Тема судьбы в поэтике М.И. Цветаевой

Поэзия Цветаевой – прежде всего воплощение ее личных переживаний, распадающийся выражение ее строптивой натуры, ее вызова действительности. Но она неотделима от истории отечественной и мировой поэзии. В ранних стихах явно слышится эхо голосов ее любимых авторов. Стихи Марины Цветаевой обладают поистине гипнотической силы, мы можем заметить это в одной из ее фраз «Я не верю стихам, которые льются рвутся – да!»[20,71]. В этой фразе и ее творческое кредо, и ее вызов традиционным представлением о поэзии как о музыке, ласкающей слух и душу. Ее поэзия сильна не зримыми образами. А постоянно меняющимися ритмами. Может, причиной тому ее детство, наполненное музыкой. Она воспринимала жизнь прежде всего через звуки.О поэзий цветаевой точно выражается профессор Лондонского университета Д.Мирский: «Поэзия Цветаевой идет от души; она своенравная, непостоянная и ужасно живая. Очень сложно втиснуть Цветаеву в оковы поэтической традиции; она возникает не из предшествующих ей поэтов, а прямо из арбатской мостовой. Анархическая особенность ее поэзии выражена в необыкновенной свободе и в разнообразии ее форм и средств, равно как и в глубоком безразличии к канонизированным правилам и стилю» [21].

Ее творчество стало выдающимся и самобытным явлением как культуры «серебряного века», так и истории русской литературы. Она привнесла в русскую поэзию небывалую глубину и выразительность лиризма в самораскрытии женской души с ее трагическими противоречиями. Первые стихи Марины Цветаевой «Вечерний альбом» вышли в 1910 году и были приняты читателями как стихи настоящего поэта. Но в тот же период началась трагедия Цветаевой. То была трагедия одиночества и не-признанности, но без какого-либо привкуса обиды, ущемленного тщеславия. Цветаева принимала жизнь такой, какая есть. Так как она в начале своего творческого пути считала себя последовательным романтиком, то добровольно отдавала себя судьбе. Даже тогда, когда что-то попадало в поле ее зрения, тотчас чудесно и празднично преображалось, начинало искриться и трепетать с какой-то удесятеренной жаждой жизни.

Постепенно поэтический мир Марины Цветаевой усложнялся. Романтическое мироощущение вступало во взаимодействие с миром русского фольклора. Во время эмиграции поэзия Марины Цветаевой принимает в себя эстетику футуризма. В своих произведениях от интонации напевной и говорной она переходит к ораторской, часто срывающейся на крик, вопль. Цветаева по-футуристически обрушивается на читателя всеми поэтическими приемами. Большая часть русской эмиграции, в частности живущей в Праге, отвечала ей недружелюбным отношением, хотя и признавала ее дарование. Но Чехия все равно осталась в памяти Марины Цветаевой светлым и счастливым воспоминанием. В Чехии Цветаева заканчивает свою поэму «Молодец». Эта поэма была ангелом-хранителем поэтессы, она помогла ей продержаться самое трудное время в начальную пору существования на глубине.

В Берлине Марина Цветаева очень много работает. В ее стихах чувствуется интонация выстраданной мысли, выношенности и жгучести чувств, но появилось и новое: горькая сосредоточенность, внутренние слезы. Но, сквозь тоску, сквозь боль переживания она пишет стихи, исполненные самоотреченности любви. Здесь же Цветаева создает «Сивиллу». Этот цикл музыкален по композиции и образности и философичен по смыслу. Она тесно связана с ее «русскими» поэмами. В эмигрантский период наблюдается укрупненность ее лирики.

В парижские годы она лирических стихов пишет мало, она работает главным образом над поэмой и прозой мемуарной и критической. В 30-е годы Цветаеву почти не печатают – стихи идут тонкой прерывающейся струйкой и, словно песок, –в забвение. Правда, она успевает переслать «Стихи к Чехии» в Прагу – их там сберегли, как святыню. Так произошел переход к прозе. Проза для Цветаевой, не являясь стихом, представляет, тем не менее, самую настоящую цветаевскую поэзию со всеми другими присущими ей особенностями. В ее прозе не только видна личность автора, с ее характером, пристрастиями и манерой, хорошо знакомой по стихам, но и философия искусства, жизни, истории. Цветаева надеялась, что проза прикроет ее от ставших недоброжелательными эмигрантских изданий. Последним циклом стихов Марины Цветаевой были «Стихи к Чехии». В них она горячо откликнулась на несчастье чешского народа.

Сегодня Цветаеву знают и любят миллионы людей – не только у нас, но и во всем мире. Ее поэзия вошла в культурный обиход, сделалась неотъемлемой частью нашей духовной жизни. Иные стихи кажутся такими давними и привычными, словно они существовали всегда – как русский пейзаж, как рябина у дороги, как полная луна, залившая весенний сад, и как извечный женский голос, перехваченный любовью и страданьем. В этом сборнике она определила свое жизненное и литературное кредо – утверждение собственной непохожести и самодостаточности. Внешние события предреволюционной истории мало коснулись ее стихов. Творчество Марины Цветаевой привлекало себе не мало внимания, таких знаменитых поэтов как, Валерия Брюсова, Максимилиана Волошина и Николая Гумилёва. Начало ее творческой деятельности тесно переплетено с ее общением московских символистов. Как она познакомилась с Валерием Яковлевым Брюсовым и поэтом Эллисом, Марина Цветаева участвует в знаменитых на то время писательских кружках и студий при издательстве «Мусагет».

Проходит некоторое время, молодая поэтесса взрослеет, и с возрастом меняется она, меняется и ее стихи. Она скажет, что «поэт слышит только свое, видит только свое, знает только свое». Всем своим творчеством она отстаивала высшую правду поэта – его право на неподкупность лиры, на поэтическую честность. В центре цветаевского художественного мира – личность, наделенная безмерной творческой силой, чаще всего – это поэт как эталон настоящего человека. Поэт, по Цветаевой, – творец всего мира, он противостоит окружающей жизни, сохраняя верность тому высшему, что он несет в себе. Сотворение мира для Цветаевой начинается с сотворения своего детства, своей биографии. Многие ее стихи посвящены воплощению поэта в ребенке – поэтом рождаются. «Ребенок, обреченный быть поэтом» – такова внутренняя тема ее ранней лирики.

Мы знаем, мы многое знаем

Того, что не знают они!

Индивидуальность творчества проявляется у Цветаевой в постоянном ощущении собственной непохожести на других, особенности своего бытия в мире иных, нетворческих, людей. Эта позиция поэта стала первым шагом к антагонизму между «я» и «они», между лирической героиней и всем миром («Вы, идущие мимо меня…»):

Вы, идущие мимо меня

К не моим и сомнительным чарам, –

Если б знали вы, сколько огня,

Сколько жизни, растраченной даром…

Сколько темной и грозной тоски

В голове моей светловолосой…[22,35]

В 1909 года 15 лет Марина Цветаева в доме своего отца встретилась с Эллисом (Львом Львовоичем Кобылинским) – поэтом, переводчиком Бодлера, который был вдвое старше ее. Марина ообразила себе, что она любит Эллиса, который написал ей объяснение в любви и передал письмо с предложением руки и сердца через своего друга Владимира Нилендера. Марина отказала обоим. В эсcе об Андрее Белом Марина так описывает Эллиса: «Один из самых страстных ранних символистов, разбросанный поэт, гениальный человек». Ему адресовано два поэтических цикла эпитетов и обращений: Вечный гость на чужом берегу. Ты возлюбленный Девы-Луны. Ты из тех, что Луна приласкала и так далее. Чародей в жизни Марины и Аси был человеком, открывшим им, еще детям, глаза на жизнь:

О Эллис! – Рыцарь без измены!

Сын глубочайшей из отчизн!

С тобою раздвигались стены

В иную жизнь…

Большинство стихов о любви из первого ее сборника «Вечерний альбом» посвящены ее «первой любви» - Владимиру Оттоновичу Нилендеру, филологу-классику, ученику И.В.Цветаева. Стройный и грациозный выпускник морского училища казался старше своих двадцати лет, к тому времени он уже был женат, но расстался с женой. Он сделал предложение Марине, но 17-летняя девушка. Не пожелав свести «нежную тайну» их отношений к прозе брака, ответила ему отказом, хотя сильно страдала с разрыва с ним. Это была идеальная, чистая, самоотверженная любовь, полная драматизма. Ему посвящены такие строки:

Темнеет…. Захлопнули ставни,

Над всем приближение ночи…

Люблю тебя, призрачно-давний,

Тебя одного и навек. («На прощанье», 1910)

После того как она вышла замуж за Сергея Эфрона, кто есть первой и настоящей. Невыдуманной любовью, в основном ее стихи были посвящены ему.Например, «Генералом 12-го года». Сергей Эфрон из-за болезни легких не попал на фронт, а работал братом милосердия, который должен был курсировать из Москвы в Белосток, затем в Варшаву и обратно. Стихотворение «Я с вызовом ношу его кольцо!...» было написано в период некоторого охлаждения, появившихся в семье разногласий, в его концовке – провидческие строки: Такие – в роковые времена - // Слагают стансы – и идут на плаху.[23].

С.Я.Эфрону посвящено стихотворение «Писала я на аспидной доске…» и другие. Написанный в мае 1920 года цикл стихов «Разлука» имеет посвящение «Сереже» однако при внимательном чтении становится ясно. Что здесь идет речь еще и о другой разлуке – с дочерью и жизнью:

Не крадущимся перешибленным зверем. –

Нет, каменной глыбою

Выйду из двери –

Из жизни…

Вскоре написан еще один цикл – «Георгий», где Сережа возводится до положения иконы святого Георгия- Победоносца: Плащ красен, конь бел. То Георгий, воин и защитник, копьем пронзает змея…

Четыре года не отпускавший ни на минуту тревоги за жизнь мужа кончаются: в мае 1922 года Марина уезжает в Прагу, чтобы там встретиться с Сергеем. Но семейная жизнь была непростой, всего через месяц после встречи Марина пишет: Но тесна вдвоем// Даже радость утр…Никаких земель// не открыть вдвоем… Сергей Эфрон был снисходительнейшим из мужей, а потому увлечения жены рассматривал как топливо для поддержания творческого жара. [24,258].