Священномученик Федор (поздеевский)

 

К предстоящему поместному Собору Русской церкви.

Историко-каноническая справка (выдержки).

 

В состав соборов, как первого – апостольского и древних, так и более позднейших, входили не только одни епископы, но и другие члены священного клира – пресвитеры и диаконы и даже миряне, особенно первые. На апостольском соборе «апостолы и пресвитеры со всей Церковью рассуждали» и, «избравши из среды себя мужей», отправили их в Антиохию с посланием от имени всего собора: «Апостолы и пресвитеры и братия находящимся в Антиохии» (Деян. XV, гл. 22-23 ст.). Во II в., при появлении ереси Монтана, «верующие начали часто и во многих местах Азии собираться и исследовать новое учение, объявили его нечестивым и отвергли, как еретическое; тогда преданные ему отлучены были от Церкви и лишены общения с ней» (Евсевий. Цер. Ист. V, 16).

На этих соборах несомненно, конечно, руководителями были епископы, но и клирики, и миряне, очевидно, разумеются под общим именем «верующих». От III-го в. сохранились свидетельства от св. Киприана Карфагенского. Так он писал своим пресвитерам и диаконам: «С самого начала епископства моего, я положил за правило ничего не делать по одному моему усмотрению без совета вашего и без согласия народа». «Смиренномудрие, и учение и самая жизнь наша, – говорит он, – требуют, чтобы предстоятели, собравшись с клиром в присутствии народа... могли распорядиться во всем по общему соглашению». Когда возник вопрос о падших, он писал разным лицам, что этот важный вопрос необходимо разрешить по окончании со всеми епископами, пресвитерами, диаконами, исповедниками и... в присутствии мирян». Такой порядок решения церковных дел соответствовал практике Римской церкви, которая писала Киприану: «Составив общий совет с епископами, пресвитерами, диаконами, исповедниками и твердыми в вере мирянами, (надлежит) рассудить о деле падших». На соборе 251 г. под председательством св. Киприана были епископы, пресвитеры, диаконы и множество народа. (Твор. Киприана цер. 2 из. т. I. стр. 175, 133, 165, 217, 221).

Такова же была практика и восточной церкви. Так, по поводу ереси антиохийского епископа Павла Самосатского в Антиохии многократно собирались соборы из местных, палестинских и малоазийских епископов, пресвитеров и диаконов. На последнем соборе (269 г.), как видно из надписания послания собора ко вселенной, участвовали «епископы, пресвитеры, диаконы... и церкви Божия». Главным деятелем на этом соборе явился Малхион, начальником философского училища в Антиохии, который вступил с Павлом в прение и обличил его в ереси (Евсев. Церк. Ист. VII, 28, 29, 30). Перечисляя видных епископов Антиохийского собора 264 г., историк Евсевий говорит: «Не трудно бы насчитать множество и других, собравшихся тогда... вместе с пресвитерами и диаконами».

Говоря о составе соборов, нельзя не отметить того важного обстоятельства, что в различные эпохи церковной жизни состав соборов был не одинаков. В первые III века, как это можно видеть и из приведенных исторических данных, состав соборов отличался большей полнотой, – к участию в делах собора приглашались и низшие члены клира, и верующие миряне – «вся Церковь». Чем дальше шло время, тем более и боле ограничивалось участие в соборах низших членов клира и особенно мирян; с IV века соборы становятся все менее и менее всецерковными. На соборах, начиная с IV в., пресвитеры и диаконы являются уже только со своими епископами, сопровождают их, а мирян почти совсем уже не бывает, их место занимают императоры и их чиновники, но не как представители класса мирян, а как охранители порядка на соборе (чиновники).

Решающее значение на соборах имели так же только одни епископы. Пресвитеры, диаконы, чтецы (не говоря уже о мирянах), никогда не были главными, полноправными и действительными членами соборе наравне с епископами. Право решающего голоса принадлежало только епископам. Другие члены клира этого права не имели; им представляемо было право совещательного голоса.

Если на собор избрать таких пресвитеров и мирян, которые знакомы с св. Библией, отеческими творениями, духом христианского подвижничества, церковным богослужением и канонами, то такие участники собора окажут епископам существенную помощь, подобно тому, как оказали ее на Антиохийском соб. 269 г. мирянин Малхион и на I всел. соборе архидиакон Афанасий.

Нет сомнения, что такими пресвитерами и мирянами еще не оскудела русская церковь, имена некоторых из них известны даже в печати, и наши иерархи и пресвитеры должны только позаботиться о привлечении их к участию в делах собора. Белое духовенство, ближе всех стоящее к пастве и лучше всех знающее все ее нужды и болезни, способнее епископов раскрыть все это перед собором и представить соображения своего пастырского опыта в общее дело улучшения церковной жизни. Участие же мирян, думается, важно в том отношении, что этим актом будет положено начало деятельному, живому участию мирян в делах св. церкви, что давно служит предметом чаяния лучших пастырей и мирян и что, несомненно, способно оживить, освежить и воскресить упавшую приходскую жизнь. Каждый епархиальный архиерей может найти себе достойного и просвещенного спутника пресвитера на собор в лице белого священника – лучше приходского, сельского, а некоторые и инока – или настоятеля монастыря или ректора семинарии (последнее важно при обсуждении вопроса о духовной школе) и каждая епархия может совокупными действиями архипастырей и пастырей найти себе хотя бы одного верующего, исполненного страха Божия мирянина – представителя епархии.

 

ВЫБОРНОЕ НАЧАЛО

Как на обычный для св. Апостолов способ избрания клириков при участии народа, указывают на два факта из кн. Деяний – совместное избрание Апостолами и верующими Матфия в Апостолы на место Иуды и на избрание первых семи диаконов (I гл., – 15 – 26 и VI гл. 1–6). Но Матфий был избран не в священную степень, а на чрезвычайное апостольское служение, какого впоследствии не было, и избран чрезвычайным способом, а первые семь диаконов были избраны на служение трапезам и не имели в то время тех обязанностей, которые стали иметь в Церкви впоследствии.

Из указываемых двух фактов можно вывести то заключение, что Апостолы сами положили начало и как бы освятили этими избраниями обычай допускать паству к участию вообще в избрании на служение Церкви. Да впрочем, и из этих двух фактов видно, что участие народа требовалось не самым существом дела, но оно допущено было Апостолами ради единения всех верующих и взаимной любви их; избрание было только представлено народу Апостолами: «Усмотрите... мужи от вас свидетельствованы седмь, ихже поставим», – говорят Апостолы (Деян. VI, 3).

Как освященный самими Апостолами, обычай призывать народ к участию в избрании иерархических лиц стал соблюдаться с первых веков христианства во всей Церкви. Муж апостольский, св. Климент Римский, производит его от апостольского предания (I Коринф. 44).

Св, Киприан Карфагенский называет его установлением божественным и преданием апостольским, которое сохраняется везде (68 письм.). «При избрании клириков, – пишет он, – мы (высшие иерархи) советуемся с вами (клиром и народом) и общим голосом обсуживаем права и заслуги каждого» (30 п.). «Мы знаем, – пишет он в другом письме, – Богом постановлено, чтобы священник был избираем в присутствии народа пред глазами всех, и чтобы его достоинство и способность были подтверждены общественным судом и свидетельством… Пред всем сонмом повелевает Господь поставить священника (Числ. XX, 25, 26), т. е. учит и показывает, что постановление священника не иначе должно быть совершаемо, как с ведома предстоящего народа, чтобы присутствующие могли и открыть преступления злых и возвестить заслуги добрых, и чтобы таким образом постановление было справедливо и законно, как основанное на общем приговоре и суде. Тоже по божественному наставлению было соблюдаемо и впоследствии». Указавши затем на избрание Матфия и семи диаконов, он продолжает: «Поэтому тщательно надобно хранить и наблюдать то, что по божественному преданию и апостольскому примеру и соблюдается у нас и почти во всех странах; для правильного постановления все ближайшие епископы должны собраться в ту паству, для которой поставляется предстоятель и избрать епископа в присутствии народа, вполне знающего жизнь и ознакомившегося с делами избираемого чрез свое обращение с ним» (56 пр. Твор. Кипр. I изд. т. I, 269, 270 стр.).

О том же св. Лев Великий пишет: «Когда дело будет идти об избрании первосвященника, то пусть предложется всем тот, кого будет требовать единодушное согласие клира и народа... Никто да не поставляется против воли и желания народа, чтобы народ, потерпев принуждение, не возненавидел и не стал презирать не желаемого епископа и не потерял должного благоговения, как скоро ему не позволят иметь епископом того, кого он желал» (Лев В. Письмо к Анастас. 84).

В «Апостольских Постановлениях» находим следующее: «Епископом должен быть поставлен тот, кто беспорочен и избран всем народом. Когда он будет наименован и одобрен, весь народ, собравшись, в присутствии епископов и пресвитеров, должен дать свое согласие. Старейший из епископов должен спросить пресвитеров и народ: тот ли этот, кого они требуют в предстоятели?

И когда они ответят утвердительно, он должен опять спросить: имеет ли он свидетельство от всех, что он достоин сего великого и важного начальствования...?

И когда все вместе по справедливости засвидетельствуют это, пусть в третий раз будут спрошены: действительно ли он достоин служения, – да при двух или трех свидетелях будет всякое слово. И когда в третий раз подтвердят, «что он достоин, от всех надобно требовать знак согласия» (VIII, 4).

1-й всел. Никейскйи собор в послании своем к Александрийской церкви говорит: «Если... кому-нибудь из церковников придется окончить жизнь, то в служение вместо умершего допускать недавно принятых, только бы они являлись достойными и избраны народом с согласия на то и утверждения Александрийского епископа» (Сократ Схолас. Ц. Ист. I, 9).

Сардикийский собор в 6-м правиле говорит: «Аще в единой области, имеющей многих епископов, случится единому епископу замедлети, и он, по некоему небрежению, не восхощет быти в собрании и согласитися на постановление епископов, собравшееся же множество людей будет просить, да поставится требуемый ими епископ: подобает во первых, через послание экзарха области воспомянуть оному замедлившему епископу, яко просят люди дати им пастыря. За благо признаю ожидати, да пребудет и он. Аще же и чрез послание быв прошен, не приидет, и ниже отпишет, то подобает удовлетворити желанию народа».

Из соборных постановлений, запрещающих самовольные переходы епископов на другие кафедры (Апост. 14, Сардик. 2, Ант. 16), видно, что народу дозволялось более чем одно согласие на сделанное избрание, но и предварительное свидетельство об избираемом. Примеров избрания епископов и пресвитеров клиром и народом в истории Церкви довольно. Так были избраны: св. Киприан Карфагенский – во пресвитера и во епископа, (хотя только спустя год после крещения), св. Афанасий Великий, св. Василий Великий – во епископа, св. Амвросий Медиоланский, св. Иоанн Златоуст – во епископа, Василий, друг его, о котором он упоминает в книгах «О священстве», св. Иларий Пуатьесский, Нектарий Константин., Тарасий Константин., преемник его – Никифор и мн. другие.

При избрании клирика обыкновенно народ выражает свое одобрение или неодобрение восклицаниями: «Достоин», или «Недостоин». Иногда составлялись формальные акты по поводу избрания, в которых свидетельство избирателей скреплялось их собственным подписом, чтобы кто-нибудь не мог отказаться от своего свидетельства и согласия на избрание. Если кто-либо из народа против достоинства представляемого лица, то его обвинения рассматривались и поверялись перед всем собранием.149

 

 

ПРОПОВЕДИ

 

Священник Дмитрий Дудко

 

О ВЕРЕ

Вера сильнее всех преград, Слово Божие может проникнуть всюду, оно сильнее всякой безбожной пропаганды. Но только нужно распространять Слово Божие, а не дрожать за свое благополучие. Как бы за это не наказали. (...) В нашей вере не должно быть малодушия, в нашей вере должна быть решительность и любовь. Пойти на любые трудности во имя воскресения из мертвых, во имя любви ко Христу и человеку. Сейчас, когда вера гонима, тогда она и крепка. Наша вера теперь должна начинаться от страданий. В наших страданиях и слышится для нас голос Христа: «следуй за Мной!» – и осиевает свет с неба. И уже не один гонитель стал в ряды верующих.(...) Сейчас, кроме веры в Христа, ничего и не должно быть. Ныне время настоящей веры. (...) Страдания за Христа – проповедь, в наше время проповедуют мученики. Не богословы, ученые, а проповедуют мученики. Собирайте с благоговением крупицы из жизни замученных. Больше всего, больше всяких книг нам сейчас нужны писания о замученных.

Любящие друг друга истинно исповедуют Бога, они не еретики. Еретиками могут быть даже те, которые формально правильно говорят о Боге, а любящие Бога и людей не могут быть еретиками. Они всегда правы, православны. (...) Без веры, без правильной веры угодить Богу нельзя. Мы теперь часто удовлетворяемся тем, что верим, ну и хорошо, говорим, но вера вере рознь. Как говорится в Писании: «и бесы веруют и трепещут». (...) Вера должна быть не просто как вера в Высшую силу, вера должна быть церковной, только церковную веру врата адовы не одолеют. «Созижду Церковь Мою и врата адовы не одолеют ее!»

Ересь – неправильная вера – это подмена веры, суррогат веры, иначе можно сказать. А вера настоящая только спасительная, и настоящая вера открывается только уму церковному, уму соборному. Соборный ум – это не коллективное решение. Часто коллективное решение и бывает неправильным, и самым жестоким. Решение озверевшей массы – это хуже всего. (...) Соборное решение – это решение любящих сердец, носителей христианского духа, когда Дух Святой озаряет людей. Таких может быть и мало, но они – соль земли, свет миру. Правильно решать может не тот, который идет по течению толпы, правильно решает святой человек, который ни от чего не поколеблется, не покривит своей душой.

Мы верим «Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». Как Бог, так и Церковь едины. Одновременно Церковь соборная и Апостольская. Не много церквей, а Церковь одна – едина. Часто то, что мы принимаем за Церковь – это еще не Церковь. В Церковь мы потому и веруем, что Она, как Бог, едина и невидима. То, что видят, в это не верят, только вшш то, что не видят, в то верят. И мы в Церковь верим. И Она единая, святая соборная и апостольская, в Ней не может быть ничего разделяющего, грешного, несоборного и не Апостольского. А если хотя бы что–то в Ней есть такое, что не принадлежит Церкви – это значит не Церковь, и мы в такую не верим. Часто в мире подменяют Церковь чем–то другим, кладут ей новое основание. А Церковь имеет основание только от Христа. Христос в Ней краеугольный Камень, на Котором все строится.

Есть попытки у современных верующих что–то поправить в Евангелии: мол, там что–то уже устарело, или неисполнимо. Допустим, так. Чтоб следовать за Христом, нужно взять крест свой. Говорят, что можно следовать и без креста. Жертвовать своим благополучием, тем более своей жизнью за других, мало кто решится, а это значит, что Христос со Своими требованиями мучителен для нас. Мы ищем облегчённых путей для спасения. А облегченных путей не может быть. Это легко только катиться по наклонной плоскости к гибели, а подняться обратно нелегко. Чтоб спастись, нужны неимоверные усилия. И на эти неимоверные усилия нам нужно решиться, тогда только эти неимоверные усилия станут вполне исполнимы и даже легки, как сказал Христос: «иго Мое благо и бремя Мое легко».

 

ЧТО ЗНАЧИТ ВЕРИТЬ В ВОСКРЕСЕНИЕ

ХРИСТОВО?

Конечно, прежде всего, это не значит, что мы только признаем Воскресение Христово. Верить – это, значит, жить так, делать так, чтоб все наше человеческое существо воскресало. Помимо того, что Бог заботится о нашем воскресении, еще мы должны заботиться о воскресении. Забота эта заключается не в том, что мы будем просто исполнять заповеди Господни. Забота о том, чтоб в нашей трудной жизни, когда христианство и мы возведены на крест, было воскресение. Без креста – трудностей – нельзя воскреснуть. Нам Бог сейчас, если можно так выразиться, предоставил такое право, когда мы непосредственно участвуем в деле воскресения. Все: трудности нашей жизни; добро, которое мы делаем; таланты, которые нам даны, – должны быть направлены на воскресение. Без воскресения нет и смысла, ни даже цели жизни. Короче говоря, произошла разруха в нашей жизни посредством греха, теперь посредством того страдания, которое от греха, мы должны достигнуть воскресения. В России, пожалуй, столько мучеников, сколько было за 300 лет гонений в первые века христианства. И если б вот сейчас представить всех замученных, какой длинной, длинной цепочкой прошли бы они перед нами. Мученики за Христа – это воскресшие люди. Помните из Евангелия, когда Христос был распят на Кресте, многие вышли из гробов и явились живыми. Так вот мученичество в России – это именно наше Воскресение.

 

О СТРАДАНИЯХ

О смелости и страхе мы теперь судим превратно и к нашему времени применимы слова из Писания, убоялись там, где нечего бояться. Мы боимся того, что нам ни чем не грозит. Ну, допустим, лишат нас земных привилегий, посадят в тюрьму или убьют? Земные привилегии так или иначе кончатся, и в тюрьме есть люди, которые тебя поймут, как сказал Достоевский. И есть люди, которые не понимают и на воле. И готовы тебя сожрать. А убьют нас или спокойно окончим жизнь – все равно смерти никто не минует. Это если на все посмотреть с человеческой стороны, а если с Божеской? То лишение привилегий, тюрьма, смерть за Христа – это такое счастье, которого мы и представить не можем. И за временное терять вечное – это такое неразумие, над которым нужно очень сожалеть. Гибнущий мир может спасти не дипломатия, а решимость на страдания за погибающий мир. Только страдание, личное или чужое, может открыть глаза на спасение, может воскресить наши души. «Твоя от Твоих, Тебе приносяще о всех и за вся». Решиться пострадать о всех и за вся, – вот что спасет! «Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим, Господи, и молим Ти ся, Боже наш». И страдая, благословить Бога – вот что спасает.

Церковь, настоящая Церковь – носительница Истины и жизни – всегда гонима. Как тогда, так и теперь. Не гонимы только те, для кого Церковь какое–то учреждение, где они могут работать и получать зарплату. Торжество Православия – это торжество правды и духа. Христос сказал, что Его гнали, будут гнать и нас, «но мужайтесь, Я победил мир». Вот что главное. Когда страдают за Церковь, тогда она и бывает живой. А не просто только исполняют требы, получают зарплату.

Плохо делают те, которые, судя по обстоятельствам, то снимают, то одевают крестик. Если вы боитесь, что у вас заметят крестик, и снимаете его, то как вы убоитесь тогда, когда на самом деле будут грозить вам. Крестик – начало нашего освящения. Снять его, убоявшись насмешек или гонений этого мира – это вначале ещё пресечь своё освящение. Значит свет, который в нас, окажется тьмой, потому что он убоялся тьмы этого мира – угроз, и сам превратился в тьму. Если свет, который в тебе – тьма, то какова же тьма?! Какие же вы христиане, когда всего боитесь, – так законно могут упрекнуть и нас безбожники. Вот и недавно мне рассказывал один человек, что когда он снял крестик, почувствовал, как что–то ушло от него, как потемнело в душе. Нательный крестик – начало нашего христианского освящения, а говорят, как начнётся, так и пойдёт дальше. Начало – половина дела. Устоишь в ношении нательного крестика – половину дела сделаешь. Вторая половина может пойти сама по себе, главное – положить верное начало. Если в начале неверно, тогда начнётся шатание по всяким жизненным колдобинам. «Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, не войдёте в Царство Небесное». Свет в нас должен быть больше всякой тьмы, которая вне нас. А если наш свет не может светить – это тьма. И какова же тьма! Какая страшная тьма! Она приносит гибель не только нам, но и окружающим нас.

Когда посылаются страдания, на них нужно идти безбоязненно, самим на страдания напрашиваться не надо, ибо это, может быть, будет и преждевременно, но когда посылаются страдания, нужно осознать, что пришло время, и страдания принять без сомнения, и даже с благодарностью. Мы ропщем часто в страданиях, но это от нашего неразумия, страдания нужно принимать с благодарностью. Они не случайны, Случайного вообще ничего нет. И нам всем нужно осмыслить промыслительное действие Божие над нами. Без ведома Бога ничего не бывает, страдания никогда не могут раздавить человека. (...) С Богом любые страдания становятся благом и легкими, без Бога страдания давят. Более того, как бы вы себя не обманывали, без Бога, кроме страдания, ничего и не остается. Погоня за легкой жизнью – это обман, который нам всем давно нужно понять.

Широкий путь всегда к гибели. Но, конечно, страдания так или иначе составляют трудности и естественно от них унывать человеку. Мы даже как будто и верим Богу и молимся, а в страданиях, как говорится, опускаем руки. Вот когда во время страданий у нас опускаются руки, об этом–то и нужно задуматься. Значит не все у вас благополучно, и то, что вы считали верой – это только было вашей мечтательностью. Вера, как говорится, горы может передвигать, а вы боитесь просто встречи с атеизмом, готовы даже и от Бога отказаться, придумав себе какую–то лазейку: мол, буду веровать в душе. Раз вы унываете во время страданий – значит, прежде всего, нужно обратиться за помощью к Богу, только Он и никто другой вам не может помочь. Когда вы хотите схитрить во время страдания, идете на сделку, чтоб только от них избавиться – это ошибка. Страдания, пусть как будто и облегчатся, но они более усилятся. Только помощь Божия действенна во время страданий. Нужно молиться. Так и вы, если будете страдать, если даже не захочется – молитесь. Молитва – единственное средство и выдержать страдание и понять, для чего оно послано.

Когда трудно, тогда и нужно делать. Христос спасает нас Крестом Своим, мученичеством Своим, вот отчего наша победа! А что там где–то скажут, что напишет какой–то борзописец, устраиваясь и подлаживаясь, это безразлично. Ветер развеет всякую клевету, была бы душа у тебя чиста. «Горе имеем сердца!» В поклонении (Богу) нет колебания, допустим, такого: а дай понаслаждаюсь, а потом пусть и страдания. Сначала пир Ирода, а потом Голгофа. Этого не может быть. Стоит только немного увязнуть, как не вырвешься. Грешный мир в свое болото очень сильно затягивает. В поклонении нет того, чтоб и мир и Бог. Не можете служить двум господам. Одному станешь усердствовать, о другом нерадеть. Напрасно будут твои потуги чем–то залатать прорехи души. Душа не залатывается. Нужен единый дух, нужно христианское единомыслие. Христианская самоотверженность.

Тот, кто боится сказать слово, от всего прячется, всего боится, только бы не лишиться земного устройства – эти не взывают и не участвуют в прославлении Бога. Бегут в страхе и панике с Тайной Вечери нашей жизни. Думают, что в житейском благополучии – их спасение. Тут как раз время вспомнить Евангелие по Воздвижении, читаемое сегодня за литургией. «Ибо, кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее». Потерять душу ради Меня, то есть Христа и Евангелия – это значит сберечь ее, пойдя за Христом и взяв крест свой и все в жизни строя на евангельской основе. Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит.

Не случайно умер Христос за спасение мира, мы тоже не должны умереть случайно. А случайно мы умрем, если будем бояться страданий. Страданий не только мы не должны бояться, но и принять их добровольно. Имею власть их принять и не принять, говорит Христос, принимая страдания. Навязанные страдания ожесточают, добровольно принятые спасают. (...) Вспомним еще, как Христос, вися на кресте, молился за Своих врагов: прости им, Отче, не ведают, что творят. Вот еще та черта, которую мы должны добавить к страданиям – молиться за своих врагов. Ожесточившемуся миру не понять этой правды, как можно молиться за врагов. Но именно страдая и нужно молиться за врагов. Если можно так выразиться, что если ты, страдая, не молишься за врагов, то и твои страдания не имеют силы. Мы все стали обидчивы и даже мстительны. Нас, бывших христиан, сбили на неверный путь, оттого нам трудно теперь, даже уверовав в Бога, быть настоящими христианами, особенно это научиться любить врагов своих. Как можно любить тех, кто тебя обижает? – рассуждают сейчас. Как можно любить тех, кто нас гонит? Кто, добавляют, не верит в Бога, и ему все это чуждо? Вот тут и проявится настоящее христианство – стать выше своих личных обид. Именно их–то и любить надо. Но тут опять, даже в любви к врагам, поскольку мы утеряли христианское понятие, вкрадывается соблазн. Любить, думают, закрыть глаза на все, что делается, и любить всякий грех. Это не так. Как раз поступает так враг, а не друг, когда закрывает глаза на недостатки.

 

О ЛИТУРГИИ

Литургия в отрыве от жизни становится просто театральным зрелищем. Литургия и жизнь тесно связаны между собой. Кто не обращает внимание на горе народное, тот не молится за литургией, потому что литургия – это молитва о народном горе, о спасении людей. Христос распялся не когда–то только, литургия не воспоминание только о страдании Христовом, Христос распинается сейчас в лице гонимых и преследуемых, Христос с каждым страдающим. (...) Страдания за свою веру оживляет всех и все. Когда веруют, не страдая, или еще выдавая своих собратьев по вере – эти могут вместо литургии присутствовать на черной мессе. Безбожники могут терпеть тех, кто боится страданий, они хотели бы, чтоб здесь в храме были трусы, предатели, развратники – это дало бы им лишний козырь: смотрите, мол, кто в храме, но они не терпят тех, кто прислушивается к словам Христовым: «кто идет за Мной и не несет креста своего, тот недостоин Меня». Вот вслушаемся: идти даже за Христом – этого мало, нужно еще нести крест свой. В христианстве крест становится центром, сосредоточием. Христос, вознесенный на крест, привлекает всех. Когда вознесен буду на крест, всех привлеку к Себе. Крест – вершина, с которой все видно и понятно, и которую все видят, в какой бы долине не находились.

Литургия совершается не только вот в храме – она уже здесь заканчивается, литургия начинается в гуще нашей жизни. Если ты своей жизнью служишь Богу, то и литургия будет божественной службой. Литургия – Царство Христово, а в Царство идут только с крестом. Нельзя кривить душой и быть чистым перед Богом. Мы привыкли на все смотреть с внешней стороны – вот совершаем службу и все в порядке. Чтоб совершать службу, нужно всегда себя чувствовать на Голгофе, тогда из груди вырвется благодарность, что Голгофа не наказание, а воскресение из мертвых. «В нощь, в нюже предаяшася, паче же Сам Себя предаяша». В ночь, когда предают, а больше всего, когда сам идешь на страдания! Какие это современные слова! Сейчас ночь, когда предают, но не это главное. Главное, что в эту ночь предательства ты не должен бояться страданий, а сам добровольно идти на страдания за правду Божию.

С таким сознанием для нас всюду будет совершаться Тайная Вечеря, за службой или вне службы, куда бы нас не забросила, как говорится, судьба. (...) Вот мы сейчас очень безпокоимся, чтоб не лишиться Причастия, идем даже на сделку с совестью, чтоб только совершалась литургия. Говорим: как бы то ни было, только бы совершалась литургия. Отвечая на этот вопрос, обратим внимание, что говорится о руках Христа: «святые, пречистые, непорочные руки». Можно ли литургию совершать с нечистыми руками и нечистой совестью? (...) Нельзя совершать литургию, имея на руках наросты грехов. Христос берет хлеб, как говорится в молитве, святыми, пречистыми и непорочными руками. Как ты священник, будешь подымать Святую Чашу, если твои руки грязны от грехов? От этого не отделаешься тем, что если мы недостойны, совершает за нас Ангел. Да, Ангел совершает, но мы не спасаемся. Мы гибнем. Совершается литургия, как на сцене выступают. Оттого мы грыземся в храме по всяким пустякам, оттого и безбожников впустили в храм настолько, что мы их больше боимся, чем боимся Бога. Оттого мало чем отличаются верующие от безбожников. Не формальное совершение литургии нам нужно, нам нужно совершение ответственное, мы должны почувствовать свою ответственность. Тогда и старообрядцы со своими страданиями не будут нам казаться страдающими изуверами, раскольниками, тогда и так называемые тихоновцы, ИПЦ, покажутся нам братьями, которым мы должны протянуть братскую руку, а не слушать, что о них говорят безбожники. Они ведь не кто–либо, а, люди, ищущие Истину. Неужели Богу будет приятнее наше благодушное исполнение литургии, и Он отвергнется от страданий наших братьев?

Нам нужно понять свою вину, понять всех, понять то, что мы безответственно разделились. Понять так, чтоб спросить у себя, что нужно делать, чтоб не было разделений? А мы закрываем на все глаза и говорим, как бы то ни было, лишь бы совершалась литургия. Литургия – это сама жизнь и на пустом месте нет жизни. А пусто место не будет тогда, когда мы будем чувствовать за все свою ответственность.

Когда–то нас предупреждали: будет запустение на месте святом, и вот страшно, что это «место запустения» происходит. Современный соблазн даже не в том, что кругом слышится и видится безбожие, соблазн в том, что мы подменяем Истину. Оттого когда–то были такие подвижники, а сейчас мы думаем все упростить. Оттого мы и толкуем о реформах в Церкви, довести, мол, до сознания. А никакие реформы не помогут, если мы будем бездеятельными. Деятельными люди бывают тогда, когда почувствуют ответственность, когда совесть заговорит.

Когда придет антихрист, он ведь даже не будет отвергать Церковь, он будет только убаюкивать нашу совесть. Антихрист внешне не изверг, он дьявольски джентльмен, вы не заметите, как, очаровав вас, он вместо истины преподнесет нам ложь. И вот этот соблазн есть. Вместо Истины преподносится ложь в красивых дьявольски–джентельменских формах. Наблюдайте за собой, как опасно ходите, предупреждает нас Писание. Наблюдать за собой, быть бдительным, понимать, что не страшны страдания, страшен соблазн: вместо Истины принять ложь, боимся пострадать за свою веру, прячем ее, а из Евангелия слышатся слова: зажженную свечу не ставят под сосудом. Сейчас нам не Апологетика нужна – умело поспорить с безбожниками, сейчас нам нужно умение, вернее, мужество пострадать за свою веру. Страдающий за веру убеждает, доказывающий мало кого убеждает. Красиво умеют говорить и лгуны, нужно красиво делать. Ибо мы постоянно говорим о страданиях Христовых, а сами боимся пострадать, идем на всякие сделки.

Тайная Вечеря – это не успокоиться от страданий, это беседа наша с Богом, как выдержать страдания. Меня гнали, будут гнать и вас, – предупреждает Христос, – и если нас не гонят во время гонения за правду, то мы и не христиане. Мы должны мужаться в страданиях, ибо страданиями Христос победил мир. Не оружием, не вооруженной армией, а страданием. Смертью Своей. А мы боимся страданий, боимся смерти. Нужно бояться жить в грехе и смерть покажется радостью».150