Руссише элите (3 день после часа Х)

 

Чувство такое, что мое тело – это тюбик, из которого жизненное содержимое выдавили через множество дырочек. Я стараюсь глотать воду осторожными маленькими порциями, чтобы она не пролилась. Я знаю, нужно чтото поесть, но не могу смотреть на еду и меня мутит от вида жующих людей. Я выхожу из столовой и, держась за стенку, иду мимо одинаковых темно‑зеленых дверей, на которых прибиты номерки 18, 17, 16… Моя дверь 9 еще так не скоро…

– Сюда, Катрин, быстро и тихо! – Павел довольно грубо схватил меня за плечо и втащил в комнату.

Я ослепла от темноты, и перед глазами стали прыгать цветные пятна. От неожиданности я не могла даже пискнуть, а сердце колотилось где‑то в горле, не давая дышать. «Он сошел с ума… Нас никто не видел…Коридор был пустой… Меня здесь не найдут…»

– Нам нужно срочно кое‑что обсудить, и я не хочу, чтоб нас кто‑нибудь видел, – он говорил своим обычным холодным тоном, потом включил фонарик и неподалеку зажегся еще один, но чья рука его держала я не имела никакого понятия. «Значит их двое…»

– Ч‑что… что в‑вы… хотите… – шепот был едва слышен даже мне.

– Я тебе говорил, Паша, надо аккуратнее с женщинами обходиться… Катрин, это я, Дима. Успокойся, все под контролем. Не пугайся…

– Кто бы мог подумать, что после всего, что произошло она еще не потеряла способности пугаться! Ну, прошу прощения за резкость, время военное. Все‑все, хватит, теперь о делах! Ты не забыла, для чего мы встречались в Германии?

– Вакцина…

– Вот именно, вакцина. И, по непонятной мне причине, наш багаж, который так и не успел стать дипломатической почтой, а жаль, право, что не успел, так вот, весь наш багаж здесь.

– Ты можешь себе это представить! Фантастическая удача!! Катрин, мы все доперли!! Хотя, убей Бог, не помню как это получилось! – Димон бурлил энтузиазмом.

– Господи, дайте дух перевести, – я на дрожащих ногах плюхнулась на ближайшую кровать.

– Но теперь, заметьте, наша удача под угрозой. Сегодня последний день, когда можно высадить культуру в новый раствор, иначе она погибнет. Тебе это ясно, Катрин? Сегодня последний день, мы имеем всего несколько часов на все про все.

– Я понимаю… Клаус говорил, что здесь имеется лаборатория.

– Вот именно, Клаус. Теперь он заноза номер раз. Предлагаю такую схему: его следует изолировать, быстро и жестко объяснить что к чему, лишить права распоряжаться и взять власть в свои руки. Кроме того…

– Подожди, Павел, что значит «лишить права»? Почему «жестко»? Он нам всем жизнь спас! Что с тобой было бы, останься мы на станции? Она глубиной‑то, дай Бог, 3 метра, и насквозь продувается…

– Ну, положим, сверхзадачи спасать нам жизнь у него и в мыслях не было…

– Катрин, пойми ты, он дико испугался остаться в одиночестве на долгие годы, – вступил в разговор Димон. – Вот и поднялся по быстрому, чтоб какую‑нибудь бабу себе вниз утащить. А тут мы, всей тусовкой… Не заблуждайся, на его счет, пожалуйста.

– Не знаю… Мне он ничего такого не говорил… – перед моими глазами, как живая встала фигура в форме, машущая нам руками из дверей будки.

– Мне тоже, но ты только взгляни, как он на панкушек смотрит, козлина старый. Каждую самолично водил умываться… Теперь они все совершенно одинаковые! Коз‑з‑зел… Раньше, хоть одна с синими волосами, другая с зелеными… Хоть какое‑то разнообразие было…

– Димон, не отвлекайся, после о панкушках. Сейчас о вакцине, – сказал Павел.

– Хорошо, но я так и не поняла: почему нельзя попросить его открыть для нас лабораторию? То есть, это ведь и ему надо!

– Я уже просил, как ты думаешь… Угадай с трех раз, что он мне ответил? Что У Меня Нет Допуска…

– Чего‑чего?

– Ты слышала. Нет допуска. У меня. На военный объект. Я иностранец. К тому же, я незаконно нахожусь на территории Германии, ведь срок моей транзитной визы истек 24 часа назад, – тон Павла веял космическим холодом.

– А ты объяснил ему в чем дело?

– У Жан‑Клода уже типун на языке от этих объяснений. И еще. Тупой солдафон сказал, чтобы мы не воображали себя «руссише элите». Наверное, про себя он думал, что мы «руссише швайне». Во всяком случае, рожа у него была как раз такая.

«Господи, Боже ты мой… Уже начинается… Как там было в реферате по проблемам выживания малых изолированных групп? А, вот: деградация, ведущая к самоуничтожению, сопровождаемая обострением конфликтов на расовой почве… национальные проблемы… Но так скоро? Всего три дня, как мы заперты в ограниченном пространстве; я еще даже не всех по лицам узнаю, не говоря уже об именах… Хотя, учитывая фактор стресса… Интересно, что, будучи негром, подумал о „руссише элите“ Жан‑Клод? Конечно, он учился в университете в Ростове‑на‑Дону, обожает „дедушку Ленина“, по‑русски говорит прекрасно, и мы часто шутили, что он казак донской, а вовсе не обезьянский человек…»

– Катрин, детка, пора выходить из спячки, пора позаботиться о проблеме нашего выживания! – прозвучал голос Димона над моим ухом.

– Что я могу сделать? Он же меня не послушает…

– Ты должна отвлечь этого идиота, а мы навалимся и скрутим его. Отберем ключи. Отберем оружие. А потом мы просто…

– Что просто?.. Убьете его?..

– Ух, мне нравится, она такая кровожадная, – пошутил Димон.

– Зачем когото убивать, Катрин? Нас и так слишком мало. Мы просто начнем производить вакцину, а там все быстро и без принуждения поймут: кто тут на самом деле является элитой. Кто поймет – тот получит вакцину и будет жить. Кто не поймет, – ну, соответственно…

– А как я его отвлеку? Он где сейчас? – я поднялась и направилась к двери.

– Ох, погоди. Надо обсудить все детали операции. Второго шанса у нас не будет, во всяком случае, сегодня. А завтра, как говорили в одном фильме, будет поздно. Мы не можем себе позволить осечку.

– Смотри, Катрин, сейчас Клаус пойдет дрессировать панковскую собаку…

– Пытается сотворить из нее боевого волкодава! – Димон замолк, поймав осуждающий взгляд Павла.

– … ты должна будешь изобразить обморок в коридоре, сползти вдоль стенки. Клаус не удержится, чтобы не начать тебя лапать, уж извини, но не открывай глаза и не закатывай ему пощечин хотя бы две минуты. Остальное наше дело.

– А если кто‑то окажется в коридоре и за него вступится? – я постаралась, чтобы мой голос звучал деловито и спокойно, хотя чувствовала, что щеки горят.

– Мы уже обсуждали эту маловероятную возможность. Думаю, что никто не станет этого делать. Но, давай, разберем еще раз, может кого забыли. Итак, панки. Семь человек, могло бы быть серьезно, но они его уже почти ненавидят из‑за девчонок… Так что, скорее, даже будут на нашей стороне. Турки. Если ты успела заметить, они вообще ото всего дистанцируются, так что, хотя мужиков пятнадцать человек, женщин не считаю, будут делать морду кирпичом, что ничего не видят. Немцы. Восемь мужчин. Троих, что помоложе он уже задолбал дисциплиной, так что и они, судя по всему, отпадают. Остаются пятеро его возраста, думаю, что женщин их можно тоже во внимание не принимать, позже, возможно, но сейчас еще все пришибленные, не освоились. И вообще. сомнительно, чтобы они все вместе оказались в одном месте, в одно время, но, скажем, с двумя‑тремя мы справимся, да, Димон?.. Кто еще может нам помешать? Французы? Они из своей комнаты не выходят, так заняты друг другом, ну можно понять, медовый месяц, едва не погибли, чудом выжили…

– А его дрессированная собака?

– О, вот уж кто дядю Клауса точно ненавидит, так это, псячина! Она так вчера его тяпнула, мама не горюй!

– Ну, если вы уже все так хорошо решили, ладно, я попробую…

– Нет, Катрин, не надо пробовать, это не дегустация. Надо сделать. Операция должна пройти успешно. И учти, ты у нас главное звено.

В дверь постучали. Потом поскребли.

– Так, это Глеб. Значит, Клаус вышел из столовой, через минуту‑другую будет здесь. Собрались, девочки‑мальчики! Давай, Катрин!

– Давай, «руссише элите»! Человечество ждет от нас подвига!

 

Глава 3