Вольчик В.В. Лекции по институциональной экономике. Ростов-на-Дону, 2002

Вольчик В.В. Лекции по институциональной экономике. Ростов-на-Дону, 2002

Journal of Institutional Studies («Журнал институциональных исследований»)

Журнал издается Международной Ассоциацией Институциональных Исследований

Журнал зарегистрирован Федеральной службой по надзору в сфере связи и массовых коммуникаций

20 мая 2009 г. Свидетельство о регистрации средств массовой информации ПИ № ФС77-36310

ISSN 2076-6297

 

Журнал издается с 2009 г, выходит 4 раз в год.

Вольчик В.В. Лекции по институциональной экономике

 

Лекция 1. Истоки и основные течения институционализма

Лекция 2. Методология институциональной экономики

Лекция 3. Понятие и основные классификации институтов

Лекция 4. Модели поведения человека в институциональной экономике

Лекция 5. Трансакционные издержки

Лекция 6. Теория прав собственности

Лекция 7. Экономическая теория организаций

Лекция 8. Фирма как экономическая организация

Лекция 9. Группы интересов как институциональные инноваторы

Лекция 10. Институциональные изменения

Лекция 1

Истоки и основные течения институционализма

 

1. Истоки институционализма.

2. Старый институционализм в прошлом и настоящем.

3. Новая институциональная экономика и неоклассика.

1 Литература:

Основная:

1. Олейник А. Н. Институциональная экономика: Учебно-методическое пособие. М., 2000. Тема 1.

2. История экономических учений. Под ред. В. Автономова, О. Ананьина, Н. Макашевой. М., 2000. Гл. 19, 38.

3. Вольчик В.В. Курс лекций по институциональной экономике. Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 2000. Лекция 1.

4. Розмаинский И.В., Холодилин К.А. История экономического анализа на Западе. СПб., 2000. Гл. 3,8.

5. Сэмюэлс У. Институциональная экономическая теория // Панорама экономической мысли XX столетия. Под ред. Д. Гринуэя, М. Блини, И. Стюарта. СПб: "Экономическая школа", 2002. Т. 1.

6. Вольчик В.В. Институционализм: вторичность нового мифа? (Возможности и пределы институциональной экономики) // Экономический вестник Ростовского государственного университета. 2003. Т. 1. №1.

Дополнительная:

1. Hodgson, Geoffrey M. What is the essence of institutional economics? // Journal of Economic Issues, Jun 2000, Vol. 34. Issue 2.

2. Веблен Т. Теория праздного класса. М., 1994.

3. Нуреев Р.М. Институционализм: прошлое, настоящее, будущее // Вопросы экономики. 1999. №1. С. 125-131.

 

Истоки институционализма

Институционализм как научное течение всегда был неортодоксальной экономической теорией и остается ею в настоящее время, кроме неоинституционализма, поглощенного неоклассикой. И хотя институционализм как самостоятельное научное течение возник в Соединенных Штатах Америки, истоки его лежат в теориях, которые были сформулированы европейскими экономистами, также находящимися в оппозиции главенствующей в то время классической школе.

Таким научным течением была историческая школа и марксистская политическая экономия.

Историки экономической мысли иногда называют Маркса первым институционалистом. В рамках марксизма мы находим традиционные для институционалистов объекты исследования, например, большое значение отводится собственности. «Капиталистический способ присвоения, вытекающий из капиталистического способа производства, а, следовательно, и капиталистическая частная собственность, есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде. Но капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание. Это – отрицание отрицания. Оно восстанавливает не частную собственность, а индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры: на основе кооперации и общего владения землей и произведенными самим трудом средствами производства».[1] Действительно, приведенная цитата подтверждает этот тезис. «Достижения капиталистической эры» в современной терминологии представляют собой систему экономических и социальных институтов, определяющих условия функционирования экономических систем. Но современная экономическая действительность такова, что развитие экономических систем, основанных на рыночном обмене, происходит наряду с глобальным процессом персонификации производительных сил. Этому способствуют как институциональные, так и технологические факторы – развитие рынков, информационных технологий обусловливает развитие процессов индивидуализации присвоения.

Немецкая историческая школа представляет собой одно из главных неортодоксальных (для своего времени) направлений в экономической науке XIX века.

Основные представители. Старая историческая школа: Фридрих Лист (1789–1846), Бруно Гильдебранд (1812–1878), Вильгельм Рошер (1817–1894), Карл Книс (1921–1898). Новая историческая школа: Густав Шмоллер (1838–1917), Карл Бюхер (1847–1930), Луйо Брентано (1844–1931).

Подход представителей немецкой исторической школы отличался следующими особенностями.[2]

1. Отрицательное отношение к любым попыткам создания универсальной экономической теории и, в частности, к классической политической экономии. По мнению адептов немецкой исторической школы, экономическая наука должна заниматься исследованием специфики конкретных национальных хозяйств; дело в том, что каждое национальное хозяйство имеет свои специфические свойства, зачастую не имеющие аналогов. Именно поэтому универсальная экономическая теория представляет собой нонсенс.

Отсюда следует другая особенность учения немецкой исторической школы -

2. Антикосмополитизм. Представители немецкой исторической школы в той или иной степени были склонны подчеркивать роль национальных факторов в хозяйственном развитии. Кстати говоря, с их легкой руки даже в настоящее время экономическую науку в Германии и других немецкоязычных странах часто называют «Национальной экономией» [Nationalokonomie] или «Народнохозяйственным учением» [Volkswirtschaftslehre].

3. Отрицательное отношение к абстрактно-дедуктивным методам анализа. Главный акцент в экономической науке нужно делать на конкретные историко-экономические исследования (чем, как правило, и занимались большинство эпигонов этой школы).

4. Трактовка народного хозяйства как единого целого, части которого находятся в постоянном взаимодействии между собой, а не как простой суммы отдельных индивидов. Отсюда следует, что «жизнь» такого «целого» управляется особыми законами, отличающимися от законов, которым подчиняется жизнь отдельно взятых субъектов.

5. Отрицательное отношение к концепции экономического человека. «Немцы» отвергают представление об индивиде как человеке, свободном от воздействия общественных факторов и автономно стремящимся к достижению максимальной личной выгоды. Как отмечал один из «немцев» Б. Гильдебранд (см. о его основной концепции в разделе 3.3.1), «человек, как существо общественное, есть прежде всего продукт цивилизации и истории, и... его потребности, его образование и его отношения к вещественным ценностям, равно как и к людям, никогда не остаются одни и те же, и географически и исторически беспрерывно изменяются и развиваются вместе со всей образованностью человечества»[3]. Короче говоря, человек – это культурное существо, ориентированное на общественные ценности. Отсюда следует еще одна особенность учения немецкой исторической школы –

6. Трактовка хозяйства как одной из частей социальной жизни и, как следствие, учёт разнообразных внеэкономических факторов – этических, психологических и правовых.

7. Понимание хозяйства как эволюционирующей системы, проходящей в своем развитии различные стадии. Кстати говоря, данный аспект также является аргументом против универсальности экономической теории, поскольку разные стадии развития хозяйства отличаются специфическими, а зачастую и уникальными свойствами.

8. Благосклонное отношение к государственному вмешательству. Такое отношение вызвано, прежде всего, скептицизмом по поводу того, что свободная конкуренция, характерная для рыночной экономики, в состоянии обеспечить гармонию интересов разных хозяйствующих субъектов. Без планомерного воздействия государства на хозяйство «сильнейшие» будут всегда оказываться в выигрыше за счет «слабейших».

 

Лекция 2

Основная:

 1. Олейник А. Н. Институциональная экономика: Учебно-методическое пособие. М., 2000. Тема 1.

2. Вольчик В.В. Институционализм: вторичность нового мифа? (Возможности и пределы институциональной экономики) // Экономический вестник Ростовского государственного университета. 2003. Т. 1. №1.

3. Сэмюэлс У. Институциональная экономическая теория // Панорама экономической мысли XX столетия. Под ред. Д. Гринуэя, М. Блини, И. Стюарта. СПб: "Экономическая школа", 2002. Т. 1.

4. История экономических учений. Под ред. В. Автономова, О. Ананьина, Н. Макашевой. М., 2000. Гл. 19, 38.

5. Интервью с Рональдом Коузом // Квартальный бюллетень клуба экономистов. Минск, 2000. Вып. 4.

Дополнительная:

1. Nee V. Norms and Networks in Economic and Organizational Performance // The American Economic Review, Vol. 88, No. 2, Papers and Proceedings of the Hundred and Tenth Annual Meeting of the American Economic Association. (May, 1998), pp. 85-89.

2. Greif, Avner. Historical and Comparative Institutional Analysis // The American Economic Review, Vol. 88, No. 2, Papers and Proceedings of the Hundred and Tenth Annual Meeting of the American Economic Association. (May, 1998).

3. Stanfield, James Ronald. The scope, method, and significance of original institutional economics // Journal of Economic Issues; Lincoln; Jun 1999. Vol. 33. Issue 2.

 

Лекция 3

Литература

Основная:

1. Шаститко А.Е. Новая институциональная экономическая теория. М., 2003. Глава 4.

2. Вольчик В.В. Курс лекций по институциональной экономике. Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 2000. Лекция 1.

3. Веблен Т. Теория праздного класса. М., 1994.

4. Олейник А.Н. Институциональная экономика: Учебно-методическое пособие. М., 2000. Тема 2.

5. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997.

Дополнительная:

1. Уильямсон О. Экономические институты капитализма. Фирмы, рынки, "отношенческая" контрактация. СПб., 1996.

2. Гутник В. Рыночные институты и трансформация российской экономики // МЭиМО 1995. №7.

3. Шаститко А.Е. Институты как общественные блага // Вестник МГУ Сер. Экономика. 1996. №5.

 

Институты и правила

Пра­вила – совокупность общепризнанных и защищенных предписаний, которые запрещают или разрешают определенные виды действий одного индивида (или группы людей) при взаимодействии их с другими людьми или группами.

Правила, конституирующие институт, имеют смысл только тогда, когда они применяются более чем к одному человеку.

 С этой точки зрения любой институт — это набор определенных правил, тогда как правила — не всегда институт. Вот почему отде­ление одной категории от другой обосновано.

Правила могут находиться в отношении соподчиненности, т.к. один тип правил изменить проще, чем другой.

Правила, непосредственно определяющие альтернативы для формулировки других правил и под­дающиеся изменению с большими издержками, являются гло­бальными. Они формируют институциональную среду. В свою очередь, глобальные правила состоят из конституционных, или политических, и экономических. К локальным правилам относят­ся двух- и многосторонние контракты, которые заключ аются ме­жду отдельными экономическими агентами[20][12].

Конституционные правила

В первую очередь к конституционным правилам относится то, что они устанавливают иерархическую структуру государства. Также данные правила определяют порядок принятия решений, что существенно влияет на результат голосования. Такие правила в явной форме фиксируют, как осуществляется контроль за перечнем вопросов, подлежащих обсуждению и разрешению.

Экономические правила

Экономическими называются правила, определяющие воз­можные формы организации хозяйственной деятельности, в рам­ках которой отдельные индивиды или группы кооперируются друг с другом или вступают в конкурентные отношения. Например, к экономическим правилам может относиться запрет на слияние двух компаний, принадлежащих одной отрасли, если результатом будет превышение значения индекса концентрации заранее опре­деленной критической отметки. К аналогичного рода правилам может быть отнесено установление предельных цен на продукты и ресурсы, определяющих соответственно рамки обмена на кон­кретном рынке; введение ограничений на импорт (посредством квотирования, повышения таможенных пошлин, ужесточения экологических требований и т.п.); сроки действия патентов. Эко­номическими правилами являются правила собственности и ответственности.

Контракты

Контракты следует рассматривать как правила, структури­рующие во времени и пространстве отношения между двумя (и более) экономическими агентами на основе спецификации обме­ниваемых прав и обязательств в соответствии с достигнутым между ними соглашением. В принципе, все правила могут быть ин­терпретированы как контракты. Но и в этом случае пришлось бы выделить несколько уровней, на которых они возникают[21][13].

 

Типология институтов

Очевидно, что институты неоднородны. Их можно разбить на две большие группы – неформальные и формальные.

Неформальные институты возникают из информации, передаваемой посредством социальных механизмов, и в большинстве случаев являются той частью наследия, которое называется культурой. Неформальные правила имели решающее значение в тот период человеческой истории, когда отношения между людьми не регулировались формальными (писаными) законами. Неформальные институты (ограничения) пронизывают и всю современную экономику. Возникая как средство координации устойчиво повторяющихся форм человеческого взаимодействия, неформальные ограничения являются:

1) продолжением, развитием и модификацией формальных правил;

2) социально санкционированными нормами поведения;

3) внутренними, обязательными для выполнения стандартами поведения.[22][14]

Фактически роль неформальных институтов выполняет хозяйственная этика или моральные практики, исследованиям которых посвящено значительное число научных исследований[23][15]. Хозяйственная этика повышает уровень общественной, а, следовательно, и экономической координации рынка.

Если существующие в обществе этические нормы позволяют субъектам экономики основываться в своих действиях больше на доверии, чем на возможности осуществления определенных формальным правом санкций, то в таком обществе сделки будут носить более регулярный и сложный характер. Это доказано Коулменом, предложившим следующую формулу для сопоставления степени доверия и возможных выгод и убытков от надлежащего исполнения или невыполнения условий контракта:

 

 ,

где  - основанная на личном примере вероятность, что людям можно доверять; - возможная потеря в случае невыполнения контракта; - возможный выигрыш в случае выполнения контракта[24][16].

Формальные ограничения, правила и институты возникают, в основном, на базе уже существующих неформальных правил и механизмов, обеспечивающих их выполнение. В структуре формальных институтов выделяются:

1) политические институты;

2) экономические институты;

3) системы контрактации (способы и порядок заключения контрактов, регулируемые правовыми нормами и законами).

Формальные экономические институты в научной литературе рассматриваются чаще всего в одном контексте с правами собственности, так как они «устанавливают права собственности, то есть пучок прав по использованию и получению дохода от собственности, и отчуждение других лиц от использования имущества или ресурсов» [25] [17].

Также в экономической литературе выделяют два типа институтов[26][18]:

1. Внешние – устанавливающие в хозяйственной системе основные правила, определяющие в конечном итоге ее характер. (Например, институт собственности).

2. Внутренние – которые делают возможными сделки между субъектами, снижают степень неопределённости и риска и уменьшают трансакционные издержки. (Предприятия, виды договоров, платёжные и кредитные средства, средства накопления).

Рациональность.

Согласно О. Уильямсону, существует 3 основные формы рациональности:

1) максимизация. Она предполагает выбор лучшего варианта из всех имеющихся альтернатив. Этого принципа придерживается неоклассическая теория. В рамках этой предпосылки фирмы представлены производственными функциями, потребители – функциями полезности, распределение ресурсов между различными сферами экономики рассматривается как данное, а оптимизация является повсеместной;

2) ограниченная рациональность – познавательная предпосылка, которая принята в экономической теории трансакционных издержек. Это полусильная форма рациональности, которая предполагает, что субъекты в экономике стремятся действовать рационально, но в действительности обладают этой способностью лишь в ограниченной степени[6].

Такое определение заключает в себе возможность различных его интерпретаций. Сами экономисты, привыкшие считать рациональность категоричной, относят ограниченную рациональность к иррациональности или нерациональности. Социологи считают такую предпосылку слишком большим отступлением от принятой в экономической теории относительной поведенческой точности.

То есть говорят, что приверженцы теории трансакционных издержек ещё больше размывают границы неопределённости, принятой в классической теории. Однако экономтеория трансакционных издержек объясняет эту двойственность необходимостью объединить в одном мотиве ориентацию на экономное использование ограниченных ресурсов и стремление к изучению институтов как поведенческих шаблонов в условиях ограниченной информации.

Эта теория одной из важнейших предпосылок берёт такой ограниченный ресурс, как интеллект. Существует стремление сэкономить на нём. А для этого либо уменьшаются издержки в ходе самих процессов принятия решения (за счет личных способностей, владения большим количеством информации, опытом и т.д.), либо обращаются к помощи властных структур.

3) Органическая рациональность – слабая рациональность процесса. Её используют в эволюционном подходе Нельсон, Уинтер, Алчиан, прослеживая эволюционный процесс в рамках одной или нескольких фирм. Такая форма рациональности изначально присуща человеку. Также представители австрийской школы К. Менгер, Ф. Хайек, И. Кирцнер, связывают её с процессами более общего характера – институтами денег, рынков, аспектами прав собственности и так далее. Такие институты «нельзя запланировать. Общая схема таких институтов не созревает в чьём-либо сознании. В самом деле, существуют такие ситуации, когда незнание «оказывается даже более «эффективным» для достижения определенных целей, нежели знание этих целей и сознательное планирование их достижения»[7].

Формы органической и ограниченной рациональности дополняют друг друга, но используются разными школами для достижения различных целей, хотя изучение институтов как способов сократить трансакционные издержки неоинституционалистами и выяснение жизнеспособности институтов Австрийской школой тесно связаны.

 

Литература

Основная:

1. Шаститко А.Е. Новая институциональная экономическая теория. М., 2002. Гл. 6,7.

2. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997.

3. Вольчик В.В. Курс лекций по институциональной экономике. Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 2000. Лекция 3.

4. Малахов С. В защиту либерализма (к вопросу о равновесии трансакционных издержек и издержек коллективного действия) // Вопросы экономики. 1998. №8.

5. Капелюшников Р.И. Экономическая теория прав собственности. М., 1990.

6. Эггертссон Т. Экономическое поведение и институты. М.: Дело, 2001.

Дополнительная:

1. Менар К. Экономика организаций. - М.: ИНФРА-М, 1996.

2. Уильямсон О. Экономические институты капитализма. СПб., 1996.

3. Вольчик В.В. Эффективность рыночного процесса и эволюция институтов // Известия вузов Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2002. №4.

4. Demsetz H. The Firm in Economic Theory: A Quiet Revolution. American Economic Review, 1997, vol. 87, No 2, pp. 426-429.

5. Белокрылова О.С., Вольчик В.В., Мурадов А.А. Институциональные особенности распределения доходов в переходной экономике. Ростов-на-Дону: Изд-во Рост. ун-та. 2000.

 

Литература

 

Основная:

1. Капелюшников Р.И. Экономическая теория прав собственности. М., 1990.

2. Милгром П., Робертс Дж. Экономика, организация и менеджмент. СПб., 1999. Т.1. С. 67-72, 412-455.

3. Олейник А. Н. Институциональная экономика: Учебно-методическое пособие.// Вопросы экономики. 1999. №5. С.139-152.

4. Шаститко А. Е. Неоинституциональная экономическая теория. М., 1999. С.228-275.

5. Вольчик В.В. Курс лекций по институциональной экономике. Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 2000. Лекция 3.

6. Уильямсон О. Экономические институты капитализма. СПб., 1996.

7. Эггертссон Т. Экономическое поведение и институты. М.: Дело, 2001.

 

Дополнительная:

1. Менар К. Экономика организаций. - М.: ИНФРА-М, 1996.

2. Бенам А., Бенам Л. Права собственности в переходной экономике: комментарии по поводу того, что знают экономисты // Экономическая наука современной России. 1999. №3.

3. The economics of property rights. Ed. by Furudoth E. G., Pejovich S., Cambridge, 1974.

 

Размывание прав собственности может происходить либо потому, что они неточно установлены и плохо защищены, либо потому, что они подпадают под разного рода ограничения, главным образом со стороны государства.

Поскольку любые ограничения перестраивают ожидания экономического агента, снижают для него ценность ресурса, меняют условия обмена, постольку действия государства оказываются у теоретиков прав собственности под априорным подозрением.

Необходимо различать процессы дифференциации (расщепления) и размывания прав собственности. Добровольный и двусторонний характер расщепления правомочий гарантирует в их глазах, что оно будет осуществляться в соответствии с критерием эффективности. Главный выигрыш от рассредоточения правомочий усматривается в том, что экономические агенты получают возможность специализироваться в реализации того ли иного частичного правомочия, что повышает эффективность их использования (например, в праве управления или в праве распоряжения капитальной стоимостью ресурса).

В противоположность этому односторонний и принудительный характер ограничения прав собственности государством не дает никаких гарантий его соответствия критериям эффективности. Действительно, подобные ограничения нередко налагаются в корыстных интересах различных лоббистских групп.

В реальности отделить процессы расщепления от процессов размывания прав собственности очень трудно, поэтому экономический анализ проблемы размывания прав собственности не означает призыва к точному определению всех правомочий на все ресурсы любой ценой.

Спецификация прав собственности, с точки зрения экономической теории, должна идти до того предела, где дальнейший выигрыш от преодоления их размытости уже не будет окупать связанные с этим издержки.

Теорема Коуза

Теорема Коуза имеет в современной научной литературе множество трактовок, с половиной из которых вряд ли согласился бы сам Р. Коуз. Вначале кратко остановимся на круге проблем и понятий, которые фигурируют в теореме Коуза.

Внешние эффекты (экстерналии) – дополнительные издержки или выгоды, не получившие отражения в ценах.

Положительные внешние эффекты возникают тогда, когда деятельность одних экономических субъектов приводит к возникновению дополнительных выгод для других субъектов, причем это не отражается в ценах на производимое благо.

Отрицательные внешние эффекты возникают тогда, когда деятельность одних экономических субъектов вызывает дополнительные издержки для других.

Традиционно в неоклассической теории проблема внешних эффектов связывалась с «провалами рынка», что оправдывало государственное вмешательство, и решалась с помощью «налога Пигу».

 

               

«Налог Пигу» должен быть равен MEC, тогда MSB=MSC.

Коуз предложил оригинальную гипотезу, следуя которой, отрицательные внешние эффекты могут быть интернализированы с помощью обмена правами собственности на объекты, порождающие экстерналии при условии, что эти права четко определены и издержки обмена незначительны. И в результате такого обмена рыночный механизм приведет стороны к эффективному соглашению, которое характеризуется равенством частных и социальных издержек.

Трудности при реализации положений данной теоремы заключаются: 1) в четком определении прав собственности; 2) в высоких трансакционных издержках.

Наиболее распространенным является формулировка теоремы Коуза, данная Джорджем Стиглером: «в условиях совершенной конкуренции (при нулевых трансакционных издержках, т.к. в этом случае монополии будут вынуждены действовать как конкурентные фирмы – В.В.) частные и социальные издержки будут равны».

Формулировка Коуза несколько отличная: разграничение прав (собственности – В.В.) является существенной предпосылкой рыночных трансакций … конечный результат (который максимизирует ценность производства) не зависит от правового решения (только В.В.) при предположении нулевых трансакционных издержек.

Коуз подчеркивал, что Стиглер не учел при формулировке теоремы то, что при равенстве частных и социальных издержек ценность производства будет максимизироваться. Это очевидно, если принять следующую трактовку социальных издержек, которую дает Коуз.

Коузом используется оригинальная трактовка социальных издержек. «Социальные издержки» представляют собой наивысшую ценность, которую могут принести факторы производства при их альтернативном использовании». Но любой предприниматель приступит к производству в случае, когда его частные издержки будут меньше, чем ценность продукта, произведенного с помощью привлеченных факторов. Следовательно, равенство социальных и частных издержек подразумевает максимизацию ценности производства.

Иногда ошибочно на основании этой теоремы делается вывод о том, что «Коузианский мир» – это мир с нулевыми трансакционными издержками. В действительности это не так.

Коуз, наоборот, своей теоремой показывает значимость трансакционных издержек для экономического анализа «реально происходящих событий».

«В мире с нулевыми трансакционными издержками ценность производства будет максимизироваться при любых правилах об ответственности». Иными словами, при нулевых трансакционных издержках правовые нормы не имеют значения для максимизации. 

«При ненулевых трансакционных издержках закон играет ключевую роль в определении того, как используются ресурсы… Внесение всех или части изменений (ведущих к максимизации производства – В.В.) в контракты оказывается делом чересчур накладным. Стимулы к осуществлению некоторых шагов, которые бы привели к максимизации производства, исчезают. От закона зависит, каких именно стимулов будет недоставать, поскольку он определяет, как именно нужно изменить контракты, чтобы осуществить те действия, которые максимизируют ценность производства».

Получается парадоксальная ситуация: в случаях «несостоятельности рынка» мы де факто признаем наличие положительных трансакционных издержек, в противном случае рынок автоматически приводил бы в состояние оптимальности, обеспечивающие максимизацию ценности производства. 

Системы прав собственности

Как уже отмечалось, в стандартных неоклассических моделях трансакционные издержки не присутствуют, т. е. молчаливо принимаются равными нулю. Свою главную заслугу теоретики прав собственности видят в отказе от этой предпосылки как нереалистичной и введении в научный оборот идеи положительных издержек трансакции.

Согласно теореме Коуза, именно благодаря положительным трансакционным издержкам права собственности имеют значение. Будучи раз установленными, права собственности начинают определять сравнительную привлекательность возможных способов поведения, делают одни виды деятельности более дорогостоящими, чем другие. Поскольку права собственности уже не могут перераспределяться легко, без каких бы то ни было затрат (как при нулевых трансакционных издержках), обмен правами собственности будет протекать в границах, в каких выгоды от их передачи превосходят связанные с этим издержки. Альтернативные системы собственности предполагают разный уровень трансакционных издержек на один и тот же вид хозяйственной деятельности. Это приводит к неодинаковому объединению правомочий в кластеры, к выбору разных контрактных форм. Кроме того, альтернативные правовые режимы требуют разных затрат на свое содержание и защиту. Чем дешевле обходится защита прав собственности, тем эффективнее она будет проводиться.

В условиях системы частной собственности собственником является индивидуум, чье слово в решении вопросов об использовании ресурса общество признает окончательным. Таким образом, отдельные индивидуумы находятся в привилегированных позициях в смысле доступа к тем или иным ресурсам: доступ открыт только собственнику или лицам, которым он передал или делегировал свои правомочия.

При системе государственной (коллективной) собственности проблема решается введением правил, согласно которым доступ к редким ресурсам регулируется ссылками на коллективные интересы общества в целом. Это предполагает, во-первых, установление неких правил, определяющих, в чем же именно заключается коллективный интерес (благо общества), а во­-вторых, разработку процедур, переводящих этот общий принцип в конкретные способы принятия решений по использованию каждого отдельного ресурса (т. е. решается ли это голосованием, делегированием прав профессиональным экспертам, единоличным распоряжением верховного правителя и т. д.). Никто в этих условиях не находится в привилегированном положении в том смысле, что как индивидуумы все исключены из доступа к ресурсам, поскольку ничья ссылка на личный интерес не признается достаточной для их использования. Совладельцы государственной собственности не обладают единоличными исключительными, продаваемыми на рынке правами по использованию ресурса.

При системе общей (коммунальной) собственности также никто не находится в привилегированной позиции, но здесь, наоборот, доступ открыт всем без исключения. Когда объем ресурсов ограничен, регулятором становится принцип «первым занял, первым воспользовался»[58][10].

По мнению западных авторов, эти три системы собственности нигде не встречаются в чистом виде, во всех обществах они «перемешаны» в различных пропорциях. При этом на некоторые виды ресурсов во всех обществах распространяется одна и та же форма собственности. Так, практически везде предметы одежды находятся в индивидуальной собственности, городские парки - в общей, оборона - в государственной и т. д. Кроме того, при системе частной собственности благодаря свободе отпочковывания и рекомбинирования частичных правомочий могут складываться формы, «имитирующие» государственную или коммунальную собственность (акционерная собственность, например).

Согласно методологии трансакционного подхода, система общей собственности складывается там, где издержки по спецификации и защите индивидуальных прав собственности запретительно высоки. Выгоды от установления таких прав либо недостаточны, чтобы перевесить необходимые затраты, либо вообще отсутствуют, если ресурс имеется в изобилии. Вместе с тем издержки, сопряженные с действием системы общей собственности, велики и возрастают с увеличением числа пользователей. Общая собственность неизбежно порождает существенные экстерналии, поскольку лица, владеющие коммунальными правами, практически не несут никаких издержек, связанных с последствиями своих действий. Отсюда всем хорошо известный феномен - нещадная эксплуатация и быстрое истощение ресурсов, находящихся в общей собственности.

А. Алчиан и Г. Демсец поясняют это положение на условном примере[59][11]. Если какое-то племя живет охотой и все его члены вправе беспрепятственно промышлять в лесу, который считается общим достоянием, то в определенный момент охота может достичь такой интенсивности, что запас дичи начнет истощаться, популяции животных окажутся не в состоянии воспроизводить себя. Это повлечет за собой повышение издержек и падение производительности охоты.

Как указывают А. Алчиан и Г. Демсец, система общей собственности с её принципом «первым занял, первым воспользовался» внутренне противоречива и нестабильна. Условия ex post не совпадают с условиями ex ante: «Коммунальные права предполагают, что действующие установления по использованию ресурсов таковы, что ни государство, ни отдельные граждане не могут исключить других из пользования ресурсами кроме случаев, когда имеет место более раннее и продолжающееся до настоящего времени использование ресурса другим лицом». Каждый имеет индивидуальное право на использование ресурса после его захвата, но лишь общее право на его использование до захвата.

В приведенном примере каждый член племени имеет общее право на неубитых животных, но индивидуальное право на убитых. Чтобы утвердить это свое индивидуальное право, каждый стремится присвоить (т. е. убить) как можно больше животных. Общий ресурс сверхиспользуется. Никто не заинтересован в учете последствий от истощения ресурсной базы, потому что, если для предотвращения полного истребления животных кто-то примет решение о снижении интенсивности охоты, то этим он принесет пользу не себе, а другим членам племени, которые будут по-прежнему продолжать реализовывать свои общие права на обитающих в лесу животных, только уже в более благоприятных условиях снизившейся конкуренции.

Чтобы устранить экстернальные эффекты сверхиспользования ресурса, необходимо побудить индивидуумов к изменению существующей структуры прав собственности. Как отмечают А. Алчиан и Г. Демсец, будучи внутренне нестабильной, коммунальная собственность эволюционирует по направлению либо к частной, либо к государственной [60][12].

В первом случае общий ресурс дробится на индивидуальные части (лес делится на участки, животные, если это возможно, клеймятся и т. д.), и стимул к сверхиспользованию исчезает.

Во втором случае изменение касается не права ex ante, а права ex post: например, все убитые животные начитают считаться общим достоянием племени, а не добычей отдельных охотников, и делятся между всеми членами племени «по справедливости». Так проблема сверхиспользования ресурса излечивается его недоиспользованием вследствие падения мотивации: каждый член племени становится заинтересован, чтобы охотой занимался не он, а другие.   Сравнительному анализу систем общей и частной собственности посвящена обширная эмпирическая литература[61][13]. Л. де Алесси подчеркивает, что, поскольку совладельцы общей собственности лишены исключительных прав на получение плодов от инвестирования своего времени и средств в общий ресурс, у них практически нет стимулов к его консервации. Коммунальные пастбища, охотничьи угодья, леса, реки эксплуатируются более интенсивно и и