхожу, он подозрительно смотрит на меня, но все-таки пропускает.

Я оказываюсь в храме. Снаружи даже нельзя предположить, что находится внутри. Я догадываюсь, что это сделано из опасения перед преследователями дельфиньей религии.

Этот храм раз в десять меньше, чем собор орлов. Здесь пусто. Несколько подсвечников освещают просторное помещение, в котором нет ни одного окна. На потолке я вижу те символы, что когда-то сам передал своим смертным.

На стенах росписи: исход в море, бегство от людей-крыс, цунами, обрушившееся на остров Спокойствия, установление закона о ненасилии.

И ни одного изображения Просвещенного.

У них украли их пророка, они не знают его.

Дельфина рисует в воздухе знак рыбы, направляется к скамье и начинает молиться, сложив руки так, как я никогда еще не видел, – прижав три пальца ко лбу. Я слышу, как она произносит:

– Отец наш, сущий на небе, сделай так, чтобы воина в моей стране прекратилась, пусть моих братьев больше не убивают.

Она закрывает глаза и замирает. Я подхожу и тихо спрашиваю:

Вы верите, что кто-то слышит ваши молитвы?

Она медленно открывает глаза и смотрит на меня. На ее лице ни малейшего удивления.

– Что вы здесь делаете? Вы дельфин?

– Скажем так, я очень интересуюсь этой исчезнувшей религией.

– Почему исчезнувшей? Посмотрите, здесь вокруг вас есть люди.

Тут она замечает, что в храме никого больше нет, и поправляется:

– Сейчас не время молитвы, но скоро здесь будет много наших. Да, я верю, что кто-то слышит меня. Начать хотя бы с вас. Вы ведь слышали меня? Вы шли за мной, правда?

– Я же сказал, я очень интересуюсь вашей религией.

– А к какой религии принадлежите вы?

– Я… генотеист.

– Никогда не слышала. Что это значит?

– Я верю, что у каждого народа есть свой бог. Не существует одного бога, но есть много отдельных, локальных богов, существующих бок о бок. Я думаю даже, что эти боги соперничают и воюют между собой.

Она сидит отвернувшись, лицом к алтарю. Священник раскладывает там книги, потом уходит.

– Все, как в вашей игре, да? – шепчет она.

– Забавно выдавать за выдумку то, что существует на самом деле.

– Зачем же это нужно?

– Чтобы, играя с истиной, люди были готовы однажды встретиться с ней.

Наконец она оборачивается и смотрит мне в глаза.

– Вы издеваетесь?

– Я никогда не осмелился бы так шутить.

– У вас есть вера?

– Когда как.

– Вы верите в Бога?

– Когда случается что-то хорошее, я думаю, что кто-то захотел, чтобы так было. Тогда я говорю «спасибо», подняв голову к небу. Когда случается несчастье, я думаю, что сам виноват.

– Вы верите в Бога только в эти минуты?

– Нет, еще когда нахожу место для парковки в центре города или… когда встречаю удивительную женщину.

Она не подхватывает шутку.

– У меня есть вера. Я верю, что мой Бог всегда рядом со мной. С ним я ничего не боюсь. Даже умереть.

– А… А что бы вы ему сказали, если бы встретили? Она задумывается и отвечает.

– Я бы устроила ему выволочку. Большая часть моей семьи погибла в концлагерях людей-акул.

Как в моем сне. Смертные осыпают бога упреками.

– Вот видите, не так уж вы любите своего бога.

– Я не договорила. Я закатила бы ему скандал, а потом я бы его выслушала. Я хотела бы, чтобы он объяснил мне, почему так долго длился весь этот ужас. Я сказала бы ему, что всегда была его преданной слугой, желавшей выполнить любое его желание.

Я смотрю на нее во все глаза. Она красива редкой, античной красотой. Как будто появилась из самых недр дельфиньего народа.

– А если бы ваш бог ответил бы вам, что все сделал для того, чтобы предотвратить это, но столкнулся с тем, что было сильнее его?

Она странно смотрит не меня.

Тогда я бы сказала: «те, у кого не получается, всегда находят оправдания, а те, кто справляется, находят способы сделать это».

Ну что ж, я получаю по полной программе.

Я уверена, что бог был в силах спасти всех невинных, которые погибли, всех убитых детей, – продолжает она.

– А если бы бог на это сказал, что он старался изо всех сил, но действительно не мог помешать этому?

– Я сказала бы, что когда по-настоящему хочешь чего-нибудь, то добиваешься этого.

– Вы говорите, что верите, но вы очень суровы по отношению к богу.

– Я отношусь к богу, как к отцу. Можно быть суровым к своему отцу, если он ошибается, но он все равно остается отцом. Тем, кому ты всем обязан. Тем, кого ты уважаешь и почитаешь.

Она смотрит на меня.

– Во всяком случае, господин Асколейн, если вы придумали эту странную компьютерную игру и решили написать роман о богах, это значит, что вы тоже задаете себе вопросы о духовной жизни.

– Я тот, кто всегда ищет. Я, как и все, хотел бы повысить свой уровень сознания, чтобы понять, что же стоит надо мной.

– Что касается меня, то я могу подняться над собой и смотреть на вещи с другой точки зрения, – говорит она.

В храм входит пожилая женщина и начинает молиться.

– И как вы считаете, что же там, над нами?

– Знаете, я передумала. Я помогу вам с вашим «Царством богов».

– Спасибо.

– Не благодарите меня. Уж лучше я буду контролировать этот безбожный проект изнутри.

– Я уверен, что вы прекрасный арт-директор, и графика у нас будет потрясающая.

– Я не читала ни одной из ваших книг, господин Асколейн. Честно говоря, я слышала о них больше плохого, чем хорошего. Похоже, вы пишете полный бред.

– Это мой стиль.

– Честно говоря, теперь, когда мы познакомились, мне еще меньше хочется читать то, что вы сочинили.

– По крайней мере, это честно.

– Мы, дельфины, как правило, говорим то, что думаем. Это вас не смущает? Возможно, вы, как большинство, в глубине души расист-антидельфин?

– Я – расист-антидельфин? Это самое смешное, что я слышал за последнее время.

– Многие говорят, что они не расисты, а потом от них слышишь что-нибудь вроде: «лично я ничего не имею против дельфинов, но они ведь действительно все делают не так, как мы» или еще «дельфины сами виноваты в том, что с ними случилось». Многие так думают.

– Тех, кто ошибается, много, но это не значит, что они правы.

– Звучит забавно.

– Я считаю, что цивилизация дельфинов, даже тогда, когда от них почти ничего не осталось, даже тогда, когда их обвиняли во всех смертных грехах, хранила такие ценности, как толерантность и незашоренность мышления. Именно поэтому другие народы пытались уничтожить дельфинов, в первую очередь те, которые особенно легко идут на поводу у диктаторов разного толка.

Она с удивлением смотрит на меня.

– Откуда вы это знаете?

– Я… Ну, я много читал об истории дельфиньего народа. Я даже думал принять его религию.

– И почему вы этого не сделали?

– Не было времени.

С нашим богом непросто. Некоторые всю жизнь тратят, чтобы хоть приблизительно понять его замысел. В храм то и дело входят люди. На скамьях перед алтарем уже около десятка человек.

– Да? Я представляю себе бога… Вы будете смеяться. Я представляю его себе обычным парнем. Он делает, что может, но он не всемогущ.

– Однако…

– Я отношусь к нему не как к существу, которому мы должны поклоняться, а скорее как к другу. Как настоящий друг всегда готов помочь и ничего не требует взамен. И если бы я встретил его, то спросил бы его как друга: чем я могу тебе помочь? А вовсе не «что ты можешь для меня сделать?» Чтобы эти мысли принесли плоды, нужно вложить их в головы как можно большего числа людей.

– Если это бог, у него не должно быть проблем, – говорит она. – Он по определению совершенен и всемогущ.

– У любого мыслящего существа есть желания и страхи. У него есть предел возможностей и противники, враги, соперники. Я уверен, что смертный может помочь богу. Достаточно, чтобы просто захотеть.

Она молчит.

– Неправильно спрашивать, должен ли человек верить в бога, – говорю я.

– А как же правильно?

– Должен ли бог верить в человека. Она фыркает от смеха.

– Должен ли бог верить в человека! Это самое смешное, что я слышала за последнее время.

Раздается сердитое «тсс!». Нас возмущенно призывают к порядку.

В этот момент в храм врываются трое подростков лет шестнадцати. Один из них что-то бросает к алтарю. Это бомба со слезоточивым газом.

– Сдохните, дельфины! – выкрикивает он. Густой дым наполняет помещение. Задыхаясь, мы выбегаем из храма. Полицейского на улице нет. Он возвращается бегом, в руках у него сэндвич. Понятно.

Он оставил пост, чтобы купить себе бутерброд на завтрак, и хулиганы воспользовались его отсутствием.

Сотрясаясь от кашля, с покрасневшими глазами, Дельфина бросает мне:

– Убирайтесь!

– Нет. Так не пойдет. Я не виноват в том, что случилось. Если другие нападают на вас, это не значит, что вы должны гнать меня прочь.

– Я ничего не имею против вас, но сейчас хочу остаться одна. На нас нападают, и никто не защищает нас. Даже если этих засранцев поймают, их тут же отпустят. Нападение на дельфинов – подумаешь, какая важность. Все очень терпимо относятся к этому.

– Только не я.

Слезы катятся из ее опухших глаз. Из моих тоже. Я обнимаю ее, пытаюсь утешить. Она не сопротивляется и шепчет:

– Почему мир так несправедлив?

– Нет, он просто сложен. Если бы все было просто, не было бы никакой заслуги в том, чтобы верить в бога. Только в испытаниях можно проявить свое мужество.

Она мягко выскальзывает из моих рук и долго смотрит на меня.

– Вы ни в чем не виноваты. Я знаю. Простите меня.

– Я хотел бы снова увидеться с вами, – говорю я.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– В любом случае, если я правильно понял, мы будем вместе работать над «Царством богов».

После некоторого раздумья она протягивает мне визитную карточку. Ее зовут Дельфина Камерер.

Только если вам что-нибудь срочно понадобится… И уходит.

Я вытираю глаза тыльной стороной руки. Не хватало только влюбиться в смертную Я смотрю на часы. Передача начнется в 20.00.

 

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: НИКОЛА ТЕСЛА

 

Забытый гений, малоизвестный ученый, Никола Тесла может считаться соавтором множества современных изобретений. Тесла, серб, эмигрировавший в Соединенные Штаты Америки, сделал множество открытий, связанных с электричеством. Он открыл переменный ток (до тех пор электроприборы работали только на постоянном токе), теорию радиоактивности, беспроводную передачу энергии, дистанционное управление, генератор переменного тока, асинхронный двигатель, лампу, работающую на высокочастотном токе (более экономную, чем неоновые), катушку Теслы для использования в телевизорах с электронно-лучевой трубкой.

В 1893 году, задолго до Маркони, он разработал систему беспроводной передачи телеграфных сообщений, используя электромагнитное излучение. В 1900 году он открыл принцип отражения волн и опубликовал работы, которые впоследствии способствовали изобретению первых радаров. Всего Тесла запатентовал более 900 изобретений, большинство из которых было выкуплено Томасом Эдисоном.

У Теслы были идеалистичные представления о науке, он считал, что человечество должно пользоваться научными открытиями безвозмездно. Этим он заслужил враждебное отношение современников-финансистов. Так, например, Тесла работал над проектом, согласно которому Эйфелеву башню должны были использовать для создания столь мощного электрического поля, что все парижане могли бы пользоваться бесплатным электричеством. В 1898 году Тесла изобрел резонансное орудие, которое благодаря множеству повторяющихся мелких ударов, могло сотрясать целое здание. Он предложил несколько моделей кораблей, оснащенных радиоуправляемыми торпедами, один из которых даже мог превращаться в подводную лодку.

В конце жизни, обеднев, Никола Тесла работал над «лучом смерти» для воздушных вооруженных сил США. Он мечтал открыть «свободную энергию», неисчерпаемый и бесплатный источник энергии, и это окончательно дискредитировало Теслу в глазах его ученых коллег. Никола Тесла умер 7 января 1943 года. ФБР изъяло все его записи и макеты его изобретений.

Имя этого ученого осталось в науке как название единицы магнитной индукции – 1 тесла.

Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI

 

ТЕЛЕПЕРЕДАЧА

 

Следовало хотя бы поинтересоваться, что написал Габриель Асколейн. Теперь я попался. Робер рядом со мной. Мне хочется попросить его наскоро пересказать мне содержание моей книги или подсказать несколько фраз, которые помогли бы продержаться на съемках. Чувствую себя как перед экзаменом, но на этот раз я вообще ничего не учил.

Почему я не потратил хотя бы часа, чтобы узнать, автором чего я являюсь? Вместо этого я писал, придумывал игру и догонял девушку, идущую в храм.

Робер спрашивает:

– Вы нервничаете?

– Да.

– Вы боитесь?

– Да.

Подумать только, я вел войны, изобретал науки, строил города, а теперь трясусь перед интервью на телевидении. К нам выходит ведущий.

– Невероятный успех, не правда ли? Ваша книга сразу стала суперпопулярной. Браво! Уже в списке бестселлеров.

– М-м-м… Да…

Он пытается запудрить мне мозги комплиментами.

Я смотрю на Робера. Я даже не знаю, какова судьба моей книги.

– Все эти злобные статьи, где прохаживаются на ваш счет… Не обращайте внимания, это они от зависти. Те, кто вас критикует, все они как на подбор – несостоявшиеся писатели. «Получить дурной отзыв от посредственности – разновидность похвалы, правда?» – спрашивает ведущий.

– Разумеется, конечно, – бормочу я, теряясь в догадках, что же такого могли написать обо мне и моих книгах.

– Мой сын в восторге от того, что вы пишете, – уверяет меня ведущий. – Раньше он вообще не читал. При виде книги он просто цепенел. Вы открыли ему горизонты. Теперь он не только начал читать, но и заинтересовался историей, философией, наукой.

– А вам как, нравится?

– Сожалею, но, по правде говоря, я не успеваю читать книги всех, кого мы приглашаем на передачу.

– Спасибо за откровенность.

– Надеюсь, вы сами представите вашу книгу, правда?

Итак, мой издатель – единственный человек, которые знает, о чем моя книга. Я смотрю на него, и меня одолевают сомнения. А может, и он тоже не читал ее? Кто тогда знает, о чем она? Читатели. Те, кто потрудился купить ее, как только она вышла. Те, кто залпом прочитал ее в тот же вечер.

Через несколько минут девушка прицепила мне микрофон, камеры включились одна за другой. Пятеро других писателей сели рядом, не глядя на меня, не поздоровавшись. Какой-то тип в полосатом костюме, похожий на потрепанного плейбоя, другой, постарше с моноклем и седыми усами, вызывающе одетая девушка, молодой человек с челкой, завесившей глаза, и толстый одышливый мужчина.

– Добро пожаловать на нашу передачу «Осколки вдохновения и куски жизни по порядку». Сегодня мы пригласили к нам несколько знаменитостей. В первую очередь, мы познакомимся с… с…

Только не меня! Только не меня!

– С Габриелем Асколейном, автором, которого так любит молодежь. Он известен во всем мире, его произведения изучают в школе. Итак, господин Асколейн, только что вышла ваша последняя книга «Посуда в слоновьей лавке». Довольно длинное название, правда?

– Согласен.

– Напомните нам в двух словах, о чем там идет речь.

– Это история о человеке, который чувствует себя потерянным в этом мире, где все ему чуждо и непонятно.

Ведущий кивает безупречной стрижкой и заглядывает в свои бумаги. Я вижу, что книгу, лежащую у него на столе, никто даже не открывал. Это бросается в глаза. Если бы у меня еще оставались какие-нибудь иллюзии насчет того, что он хоть сколько-нибудь интересуется моим произведением, в этот момент они бы точно рассеялись.

Воспользовавшись тем, что камера теперь направлена на меня, он спокойно читает краткий пересказ, который подготовил для него тот, кто эту книгу прочел. Если бы я только мог заглянуть в эту шпаргалку! О! Очень интересно! Значит, ваш персонаж достаточно яркий…

Я молчу, что на телевидении строжайше запрещено.

Воспользовавшись смятением, в которое мое молчание повергло всех на съемочной площадке, я бросаюсь в атаку:

– Возможно, я удивлю вас, но этот роман я написал два года назад, а вышел он только сейчас. Так было запланировано издательством. Для меня это уже достаточно старая книга. Ну, я надеюсь, что один раз не в счет. А сегодня я хотел бы рассказать вам о своей следующей книге. Я работал над ней сегодня утром. Именно этот роман целиком и полностью занимает меня сейчас.

Ведущий поднимает брови. Остальные приглашенные явно в восторге, оттого что я сам себя топлю.

– Но сегодня мы пригласили вас как автора «Посуды в слоновьей лавке», и…

– И я нарушаю ваши порядки. Но позвольте мне рассказать сюжет новой книги. Я думаю, вам будет интересно.

Замешательство в студии. Мой издатель, сидящий среди зрителей, подает мне отчаянные знаки, пытаясь заставить отказаться от этой провальной идеи.

Я чувствую общий враждебный настрой, но ведущий решает, что такие отступления от намеченного плана случаются довольно редко, и не стоит беспокоиться, что из-за этого поднимется шумиха. Кроме того, он не читал книги, ради которой пригласил меня. Наконец он решается:

– Отлично, господин Асколейн. Рискнем. О чем же ваша новая книга, над которой вы работали сегодня утром?

– Она о том, что находится над нами. Выше нас. Она о богах, которые управляют нами и развлекаются, глядя на нас. От тех, кто манипулирует людьми, как шахматами на гигантской доске. Свой новый роман я назвал «Царство богов».

– А какой там сюжет?

– Герой ищет бога. Но вместо того чтобы выбрать традиционный путь, который предлагают религии, он решает, что лучше всего сможет понять божественное провидение, если представит себя богом и задумается, а как бы он сам поступил на его месте.

– Предлагаете поставить себя на место бога?

– Да. Взяв на себя божественную ответственность и впрягаясь в божественные труды, мой герой сможет понять бога, и научится больше любить его.

– Любить?

– Во всяком случае, не бояться. Мы боимся того, чего не понимаем. Любить можно только то, что ты понимаешь.

– И как же понять бога?

– Встав на его место. Разделив с ним его опыт. Понять что-либо можно, только испытав это на собственной шкуре.

Один из приглашенных поднимает руку.

– Да, Арчибальд?

А, так вот он, академик Арчибальд Густен. Он в полосатом костюме, черной рубашке, на шее у него зеленый шелковый платок. Он курит, жестикулируя мундштуком из слоновой кости, и, хищно улыбаясь, выпускает меленькие облачка дыма.

– Думаю, что никто не имеет права так говорить о боге. Я думаю, господин Асколейн, что вы не имеете никакого представления о теологии.

– Я горжусь этим.

Насколько мне известно, вы и писательском делу нигде не учились.

– И также горжусь этим.

Я считаю, что о божественном могут писать или говорить только специалисты – священники или доктора богословия, – которые посвятили этому всю свою жизнь.

– Я надеюсь, что мой разум достаточно свободен, чтобы касаться подобных тем.

– Но ведь молодежь, которая вас читает, может поверить вам! – возмущается академик.

Шум в зале. Мне кажется, что я снова на суде. Ведущий вместо Афины, приглашенные писатели вместо обвинителей.

– Напротив, молодежь, которая прочитает мои книги, научится свободе выбора, научится иметь собственное мнение, отличное от тех штампов, которые навязывают ей автоматы по продаже истины. Духовность – это долгий путь, а не застывшая догма.

– Но существуют обряды, которые необходимо уважать…

– Все они были выдуманы человеком. Это просто договоренность, существующая между людьми, которые установили правила, согласно которым только некоторые из них имеют право говорить с богом. Эти люди кичатся тем, что имеют исключительное право говорить о смерти или рае. Не слишком ли много чести. Говорить о Боге, смерти, рае может любой, кто этим интересуется. То есть все.

Снова шум на съемочной площадке. Я чувствую, что все настроены против меня. Ведущий в восторге от скандала, и умело подливает масла в огонь. Он знает, как поднять рейтинг программы.

– Итак, если я правильно понял, дорогой Габриель Асколейн, вы предлагаете читателям пережить незабываемые мгновения в шкуре… Бога?

– Да. А для того чтобы опыт получился нагляднее, я предлагаю параллельно играть в компьютерную игру, которая позволяет создавать в виртуальном мире целые народы и управлять ими. Читатель сможет стать на время демиургом. И понять его.

Ведущий решает, что снял все сливки с моей своеобразности. Теперь он начинает опасаться, что может пострадать имидж серьезной передачи, и передает слово «хорошим парням». Арчибальд Густен, отпустив напоследок еще одну остроту в адрес моего «наивного» проекта, рассказывает о своей книге. Он откладывает на время мундштук и объясняет, что речь идет о сборнике рассказов, воспоминании детства, в частности о его матери, которая тоже была писательницей и членом Литературной Академии. Именно она привила Арчибальду вкус к книгам. Он уточняет, что это будет первый том серии, и далее он планирует описать свое отрочество и бурную взрослую жизнь.

После того как я поднял в студии целую бурю, его размеренная речь успокаивает аудиторию. Некоторые зрители даже аплодируют, услышав, что скоро выйдет новая книга Густена.

После академика выступает девушка, которая написала книгу о том, как боролась с булимией. Она рассказывает, как каждый вечер вызывала у себя рвоту, засунув пальцы в горло, как сидела, скорчившись, над унитазом. Она утверждает, что через это проходят все красивые девушки. Чтобы оставаться стройными, они вынуждены или искусственно вызывать у себя рвоту, или принимать слабительное.

Ведущий осыпает ее комплиментами и просит рассказать о том, как у нее обстоят дела с сексуальной жизнью. Девушка объясняет, что получает удовольствие только подчиняясь. Любимый мужчина обязательно должен подавлять ее. Нежность она считает проявлением лени.

Она закидывает одну на другую длинные ноги, затянутые в чулки. Ведущему все труднее скрывать возбуждение. Он быстро переходит к следующему гостю – писателю с седыми усами и моноклем, который только что опубликовал «Историю дельфиньего народа».

В этом произведении рассказывается знаменитая история о том, как последние дельфины спаслись на корабле, пересекли океан и основали на далеком острове новую цивилизацию. Историк говорит резким безапелляционным тоном. Он «знает», как именно это все происходило. Никаких гипотез, только утверждения.

Если бы он знал, что это я управлял всем, что произошло! Что все это случилось по моей воле и под моим руководством. Я внушил мысль о бегстве группе уцелевших дельфинов, научил их, какую форму правления избрать.

На самом деле права на его книгу принадлежат мне. Ведь это я замыслил и осуществил то, о чем он пишет.

Историк продолжает рассказывать эпизоды дельфиньей истории, а я замечаю, что он все сильнее погрязает в вопиющих противоречиях и ошибках. Он путает героев и трусов, палачей и жертв. Защищенный, как броней, своими учеными степенями, он даже утверждает, что бегство было давно задумано дельфинами, что существовал план и что впереди корабля с беженцами плыла группа дельфинов-разведчиков. Он говорит, что переселение на остров Спокойствия было всего лишь переходным периодом. По его словам, дельфины хотели уплыть как можно дальше, чтобы лучше подготовить свое возвращение и захват собственной страны, оккупированной крысами.

Я больше не могу это терпеть.

– Нет, все было совсем не так. Поселившись на острове Спокойствия, дельфины никого больше не хотели захватывать. Они просто хотели спокойной жизни, об этом говорит само название острова!

– Они готовили мировой заговор! Это известно совершенно точно, – заявляет усатый историк.

– Из каких источников? – спрашиваю я его.

– «Мы» знаем! Все свидетельства того времени подтверждают это. Все историки согласны с этим!

Я снова говорю слова, которые сегодня не раз оказывались к месту:

– Тех, кто ошибается, много, но это не значит, что они правы.

Историк багровеет.

– Послушайте, уважаемый, – продолжаю я. – С высоты вашего университетского образования вы говорите одни глупости. Мои люди-дельфины хотели только мира и чтобы их оставили в покое. Если бы не потоп, они никогда не покинули бы остров Спокойствия, и вы о них даже не знали бы. Все случилось из-за Афродиты, которой приспичило…

Я обрываю себя на полуслове. Все как-то странно смотрят на меня. Что я такого сказал?

О черт! «Мои» люди-дельфины.

– По какому праву вы оспариваете исторические факты? – восклицает историк, обращаясь ко мне, словно я один из его учеников.

– По праву, которое есть у мертвых: ученые ослы не смеют прочить их память! По праву жертв: псевдоученые, которые черпают знания из пропаганды диктаторов и слухов, не смеют оправдывать палачей!

Историка вот-вот хватит удар. Он хрипит, задыхаясь:

– За кого он себя принимает?! За кого он себя принимает?!.. Зачем его пригласили?

Ведущий не знает, что делать. Наконец, он решает не обращать на меня внимания и, сделав изящный пируэт, как ни в чем не бывало представляет следующего участника передачи. Молодой человек с непокорными светлыми волосами делится впечатлениями о своих похождениях в клубах свингеров. Эта тема сразу помогает аудитории расслабиться. Особенно когда блондин упоминает знаменитостей и политиков, которых встречал там на вечеринках. Всеобщий восторг, когда парень рассказывает, что как-то раз встретил в «Развратной Сове» даже ведущего сегодняшней передачи. Ведущий честно признается, что да, было дело, он заходил в этот клуб по приглашению друзей.

Наконец, когда все совершенно успокоились, слово дают последнему гостю – толстяку, который оказался шеф-поваром. Он, по крайней мере, рассказывает о том, что узнал на собственном опыте, опираясь на собственные чувства – вкус, обоняние, зрение. Он представляет новую книгу, в которой описывает свои кулинарные изобретения, гастрономические открытия, секреты сервировки. Я чувствую в нем родственную душу.

После съемок мы выходим на улицу. Я вижу, что Робер раздражен.

– Что на вас нашло? С этим вашим «Царством богов» вы рискуете навлечь недовольство тех, кто ни в чем не сомневается. То есть почти всех.

– Это стоит того. Если это хоть нескольким поможет поднять голову и задуматься…

– Вы завоевали особую любовь Арчибальда Густена, теперь он съест вас под тысячей соусов. Это достаточно влиятельный человек, у него очень много связей.

– Мои читатели не читают его книг. А его читатели скорее всего не читают моих.

– Многие критики мечтают попасть в Литературную Академию. Они разорвут вас на клочки, просто ради того, чтобы доставить Густену удовольствие.

– Я думаю, что и критики не читают моих книг.

– Чтобы прикончить вас им совершенно необязательно читать, что вы написали. Они будут судить вас по этой передаче. Распустят слухи, наводнят все ложью. Этого будет вполне достаточно. Когда много лет спустя какой-нибудь историк захочет о вас написать, он найдет только их клевету.

– У меня есть мои читатели. Они знают меня, они знают правду.

– Берегитесь, Габриель. Поддержки читателей, как бы много их ни было, недостаточно, чтобы построить прочную карьеру. Хорошая репутация важнее таланта.

– Мой разум свободен.

– Остерегайтесь: сначала вы свободны, потом… одиноки. Я вас предупредил, – бросил Робер на прощание.

Я поклонился и дальше пошел один, в темноте, вдоль длинных проспектов столицы. Я думал о передаче.

Не может быть! Те же косные умы, с которыми в свое время столкнулся Жак Немрод… Неужели то, что происходит, то, что творится в литературе Петушии на Земле-18, так похоже на мир французской словесности Земли-1?

Я снова думаю о Дельфине.

Она волшебная.

Думаю о людях из студии «Синяя бабочка».

Ну вот, у меня появились первые воспоминания на Земле-18. Я веду здесь автономную жизнь, отключенную от событий Эдема.

Это похоже на каникулы, когда забываешь обо всех старых проблемах и живешь только новыми.

Я больше не отношусь к этим людям как к пешкам. Они впечатляют меня, приводят в восторг, беспокоят. Как равные.

Я всматриваюсь в лица. Полицейский, объясняющий кому-то дорогу. Пожилая женщина, медленно произносящая слова. Девушка с заплаканными глазами. Дети, взрывающие пистоны на краю тротуара, влюбленные, держащиеся за руки, останавливающиеся, чтобы по