С3.Почему А.Блок в стихотворении «В ресторане», наделив героиню «речью»(сказала», «кричала»), оставил лирическому герою «язык жестов»(«послал черную розу в бокале», «отдал поклон» и т.д.)?

Благородство лирического героя Блока проявляется в молчаливом жесте. Это выгодно подчеркивает его превосходство над безымянной посетительницей ресторана Действие чаще выразительнее слова, так как оно несет символический смысл. Таинство познания обретает предметную выразительность «черной розы в бокале/Золотого, как небо аи».Ответ женщины прозаичен, будничен, ее язык понятен. Он обещает продолжение знакомства.

В стихотворении «Незнакомка» автор делает героев безмолвными. Их молчание становится способом выявления авторской позиции(мысль изреченная есть ложь»).

 

 

«О, я хочу безумно жить...» (5 февраля 1914) — стихотворение, открывающее цикл «Ямбы». Ямб был выбран Блоком для этого цикла как стихотворный размер, имеющий «гневный» и в то же время динамический, жизнеутверждающий характер (с хореем, например, Блок связывал идею гибели). «О, я хочу безумно жить...» — программное стихотворение, в нем заданы многие основные темы и мотивы цикла. Мир действительности предстает как «сон тяжелый», человечество - как «безлич­ное целое», надежда на грядущие преобразования связываются с идеей свободы и независимости'- «свободы торжество». Свобода требует отхода поэта от «толпы», поэтому - «простим угрюмство». В стихотворении отразилась идея пути, положен­ная в основу создания поэтической трилогии, - путь как «вочеловечение»:

О, я хочу безумно жить:

Все сущее — увековечить,

Безличное — вочеловечить,

Несбывшееся — воплотить!

 

О, весна без конца и без краю -
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
И приветствую звоном щита!

Принимаю тебя, неудача,
И удача, тебе мой привет!
В заколдованной области плача,
В тайне смеха - позорного нет!

Принимаю бессонные споры,
Утро в завесах темных окна,
Чтоб мои воспаленные взоры
Раздражала, пьянила весна!

И встречаю тебя у порога -
С буйным ветром в змеиных кудрях,
С неразгаданным именем бога
На холодных и сжатых губах...

Перед этой враждующей встречей
Никогда я не брошу щита...
Никогда не откроешь ты плечи...
Но над нами - хмельная мечта!

И смотрю, и вражду измеряю,
Ненавидя, кляня и любя:
За мученья, за гибель - я знаю -
Все равно: принимаю тебя!

 

Это лирический монолог, в котором звучит проблема выбора пути.

В первой части поэт принимает жизнь целиком, как нечто светлое и праздничное. Тут нет контрастов: «мечта» и «весна, «узнаю» и «принимаю» - близкие, почти тождественные понятия. Во второй части образная структура изменяется. Жизнь, которую принимал поэт, оказывается бесконечно сложной: в ней переплетаются «неудача» и «удача», «осветлённый простор поднебесий» и «томления рабьих трудов». Жизнь понимается поэтом как вечная борьба светлого и тёмного.

Эту противоречивость жизни воплощает подруга поэта. Закрытые плечи, «холодные губы», «змеиные кудри» - обольстительно красивая и чужая. Любовь к ней, как и любовь к жизни, - любовь-вражда. Лирический герой, принимающий жизнь во всех её проявлениях, предстаёт, тем не менее, со щитом в руке, в облике бойца, не смирившегося с несовершенством мира. И это определяет выбор им жизненного пути: он готовит себя к «враждующей встрече» к борьбе за доброе в жизни. «Звон щита» как бы подчёркивает ту стойкость, которая нужна поэту, чтобы оставаться верным своим жизненным принципам.

 

Стихотворение А. А. Блока «О, весна без конца и без краю...» (восприятие, истолкование, оценка)

Это стихотворение, написанное в 1908 году, в ка­кой-то мере продолжает внутреннюю тему «Незна­комки». Это произведение включено в раздел «Закля­тие огнем и мраком» из цикла «Фаина». Этот цикл, как и предшествующий — «Снежная маска», посвя­щается актрисе Н. Н. Волоховой. Поэтическое чувст­во дало поэту свежие силы для нового творческого взлета, явилось источником вдохновения.

Эпиграфом к произведению взяты строчки стихо­творения М. Ю. Лермонтова «Благодарю». Но Блок, оборвав стихотворение, сместил его основные акцен­ты. Если Лермонтов говорит с горьким сарказмом, то Блок благодарит искренне.

Интересно, что стихотворение «О, весна без конца и без краю...» написано осенью. Скорее всего поэт под­разумевает весну как состояние души — пробуждение жизненных сил, творческих идей. Любовь для Блока всегда является олицетворением жизни со всеми ее противоречиями, призывами к борьбе: «Узнаю тебя жизнь! Принимаю! И приветствую звоном щита!». Слова «без конца» и «без краю...» усиливают лексиче­ское значение друг друга, создавая ощущение безгра­ничности, всеобъемлющего пространства, многогран­ности жизни.

«Жизнь» для поэта — это не только любовные чув­ства. В это понятие он включает приобщение к про­блемам современности.

Принимаю бессонные споры,

Утро в завесах темных окна...

Его жизнь — это и жизнь его родины, России.

Принимаю пустынные веси!

И колодцы земных городов!

Осветленный простор поднебесий

И томление рабьих трудов!

Важны для понимания этого стихотворения и представленные противопоставления: «неудача» и «удача», «пустынные веси», и «колодцы земных го­родов», «осветленный простор поднебесий» и «томле­ния рабьих трудов». Жизнь понимается поэтом как вечная борьба светлого и темного.

Сама жизнь воплощена в женском образе: «С буй­ным ветром в змеиных кудрях», символизирующим проявление неистовой стихии природы. Но она же и тайна «с неразгаданным именем бога на холодных и сжатых губах...». Встреча с ней представляется лири­ческому герою «враждующей», но он готов противо­стоять ее силе, воспринимая борьбу как проявление жизни. Все — и трудности, и радости, — для поэта сущность бытия:

Принимаю тебя, неудача,

И удача, тебе мой привет!

В заколдованной области плача,

В тайне смеха — позорного нет!

В этих строках слышится голос молодых сил, же­лание борьбы за светлое, лучшее, новое — «Никогда я не брошу щита».

Заканчивается стихотворение оптимистичной но­той: поэт любит жизнь во всем ее многообразии, не­смотря на всю ее противоречивость: «За мученья, за гибель — я знаю — Все равно: принимаю тебя!».

Лирика А.А. Блока

Одной из главных особенностей романтического ис­кусства, в том числе символизма, является устремленность к высоким духовно-нравственным, социальным и эстети­ческим идеалам и восприятие действительности, со всеми ее противоречиями, достоинствами и несовершенствами, в свете этих идеалов. Для Александра Блока с самого начала и до конца творческого пути многое значили романтичес­кие идеалы Вечной Женственности и Христа. Разумеется, со временем содержание этих идеалов в творчестве Блока не оставалось неизменным, как не оставалось неизменным отношение к ним поэта, особенно к Христу.

Говоря в письмах к Андрею Белому о Ней, Блок имел в виду Душу Мира, Вечную Женственность, которая в его стихах представала как Прекрасная Дама. Ее образ в лирике юного поэта символизировал неразрывность его любви к красоте земной женщины и красоте Вечной Женственнос­ти, знаменовал гармонию природы и культуры, чувствен­ного и духовного восприятия мира. Блок до конца своих дней оставался верен идеалу Прекрасной Дамы, ее отсветы и отзвуки чувствуются в образах Коломбины, Незнакомки, снежной Девы, Фаины, Кармен, Изоры, Катьки из «Две­надцати» и, конечно, Руси, России.

Ощущение исторических перемен, которых с таким нетерпением ждал Блок в революционный 1905 год, поро­дило в его творчестве новые темы. В его поэзии послышал­ся язык улицы, мелодии городских окраин, зашумела жизнь повседневная.

В лирическом предисловии к сборнику «Земля в снегу» Блок прочеркивает восходящий путь своей поэзии, неумо­лимую логику выпущенных своих трех книг: «Стихи о Прекрасной Даме» — ранняя утренняя заря... «Нечаянная радость» — первые жгучие и горестные восторги, первые страницы книги бытия... И вот «Земля в снегу». Плод горестных восторгов, чаша горького вина, когда безумец потеряет дорогу, — уж не вы ли укажете ему путь? Не принимаю — идите своими путями. Я сам знаю страны света, звуки сердца, лесные тропинки, глухие овраги, огни в избах моей родины, яркие очи моей спутницы. Но не победит и Судьба. Ибо в конце пути, исполненного паде­ний, противоречий, горестных восторгов и ненужной тоски, расстилается одна вечная и бескрайняя равнина — изначальная родина, может быть, сама Россия...»

Так в лирических образах блоковской прозы возникает основная тема его стихов — «тема о России».

Блок находится в центре перелома, общеевропейского политического кризиса, в конечном счете приведшего к первой мировой войне и межреволюционной реакции в России. Россия, «вырвавшись из одной революции, жадно смотрит в глаза другой...»

Испепеляющие годы!

Безумья ль в вас, надежды ль весть?

От дней войны, от дней свободы —

Кровавый отсвет в лицах есть.

Тема родины, России захватывает Блока всецело. Ощу­щение отчизны как живого существа сливается со сверх­чувством жгучей любви. Личная трагедия одиночества под­нимается до уровня трагедии народа. «В поэтическом ощущении мира нет разрыва между личным и общим», — говорит поэт.

От своих предшественников Блок отличается тем, что к судьбе России он подходит не как мыслитель, с отвле­ченной идеей, а как поэт — с интимной любовью. Напи­саны они в угарное время увлечений, но несут на себе печать объективизма, красивого спокойствия и эстетизма правды. Пропитаны они и современными ужасами, но остались в сфере и атмосфере идейного равновесия и умного такта.

Утонченное мастерство совпадает в стихах о России со всем богатством творческого опыта и достигает истинной классичности. Любовь, муки, мудрость, вся сложность чувств современного лирика соединены в них с величест­венной, в веках теряющейся духовной генеалогией.

Образ родины в русской литературе обычно ассоции­ровался с образом матери. Блок связывает его с образом молодой красавицы, невесты, жены, тем самым придавая ему глубоко интимный, любовный характер («Твои мне слезы ветровые — как слезы первые любви!»), и в то же время — с вечной и нетленной красотой Прекрасной Дамы, Мировой Души, мировой гармонии. В блоковском образе родины — полной сил и страсти женщины, наделенной «разбойной красой», — интимно-личное неотделимо от вселенского, чувственное — от духовного, национальное — от общечеловеческого, природное — от культурных тради­ций, высокое — от будничного. В свете романтического идеала родина предстает не только поэтической, одухотво­ренной, прекрасной, нетленной, но и нищей — с серыми избами, расхлябанными дорогами, острожной тоской, глу­хой песней ямщика. Чувство живой нетленной красоты родины помогает Блоку верить в ее будущее, в то, что она преодолеет все тяготы и препятствия на своем трудном пути.

В небольшом цикле «На поле Куликовом» (1908 г.), состоящем из пяти стихотворений, Блок достигает вершин русской классики. Поднимаясь над условностями школ и направлений, гений Блока достигает своего апогея.

Река раскинулась. Тенет, грустит лениво

И моет берега.

Над скудной глиной желтого обрыва

В степи грустят стога.

Спокойное любование широтой родной природы ме­няется порывом выражения кровного единения с Россией в острый драматический момент:

О, Русь моя! Жена моя!

До болиНам ясен долгий путь!

Я не первый воин, не последний,

Долго будет родина больна.

Помяни ж за раннею обедней

Мила друга, светлая жена!

Блок проводит аналогии между двумя важнейшими моментами русской истории: событиями на Куликовом поле и сложной социально-политической и революцион­ной ситуацией начала XX века.

Опять над полем Куликовым

Взошла и расточилась мгла,

И, словно облаком суровым,

Грядущий день заволокла.

Он надеется, что тяжелый путь во мгле, «в тоске безбрежной», бесстрашно будет пройден: «Домчимся. Оза­рим кострами степную даль». Разум и духовность сразятся со всем, что делает жизнь грязной, пошлой, беспросветной. «Но узнаю тебя, начало высоких и мятежных дней!» Только в неуспокоенности и движении к добру видит автор смысл существования: «Не может сердце жить покоем...» Блок часто подчеркивает, что цена победы — кровь. Кровь сопутствует свету. «Закат в крови!» Звучит призыв к дейст­вию:

И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль...

Летит, летит степная кобылица

И мнет ковыль...

У Гоголя Россия — тройка, несущаяся вдаль, у Блока она «степная кобылица» и та же тройка. В записях к стихотворению «Я пригвожден к трактирной стойке...» Блок пишет об этом образе: «Слышите ли вы задыхающий­ся гон тройки? Это Россия летит неведомо куда — в сине-голубую пропасть... Видите ли вы ее звездные очи — с мольбой, обращенной к нам: «Полюби меня, полюби красоту мою!..» Кто же проберется навстречу летящей тройке тропами тайными и мудрыми, кротким словом остановит взмыленных коней, смелой рукой опрокинет демонского ямщика...»

Стихотворение «Россия» (1908 г.) звучит как признание в любви нищей, но прекрасной Родине. Чистота и непод­дельность народной силы питают надеждой:

И невозможное возможно,

Дорога долгая легка...

Все стихи зрелого Блока написаны от лица сына «страшных лет России», обладающего отчетливой истори­ческой памятью и обостренным предчувствием будущего.

Из низких нищих деревень

Не счесть, не смерить оком,

И светит в потемневший день

Костер в лугу далеком.

Поэт писал, что «перед русским художником вновь стоит неотступно вопрос пользы. Поставлен он не нами, а русской общественностью, в ряды которой возвращаются постепенно художники всех лагерей. К вечной заботе ху­дожника о форме и содержании присоединяется новая забота о долге, о должном и не должном в искусстве». К проблеме искусства и жизни обращается Блок и в поэти­ческой практике, полемически утверждая, что жизнь выше искусства:

...Я хотел бы,

Чтобы вы влюбились в простого человека,

Который любит землю и небо

Больше, чем рифмованные и нерифмованные

Речи о земле и небе.

Решение этого сложнейшего вопроса неотделимо для Блока от проблемы народности искусства, потому что именно в народном творчестве совпали польза и красота (например, в рабочих песнях, неразрывно связанных с ритмом труда). Таким образом, ставя вопросы о пользе искусства, о долге художника, Блок в конечном счете приходит к выводу, что долг современного художника — стремиться к той вершине, «на которой чудесным образом подают друг другу руки заклятые враги: красота и польза».

В Блоке как бы истекают силы великой русской лите­ратуры. За спиною Блока — путь ее страданий, на котором было все: и искус чистого мастерства, и проповедничество, и сатира, желание спасения в реализме и отлеты от него, попытки познать глубины страха и глубины святости, и даже дерзкие опыты споров с Евангелием, переписывания Евангелия. Все это потребовало такого напряжения и такой отдачи, что русская литература подошла к Блоку, как бы испробовав все, — ноты восторга еще слышались в ней, но верх брала уже иная музыка.

Переход из XIX века в XX — из века «железного», как называл его Блок, в век еще более железный для поэта все равно что переход с освещенной солнцем стороны на неосвещенную сторону. Блок творит как бы в атмосфере затмения.

Двадцатый век...

Еще безумней,

Еще страшнее жизни мгла

(Еще чернее и огромней

Тень Люциферова крыла).

Лирика Блока — это художественная первооснова и первооткрытие той идеи, которая реально, а не декларатив­но легла впоследствии в основу литературы послеоктябрь­ской, революционной, ибо в этой лирике действительно выразилась революция как состояние души. Поэтому линия Блока в советской литературе есть линия не поли­тического, а прежде всего поэтического, художественного принятия Октябрьской революции, причем не в ее лозунгах и декларациях, но в ее существе. Весной 1918 года Блок писал, что «пора перестать прозевывать совершенно свое­обычный, открывающий новые дали русский строй души. Он спутан и темен иногда; но за этой тьмой и путаницей, если удосужитесь в них вглядеться, вам откроются новые способы смотреть на человеческую жизнь».