Как развивалось заболевание брюшным тифом Николая II в 1900 г

 

Заболевание брюшным тифом Николая II осенью 1900 г. едва не погубило его. Оно оказалось настолько серьезным, что в окружении императора начал обсуждаться вопрос о порядке престолонаследия.[997]

Ход болезни Николая II подробно восстанавливается по «Истории болезни Его Императорского Величества», составленной лейб‑хирургом Г. И. Гиршем, и по опубликованным в газетах бюллетеням. Подчеркну, что это одна из очень немногих «высочайших» историй болезни, дошедших до нашего времени.

В истории болезни первая запись датирована 24 октября 1900 г. Домашний врач императора Г. И. Гирш записал, что еще 22 октября у Николая II началось «небольшое расстройство пищеварения».[998] Сам император записал в дневнике: «Утром гулял нехотя, так как чувствовал себя неважно… Днем не выходил… легли спать рано» (25 октября 1900 г.).[999]

На следующий день, 26 октября, в дневнике царя появилась запись: «Вчерашнее недомогание не прошло, и я принужден был остаться в постели. Сначала думали, что у меня инфлуэнца, но через несколько дней доктора решили, что у меня брюшной тиф, которым я проболел до…». Затем записи в дневнике прерываются вплоть до 30 ноября 1900 г., поскольку температура у Николая II была уже под 40 °. Любопытно, что хотя Николай II писал о брюшном тифе (26 октября), но в документах осторожного Гирша окончательного диагноза так и не поставлено, поскольку он «высказал предположение, что у Его Величества крымская лихорадка».[1000] Симптомы заболевания – тяжелая голова, тугая боль в пояснице и ногах (как жаловался Николай II – «тоска в ногах»). Даже 28 октября 1900 г. Гирш ставил диагноз, что у «Его Величества инфлюэнца без осложнений».

Затем, как обычно практиковал лейб‑медик Гирш, медицинские познания которого не были столь уж глубоки, были приглашены другие врачи. Великая княгиня Ксения Александровна рекомендовала врача В. А. Тихонова, который состоял при великом князе Петре Михайловиче и проживал поблизости в имении Дюльбер.

 

Николай II в процессе выздоровления от брюшного тифа. Ливадия. 1900 г.

 

Можно предположить, что такое разночтение в диагнозах («брюшной тиф» или инфлюэнция без осложнений) было связано с желанием не драматизировать и так тяжелую ситуацию и не будоражить страну. Тем не менее сразу после начала заболевания в обществе начали циркулировать слухи о тяжелой болезни царя. Сами Николай II и Александра Федоровна поначалу «выражали нежелание… оглашения болезни Государя Императора».[1001] Однако, поскольку слухи ширились, «во избежание превратных толков было послано правительственное сообщение» о ходе болезни. 28 октября Николай II дал согласие на публикацию бюллетеней, но Александра Федоровна подтвердила это решение только 31 октября и лично просмотрела их текст. Утром 31 октября начальник Канцелярии Министерства Императорского двора полковник А. А. Мосолов телеграфировал в Петербург: «Государь Император заболел инфлюэнцею без всяких осложнений, врачи ожидают скорого выздоровления. Не допускайте сообщения о сем в газетах, по случаю вопросов можете сообщать это известие словесно».[1002] Первый бюллетень опубликовали в «Правительственном вестнике» 1 ноября, и их публикации осуществлялись до 28 ноября 1900 г.

Болезнь продолжала развиваться. 31 октября 1900 г. из Петербурга срочно вызвали профессора Л. В. Попова, который по приезде диагностировал брюшной тиф. С. Ю. Витте писал: «Главный диагноз болезни производился профессором Военно‑медицинской академии Поповым, который по моей мысли был вызван из С.‑Петербурга, т. к. до этого времени государя лечил старик Гирш, хирург, который если когда‑нибудь что и знал, то, наверное, все перезабыл. По диагнозу этого профессора оказалось, государь император болен брюшным тифом».[1003]

Императрица Мария Федоровна была настолько обеспокоена состоянием сына, что в своей телеграмме А. А. Мосолову просила «ежедневно сообщать шифром известия»[1004] о ходе его болезни. С 3 ноября врачебные бюллетени, по приказанию Александры Федоровны, посылались английской королеве Виктории в Виндзор, с 7 ноября направлялись каждый день и в Гатчину, где тогда жил наследник престола, младший брат царя, Михаил Александрович. В качестве примера можно привести текст, отправленный в Гатчину 11 ноября вечером: «При хорошем общем состоянии, температура в 2 часа 39,7, пульс 88, в 6 часов 39,4, пульс 78, после ванны в 7 часов 38,5, а в 10 часов 39 при пульсе 80. Однако самочувствие очень хорошее и никаких осложнений не замечается. Гирш».[1005]

Болезнь была очень тяжелой, и существовали реальные опасения за жизнь царя.

В это время в царской семье и высших правящих кругах подняли вопрос о том, не дают ли Основные Законы возможность объявить наследницей престола старшую дочь Николая II, великую княжну Ольгу Николаевну.[1006]

При этом императрица была беременна.

 

Профессор Военно‑медицинской академии Л. В. Попов

 

В результате ближайшее окружение царя оказалось расколото. Часть поддерживала право на наследование престола великого князя Михаила Александровича, другая часть, в случае смерти Николая II, желала подождать рождения ребенка, которого вынашивала императрица.[1007] На фоне всей этой суеты в «Правительственном вестнике» печатались бюллетени совершенно парадоксального характера. При высокой температуре (38–39°), которая держалась с 25 октября до 12 ноября, констатировалось, что «голова не болит и совершенно свежа»; «самочувствие очень хорошее»; «течение болезни правильное»; «осложнений никаких не замечается».[1008]

Естественно, реальная картина представала совершенно иной. Об этих тревожных для царской семьи днях подробно писала в дневнике сестра царя, великая княгиня Ксения Александровна. Поначалу она отнеслась к заболеванию брата, как к легкому недомоганию. 26 октября она писала, что была крайне удивлена, узнав, что «Ники в постели! Он простужен… Аликс в халате лежит на кровати, и ей все время тошно… Ники жалуется на боль в бедрах, и, кроме того, у него болит голова… Очень смешно видеть обоих в постели».[1009]

Через несколько дней тон записей меняется. 29 октября: «У него ужасно болел затылок, и он не знал, куда повернуть голову. Вся боль из спины и ног переселилась наверх, и он ужасно страдает. Бедная Аликс возле него, забывая о своем нездоровье, и больше двигается. Гирш утверждает, что это не тиф. Гирш просил Ники пригласить кого‑нибудь для успокоения умов и решили позвать Тихонова». 31 октября: «По дороге встретили Тихонова, который объявил нам, что вдруг появились разные симптомы тифа и что они почти уверены, что это тиф. В Ливадии сейчас же попросили Гирша. Он поражен, что вдруг из инфлюэнцы сделался тиф! С ведома Аликс выписали профессора Попова… Позже пришел Фредерикс, который рвал на себе волосы – говорит, что он в ужасном положении: все требуют сведений, а ему не позволяют никому ничего сообщать. Он просил нас уговорить Аликс разрешить печатать бюллетени, что нам и удалось сделать. Она согласилась. Хуже нет скрывать». 13 ноября: «Тихонов говорил с Сандро из Ливадии. Они боятся кровоизлияния, сохрани нас Боже! Это ужасно, помоги, Господи, нашему Ники!».[1010]

Предпринимая мероприятия медицинского характера, больного царя, как следует из документов, поначалу лечили хинином, подозревая крымскую лихорадку. 31 октября 1900 г. было проведено химическое исследование «для точного определения характера болезни, в этот же день им была принята первая ванна, впоследствии они делались ежедневно».[1011] Как следует из бюллетеней, перелом в ходе болезни произошел 13 ноября (отмечена самая высокая температура – 39,7° при пульсе 88).

21 ноября Николая II впервые посадили в кресло, 30 ноября он впервые вышел на балкон. «Сегодня пятая неделя моей болезни прошла. По случаю хорошей погоды в первый раз на балконе на полчаса, наслаждался воздухом. Самочувствие отличное»,[1012] – писал он матери. С 28 ноября бюллетени вследствие нормализации состояния здоровья печатать прекратили. Однако императрице Марии Федоровне информацию о состоянии сына ежедневно присылали, сначала в Данию, а затем в Гатчину, до 6 декабря 1900 г. Сам Николай, немного окрепнув, также посылал телеграммы матери, и, наряду с успокоительными словами о своем здоровье: «Последние три дня я себя чувствую значительно бодрее и крепче, много сижу в кресле, хожу через три комнаты», он писал и о своей жене: «…она была моим ангелом‑хранителем и смотрела за мной лучше, чем всякая сестра милосердия».[1013]

30 ноября он сообщал матери: «Сегодня пятая неделя моей болезни прошла. По случаю хорошей погоды в первый раз на балконе на полчаса, наслаждался воздухом. Самочувствие отличное».[1014] А в дневнике после месячного перерыва император записал: «Сегодня чувствую себя бодрым и значительно окрепшим, в первый раз оделся и вышел на балкон подышать свежим воздухом. Погода была солнечная, теплая и тихая. С какою радостью вошел я снова в свою комнатку! В течение пяти недель я не выходил из комнат Аликс! Сначала наблюдали за моей болезнью Г. И. Гирш и врач Петюши – Тихонов, кот. смотрел за Аликс во время кори в Питере. Слава Богу, я перенес тиф хорошо и все время ничем не страдал. Аппетит был сильный, и теперь мой вес прибавляется заметно с каждым днем. Силы поддерживались хорошо; не было дня, чтобы я не вставал и не делал по нескольку шагов. Поэтому теперь, когда я окончательно встал, ходьба меня нисколько не утомляет! Моя душка Аликс нянчила меня и ходила за мною, как самая лучшая сестра милосердия. Я не могу выразить, чем она была для меня во время болезни. Господь да благословит ее!».[1015]

Эта болезнь Николая II ухудшила и так непростые отношения двух императриц. Дело в том, что Александра Федоровна фактически запретила Марии Федоровне приехать в Ливадию к тяжело больному сыну. По свидетельству А. В. Богданович, молодая императрица «сейчас же написала царице‑матери, что просит ее не приезжать к больному, что она никому не уступит место у его постели, одна будет за ним ухаживать».[1016] Так что Николаю, едва выбравшемуся из тяжелой болезни, приходилось еще и мирить самых близких ему людей.

 

Схема Царской тропы

 

Когда Николай Александрович поднялся с постели, доктора рекомендовали ему прогуливаться по «горизонтальным дорожкам», однако в горах Крыма это было весьма затруднительно. Поэтому для царя начали срочно «пробивать»[1017] в горах горизонтальную тропу, которую впоследствии довели до имения Ай‑Тодор.[1018] Позже эту тропу назвали «Царской», а в советское время она была переименована и по сей день известна как «Солнечная тропа» (6,7 км). 3 декабря 1900 г. Николай II записал: «После завтрака отправились вдвоем гулять; по горизонтальной дорожке дошли, не торопясь, до Ориандской церкви».

 

Указатели советских времен на Царской тропе

 

Что касается текущих дел, то еще 2 ноября 1900 г. Николай II «высочайше повелеть соизволил… не выходить с обычными докладами, откладывая дела, не требующие немедленного разрешения, до выздоровления Государя Императора… разрешать каждому по своей части».[1019] Но, едва оправившись, царь вновь включился в государственную деятельность. Он посчитал для себя естественным извиниться перед министрами за свое недомогание. 3 декабря 1900 г. он писал министру внутренних дел Д. С. Сипягину: «Я совершил по отношению к Вам невольную, но небывалую между порядочными людьми невежливость, заставив Вас ожидать приема в продолжении почти полутора месяцев. Всему вина – тиф. Николай».[1020]

Действительно, царь был так слаб, что 2 декабря 1900 г. он упомянул в дневнике, что «днем спускался с Аликс в нижние комнаты, чтобы приучиться ходить по лестнице». Тем не менее 4 декабря царь решил, что окончательно выздоровел, «некоторым образом возмутился против докторов и принял их не в постели, как прежде, а одетый; показал им только язык по их же просьбе… В 11 час. Принял Витте с докладом… В 3 ч. принял Сипягина… Гирш все‑таки считает своим долгом навещать меня в это время».

После выздоровления царя разрешили вопрос о вознаграждении врачей. Министр Императорского двора барон В. Б. Фредерикс 5 декабря 1900 г. распорядился «выдать по Высочайшему повелению лейб‑медику Высочайшего Двора Л. В. Попову восемь тысяч рублей за пользование Его Императорского Величества Государя Императора, во время болезни».[1021] Даже Г. И. Гирш, поставивший первоначальный неправильный диагноз, получил из Кабинета Его Величества в декабре 1900 г. орден Александра Невского (стоимость 2759 руб.). В. А. Тихонов (врач великого князя Петра Михайловича), привлекавшийся к лечению императора, получил звание почетного лейб‑медика.[1022]

К этому сюжету следует добавить то, что в мае–июне 1901 г. тифом тяжело переболела 5‑летняя великая княжна Ольга Николаевна.[1023]