Напряжённость в пограничных с цивилизацией Дбигу секторах

Наши корреспонденты на планетах Эзоп, Ларошфуко и Лемминкайнен, расположенных на стыке границ Федерации, Империи и цивилизации Дбигу, сообщают о повышенной активности имперских сил и космического флота вышеуказанной цивилизации. По данным служб контроля Пространства, обе стороны осуществляют массированные перевозки грузовыми кораблями. На орбитах размещаются средства слежения и раннего оповещения, судя по данным радиоэлектронной разведки. Все эти первоначально секретные данные сделаны общественным достоянием по личному указанию товарища Дарианы Дарк, с целью полного и своевременного оповещения гражданского населения Федерации о возможных угрозах его безопасности. Как заявил глава пресс‑службы Ставки Верховного Главнокомандования, в последнее время существенно возрос риск открытого вооружённого конфликта Империи с цивилизацией Дбигу...

* * *

«Коршун» прижимался к земле. Он мчался, огибая вершины холмов, и, казалось, вот‑вот заденет крылом верхушки могучих деревьев. Дариана успела прикрыть район Нового Севастополя достаточным количеством средств ПВО, и без настоящей операции по прорыву нечего было и думать свалиться с неба прямо на её лежбище. Пришлось уклоняться к югу и выбрасываться с предельно малой высоты в спаскапсулах прямо в море. Это сильно задержит операцию, но другого выхода никто не видел.

...Закрытые в «бусинах», мы ждали. Ожерелье из двадцати четырёх сцепленных вместе капсул, готовое рухнуть в океанские волны, словно диковинный венок или, что ближе, как искупительная жертва.

Вспыхнул алый огонёк, сменившийся быстро бегущими к нулю цифами.

Толчок! Брюхо «коршуна» раскрывается, и двадцать четыре капсулы рушатся вниз, у меня на мгновение перехватывает дыхание, но это лишь мгновение, удар о поверхность, и смотровое окошечко капсулы заливает волна.

...Был вечер. Тихий и добрый новокрымский вечер. Нас выбросили подальше от столицы; я не слишком рассчитывал, конечно, что наш рейд остался незамеченным, но...

Я ударил по клавише, и капсула, ныряя в волнах, вместе с остальными потянулась к недальнему берегу.

И в тот же миг тактический дисплей услужливо доложил, что спутники слежения засекли ракетный пуск из окрестностей Нового Севастополя. Я поспешил увеличить масштаб, но всё равно не успел: зелёная отметка быстро удалявшегося «коршуна» исчезла, вместо неё вспыхнуло алое кольцо, означавшее уничтожение.

Меня пробрала дрожь. На полминуты бы раньше, и... Я слишком хорошо знал эти комплексы. Заряды у них будь здоров, у экипажа конвертоплана не было никаких шансов выжить.

Быстро ж они разобрались. Молодец Дариана, хорошо вышколила.

Циник внутри меня говорил, что для успеха нашей миссии это даже неплохо. Конвертоплан сбросил нас и продолжал полёт, он не разворачивался, чтобы не навести Дариану на мысль, где именно осуществлено десантирование, поэтому зенитчики вполне могли решить, что уничтожили медлительный транспортник вместе со всем содержимым.

Капсулы одна за другой тыкались в песок и раскрывались, подобно цветкам. Моя команда деловито выбиралась на берег, даже не замочив ног (собственно говоря, их и замочить в бронекомбинезоне было невозможно). Из капсул извлекались цинки с боеприпасами, перекочёвывали за плечи солдат. Никто не суетился, все просто работали, и я вновь с невольным уважением подумал о достоинствах армейской школы, как её сумели поставить в Империи.

В сгущающейся тьме мы покинули пустынный пляж. Капсулы сами утянут себя в море, где и станут ждать нашего возвращения, если, конечно, мы решим вернуться этим путём.

Микки вскинул руку, указывая на что‑то в темнеющем небе. Миг спустя в моём визоре появилось тяжело взмахивающее крыльями существо, напоминавшее древнего птеродактиля. По змеевидному телу струились извивающиеся цепочки неярких огоньков, а за тварью неотступно следовало десятка два бестий поменьше, тёмных и почти неразличимых обычным зрением. Зато в инфракрасном диапазоне они полыхали ярко‑алыми пятнами. Кто‑то из солдат вскинул штуцер.

– Отставить, – скомандовал я.

Твари пролетели и скрылись. Что‑то новенькое, мелькнула мысль. А что, если Дариана рассылает сейчас таких вот голубчиков во все края моего родного дома, с тем чтобы закладывать, закладывать и закладывать новые истоки?.. Новых «маток», можно даже и не всех с антигравитаторами, а потом бросить их против имперцев. Что ж... так она, возможно, даже и сумеет уговорить ту же Федерацию, что «матки» – надёжная защита от вторжения.

Вот только насколько прочен её контроль над биоморфами?

Что происходит сейчас в Новом Севастополе, в его окрестностях и вообще всюду, куда успела добраться Туча, я старался просто не думать. Третья встреча с Дарианой должна стать последней. Или для меня, или для неё, думал я, невольно и в самом деле сводя всё к какой‑то романной коллизии.

Предусмотрительно развешенные (правда, периодически сбиваемые наземными средствами) имперские спутники исправно сообщали мне наше местонахождение, ничего особенного не происходило на ферме, куда лежал наш путь. Мы бесшумно двигались сквозь ночь, огибая небольшие посёлки и отдельно стоящие дома – южное побережье было заселено гуще всего, но всё‑таки места, чтобы укрыться, хватало.

Час проходил за часом. Короткий привал, и отряд вновь шагает, а я не могу отделаться от мысли, что, быть может, мы сейчас – последние уцелевшие от «Танненберга», что Туча возле Приволья уже пирует на телах; имперцы и защитники Нового Крыма – вместе, забывшие о всех и всяческих раздорах.

Около двух пополуночи мы достигли цели.

В небе слышался сплошной, слитный шелест тысяч и тысяч крыл. Туча накрыла окрестности города, и небо взирало на нас множеством чужих фасеточных глаз. Пока нас никто не пытался атаковать. Ничто не говорило и о том, что мы обнаружены.

Пулемётные капониры... ничего особенного, накроем парой зарядов из огнемёта. Окна фермы... заложены, похоже, штурмовать придётся и через двери, и через крышу.

Отряд разбился на группы. Все знали свой маневр, и всё, что требовалось от меня, – это включить транслируемый на всех моих спутников общий обратный отсчёт.

Вспыхнул ноль, и тело послушно оторвалось от земли. На обоих капонирах разорвались огнетворные заряды, пламя мгновенно забушевало, словно вырвавшийся на волю из тысячелетнего заточения огненный дух. Защёлкали ответные выстрелы; в свою очередь, чердак вспороли разрывные «двадцатки» наших штуцеров.

Однако гремевшие в ответ выстрелы внезапно и резко стихли. Вторая группа как раз успела взобраться (точнее, почти что взлететь) на крышу и ворваться на чердак, когда дверь распахнулась и знакомый голос Дарианы Дарк крикнул:

– Прекратите огонь! Я сдаюсь.

Я опешил. Однако тело продолжало выполнять раз отданную команду, у него не подкосились ноги от изумления, и несколько секунд спустя я уже стоял лицом к лицу со своей Немезидой.

Дарк заметно сдала. Глаза ввалились, и без того резкие морщины стали ещё резче и глубже. Она носила выцветшую камуфляжную куртку, столь же заслуженные, видавшие виды брюки и, конечно, неизменный чёрный берет. Плечо, пронзённое совсем недавно моей пулей, выглядело совершенно здоровым.

Никто из моего отряда не остановился, но стрельба на самом деле стихла.

– Я сдаюсь, – повторила она.

– Вывести всех из здания! – гаркнул я. – Микки!..

Тонкие губы Дарианы скривились.

– До чего ж ты глуп, Фатеев...

Она не шелохнулась, не сделала ни малейшего движения. Я застрелил бы её немедленно, и на сей раз рука бы не дрогнула, но Дариана стояла, точно статуя, и шевельнулись только губы. Однако и этого хватило, даже с избытком.

Перед глазами у меня вспыхнули ослепительные звёзды, накатил приступ неодолимой тошноты, земля ушла из‑под ног, закружилась голова. А с небес и из зарослей на нас ринулась Туча, та самая, к присутствию которой мы успели привыкнуть за несколько часов дороги.

Да, на сей раз я бы не промахнулся. Но скрутившее всё тело судорога опередила палец, готовый нажать на спуск. Я ткнулся лицом в землю и перестал вообще что‑либо воспринимать.

А когда очнулся, само собой, не было на мне ни бронекомбинезона, ни формы, ни даже белья – вообще ничего не было. Руки прикручены ко вбитым в стену крючьям, ни дать, ни взять – распятый Иисус.

Я редко обращался к Нему в последнее время, пришло запоздалое раскаяние.

– Очнулся, – услыхал я голос Дарианы. Отнюдь не торжествующий и не полный злобой. Казалось, в её словах сквозила непонятная горечь.

Я поднял голову. Тошнота и головокружение исчезли. Мы были одни в большой комнате, некогда она служила гостиной семье здешнего фермера. Старомодные занавески на окнах, но новейший кухонный процессор.

Дариана Дарк сидела верхом на перевёрнутом спинкой ко мне стуле. Я сжал зубы, ощутив внезапный приступ острого стыда, болтаясь перед нею раздетым.

– Мой план сработал, Руслан, – Дариана говорила на общеимперском. – После нашей второй встречи я поняла, что ты не успокоишься, пока не доберёшься до моего горла. Всё, что мне оставалось делать, – это позволить себя обнаружить. Я не сомневалась, что сюда пожалуют не имперские бомбардировщики, а ты с горсткой таких же безумцев. Рада, что не ошиблась.

Я молчал. Понятно, что экзальтированная мать‑командирша Шестой Интернациональной не могла сдержаться, не могла не покрасоваться. Сейчас она станет излагать мне свои зловещие планы, пребывая в полной уверенности, что моей черепушке осталось служить вместилищем кое‑какого серого вещества уже совсем недолго.

В романах герой, выслушав длинную исповедь главного злодея и всё поняв про его жуткие намерения, в последний момент избегал гибели, впоследствии с успехом используя всё услышанное, чтобы загнать оного злодея в могилу. Но вот мы, к сожалению, не в романе.

Я даже удивился своему спокойствию. Словно наконец случилось нечто, давным‑давно предначертанное.

– У меня, собственно говоря, к тебе только один вопрос... – и вдруг я понял, что Дариана едва сдерживает самую настоящую истерику. Железная леди, несгибаемая Дариана Дарк дрожала мелкой дрожью, у неё тряслись пальцы, а лицо, напротив, закаменело, словно сведённое судорогой.

– Почему ты выжил?! – вдруг взвизгнула она, вскакивая. Стул полетел в сторону. – Почему ты выжил?!

Мне показалось – она сейчас вцпится ногтями мне в лицо. Дариана сдержала себя, но лишь в самый последний момент.

– Как ты мог выжить, Фатеев? – повторила она, на сей раз по‑русски. – Тебя сбросили в реактор. В активный, развивавшийся биоморф. Ты не мог остаться в живых. Ни один человек не остался.

– Неправда, – я вскинул подбородок и, насколько мог, твёрдо взглянул Дариане в глаза. – Выжил и ещё один, очутившийся в активной массе. Ты, Дариана.

– Да, – прошипела Дарк, уголок её рта опасно подёргивался. – Да, я тоже уцелела. И очень хотела бы знать, почему, – она по‑прежнему пользовалась моим родным языком.

– Неужели ты не нашла этому объяснения? – я постарался усмехнуться. Кажется, мы ещё побарахтаемся.

– Механизм развития толерантности у биоморфов сейчас активно изучается, – Дариана приняла вызов.

– Может, ты с ними слишком долго возилась? – предположил я. – Пропахла, так сказать. Вот и приняли за свою.

– Издеваешься, – Дариана скрипнула зубами. – В общем, так, Фатеев. Вся твоя команда – у меня. Расскажешь всё, как есть, – они останутся жить. Нет – сам понимаешь.

Я постарался пожать плечами, насколько позволяли путы.

– Тогда тебе придётся долго и нудно выполнять мои условия. Пока я не увижу, что мои люди в безопасности, ничего говорить не стану. И пытками мне грозить тоже не надо. Я умру прежде, чем сломаюсь.

– У меня работают специалисты, которых из гестапо за жестокость уволили, – совершенно серьёзным голосом уведомила меня Дариана. – Поэтому не надейся, умереть тебе не дадут.

– Надейся лучше ты, – я вновь пожал плечами. – Ну, так что с моим отрядом? Если их отпустят, я расскажу тебе правду. Не гарантирую, что она придётся тебе по вкусу.

Несколько мгновений Дариана молча буравила меня взглядом.

– За тебя просила Далия Дзамайте, – наконец сообщила она. – Не хотелось бы подвергать столь ценного сотрудника ещё одному стрессу, подобно тому, что она пережила там, на Омеге‑восемь. Равным образом не хотелось бы и терять столь ценного сотрудника. Но я обещаю тебе, Фатеев, что лично пристрелю девчонку прямо перед твоими глазами – с контрольным выстрелом в голову, – если ты станешь продолжать выдвигать дурацкие условия и пытаться со мной торговаться.

Я молчал, оцепенев. Дариана, похоже, решила, что я заколебался.

– Дзамайте! – коротко бросила она в крошечный переговорник.

Далька почти не изменилась. Но именно, что «почти». Я никогда не видел у неё настолько больных глаз, словно у умирающей кошки. Она носила аляповатую форму Федерации, расставшись с простой штормовкой интербригад, и берет вместо всегдашней алой налобной повязки. Она успела сделать карьеру – три звёздочки на витых погонах золотого шитья.

– Товарищ командующий, старший лейтенент Дзамайте по вашему приказанию...

– Отставить! – Дариана расстегнула кобуру.

Далька держалась хорошо. На меня она бросила лишь один быстрый взгляд. И тотчас же отвернулась, но губы у неё предательски дрогнули.

– Так что, Фатеев? – Дарк подняла пистолет.

– Даля, беги! – вырвалось у меня. Напрасно. Ох, напрасно... Само собой, она только недоумённо приоткрыла рот.

Я смотрел в глаза Дариане – и понимал, что она действительно выстрелит.

И вновь, как и тогда, на Сильвании, я не мог допустить, чтобы Далька умерла. Я предаю своих боевых товарищей?.. Хотя, с другой стороны, какие они мне товарищи, с черепом на рукаве?..

– Хорошо, – сказал я. – Мы оба выжили, потому что мы одной крови, Дариана.

– Что ты этим хотел сказать? – прошипела она. – Дзамайте, вы свободны...

– Мы с тобой оба биоморфы, Дариана, – бросил я ей в лицо, и выполнявшая чёткий поворот «кругом!» Далька замерла, воззрившись на меня широко раскрывшимися глазами.

Дариана зашипела, словно сдувающаяся шина. Это походило на предсмертный выдох. Далька побелела.

– Дзамайте, свободна! – рыкнула Дарк, собрав остатки самообладания.

Дисциплина оказалась сильнее, Далька двинулась к двери на негнущихся ногах. Пистолет Дарианы дрогнул, словно раздумывая, не совместить ли линию чёрного дула со световолосой головой, но в последний момент всё‑таки опустился. Дарк что‑то коротко бросила в переговорник, быстро и на неизвестном мне языке.

– Продолжай, Фатеев. И тогда я отпущу и тебя, и твоих, – Дариана подобрала было стул, уселась, но тут же и вскочила – один клубок нервов.

– В активной массе выживают только те, кто сам – она, хотя бы частично, – медленно проговорил я, со злой радостью видя в глазах Дарианы накатывающий ужас. – Мы – результат евгенического эксперимента. Вернее, разных экспериментов. Люди с примесью биоморфов. Отсюда – моя и твоя неуязвимость. И твоя способность управлять «матками». Ну, что, для тебя это новость?

Для неё это была новость. Новость с большой буквы. Дариана смахнула пот со лба тыльной стороной ладони, сжимавшей пистолет; по рукояти текли настоящие струйки.

– Я... я человек! – выкрикнула она. – Человек, слышишь, ты, тварь, а биоморфы повинуются, потому что у меня биоиоле с ними в резонансе!

– Не городи чушь, – отрезал я. – Лучше бы ты допросила собственных родителей. Не занимались ли они слиянием человеческих яйцеклеток и сперматозоидов в бесклеточной системе биоморфа, с тем чтобы получившийся гибрид подсадить твоей матери.

Дарк вся передёрнулась, словно её стегнули кнутом.

– Не у кого спрашивать... – прошипела она, но злоба теперь казалась какой‑то бессильной.

– Очень удобно, – кивнул я со своего распятия. – Все концы в воде. Никто ничего не найдёт. И, главное, сама Дариана Дарк не подозревает, что она – не человек! Впрочем, меня легко проверить. Взять кого‑то ещё, кому точно так же повинуются «матки» и Туча, и сбросить его в реактор. Уверяю тебя, он выберется оттуда живым и невредимым.

Дарк промолчала. Она раскачивалась на стуле, как заведённая, а по лбу, вискам, щекам тёк обильный пот.

– Прекрати это дело, Дариана. «Матки» не остановятся, пока от человечества не останется ничего, ни Империи, ни твоей Федерации. Только моря, обращённые в студень, где будут кишеть бесчисленные биоморфы. Не притворяйся, что этого ты не понимаешь. Или ты решила, что твоя власть над ними абсолютна? Наивная...

– Абсолютная, не абсолютная, а хватит, чтобы выкосить имперскую сволочь на Сибири, – Дарк выпятила подбородок. – А иначе твой Крым станет имперским протекторатом!

– Многие жили куда лучше при Империи, чем под твоей Федерацией.

Но Дариане, похоже, сейчас было не до Империй и Федераций. Сказанное мною постепенно проникало в неё всё глубже и глубже, словно отравленный наконечник.

– А зачем ты меня вообще расспрашивала, Дариана? – вдруг в свою очередь спросил я. – Когда ты выходила сдаваться, ты что‑то произнесла. Надо понимать – некое слово подчинения, команду, что ты отдаёшь своим биоморфам?

– Нет, не так, – хрипло ответила Дарк. Я даже удивился, что она всё‑таки снизошла до ответа: наверное, яд проник и уже достаточно распространился. – Я произнесла команду, но не для тебя. Для Тучи. Я приготовила вам особую встречу. Кое‑что из арсенала Зеты‑пять. А ты вдруг свалился без чувств, словно забеременевшая институтка. И... я заподозрила, очень сильно заподозрила, что ты способен дать ответ на интересующий меня вопрос. И ты дал... – её голос сорвался.

– Ещё не поздно остановиться, Дариана, – сказал я. Она зашипела, вскинулась.

– Тоже мне, иисусик выискался! – бросила Дариана. – На расчалке висит, а туда же, вещает! Остановиться да раскаяться! Да чем бы я ни была, хоть демоном из преисподней, я за свободу сражаюсь и буду сражаться, пока не сдохну! Сейчас, да‑да, вот именно сейчас от твоих имперцев, Фатеев, на Сибири остаётся мокрое место!

– А заодно и от всех защитников острова? – Дариана желчно усмехнулась.

– Не надо было становиться на пути свободы и прогресса.

– Выражение «слезинка ребёнка» тебе о чём‑нибудь говорит?

– Ни о чём, – она отвернулась.

– Ты – монстр, Дариана. Ты не человек. Такой же биоморф, как и я. И откуда ты знаешь, что тобой не управляют? Или тебя никогда не посещали видения? Тебе никогда не снились полчища «маток» в глубине космоса?

– У меня крепкий и здоровый сон, – фыркнув, сообщила мне Дариана. – Ну что ж, Фатеев, твоя загадка успешно разрешилась. Пожалуй, я ещё немного с тобой поэкспериментирую. Может, ты будешь слушаться ещё каких‑нибудь моих команд?

Я стиснул зубы. Собственно говоря, а чего приходилось ждать? Дариана – крепкий орешек. Я не сошёл с ума, узнав о примеси биоморфа в моей крови. А она, хоть и женщина, будет покрепче всех генералов и маршалов Империи, ну, за исключением разве что Пауля Хауссера. Но с этим типом вообще никто не сравнится, кроме как – в далёком прошлом – маршал Жуков...

– Экспериментируй, – сказал я, взглянув в глаза Дарианы. Она старалась сбить собственный ужас ненавистью и злобой, и пока что это у неё получалось неплохо. – Валяй, ставь опыты! Может, у тебя что‑то и получится. Но не надейся так на свою Тучу. Империя тут не груши околачивала. Им есть чем встретить твоих страшилищ. А потом они займутся Новым Севастополем. Не надейся, Иволга не повторится. В конце концов, Новый Крым – планета каких‑то там русских, унтерменшей, здесь не водится стержневой расы, её можно срыть под корень. А когда они сроют всё, что хотели, наступит твой черёд.

– Пугаешь? – прищурилась Дариана. – Прежде чем что‑то случится со мной, ты у меня станешь компостом в реакторе.

– Валяй, – повторил я, как можно выразительнее пожимая плечами. – Ещё Валленштейн признал, что смерти я не боюсь.

– Мы ходим по кругу, – Дарк приподнялась, и вдруг её глаза полыхнули – отчаянной, почти безумной радостью и надеждой. – Ты, Фатеев, навёл меня ещё на одну мысль. Если моя команда так на тебя подействовала, а я, по‑твоему, из того же теста – почему же я тогда не свалилась? И почему раньше, сколько команд ни отдавала, никогда ничего, а? Может, приврал ты, Фатеев, признайся?

– Что, мне тогда скидка выйдет?

Нет, Дариана Дарк явно не читала Булгакова. Странно, в гимназии Оболенской его проходили тщательно и досконально.

– Может, и спасёшь свою шкуру, – пообещала мать‑командирша Шестой Интернациональной.

– Обойдусь без твоих подачек. А почему всё так вышло... тому могут найтись тысячи объяснений, – ответил я. – И самое основное – тебя конструировали для этой роли, Дариана. Не знаю, есть ли в тебе вообще хоть что‑то человеческое или... сплошная имитация. Я всадил в тебя две пули, а сейчас твоя рука – как новенькая. Не поделишься секретом столь быстрого заживления, а? И что ж ты не сделала это достоянием всех из интербригад? Они б тебе спасибо сказали.

Взгляд Дарианы померк, угли подёрнуло серым. Она, похоже, изо всех сил сопротивлялась мысли, что мы с ней, поистине, одной крови.

На какой‑то миг мне показалось, что она дрогнет. Уж слишком явственен стал страх в непреклонном доселе взгляде.

И всё‑таки она сумела взять себя в руки. Следующие два часа она и впрямь посвятила различным командам. Меня крайне интересовало, где и при каких обстоятельствах она выучила всё это, но...

Дариана просто сидела на стуле передо мной, беспрерывно шевеля губами. Совершенно беззвучно. И... нельзя сказать, что всё, ею «сказанное», проходило мимо цели. Иной раз я ощущал жар, иной раз – холод. Дважды дёрнулись руки. От одного «слова» я ощутил небывалый прилив сил, словно в жилы мне влили лошадиную дозу запрещеннных допинг‑препаратов.

– Всё так и есть,... прошипела наконец Дариана, удовлетворившись «исследованием». – Биоморф. Слабенько отвечает, конечно. По мне должно было сильно повезти, чтобы свалить тебя с ног одной‑единственной и притом самой первой командой!

– Да, тебе должно было сильно повезти, – согласился я. Здесь что‑то крылось, очень возможно – моё спасение. Я не верил в подобные совпадения.

Дариана, похоже, пришла к тем же самым выводам.

– Ладно, с тобой мы ещё позабавимся, – посулила она. – У меня хватает других дел. В конце концов, такая мелочь, как до сих пор не выигранная война!

Так я вторично оказался в плену. Явилась охрана, меня сняли в распятия, даже швырнули какую‑то жалкую одежонку, прикрыть наготу. Золотой нательный крест Дариана взяла себе в качестве «сувенирчика», как она выразилась.

Я надеялся, что меня отправят к другим из моего отряда, но Дариана заперла меня отдельно. Она основательно подготовила старую ферму: здесь нашёлся вполне приличный карцер с бетонными стенами и стальной дверью, что сделала бы честь хранилищу любого банка.

Трудно было заставить себя не выть, не биться в истерике и не бросаться попусту на запертую дверь. Дариана уверяет, что я подчиняюсь командам биоморфов? Отлично, значит, я тоже могу их отдавать. В конце концов, тогда, ещё на Омеге‑восемь, в пещере первого истока, я же чувствовал жука‑биоморфа!

Я стал вспоминать движения её губ с той же настойчивоетью, с какой некогда вспоминал каждый изгиб, каждую линию Далькиного лица. Я пытался вызвать испытанные ощущения; и одновременно – старался и в самом деле ощутить себя частью Тучи. Великой, многоликой, кружащейся на миллиардах крыл Великой Тучей, лучшей машиной уничтожения в ведомой нам Вселенной.

...Похоже, я сам ввёл себя в состояние глубокого транса. Медитировал, забыв о времени и пространстве, о своём собственном более чем жалком положении. Час распадался прахом, другой занимал его место, и перед моим взором, залитым странным фиолетовым светом, разворачивались дикие, непредставимые и непонятные для человеческого разума картины.

Я был мельчайшей крупицей живого, безликим, но наделённым душою зародышем, могущим развиться в любое создание, как будет благоугодно Формирующей Силе. Я называю это «формирующей силой», но это слишком человеческое описание для того, что я испытал тогда. Эта сила мяла меня и обжигала, её свирепые безжалостные прикосновения заставляли меня‑зародыша корчиться от боли. Я знал, что рядом со мной точно так же мучаются другие эмбрионы, и знал, что им приуготовлена иная судьба. То, что формировало нас всех, точно знало, для чего мы предназначены. Кирпичики в возводимой великой стене, неодинаковые, непохожие друг на друга, – но тем не менее кирпичики.

Я чувствовал содрогания подведённых к нам пищеводов. Каждый получал только ему предназначенное питание, и оно стремительно изменяло мультипотентные зародыши, делая их всё более и более специализированными. Скоро нам предстояло выйти в мир, на нашу первую и последнюю битву. Мы обучены распознавать врага. Мы не можем ошибиться, наши рецепторы, химически изменённые молекулы, распознают неприятеля. Мы не знаем сомнений и колебаний, нам неведомы страх и боль, мы не ведаем, что такое смерть, и не задумываемся о начале и конце собственного существования. Мы живём, чтобы выполнить наше предназначение и распасться, с тем чтобы наши останки, изменённые, преобразованные, дали бы начало другим эмбрионам, которые в свой черёд превратятся в новых солдат Тучи, каждый со строгой, только ему присущей функцией.

И только мы с Дарианой, частично люди, частично – биоморфы, части странной и страшной машины, могли прожить и прочувствовать всё это, пусть даже только в видении.

Хотя сейчас я уже почти не сомневался, что есть по крайней мере ещё один человек, носящий в себе ту же «кровь» биоморфов.

Я не знал, сколько прошло часов. Голоса Тучи звучали во мне всё громче, всё отчётливее, я напряжённо пытался взглянуть, наконец, на мир сквозь многофасеточные глаза парящих над Новым Крымом чудовищ, и мне показалось, что я почти уже вижу перебегающие нелепые двуногие и двурукие фигурки, когда слух буквально распорол скрежет железных петель, показавшийся мне в тот миг нестерпимо громким.

На пороге стояла Далька. Пистолет в её руке вонял свежим порохом и разогретым металлом.

Она швырнула к моим ногам связку одежды.

– Рус. Одевайся.

Я тупо таращился на неё, словно сомнамбула, и тогда она, всхлипнув, вцепилась мне в плечи, затрясла, словно плюшевого медведя.

– Рус! Рус, ну, очнись, ну, пожалуйста!

Кажется, она плакала. Ревела в голос, судорожно дергая меня так, что голова моя бессильно моталась из стороны в сторону.

– Сейчас... сейчас... – бормотал я. – Ты не сердись... Сава. Сава. Детское прозвище, из «Винни‑Пуха», вечной книги.

Из той, где на форзаце нарисована карта Леса, подписанная в рамке: «рисавала Сава»...

– Ох, ох, ну что же ты наделал...

Кое‑как ей удалось поставить меня на ноги и выволочь из карцера. Мы оказались между сараями, наполовину охваченными огнём, и в сознание моё ворвался яростный рёв штурмующих позицию «хеншелей».

Валленштейн. Он понял, что операция провалилась, и сделал то единственное, что требовало от него сухое, холодное военное воспитание образцового (до определённого предела) имперского офицера. Он ударил по известным ему координатам.

Мы не вызывали огонь на себя, как положено в военно‑патриотических фильмах, однако огонь сам нашёл нас.

– Бежим! – взвизгнула Далька прямо мне в ухо, и мы побежали – сквозь пламя, сквозь разрывы, сквозь вой режущих воздух осколков.

Туча над нашими головами исчезла, сменившись горящими облаками, словно их пропитали напалмом и подожгли. Ферма пылала, вернее, пылали оставшиеся от неё жалкие останки, на земле я увидел тела в форме федералов, а Далька с неженскои силой все тащила и тащила меня прочь, сквозь весь этот ад, пока вся мощь имперской истребительной машины старательно обращала некогда зелёное, цветущее и прекрасное место в зеркало из расплавленного грунта.

Где мой отряд? Все мои люди?..

Но транс и слияние с Тучей так просто не проходят. Последнюю сотню метров Далька в буквальном смысле тащила меня на спине.

И, наконец, мы оба без сил свалились в узком овражке, оставив позади гудение огня и гром разрывов.

Свалились – и вперились друг в друга полубезумными, застывшими взглядами.

– Даля... Сава...

– Рус... ну что ж ты, Рус...

Она плакала. Слёзы чертили белые бороздки на покрытых копотью щеках.

– Опять попался, да? – я постарался улыбнуться. – Дариана – хитрая стерва...

– Она хотела меня убить, – вдруг отчётливо произнесла Далька, усилием воли подавляя рыдание. – Когда позвала. И вытащила пистолет. Наверное, это был единственный способ заставить тебя говорить... Я права?

Я кивнул. Далька всегда отличалась проницательностью... и только случившееся со мной осталось от неё скрытым.

– Я поняла, – бесцветным голосом человека, у которого только что рухнул весь мир, проронила Даля. – Рус... я оплакала тебя... думала, что ты... а потом узнала, что таки нет. Дариана боялась тебя. Она...

– Сава, нам надо убираться отсюда. Найти укрытие. Не знаю, в курсе ли ты, но Дариана запланировала тотальный геноцид всех наших на Новом Крыму. Всех русских. Остаться должны только переселенцы, не зря их стянули в Севастополь. Остальных... ну, ты знаешь. Поля скелетов, как на Иволге, как на Омеге‑восемь.

Далька зажала рот перепачканной ладонью.

– Сейчас Туча обрушилась на имперцев. Но не только на них. На защитников Сибири тоже. Даля, ты можешь что‑нибудь сделать? Ты была с Дарианой, есть ли...

– Рус, я не имею власти над Тучей, – она опять плакала, изо всех стараясь, чтобы голос не дрожал. – Никто не имеет, кроме Дарианы. Только она...

– Неудивительно, – мрачно сказал я. – Кто ж доверит кому такое сокровище... Даля, нам надо выручить моих людей и...

– Твоих?! Имперцев? Фашистов?! – она в ужасе отдёрнулась.

– Да какие они фашисты... они и слова‑то такого никогда не слышали, ибо книг не читают. Обычные солдаты, не ангелы, не демоны... не каратели, не гестапо. Без Империи нам не справиться с «матками» и Дарианой, Даля.

– А свобода?! За что мы тогда боролись? Рус, приди в себя!

– Я давно пришёл. Потому‑то и вступил тогда «в ряды». Потому что диверсиями и редкими терактами мы ничего никогда бы не добились. С террористами не ведут переговоров, их уничтожают. А иногда их выстрелы, как Гаврилы Принципа, дают повод к мировым войнам. Но давай сперва выберемся отсюда! А потом уже и потолкуем...

– Почему ты мне ничего не сказал?! – она гневно упёрла руки в бока. – Почему ты обо мне совершенно не подумал? Что я должна была чувствовать – тебе всё равно?!

– Сава... – я умоляюще вытянул руку. – Поговорим об этом чуть позже, ладно? Но... ты ведь всё‑таки поняла меня, правда?

– Правда, – она отвернулась. – Мой любимый человек не мог быть предаталем. Голова верила, а сердце... сердце, извини, нет. Потом тот случай в «бесильне»... Ты ж меня тогда из облака вынес, нет? Ну, тут сердце и вовсе верх взяло. Правда, на Омеге... я ж тогда чуть за тобой в реактор не прыгнула...

Девушки. Они будут говорить о любви даже сидя на краю воронки, когда кругом всё горит и взрывается.

Я поднял взгляд – небо затянуто дымом, но это обычный дым, не Туча. И внутренний мой слух, слух биоморфа, тоже молчал. Дариана отправила всех созданий на штурм имперских позиций?..

– Даля, где мои люди? Я ими командовал и их не брошу.

– Это смерть, Рус! – почти в истерике выкрикнула Далька. – Глянь назад!

Там от фермы не осталось уже почти ничего.

– Где их держали?! – гаркнул и я.

– В б‑бункере... под сараями...

– Веди, – я поднялся. Слава Богу, ноги уже держали нормально. Я твёрдо знал, что без ребят я отсюда не уйду. И неважно, что на них имперский камуфляж, а на броню припаян распяленный Орёл‑с‑Венком‑и‑Солнцем. Я их вытащу.

Далька взглянула мне в глаза и отчего‑то вдруг перестала возражать.

– Оставайся здесь.

– Ну уж нет! – взгляд у неё вновь полыхнул привычным ведьминым пламенем. – Я покажу. Ты не знаешь.

«Хеншели» уже убрались, развалины фермы догорали, и вокруг не было видно ни одного живого человека. Оставались только мёртвые в форме федералов, но немного.

Правда, лежал здесь и ещё один труп, заставивший меня вздрогуть.

Лемур. Настоящий лемур с Зеты‑пять. Выходит, Дариана не соврала – она и в самом деле сумела притащить сюда этих бедолаг, сумела заставить их нанести пси‑удар, отправивший в нокаут весь мой отряд.

Счастье, что на массовое применение этого способа явно наложены какие‑то существенные ограничения, иначе война оказалась бы проиграна, ещё не начавшись.

...Прикрываясь от палящего жара, мы пробрались к сараям, вернее, к тому месту, где они находились ещё совсем недавно – ну, понятно, не ветхие и покосившиеся деревянные строения, как в исторических книгах и реконструкциях, но лёгкие ангары из прочных сплавов, однако увидели там лишь груду развалин. Хорошо ещё, тут не погулял огонь, один мощный взрыв разнёс стены и перекрытия на мелкие кусочки, разбросав их далеко окрест. Ничего зажигательного сюда, по счастью, не угодило, и взрыв, похоже, обычный, не термобарического боеприпаса.

– Сюда, – Далька уже отбрасывала искорёженные, почерневшие «уголки» каркаса. Открылся железный люк совершенно средневекового вида, запертый толстым стальным болтом.

– Ребята! Выходи! – крикнул я вниз на общеимперском. В темноту, ощутимо «пахнущую» людской болью и страданием.

Первым появился Микки. Раздетый до пояса, с несколькими рубцами от ременной плети. На себе финн тащил бесчувственного Гюнтера.

Следом стали выбираться и остальные. Все – живы, правда, сильно попятнаны. На многих – непонятные ожоги и багрово‑синюшные синяки, словно от мощных присосок.

– Господин лейтенант! По вашему приказанию... – начал было Микки, однако я только рукой махнул.

– За мной. Отсюда надо уходить.

Кое‑кто из десантников начал нехорошо коситься на Дальку, и мне пришлось для внушительности показать кулак.

Из одежды многим оставили только исподнее. Разумеется, никаких средств связи. И что теперь было делать?..

– Я знаю, что, – вдруг холодно отчеканила Далька. – Давайте за мной. Я достану вам рацию.

* * *

НОВОСТИ НАРОДНО‑ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТРИДЦАТИ ПЛАНЕТ

ПЕРЕДАЮТ ВСЕ СЕТИ, ВСЕ КАНАЛЫ:

НАШЕ ЧУДО‑ОРУЖИЕ ПРИВЕДЕНО В ДЕЙСТВИЕ! Полный разгром имперско‑фашистских захватчиков на планете Новый Крым!

...Мы давно ждали этого дня. Когда наши героические бойцы сдерживали натиск озверевших имперцев на Шайтане, когда стояли насмерть у стен «Северного» – мы ждали и мы знали, что недалёк тот день, когда наступать станем уже мы, когда Народно‑Освободительная Армия нанесёт подлому агрессору сокрушительный удар. И вот этот день настал. Уже давно наши учёные работали с захваченными биологическими образцами тех созданий, что оказались на Новом Крыму и были уничтожены нашими доблестными интербригадами. Мы научились выращивать их и управлять ими. И сейчас настал час нашего отмщения.

Сотни тысяч и миллионы специально выведенных боевых существ обрушились на имперские позиции. В ужасе вражеские солдаты выскакивали из убежищ и тотчас же погибали. Наше новое оружие не знает пощады. В считаные минуты была рассеяна и истреблена целая дивизия имперской армии. Элитная 1‑я моторизованная дивизия, на руках служивших в ней извергов – кровь невинных жертв Босворта и Жлобина. Сегодня они встретили свой рок. Их настигло возмездие!

Наши части сняли блокаду Приволья. Увы, в последнем приступе бессильной злобы имперско‑фашистские палачи использовали чрезвычайно опасные и секретные ядовитые газы, пытаясь задержать атаку нашего чудо‑оружия. Напрасные надежды; однако под смертельную волну попало гражданское население Приволья. Сейчас на месте катастрофы работают наши спасательные отряды. Свежие части, что ни час, прибывают в Приволье. Отсюда начинается наше наступление. Скоро гордые знамёна Федерации взовьются над Влади‑сибирском, мы вернём себе всё, пока ещё удерживаемое врагом на Шайтане.

Наше чудо‑оружие прекрасно умеет отличать друзей от врагов – заслуга наших учёных