Завершающий период движения Сопротивления

 

Последний, завершающий период Сопротивления продолжался около года – с лета 1944 г. до конца войны. Основными вехами, обозначившими начало этого периода, были, во‑первых, вступление Советской Армии на территорию Польши и Румынии и, во‑вторых, высадка англо‑американских войск на побережье Нормандии. Период характеризовался массовой вооруженной борьбой, перешедшей в ряде стран в вооруженные восстания. Эти восстания явились высшей точкой освободительной борьбы, заключительным аккордом героической эпопеи Сопротивления.

Восстания вспыхнули на завершающем этапе войны, в разгар наступления войск антигитлеровской коалиции, прежде всего Советской Армии, оттягивавшей на себя основные силы гитлеровцев.. Они начались на гребне широкого партизанского движения, в течение значительного времени размывавшего устои немецко‑фашистского оккупационного режима. Эти восстания большей частью не носили стихийного характера, а были подготовлены руководящими органами Сопротивления.

Основной силой восстаний были вооруженные формирования Сопротивления, поддержанные широкими народными массами. Зачинателем восстаний повсеместно выступил рабочий класс, поднявшийся на массовую забастовочную борьбу.

В ходе антифашистских восстаний получила яркое подтверждение плодотворность политики национального единства, проводимой левыми силами Сопротивления, в первую очередь коммунистическими партиями.

В Италии с середины 1944 г. народной войной была охвачена бóльшая часть северных и центральных районов. В июне 1944 г. Комитет национального освобождения Северной Италии, объявивший себя правительственным органом, начал подготовку всеобщего восстания. КНО выдвинул ряд задач, которые было необходимо решить для успешного подвода масс итальянского народа к решающей схватке. КНО указал, что восстание будет представлять собой ряд непрерывно нарастающих боев, которые выльются в координированный удар по опорным пунктам фашистского режима и его вооруженным силам, поддержанный массовой стачечной борьбой[1258]. Первоочередной задачей на первом этапе подготовки восстания КНО считал вовлечение в борьбу наиболее многочисленного класса – крестьянства. Поворот крестьянства к Сопротивлению позволил значительно расширить ряды антифашистских вооруженных сил, сделать их подлинно всенародными.

В том же июне 1944 г. многочисленные партизанские отряды, созданные различными партиями, слились в единую партизанскую армию – Корпус добровольцев свободы. Непосредственным результатом его образования явилось увеличение размаха партизанской борьбы, придание ей более планомерного характера. «Партизанская война превратилась в реальную опасность», – писал впоследствии бывший командующий гитлеровской армией в Италии Кессельринг[1259].

В течение лета и осени 1944 г. партизаны собственными силами освободили большое число населенных пунктов и ряд районов. В тылу врага образовались партизанские республики, во главе которых стояли джунты – комитеты из представителей различных политических течений. В освобожденных районах энергично ликвидировалась фашистская система во всех ее проявлениях, устанавливались демократические порядки. Левые партии, до конца игравшие решающую роль в итальянском Сопротивлении, видели в партизанских республиках зародыш народной демократии, строя, который должен был возникнуть на обломках фашизма.

Сдвиги, которые произошли во внутриполитической жизни Италии[1260], сила народной войны, мощное забастовочное движение в городах, еще находившихся под властью фашизма, – все это стимулировало подготовку национального восстания, окончательный план которого был принят Комитетом национального освобождения Северной Италии в марте 1945 г.

Восстанию предшествовала волна забастовок и антифашистских выступлений в Турине, Болонье, Генуе и других городах итальянского Севера.

25 апреля КНО дал сигнал к общему восстанию, в котором приняли участие до 150 тыс. бойцов партизанской армии, поддержанной значительной частью населения городов и сел. В Милане сопротивление фашистов было сломлено к концу первого дня восстания, а 27 апреля оно победило во всей северной части страны. «Северная Италия освобождена всеобщим народным восстанием, – указывалось в телеграмме руководства ИКП, адресованной П. Тольятти. – Все наши товарищи и организации в полном единстве с антифашистскими силами были во главе борьбы. Повсюду власть находится в руках народа, руководимого Комитетом национального освобождения»[1261].

Восстание победило благодаря своему народному характеру, мужеству и самоотверженности итальянских партизан, действенной поддержке, которую оказали им широчайшие слои населения.

В Германии движение Сопротивления не приобрело массового характера и на своем завершающем этапе. В июле 1944 г. буржуазная оппозиция предприняла попытку привести в исполнение свой план устранения Гитлера и сформирования нового правительства, которое могло бы вступить в переговоры с Англией и США. Однако «генеральский заговор» был обречен на провал, так как он не опирался на движение масс. После его разгрома буржуазная оппозиция как организованная сила практически перестала существовать.

Одновременно с подавлением заговора гитлеровцам удалось раскрыть крупнейшие антифашистские организации, в том числе берлинскую организацию Зефкова – Якоба – Бестлейна, насчитывавшую в своих рядах более тысячи человек. Но, несмотря на огромные жертвы, движение Сопротивления в Германии не прекращалось до конца войны.

Компартия Германии продолжала свою интенсивную идейно‑теоретическую деятельность в предвидении близившегося часа окончательного поражения гитлеровской Германии. КПГ разработала Программу действия борющейся демократии, наметившую систему мероприятий по денацификации страны. К числу важнейших из них относились немедленный арест военных преступников и конфискация их имущества; роспуск всех фашистских организаций; запрещение фашистской и милитаристской пропаганды; демократизация государственного аппарата и восстановление демократических свобод[1262].

Антифашистское сопротивление в гитлеровской Германии не выросло в такую силу, какую оно представляло во многих других европейских странах. Но своей самоотверженной борьбой немецкие антифашисты показали миру, что подлинно передовая, демократическая Германия не умерла. Они заложили основы первого на немецкой земле рабоче‑крестьянского государства – Германской Демократической Республики, которая воплотила чаяния мужественных антифашистских борцов, продолжив начатое ими дело построения новой Германии.

Антифашистскими восстаниями и массовыми политическими забастовками ознаменовался последний год войны во Франции, Бельгии, Норвегии, Дании, Голландии. Победоносное наступление Советской Армии, военные действия англо‑американских войск в Нормандии и на юге Франции создали благоприятные условия для развертывания широкого повстанческого движения.

Во Франции всенародное восстание, начавшееся летом 1944 г., охватило всю территорию между Сеной и Луарой, обширные области на юге страны. Части Французской внутренней армии, не ожидая подхода войск союзников, поднимали восстания в городах, изгоняя оттуда немецко‑фашистские гарнизоны или принуждая их к капитуляции.

19 августа по приказу штаба ФФИ началось восстание в Париже, которому предшествовала забастовка рабочих и служащих столицы. Тяжесть подготовки и проведения восстания легла в основном на коммунистическую партию, которой пришлось действовать вопреки сопротивлению большинства деголлевцев, считавших, что выступление преждевременно, что следует подождать подхода союзников. Напротив, у Компартии Франции имелась четкая концепция вооруженного восстания, выработанная за четыре года антифашистской борьбы в условиях гитлеровской оккупации. Партия рассматривала его не как чисто вспомогательную операцию по отношению к действиям войск союзников, а как самостоятельную силу, способную увлечь на борьбу широкие массы и привести к частичному или даже полному освобождению страны.

События подтвердили правильность линии коммунистов: победоносный исход восстания предотвратил разрушение Парижа, подготовленное оккупационными властями, ускорил и облегчил освобождение всей страны, завершившееся в конце 1944 г.[1263]

В начале 1945 г. соединенными усилиями союзных армий и сил внутреннего Сопротивления были освобождены и другие западноевропейские страны.

 

* * *

 

Антифашистское движение Сопротивления внесло огромный вклад в освобождение Западной Европы, наглядно раскрыв правоту марксистско‑ленинского учения о возрастающей роли народных масс в истории. Это было подлинно общенародное движение, отражавшее насущные национальные интересы самых широких слоев народа.

В ряде западноевропейских стран (Италии, Франции) движение Сопротивления фактически начало перерастать в народно‑демократические революции. Несмотря на то что они не были доведены до конца, их историческое значение велико. Они помогли решить задачу ликвидации национального гнета, уничтожения власти фашизма, обеспечив трудящимся, большинству населения исходные позиции для борьбы за углубление демократии, за свои жизненные права.

Движение Сопротивления раскрыло тесную связь между решением национальных и социальных задач, между обеспечением национальной независимости и демократией. Оно показало, что только единство народа в состоянии сорвать упорные попытки реакции лишить демократические силы завоеванных ими позиций.

В ходе антифашистской борьбы была убедительно продемонстрирована огромная прогрессивная роль коммунистических партий в жизни всех стран. Движение Сопротивления еще раз доказало, что коммунистические партии являются партиями подлинно национальными, выражающими интересы подавляющего большинства нации.

Вся послевоенная история стран, находившихся в 30–40‑х годах под властью фашизма, подтверждает, что коммунисты – достойные преемники и продолжатели дела антифашистского Сопротивления в современных условиях, передовые борцы против фашизма во всех его формах и проявлениях.

 

 

Глава одиннадцатая

Эволюция франкистского режима (1950‑1975 гг.)

(Л. В. Пономарева)

 

История Испании послевоенных лет являла миру уникальный пример приспособляемости, выживаемости и эволюции одного из тоталитарных режимов, порожденных фашизмом в 30‑е годы. Такая приспособляемость оказалась возможной в первую очередь в силу гетерогенности и эклектизма франкистов, соединивших воедино идеи «фалангистской революции» и военной диктатуры, католицизма и монархической реставрации.

Франкизм как характерная государственная система просуществовал еще два с половиной десятилетия. За это время в Испании многое изменилось. По масштабу происходивших изменений история франкистского режима 1950–1975 гг. распадается на два основных периода. Первый из них охватывает 50‑е годы вплоть до хозяйственной реформы 1959 г., покончившей с системой автаркии. Второй период открывается с начала 60‑х годов, когда ускоренное экономическое развитие и ликвидация прежней замкнутости привели к модернизации и заметному преображению облика страны. В 60‑х и начале 70‑х годов правящими кругами были предприняты попытки проведения умеренных политических реформ с тем, чтобы «либерализировать режим, не выходя из границ Национального движения». Важнейшей чертой этого периода было становление независимого гражданского общества и его нараставшая антифранкистская политизация.

Потребности экономического развития, внешнеполитическая обстановка, давление сил оппозиции, противоречивые внутренние тенденции в правящих кругах, смена поколений и некоторые другие факторы предопределили постепенную эволюцию франкистского режима в послевоенные годы. Сфера действия тоталитарных, фашистских, форм государственного контроля сужалась. Общество выходило из того состояния внешней неподвижности и несвободы, которое является характерной особенностью фашистских государств. Совершался замедленный переход от государственного тоталитаризма к авторитарному, диктаторскому режиму, на вершине которого по‑прежнему находился генералиссимус Франко.

Франкистская диктатура 60 – начала 70‑х годов существенно отличалась от франкистской диктатуры двух предшествующих десятилетий. Обращаясь к более отдаленному прошлому, следует признать, что в политической действительности Испании 60‑х годов возрождались многие черты военно‑монархической диктатуры М. Примо де Ривера, отца основателя фаланги. Тем не менее франкистский режим последнего времени не был простым возвращением к типу «обычных» военных диктатур. Идеологи франкизма представляли его как «органическую демократию», как самобытный путь Испании, хранящей национальные традиции и «открытой в направлении перемен». Утратив прежнюю тоталитарность, отказавшись от автаркии и некоторых других принципиальных положений своей идеологии и политики, франкистский режим частично обновил свою политическую платформу. Заметное место в ней стала занимать тема «правового государства», соединенная в единый комплекс с развитием идей корпоративизма и Национального движения. Оппозиционные силы противопоставили этому идеи «демократической альтернативы» для Испании.

 

Политический режим Испании в 50‑е годы

 

В начале 50‑х годов франкистское «королевство» по‑прежнему обладало существенными чертами государств фашистского образца. Политическая конструкция «нового государства» (в той мере, в какой ее успели возвести в Испании в конце 30 – начале 40‑х годов) полностью сохранилась. Система хозяйственной автаркии ограничивала социально‑экономические сдвиги и этим способствовала политической стабильности режима. Изменения, принесенные послевоенным пятилетием, сказались не столько на структуре франкистской государственной машины, сколько на ее функционировании. Создание таких новых политических институтов, как совет королевства (1947 г.), не оказало заметного воздействия на внутриполитическую жизнь страны. Несравненно более важные последствия имел процесс постепенного оттеснения «старых» фалангистов политическими деятелями нового типа, представлявшими в основном правое крыло католического движения. Но и этот процесс шел медленно, время от времени прерываясь активным контрнаступлением фалангистов.

К 1951 г. в экономике Испании закончился так называемый восстановительный период. Несмотря на то что с 1940 г. правительство принимало меры для форсирования индустриализации, промышленное производство до начала 50‑х годов росло медленными темпами. Сельское хозяйство только в 1951 г. достигло уровня начала 30‑х годов. В том же году была отменена карточная система на основные виды продуктов питания, существовавшая в Испании со времени второй мировой войны.

Накопленные ресурсы и смягчение международной изоляции сделали возможным более быстрое экономическое развитие Испании в 50‑х годах. Прирост промышленной продукции составлял в 1951–1958 гг. уже 8–10% годовых[1264]. Валовой национальный продукт возрастал в среднем на 4,5% в год. Испания вошла в ритм европейского промышленного развития, хотя и продолжала отставать по уровню достигнутого производства от других крупных западноевропейских стран.

Наиболее быстро росли такие отрасли промышленности, как машиностроение, металлургия, металлообработка, химия и электроэнергетика. С 1950 по 1960 г. выплавка стали увеличилась в 2,5 раза, выработка электроэнергии – в 2,7 раза. Удельный вес производства средств производства достиг 53–55%[1265]. В результате было наконец ликвидировано прежнее преобладание отраслей легкой и добывающей промышленности, а испанская промышленная структура приобрела черты, характерные для современной индустриальной экономики. Испания становилась индустриально‑аграрной страной.

Франкистская система государственного регулирования играла активную роль в экономическом развитии 50‑х годов. Строительство тяжелой индустрии, отвечавшее интересам государства, поощрялось при посредстве Национального института промышленности (НИП). Предприятия НИП, государственные или смешанные, с участием частного капитала, пользовались государственной дотацией. Кроме того, франкистское государство регулировало хозяйственную деятельность с помощью административного контроля над ценами, заработной платой, над созданием и ликвидацией частных предприятий и т. п.

Индустриализация в условиях автаркии сопровождалась отрицательными последствиями в различных сферах хозяйственной жизни, в том числе финансовой. Во второй половине 50‑х годов в Испании начался валютно‑финансовый кризис. Его показателями служили инфляция и дефицит государственного бюджета[1266]. Многие государственные предприятия были нерентабельными. В частном промышленном секторе существовало множество неэффективных предприятий с устаревшим оборудованием. Испанская экономика в этот период развивалась в большей мере за счет увеличения числа занятых, чем за счет роста производительности труда.

Тем не менее успехи индустриализации в целом укрепляли режим. Официальная пропаганда широко использовала данные о промышленном строительстве и росте производственных мощностей. Акционерные компании и банки получали относительно высокую и стабильную прибыль. Повышение заработной платы – по расценкам министерства труда – совершалось неравномерно и медленно, но все же являлось реальным фактором социальной жизни того времени. Более сложное влияние на политическую стабильность режима оказывали вызванные индустриализацией социальные сдвиги: возрастание численности рабочего класса, рост региональных диспропорций, усиление миграций населения внутри страны и т. п. Но деструктивные для режима стороны этих процессов проявились в основном позже, в последующее десятилетие.

Сельское хозяйство развивалось медленнее. Значительные сдвиги произошли лишь в производстве технических культур; хлопководство стало полностью обеспечивать текстильную промышленность национальным сырьем. Продуктивность зернового хозяйства оставалась низкой, и Испания была вынуждена ввозить в 1951 – 1960 гг. в среднем 469 тыс. т зерна в год (против 337 тыс. т в год за 1926–1935 гг.)[1267]. Виноградарство оставалось на довоенном уровне.

Государственное вмешательство в сельское хозяйство было также активным. Цены на сельскохозяйственные продукты регулировались. Существовало Национальное управление по пшенице, которое скупало часть урожая, выступая как посредник между производителями, мукомольными и консервными фабриками и потребителями. Государство владело собственными элеваторами и зернохранилищами.

В первой половине 50‑х годов были приняты законы, касавшиеся системы землепользования. Закон о концентрации парцелл (1952 г.) создавал условия для перераспределения земель в селениях, страдавших от чересполосицы. Изданный в 1953 г. закон о хозяйствах, которые «явно могут лучше обрабатываться», был новой попыткой добиться интенсификации сельскохозяйственного производства в латифундиях. Собственники экстенсивно эксплуатируемых хозяйств должны были в срок от пяти до десяти лет осуществить по плану необходимые улучшения, иначе им грозила «экспроприация земель» за выкуп. Законом 1955 г. были установлены привилегии на получение ссуд и приобретение инвентаря для «образцовых сельских хозяйств». Пропагандировалась программа внутренней колонизации, которую осуществлял Национальный институт колонизации, созданный в 1939 г. Институт проводил ирригационные работы на территории латифундий, оставляя 75% орошенной земли владельцу, а 25% передавая колонам на условии постепенной оплаты стоимости этой земли в рассрочку. К началу 1960 г. число землеустроенных колонов определялось всего в 41 тыс. человек[1268].

Экономическое развитие Испании в 50‑х годах (ускоренная индустриализация, отставание сельского хозяйства, нараставшие финансовые трудности) ставило режим перед необходимостью расширения внешних экономических связей, поисков иностранных кредитов, пересмотра установившейся системы жестких форм государственного регулирования экономики.

В первой половине 50‑х годов обеспечение внешнеполитического статуса продолжало оставаться первостепенной проблемой для франкистского режима. В ноябре 1952 г. Испания была принята в ЮНЕСКО. В 1951–1953 гг. параллельно велись переговоры Испании с Ватиканом и США. Конкордат с Ватиканом был нужен франкизму для укрепления его положения в послевоенном западном мире и гарантии сохранения альянса с церковью внутри страны. Однако главное внимание правительства Испании было сосредоточено на переговорах с США. На первой их стадии, летом 1951 г., во время поездки по США испанского министра авиации Галарса и визита в Испанию американского адмирала Шермана, было достигнуто принципиальное согласие об использовании испанских военных баз вооруженными силами США. Франкистское правительство использовало заинтересованность США в укреплении стратегических позиций НАТО, противопоставив американцам свои собственные требования. Оно настаивало, в частности, на том, чтобы соглашение приняло вид военного союза, связывающего США и Испанию.

26 сентября 1953 г. испанский министр иностранных дел А. Мартин Артахо и посол США в Испании Дж. Данн подписали соглашение о создании на испанской территории американских военных баз, а также соглашения об экономической помощи и о помощи «в целях взаимной обороны»[1269]. США получили право в течение 10 лет использовать под военные базы ряд стратегических пунктов в Испании, «размещать и расквартировывать в них военный и гражданский персонал»[1270]. Взамен для Испании гарантировалась американская помощь военным снаряжением, кредитами и техническим оборудованием «в соответствии с существующими законами США». Испанская армия рассматривалась в этих документах как часть «оборонной мощи Запада», хотя соглашения и не заключали в себе прямых обязательств по обеспечению взаимной защиты. Пакт с США предопределил последующее улучшение отношений Испании с Францией, Англией и ФРГ.

Поставив внешнеполитический престиж Испании под покровительство США, пакт в какой‑то мере упрочил положение франкистского режима и наряду с этим положил начало новым противоречиям и новым общественным процессам, этот режим расшатывающим. Разрешение американского военного присутствия в Испании порождало настороженность и недовольство в самых различных слоях испанского общества. Постепенно сказалось и другое последствие испано‑американского пакта – некоторое расширение культурного обмена Испании с США и другими державами, известное ослабление духовной изоляции испанского общества по сравнению с предшествующим периодом существования франкистского режима.

Почти одновременно с пактом был подписан конкордат между Испанией и Ватиканом (27 августа 1953 г.). По условиям конкордата испанское государство признавало за католической церковью духовный суверенитет и широкие юридические права. Церковь и связанные с ней религиозные ассоциации обладали согласно конкордату «полным правом приобретать все виды имущества, владеть и управлять ими»[1271]. Была специально оговорена государственная дотация на дела культа и духовенства; церковные строения, резиденции священнослужителей, помещения церковных университетов, коллежей, семинарий и религиозных орденов не облагались налогами. Национальная хунта католической печати получила отныне некоторые автономные прерогативы.

Заключение конкордата оказало двоякое влияние на внутриполитическую обстановку в стране.

С одной стороны, конкордат вновь фиксировал монопольное положение католичества «как единственной религии испанской нации», соединив религиозное духовное воздействие со сферой государственного приказа. «В учебных заведениях всех ступеней, государственных или частных, образование будет согласовываться с догматическими принципами и моралью католической церкви», – говорилось в 26‑й статье конкордата. Там же указывалось, что церковные инстанции могли требовать изъятия из школьных библиотек книг, «противоречащих католическим догмам и морали». Церковная иерархия не раз использовала свои права для вмешательства в университетскую жизнь, препятствуя расширению круга дозволенных тем и имен. Как обязательство поддерживать франкистский режим звучала 6‑я статья конкордата: «Испанские священники будут ежедневно молиться за Испанию и главу государства согласно традиционным формам и предписаниям святой литургии».

С другой стороны, конкордат значительно расширил возможности для развития светского католического движения, отличавшегося, как известно, в прошлом большой политической активностью. 34‑я статья конкордата была посвящена организации «Католическое действие», которая получила право более независимой деятельности. Под защиту конкордата были поставлены и связанные с ней организации – «Рабочие братства Католического действия», «Рабочая молодежь Католического действия», женские католические ассоциации. После заключения конкордата наблюдался внутренний подъем движения «Католическое действие». Католические организации росли, «Рабочие братства Католического действия» к середине 50‑х годов обнаружили себя как сила, противостоящая монополии вертикальных синдикатов. В широком потоке этого движения стали обнаруживаться политически оппозиционные течения.

В декабре 1955 г. Испания вступила в ООН[1272], что повлекло за собой новое расширение международных контактов и дальнейшее ослабление «идеологического изоляционизма» испанского общества.

Избегая международных осложнений и возможной колониальной войны, Ф. Франко пошел на отказ от Марокко, важнейшей области испанского колониального влияния, традиционного источника воинской амбиции, воспитанной двумя поколениями «африканистов». В апреле 1956 г. между Испанией и марокканским султаном было подписано соглашение о независимости Марокко, которое через несколько месяцев после этого было принято в качестве суверенного государства в ООН. У Испании остались на африканском берегу города Сеута и Мелилья, территории Ифни, Испанской Сахары и Рио Муни, а с ними и соответствующие проблемы, но непосредственная угроза колониальной войны отпала вместе с отказом от испанского протектората над Марокко.

Адаптация франкистской Испании к послевоенному западному миру потребовала от диктатуры весьма явственной смены акцентов в сфере официальной идеологии, а с течением времени – и ряда внутриполитических перемен. В своем новогоднем послании испанцам от 31 декабря 1954 г. Ф. Франко пытался следующим образом обозначить разрешенные границы новых поисков: «Выходом из Национального движения является само Национальное движение, находящееся в процессе развития своих больших исторических возможностей»[1273]. Фактически для Ф. Франко и связанных с ним кругов финансовой и земельной олигархии в 50‑х годах стоял вопрос о выборе ведущей внутриполитической программы, тогда как в проправительственных сферах обнаружились по крайней мере три различных варианта будущей политики. Один из них принадлежал идеологам «старой» фаланги (последователям Хосе Антонио Примо де Ривера), два других – католикам.

В правительстве, сформированном Ф. Франко 10 июля 1951 г., посты министров были, как и прежде, распределены среди фалангистов, католиков, монархистов и военных. На вакантный с 1945 г. пост министра – генерального секретаря фаланги – был назначен Фернандес Куэста. Видные деятели «Католического действия» А. Мартин Артахо и X. Руис Хименес вошли в правительство соответственно в качестве министров иностранных дел и просвещения.

Правительство 1951 г. очередной раз отразило существующее соотношение сил между различными группировками, поддерживавшими режим. Фалангисты нейтрализовали католиков и монархистов, тогда как те в свою очередь составили в новом правительстве сильный противовес вновь возросшему с приходом Ф. Куэсты влиянию «старых» фалангистов.

В первой половине 50‑х годов пребывание представителей «Католического действия» в правительстве воспринималось как свидетельство возможного смягчения режима; с ними связывались надежды на либерализацию страны[1274]. Эти настроения поддерживались в первую очередь деятельностью министра просвещения X. Руис Хименеса, бывшего посла Испании в Ватикане. X. Руис Хименес привлек на университетские кафедры профессоров, с некоторого времени известных своей неортодоксальностью. Ректором Саламанкского университета был назначен А. Товар, ректором Мадридского – П. Лаин Энтральго, автор нашумевшей книги «Испания как проблема». В этой книге и в своих лекциях Лаин Энтральго развивал мысль о необходимости примирения и синтеза двух враждующих традиций в истории испанской культуры, определяя их как «традиционализм» и «прогрессизм». «Все интеллектуально ценное в истории Испании, будь то плод католической или свободомыслящей культуры, составляет наше достояние», – писал он[1275]. Среди студентов особой популярностью пользовались выступления П. Лаин Энтральго против «духовного касикизма», за изучение культурного наследия крупнейших представителей либеральной и демократической мысли.

Оценивая впоследствии свою деятельность в качестве министра просвещения, X. Руис Хименес отмечал, что его первоначальные намерения были весьма скромными: «Мне казалось, что в изменении нуждается линия поведения, стиль: надо сделать просвещение более содержательным, выйти за пределы очень узких, догматических схем, привлечь новых людей»[1276]. Однако с первых же шагов он столкнулся с препятствиями, порожденными самой государственной структурой. X. Руис Хименес не смог получить из бюджета средства для строительства новых школ, потерпел неудачу в попытке изменить положение в области среднего образования (сделать его доступнее для низших социальных слоев), а своей университетской политикой вызвал сильное недовольство фалангистских руководителей университетского профсоюза. В своем стремлении расширить границы официально признанной культуры X. Руис Хименес планировал привлечь к сотрудничеству ученых‑эмигрантов, покинувших родину после поражения республики. Этот план, однако, осуществить не удалось.

Начиная с 1952–1953 гг., по позднейшему признанию X. Руис Хименеса, он стал пересматривать свои политические убеждения, постепенно теряя веру в Национальное движение и режим[1277]. Проявившиеся в деятельности министра‑католика либерализаторские веяния подхватывались и развивались снизу: в университетской среде уже насчитывалось большое число недовольных существующим положением вещей. К середине 50‑х годов в университетских центрах создалась напряженная обстановка, усиливался конфликт между сторонниками свободомыслящих профессоров и фалангистами.

Личная эволюция X. Руис Хименеса, занимавшего одно из ответственных мест на вершине государственной иерархии, при всей своей исключительности повторяла путь, пройденный до него некоторыми прежними приверженцами режима. Д. Ридруехо и другие бывшие фалангисты каждый по‑своему освободились от былой веры в «моральные ценности национал‑синдикалистского государства». В испанскую литературу этого времени («тремендизм», «объективная проза») входит тема «аполитичной» интеллигенции, скрывающая под собой разочарование в официальной политике или изначальное неприятие ее.

В начале 50‑х годов в Испании наблюдался, однако, и встречный процесс политической концентрации, тесно связанный с деятельностью католической организации «Опус деи» («Божеское дело»). До этого времени в мире было мало известно об «Опус деи», основанном в Мадриде еще в 1928 г. Только во франкистской Испании «Опус деи» стал влиятельным католическим центром. Постепенно устанавливался и официальный церковный статус «Опус деи»[1278]. Энцикликой папы Пия XII от 2 февраля 1947 г., провозгласившей создание в рамках католической церкви так называемых «мирских институтов», деятельность опусдеистов была одобрена во всем ее своеобразии.

По сравнению с «Католическим действием» «Опус деи» был организацией менее гласной, чуждавшейся всякого рода публичных кампаний, не допускавшей от своего имени никаких деклараций по политическим, социальным или экономическим проблемам. ««Опус деи» никогда не вмешивается в политику и абсолютно чужд каких‑либо политических, экономических, культурных или идеологических тенденций. Его цели исключительно духовные и апостольские», – говорил основатель организации священник X. М. Эскрива де Балагер[1279]. Посвященные «мирским институтам» постановления Ватикана устанавливали в качестве их цели «рехристианизацию мира» и «распространение во всех классах общества духа евангельского совершенствования»[1280]. Тем не менее это новое направление в католицизме оказало сильнейшее воздействие на политическое развитие Испании 50–60‑х годов.

Не будучи сам по себе организацией политической, «Опус деи» не запрещал своим членам заниматься политикой и, более того, всецело поощрял такого рода деятельность, равно как и всякий иной профессиональный труд. Католицизм утверждался опусдеистами в виде современной динамичной доктрины, импонирующей деятельной натуре ученого, экономиста, политика, администратора. «Вера, радость, оптимизм. Но не глупость закрывания глаз перед действительностью», – писал X. М. Эскрива де Балагер в своей книге «Путь»[1281], «Всякий честный человеческий труд, интеллектуальный или физический, должен выполняться христианином с наибольшим совершенством: человеческим (профессиональным) и христианским (с любовью к божественной воле и для пользы людей) ... Таким образом труд возвышается и очищается, превращаясь в божеское дело, опус деи», – проповедовал X. М. Эскрива де Балагер[1282]. Члены «Опус деи» оставались в миру, занимались каждый своей профессией и должны были вести свою «апостольскую миссию» «сдержанно», «безо всяких признаков фанатизма».

Ряд особенностей опусдеистской доктрины привлекал к ней людей консервативного мышления, правых идеологических устремлений. В 999 максимах, составляющих содержание книги «Путь», X. М. Эскрива де Балагер возрождал средневековый дух религиозного горения, противопоставленный атеизму и равнодушию к вопросам веры. Терминология и направленность этих максим, не затрагивавших непосредственно политические темы, органически совпадала с лексиконом и традициями правых политических сил. «Воля. – Энергия. – Пример. То, что надо делать, делается... Без колебания... Без осмотрительности... Без этого Сиснерос не стал бы Сиснеросом, Тереса Аумада Святой Тересой... Иньиго де Лойола Святым Игнасио... Бог и доблесть! Да будет воля бога!» – гласила одна из заповедей этой книги[1283]. А повторявшееся время от времени указание – «ввысь» («арриба»)[1284] не могло не соединяться в сознании современника с официальным лозунгом франкистской Испании. Сам X. М. Эскрива де Балагер во время гражданской войны сначала скрывался в гондурасском посольстве в Мадриде, а затем через Францию перебрался во франкистскую зону, где и восстановил свою организацию. В историю «Опус деи» вошел тогда факт прямого политического выбора – присоединения к одному из сражавшихся лагерей. Однако проблема «опусдеистской политики» возникла в Испании позднее – в 50‑х годах. именно тогда среди сторонников режима появляется политическая фракция «Опус деи» – клан лиц, действовавших каждое от собственного имени, но фактически связанных между собой незримыми узами своей организации. Опусдеисты занимали сильные позиции в промышленных и банковских кругах. Под их контролем находился, в частности, Народный банк, созданный в 1947 г. Влияние «Опус деи» распространилось также среди университетской профессуры, в государственном аппарате. Подобно другим религиозным организациям, «Опус деи» имел свои собственные школы, те<