Подбор высшего командного состава

 

Задачи подбора в деле комплектования В.К.С. сводятся к тому, чтобы из общей массы офицерского и младшего командного состава сначала намечать, а затем выбирать тех лиц, у которых можно

 

Единственное сведение, которое имеется у меня об офицерских корпорациях Петровской эпохи, заимствовано из статьи г. В. Драгомирова, Военный Сборник, № 5, стр. 191.

 

¹ Начальник без авторитета будет обычно лишен и «военной энергии».

 

318 В. флуг

 

Высший ком а нд н ы й сое та в

 

319

 

предполагать высокое развитие качеств, признаваемых необходимыми для занятия высшей командной должности, продвигая таких лиц вперед на эти посты и устраняя тех, которые необходимыми данными для высшего командования не обладают.

 

В нашей старой Армии такой подбор практиковался в виде: производства в чины «по избранию» и «за отличие», назначения на должности по «кандидатским спискам», увольнения от службы в административном и аттестационном порядке, а также по предельному возрасту (возрастному цензу) и пр. Вообще целям подбора должна была служить вся аттестационная система. Подобное же значение имели конкурсные вступительные и выпускные экзамены в военно-учебных заведениях.

 

Итак, подбор у нас практиковался в различных видах, но несомненный факт, что высших командных должностей достигали лица, вообще мало удовлетворявшие этому назначению, дает основание предполагать, что действовавшая система подбора обладала значительными дефектами.

 

В моем исследовании эти дефекты подвергнуты подробному разбору, в который я в своем докладе, к сожалению, вдаваться не могу, почему перехожу прямо к тому порядку подбора, который я считал бы необходимым установить.

 

Подбор офицерского состава

 

В своих рассуждениях я буду исходить от следующих двух постулатов: 1) качества, требуемые от лица В.К.С, принадлежат к числу редко встречающихся у русского племени, почему лиц, ими обладающих, следует тщательно искать в общей массе людей, составляющих Армию или могущих быть привлеченными к службе в ней; 2) воспитание и подбор, стремясь к одной цели — созданию удовлетворительного командного состава, должны быть согласованы и связаны между собой самым тесным образом.

 

Если качества, требуемые от вождя, принадлежат к числу редких, то, как сказано, искать их необходимо в возможно большей массе индивидуумов. Для практического решения этого вопроса поставим его в такой плоскости: нет ли в составе всей русской нации особых сословных или племенных групп, которые по своим качествам более приблизились бы к идеалу вождя, чем вся остальная масса. Если такие группы существуют, то не могли ли бы они быть использованы, как преимущественные источники комплектования офицерского (а следовательно и командного) состава, так сказать, для цели его грубого, «валового» подбора, что могло бы

 

значительно облегчить последующий, тонкий подбор? Если таких групп нет, не могут ли они быть специально созданы?

 

Идеальным решением этого вопроса было бы существование в народе особой касты «воинов», по примеру, скажем, прежних японских «самураев». Не столь идеальным, но все же удовлетворительным решением было бы наличие особого «служилого» сословия, вроде того, которое существовало у нас в Московский период нашей истории и, в неизменном виде, при Петре Великом и его ближайших преемниках.

 

Нельзя отрицать огромного значения наследственности в передаче из поколения в поколение качеств, отличающих воина и вождя. Но, кроме закона наследственности, которому подчинено все живущее, обособленные группы населения заключают в себе еще другой сильный фактор развития — сословные традиции.

 

«Непобедимость» нашей Армии в веке Екатерины II и Александра I была в значительной степени результатом высокого национального самосознания тогдашнего правящего класса, самосознания, передававшегося по традиции от отца к сыну и которое его представители умели сообщать и остальной массе народа. «Слава Богу, я Русский и вы Русские!» — в устах Суворова и его современников эта фраза не была трескучей фанфаронадой, а выражением искреннего убеждения.

 

Этот гордый и патриотический дух нашего старого дворянства был вытравлен Аракчеевым и современными ему реформами, лишившими офицерство его корпоративной сплоченности и открывшими доступ в его среду «разночинцу». Офицерский корпус постепенно терял свои «служилые» дворянские традиции, которые сохранялись в нем до того времени, несмотря на значительный процент в армейских полках офицеров, выслужившихся из солдат. Последний удар старому порядку нанес в царствование Императора Александра II Милютин, который под влиянием своих просветительских идей упразднил уцелевшие еще хранилища старых служилых традиций — кадетские корпуса.

 

Правда, что в наш век едва ли возможен совершенно замкнутый сословно корпус офицеров даже в мирное время, а в военное — подавно. Однако, впитывая в себя посторонние элементы, он должен растворять их в себе, а — не растворяться в них сам. Например, в старой германской Армии всегда был значительный процент офицеров — не дворян, а между тем про весь ее офицерский корпус можно сказать, что он сохранил свои дворянские, унаследованные со времени Фридриха Великого традиции; сохранил он их и на всем

 

320

 

В. флуг

 

протяжении Мировой войны, несмотря на огромные потери в офицерских кадрах.

 

■ Не то было у нас. Офицерский состав большинства наших пехотных полков к 1917 году приобрел определенно крестьянско-мещанскую физиономию¹, т.е. обратился в элемент, не обособляющий, а, напротив, отождествляющий себя с остальной массой Армии, вместо того чтобы сознавать себя ее мозгом, ее нервной системой, ее аристократией. Естественным результатом этого (конечно, в связи и с другими причинами) было непротивление революционным тенденциям массы и разложение Армии.

 

По мысли Ардана дю Пика, офицер должен быть «своего рода аристократом». В демократическом обществе, полагает этот писатель, офицер может приобрести свойства, которые должны быть присущи ему, не иначе как непрерывно поддерживаемым усилием воли, направленным к его дифференциации от своих подчиненных, тем, что он воспитывает в себе более возвышенную и более чистую идею о своих обязанностях и своей ответственности. Эта идея вырабатывается в нем только при условии абсолютной уверенности в своем праве начальствования, когда он проникнут гордостью командования.

 

Таково мнение выдающегося офицера демократической французской армии. Достойно внимания, что именно в этой армии, в которой даже в мирное время около трети офицеров происходит из нижних чинов, раздаются подобные голоса о необходимости «аристократизировать», если можно так выразиться, офицерский корпус. <...>

 

Отметим еще, что японская армия, подобно старой германской, держится, главным образом, аристократическим самурайским духом своего офицерского корпуса. В этом же свойстве заключалось, по-моему, преимущество наших гвардейских офицеров перед армейскими, как источника комплектования В.К.С.

 

Итак, подбор в Армии на командные должности должен начинаться по признаку наследственности. Я не мечтаю, однако, чтобы было возможно восстановить в России дворянство как «служилое» сословие, а следовательно, и как единственный или главный источник комплектования офицерского состава, каким оно было в старые времена. Но зато я верю в возможность создания в будущем если не de jure, то de facto, — наследственного военно-служилого сословия, способного заменить старое дворянство в одной из его функций — военной службе государству на офицерских и командных должностях.

 

Статья В. Чернавина в № 5 Военного Сборника, стр. 223.

 

Высший командный состав

 

321

 

Для этого представляется необходимым рядом поощрительных мер и льгот материального и морального характера побуждать офицеров будущей Армии избирать для своих сыновей военную карьеру предпочтительно перед всякой другой. Для этого понадобится, прежде всего, установить для строевых офицеров вполне достаточные оклады денежного содержания, а затем предоставить им и их семьям разные другие преимущества, направленные в общем к тому, чтобы утвердить между ними прочную традицию военной службы государству из поколения в поколение.

 

Можно надеяться, что при этом условии, в связи с патриотическим настроением, которое естественно охватит передовую часть русского общества в первое время по восстановлении национальной России, уцелевшая часть нашего славного старого офицерского корпуса, при надлежащем импульсе сверху, с готовностью примет на себя роль родоначальника будущего военно-служилого сословия — прочной опоры внешнего могущества и внутреннего порядка государства.

 

Из мер материального характера, которые могли бы оказать влияние в желаемом направлении, я считаю одной из наиболее важных ту, о которой я уже говорил в отделе о воспитании, именно, восстановление кадетских корпусов как закрытых учебных заведений, доступных исключительно для офицерских (всех чинов) сыновей, с предоставлением последним бесплатного содержания и воспитания от казны. Воспитанникам, успешно окончившим курс этих корпусов, должно быть предоставлено право поступления без конкурса в военные училища.

 

Я не считал бы целесообразным закрыть доступ к карьере офицера лицам другого происхождения; во-первых, потому, что офицерских детей может и не хватить для удовлетворения всей потребности Армии в офицерах, во-вторых, во избежание слишком большой замкнутости офицерского сословия, могущей повести к его отчуждению от других общественных группировок, и в-третьих, чтобы не пресечь естественных стремлений к военной карьере и симпатий к военному делу, которые могут возникнуть и вне офицерской среды. Для таких добивающихся офицерской карьеры молодых людей «со стороны» я полагал бы установить порядок достижения офицерского звания преимущественно путем службы в войсках.

 

Предлагаемый мною порядок, на первый взгляд, как будто не отличается существенно от тех начал комплектования Армии офицерами, которые были установлены нашим старым законодательством. Там мы также видим закрытые и, большей частью, сословного характера кадетские корпуса; видим, что вакансии в военных учили—

 

322 В. Флуг

 

щах в значительной доле заполняются выпускными кадетами; мы знаем также, что офицеры пользовались, правда, больше на бумаге, преимуществами в отношении определения своих сыновей в кадетские корпуса и что многие офицеры старой Армии для своих детей военную карьеру предпочитали всякой другой.

 

Все это хорошо известно, и я глубоко убежден, что офицерский корпус Императорской Армии своими несомненными боевыми качествами в значительной степени обязан был именно тому воспитанию, которое ему давали наши старые военно-учебные заведения, обеспечивавшие до известной степени однородность его состава и прививавшие ему патриотизм, преданность долгу и неустрашимость перед опасностью.

 

Если этот офицерский состав не представлял вполне удовлетворительного материала для комплектования К.С, то причина этого лежала не в недостатке у него перечисленных качеств, а в том, что служебные и бытовые условия не способствовали развитию в нем других важных качеств, необходимых для высшего командования. Я хочу не разрушать доброе старое, а только еще больше развить то, что в нем было хорошего. Из прежних кадетских корпусов большинство было сословных; я хочу сделать их все сословными, но с таким ограничением сословности, которое, по моему мнению, больше соответствует интересам Армии. Этого начала сословности я полагал бы необходимым в практике кадетских корпусов придерживаться неукоснительно, не допуская в нем никаких изъятий, в виде, например, приема в корпус сыновей гражданских чиновников и не служащих дворян, а также сыновей административного и преподавательского персонала своего корпуса, как то допускалось правилами нашего военно-учебного ведомства. Я не допускаю, чтобы офицеру было отказано в приеме его сына в кадетский корпус, если он удовлетворяет индивидуальным условиям для такого приема; желал бы также установить порядок, чтобы отец-офицер для своего даровитого сына мечтал о карьере не инженера, не коммерсанта и не адвоката, а строевого офицера, для которого открыта дорога к командным должностям. <...>

 

Таким образом, принцип наследственности я полагал бы применять к делу подбора только в виде наследственности классовой или сословной. Путем создания нового военно-служилого сословия (причем я вовсе не считаю обязательным, чтобы оно было юридически регламентировано под таким или иным названием) мы приблизимся к решению первого вопроса подбора: «из кого выбирать?» В дальнейшем развитии того же вопроса мы приходим к положению, что выбирать надо из строевого офицерского состава Армии. Оставшись на этом общем решении, перейдем теперь к более под—

 

Высший командный состав

 

323

 

робному обсуждению второго основного вопроса подбора: «как (по каким признакам) выбирать?»

 

Я уже имел случай высказать свои взгляды относительно постановки воспитательного дела в кадетских корпусах; в тесной связи с этим воспитанием должен действовать и особый вид подбора, которому можно было присвоить наименование подбора по элементарному воспитанию. Первым актом его явится строжайшая оценка здоровья и физических способностей кандидатов на поступление в корпус. Не останавливаясь на других разработанных в моем труде подробностях по этому вопросу, замечу только в качестве резюме, что те из кадет, которые, несмотря на особо настойчивую работу с ними, окажутся безнадежно вялыми, пассивными, впадающими в уныние от трудов и лишений, нерешительными, лишенными чувства солидарности, трусливыми и т.п., а все подобные качества, при правильной постановке воспитательного дела, не могут не обнаружиться для руководителей, должны быть отчисляемы от корпуса, каковы бы ни были их успехи в науках. Такая же судьба должна постигать кадет безнравственных, а также не подчиняющихся дисциплине и установленному внутреннему порядку, т.е. таких, в которых не удается развить и укоренить чувства долга.

 

Что касается успехов в науках, то я держусь того мнения, что неудовлетворительные годовые баллы по одному из учебных предметов отнюдь не должны признаваться достаточным основанием для признания кадета «неуспевающим». Важно не более или менее равномерное усвоение всех преподаваемых в данном классе предметов, а достигнутый общий уровень умственного развития. Известный тип «первого ученика», получающего полные баллы по всем предметам, способного «вызубрить» все что прикажут, «благонравного», чуждающегося шумных развлечений своих товарищей, вообще отличающегося примерным «поведением» в том смысле, как слово это понимается заурядными педагогами, и не доставляющего «хлопот» начальству, — этот тип не представляет чего-либо желательного как материал для будущего офицера. Отчисляться от корпуса за «неуспехи в науках» должны только умственно апатичные лентяи и безнадежные тупицы.

 

Очерченному мною здесь лишь в немногих словах элементарному воспитательному подбору я придаю чрезвычайно важное значение, т.к. убежден, что в течение всей будущей карьеры кадета, за исключением разве службы в боевой обстановке, ни разу не представится таких благоприятных условий для оценки его воинских качеств, как в обстановке учебного заведения, учрежденного на предложенных мною началах, т.е. такого, в котором культивируется прежде всего молодечество, при солидном спросе на моральные

 

324 В. Флуг

 

начала и на умственное развитие. Исходя из такого соображения, я и счел нужным придать этому подбору значительную долю строгости. Конечно, реальные условия жизни могут принудить к допущению в нем некоторых компромиссов. Но следует безусловно остерегаться безграничных уступок так называемому «общественному мнению», с его обычной псевдо-либеральной правотой, а также господствующему у нас обывательскому идеалу житейского благополучия, лишь бы, во что бы то ни стало, набрать в Армию нужное число офицеров.

 

«Числом побольше, качеством похуже» — этот исповедовавшийся у нас лозунг был одной из причин гибели русской Армии. По-моему, лучше иметь мало офицеров, но зато превосходного качества, и вообще, небольшую, проникнутую патриотическим духом, подвижную, активную, полную самоуверенности и дерзновения Армию, чем огромные, равнодушные, пассивные, лишенные веры в себя и в успех... полчища. Этот довод я вперед противопоставляю всем вообще возражениям, которые могли бы быть сделаны по поводу возможных «финансовых» препятствий к осуществлению моих проектов в целом и в отдельности...

 

Подбор в военных училищах должен вестись на тех же общих началах, как и в кадетских корпусах, с добавлением, в качестве фактора подбора, специальной подготовки юнкеров к исполнению обязанностей строевого офицера. В основание применения подбора должно быть опять-таки положено тщательное изучение начальствующим персоналом характеров воспитанников.

 

Легко предвидеть, что на подчеркиваемое мною повсюду обязательство для начальников изучать характеры своих подчиненных противниками предлагаемых мною мер будет выдвинуто возражение о трудности такого изучения для лица, не годившегося специально к роли психолога. Я думаю, что возражение это легко отпарировать указанием на то, что изучение характеров подчиненных не может представить для начальника затруднений при условии постоянного близкого личного общения с ними (что вообще служит залогом успешного «командования»), а также при условии, что соответствующими инструкциями свыше внимание начальника будет непрестанно обращаться на необходимость изучения характеров его подчиненных в определенном направлении (особом для каждой должности). Наконец, необходимость такого изучения и не является чем-нибудь новым..Огромное большинство, наверное, согласно с М.И. Драгомировым, которым еще несколько десятков лет тому назад было высказано: «Первая обязанность каждого начальника — знать, кто из чинов ему подведомых и на что способен».

 

Высший ком андный состав

 

325

 

Как же исполнить эту первую обязанность, не изучая характеров подведомых чинов? Я, например, не допускаю возможности того, чтобы при правильной постановке службы в отдельной части командир ее, при содействии своих ближайших помощников, не смог установить, что такие-то офицеры страдают недостатком решимости, что другие, напротив, обладают предприимчивостью, что третьи ленивы и апатичны, четвертые проникнуты духом солидарности и т.д. Я не спорю, что такая оценка характеров представит меньше затруднений для воспитателя кадетского корпуса в отношении подведомых ему кадет, чем для полкового или батальонного командира относительно подчиненных им ротных и взводных командиров; но не вижу непреодолимых затруднений и в этом последнем случае, при условии, что сама служба будет поставлена так, чтобы ею непрестанно предъявлялся спрос на известные черты характера подчиненных, подлежащие изучению начальника.

 

На таком изучении характеров подчиненных и должна быть основана практика в Армии. Воспитывая своих подчиненных в духе активности, инициативы, смелости, самостоятельности и т.д., начальники, пользуясь своим знанием их характеров, должны в то же время стараться устранять тех, которые этим требованиям не удовлетворяют.

 

Таков должен быть характер подбора офицерского состава в обыкновенных условиях мирного времени. Не выдвижение особо выдающихся, что для этой категории чинов можно считать нормальным только в обстановке военного времени, а устранение из общей массы менее годных элементов. Но кроме того, должны намечаться офицеры, обещающие в будущем развитие тех черт характера, которые отличают вождя. Они пока повышения не получают, но им должна предоставляться возможность усовершенствования их образования путем командирования в Высшую военную академию и другими способами. В то же время предполагаемые у них способности вождей должны по возможности испытываться возложением на них особенно трудных и ответственных поручений¹.

 

Значение органа подбора должны получить также офицерские корпорации, но, главным образом, лишь в отношении оценки нравственных качеств офицеров и в вопросе о приеме в свою среду новых членов.

 

Чтобы дать начальнику, при аттестовании им подчиненных, твердую опору и однообразный масштаб, необходимо снабдить его определенными инструкциями, содержащими перечни потребных

 

По моему проекту, право на поступление в Высшую военную академию определяется не путем конкурсных экзаменов, а на основании аттестации, данной строевым начальством, и особой проверки общего умственного развития кандидата.

 

326 В. Флуг _____________________________________________

 

для каждой должности качеств, указав применять эти инструкции по внутреннему убеждению, руководствуясь исключительно интересами службы. Эти аттестационные инструкции должны утверждаться в законодательном порядке, причем отдельные требования их вообще повышаются, переходя от низшей должности к высшей, и могут меняться в порядке своей относительной важности на тех основаниях, которые были установлены в отделе, посвященном разбору качеств идеального вождя. Основной идеей аттестационного подбора должно быть выдвижение начальников, одаренных сильной волей, самостоятельным характером и практическим складом ума. <...>

 

Флуг В. Высший командный состав /Вестник Общества Русских Ветеранов Великой Войны в Сан-Франциско. — 1936. — №№ 121–123, 125–127; 1937. -№№ 128–129–135–136; 1938. — № 140–142.

 

В. Борисов

 

СТРАТЕГИ МИНУВШЕЙ ВОЙНЫ

 

Стратегия есть искусство, а потому в каждом действии ее проявляются индивидуальные свойства художника. Если даже возьмем тех полководцев, которых Наполеон зачислил в свой список великих стратегов, то и тогда мы в их действиях, между многими общими им всем чертами или принципами отметим много чисто индивидуальных. А потому Наполеон, а ранее его Суворов, буквально в одних и тех же выражениях советуют «читать, и перечитывать, и сообразоваться с ними», т.е. со всеми, со всеми их индивидуальностями. Фридрих Великий в своем «тестаменте», после всех своих походов, сознается, что он далек от мысли, что изучил все военное искусство, уже потому, что в каждом новом своем походе он открывал новые принципы искусства. «А сколько походов, — восклицает он, — судьба не дала мне еще совершить!»

 

Минувшая война на фоне стратегической индивидуальности нарисовала нам следующих стратегов, державших в своих руках руководство военными действиями, а именно: Жоффр, Конрад, Путник, Алексеев, Людендорф и Фош; из них Жоффр, Конрад, Людендорф и Фош высказались в своих мемуарах; Путник же и Алексеев остались безгласны, судьба не дала им самим что-либо сказать в свою защиту; они, как Наполеон, оставили лишь свою оперативную переписку. Взглянем бегло на индивидуальности стратегической теории этих шести полководцев. Они нами перечислены в порядке их вступления в руководство; теперь же, при рассмотрении их теорий, мы выделим Алексеева в конец, намереваясь о нем поговорить подробнее, ибо его душа, его военный гений нам более известны.

 

Жоффр, мемуары которого наиболее ценны для изучающего теорию стратегии, вырисовывается для нас как истый инженерный офицер, совершенно проникнутый наполеоновскою истиною, что «военное искусство есть искусство простое; в нем нет ничего отвлеченного, умозрительного; все в нем от здравого смысла; вся сущность в нем в умении исполнить». Генерал Бонналь аттестовал Жоффра после маневров в 1912 г. как инженерного офицера, не знающего ни стратегии, ни тактики. Мы высокого ставим Бонналя, и такую аттестацию приписываем лишь несходству их индивидуальных черт в стратегической теории. В Фоше Жоффр нашел, в сложные минуты, советника с индивидуальностью Наполеона. Жоффр делал то, что делает всякий здравомыслящий инженер: он шел на место происшествия, рассматривал материал, выслушивал все мнения, невзирая на служебное положение советника; своим здравым

 

328 В. Борисов

 

смыслом делал верный синтез из всего. И Фридрих Великий советует генералу выслушивать совет младшего офицера, но затем «все брать на свои рога, ибо слово «генерал» означает «общий», т.е. все обобщающий». Жоффровские «инструкции» Образцовы по своему стратегическому содержанию, и он их приводит целиком в своих мемуарах. Его метод работы с инженерной индивидуальностью, как Наполеона — с артиллерийскою, но более чем у Жоффра пропитанного риском, отважностью, что и понятно, ибо Наполен более Жоффра был честолюбив. Был ли Жоффр углублен в изучение теорий стратегии и тактики? Этот вопрос практически не важен, ибо теория стратегии вся в том, что Наполеон называет «аксиомою, которая помогает во всех случаях», и в которой очень близко в своих лекциях 1901 г. подходит Фош, советник Жоффра. Тактика же есть техника, для понимания которой требуется лишь побывать на полигоне. Это Наполеон и высказывает, объясняя, что воскресших Александра, Аннибала, Цезаря надо месяца на два отправить на артиллерийский полигон, а Густав-Адольф и Тюрен могут сразу вести сражение на нынешнем поле операций.

 

Перейдем к Конраду, по его собственному признанию, выросшему на Клаузевице и Таллина. Клаузевиц всем известен. Таллина же, скромный австрийский генерал, часто скрытый под псевдонимами, оказал влияние и на Алексеева своею техническою стороною стратегической теории; в начальной директиве Алексеева в 1914 г. есть следы учения Таллина. Формальная сторона стратегической техники Таллина вполне соответствует наполеоновской «аксиоме», а равно той стратегичекой формуле, 'в какой эрцгерцорг Карл, рассматривая свой победоносный поход 1796 г. на Рейне-Дунае, подобный наполеоновскому в 1796 г. в Италии, выразил свою «аксиому», подобную «аксиоме» Наполеона. Это напечатано в 1931 г., в статье генерала Воина Максимовича, в сербском журнале «Ратник», где читатель и может уяснить себе сказанное. Вот этою галлиновскою техникою и выражается индивидуальная сторона стратегии Конрада. Все изумительные по своей отчетливости и точности движения, перестроения австрийской армии, что так удивляло Алексеева, особенно в Галицийском 21-дневном сражении, заслуживают внимательного изучения. В них проскальзывают такие моменты, про которые Наполеон говорит: «Они ничто, но это ничто и есть признак гения».

 

Теперь на очереди Путник, так мало знакомый военному «бомонду», но с честью могущий занимать место среди вышеперечисленных шести полководцев. Он вступил в свою роль полководца в 1914 г., уже после боевой практики в войнах 1912 и 1913 гг.; что его предохраняло от той нервности, с которою Конрад вышел преж—

 

МНОЙЭ

 

:> эынэжопоп

 

Стратеги минувшей войны

 

329

 

девременно из Галицийского сражения, что и вызвало восклицание Алексеева: «Отчего австрийцы отступили?» Индивидуальною стороною его стратегии является твердая вера в высокие боевые качества сербского солдата, офицеров и генералов, в сербской армии так близких солдату. Тот, кто видел сцены при проносе в дни юбилея через белградские улицы старых полковых знамен, тот убедится, что стратегический расчет Путника не был ошибочным. «Французские знамена не смеют отступить в поля сражения, пока все р равной степени не побывают в огне», и это наполеоновское требование объясняет победы на Цере, Колубаре и излишне затянутую борьбу в катастрофу 1915 г.

 

Своею собственною рекламою Людендорф уже в первый период войны как бы предназначил свое место в ряду великих полководцев; в труде 1919 г. он в своем «Танненберге» фантастичен, в труде же 1935 г., где он обещает «историческую правду о сражении», он достоин внимания. Несомненно, в Людендорфе много признаков, или «индис», как говорит Наполеон, гения войны, но они затушевываются другими «индис», показывающими, что он мало проникнут тем опытом, который дается, по совету Суворова и Наполеона, «чтением и перечитыванием дел великих полководцев». А без этого, как говорит Фридрих В., опыт всей человеческой жизни недостаточен для уразумения стратегии. Индивидуальная сторона стратегии Люден-дорфа обоснована на высокой дисциплине всего немецкого воинского состава. Наполеон отмечает во Фридрихе В. его индивидуальность: «Он умел отлично держать в своих руках свою армию во время сражения». Это мы хорошо испытали на себе при встрече с немцами.

 

Индивидуальность Фоша уже выражена, как мы уже сказали, в его лекциях 1901–1903 гг., в его формуле: «De guoi s' agit il?», в формуле, им позаимствованной у прусского майора генерального штаба Верди-дю-Вернуа, в 1866 г., при Находе, в суматохе боя задавшего себе вопрос: «в чем же дело?» и сразу нашедшего решение, которого он раньше искал в своей памяти в фактах военной истории. В данном случае Верди впал в заблуждение, а именно он не нашел ответа в военной истории не потому, что она не имела ответа, а потому что он, хотя и майор генерального штаба, знал военную историю только в пределах школьного курса. На вопрос о дебуши-ровании через горное дефиле военная история ему могла дать много. Обращение Верди к здравому смыслу, ибо Наполеон говорит, что «военное искусство есть искусство простое», Фош воспринял как исходный пункт своего стратегического мышления, и в мемуарах Фоша мы отмечаем строгую логичность его рассуждений, его докапывание до ответа «в чем же дело?» Это индивидуальная сто—

 

330

 

В. Борисов

 

рона его стратегии, и этою характерною ее чертою он завоевал доверие Жоффра. В мемуарах Жоффра есть рисунок, где Жоффр и Фош идут под руку, видимо, обсуждая обстановку.

 

Алексеев, ныне в литературе восхваляемый и проклинаемый, мог бы быть вполне утешен словами французского генерала Бюа, что «когда позже узнают, при каких невероятно трудных условиях русская армия вела борьбу, то поймут всю нелепость нагромождаемых на нее обвинений». И действительно, мы видим, как Алексеев, бывший ко времени начала войны в немилости, постепенно завоевывает доверие великого князя — главнокомандующего, снимающего со своей груди орден Георгия и надевающего его на Алексеева; а затем царя, предоставлявшего ему право выбрать себе в начальники или великого князя, или самого царя. Чем же объясняются эти возвышения? Объясняются очень просто тем, что в моменты кризисов предложения Алексеева вызывали «восторг» великого князя и это передавалось царю. Алексеев твердо верил в наполеоновскую истину, что «стратегия есть искусство простое, все в здравом смысле, и вся сущность его в исполнении». На одной странице помещается вся теория «стратегической аксиомы» Наполеона, но исполнение ее «часто под силу только гению», говорит Наполеон.

 

Так рисуются нам индивидуальные стороны стратегии шести полководцев минувшей войны: Жоффра, Конрада, Путника, Алексеева, Людендорфа, Фоша. Но нам скажут: почему же к этим полководцам не приобщены нами другие, которые тоже держали в своих руках руководство военными действиями. На это мы ответим, что мы следуем идеалу Наполеона и полководцем именуем лишь то лицо, которое лично день и ночь прорабатывает, подобно Наполеону, весь оперативный материал, а не поставляет свои решения по докладам, делаемым ему в назначенные часы; такое лицо не имеет своего мнения и принимает не свое решение, как говорит Наполеон. Ропщет же главнокомандующий Юго-Западным фронтом Иванов, что ему Карпатская операция была представлена под видом «готовой зажаренной птицы», которую надлежало только переложить на тарелку, чтобы удобнее проглотить.

 

Здесь может возникнуть вопрос, есть ли в числе перечисленных нами стратегов великий полководец? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны призвать на помощь Фридриха Великого. Он обрисовывает тип великого полководца. Такой полководец «должен обладать мужеством и упорством Карла XII; верным взглядом и политикою Мальборо; планами, способностями и находчивостью принца Евгения; хитростью Люксембурга; разумностью, методом и осмотрительностью Монтекукули и искусством Тюреня пользоваться благоприятным моментом. Но я думаю, что такой прекрасный

 

Стратеги минувшей войны

 

331

 

феникс никогда не родится». Таким образом, для нас остается единственным критерием при определении, кто из вышеназванных может быть увенчан званием великого полководца, ответ Тюрена: «Тот, кто менее делал ошибок». Мы на себя не берем труд такого учета ошибок, представляя это стратегическому статистику, каких много в немецкой военной литературе. Мы боимся вопроса Фридриха Великого: «Но скажут, по какому праву ты делаешь себя судьей знаменитых воинов? А сам ты, большой критик, следовал ли учениям, которые ты так громко проповедуешь?» На это можно ответить, что ошибки другого нам видны, своих же мы не замечаем.

 

Борисов В. Стратегия. По делам стратегов минувшей войны /Русский Инвалид. -1939. — № 144.

 

В. Борисов