Семитское влияние на язык и религию Египта

 

Более двухсот лет, после падения Иерусалима, в Египте существовала еврейская колония. Влияние еврейско-сирийского языка, уже заметное в шестом веке, должно было стать исключительно сильным в эпоху Рамзеса III. Это действительно так. Во многих случаях семитские_ч слова заменили египетские, и писцы Рамзеса III «зачастую отказывались от вполне добротного египетского слова» в пользу еврейского эквивалента. В надписях Мединет-Абу – если взять наугад любой пример – семитское слово «ЬагекЬ» (благословлять) используется вместо соответствующего египетского слова¹.

«Тексты Мединет-Абу крайне, непривычны с точки зрения выбора слов. Они демонстрируют склонность к необычным словам или фразам… У них особое пристрастие к использованию иностранных слов, заимствованных обычно из семитских языков. Здесь ясно виден расчет на изумление, детская игра эрудицией, а также усиливающийся интернационализм. То, что в Мединет-Абу в таком обилии представлены семитские слова, указывает на очень активный культурный обмен, который происходил в районе Древнего Востока в древности»².

Эта особенность вполне понятна» если принимать в расчет влияние еврейской колонии в Египте. Она становится источником недоразумений, если считать Рамзеса III современником судей Гедеона, Иеффая и Самсона, а в особенности потому» что во всей Книге Судей нет ни одного упоминания о каком-либо контакте с Египтом.

Рамзес III писал: «Я на путях…, Всемогущего, моего царственного божественного отца. Властелина богов»¹.

' Однако «Всемогущий» – это выражение, уже встречавшееся в одной надгробной надписи начала Среднего Царства:

 

Влияние еврейских поселений в Египте могло также наложить определенный отпечаток на египетскую религиозную мысль,

Рамзес III часто упоминал о Ваале, и это тоже подчеркивает, что культ Ваала, прежде почти неизвестный в Египте, стал чрезвычайно заметным в это время. Расцвет этого культа в Египте должен быть увязан с влиянием нееврейского населения Палестины в эпоху, последовавшую за изгнанием, и его контактами с Египтом.

Совершенно очевидно, что влияние еврейской религии на египетскую идею Верховного Божества не было ни глубоким, ни постоянным. Храм в Мединет-Абу заполнен изображениями богов с человеческими телами и головами птиц н животных, которым царь приносит дань. Он также стоит перед богом Амоном, который изображен в состоянии непристойного возбуждения. Но больше всех их Рамзес III почитал собственную персону. Храм Мединет-Абу был построен как место почитания его собственной божественной сущности. Утомительно читать бесконечные самовосхваления. Самое простое из них – это скромное заявление; «Мой характер превосходен».

Можно задать вопрос: имеет ли литературный стиль изучаемого нами периода, т. е. периода двадцатой династии, близкое сходство со стилем двух непосредственно предшествующих, согласно установленному летоисчислению, династий? Ответ на этот вопрос может стать аргументом за или против представленной здесь реконструкции, а также за или против установленного летоисчисления, в соответствии с которым Рамзес III жил в первой половине двенадцатого столетия.

«Культурный египетский писец двенадцатого века до н. э., весьма сведущий в классических образцах своей литературы, может скорбеть по поводу выродившегося стиля храмовых писцов своего времени. Вспоминая о чеканных военных анналах Тутмоса III, он бы содрогнулся при виде цветистых преувеличений, которыми заполнял Рамзес III свои летописи…Его бы привела в уныние сознательная искусственность, выражающаяся в обилии иностранных слов и избыточных метафор. Вспомнив, если бы он был на это способен, о более строгих правилах грамматики, которые отстаивал» чистоту классической литературы, он бы испытал жалость к тем писцам, которые трудились над созданием древней грамматики, но чьи усилия были уничтожены невежеством, торопливостью и лепювесностью разговорного языка»¹.

Но существовал ли этот «культурный египетский писец» при Рамзесе III? Если и существовал, то не оставил никаких следов своего умения или вкуса для потомства. «Храмовые надписи его дней, судя по текстам в Мединет-Абу, напыщенны, небрежны и грамматически неправильны». Кроме того, они «до нелепости помпезны». Более длинные тексты заполнены «всевозможными восхваляющими сравнениями и превосходными эпитетами, какие только могли изобрести самоуверенные писцы», а короткие тексты, сопровождающие барельефы, «состоят из нарастающих в темпе стаккато восхвалений царя, комплиментарных диалогов между царем и богом или хвалебных песнопений греческого хора придворных льстецов и пленников»². (Слово «греческий» было употреблено автором этого отрывка не для указания на возраст текстов или на национальность придворных и пленников: оно лишь передает впечатление от подобных хоровых вставок).

Это «постоянное выпячивание величия и значения фараона» могло означать то, что «средний правитель должен был возвыситься до стандарта своих предшественников, или, что более вероятно, пресытившийся вкус его народа требовал более изысканной и очень пряной пищи». Эти напыщенные излишества подобны «звучанию духовых инструментов и звенящих цимбал».

Что касается грамматики, письмо Рамзеса III «стремилось к стилю, который вышел из общего употребления». В нем использовались архаизмы, указывающие.на то, что не так уж мало оборотов уже вышли из употребления. «Некоторая расплывчатость» свидетельствует о том, что «столь же неточной была и разговорная речь, или о том, что она уже тоже подверглась общему процессу сокращения окончаний (суффиксов)».

Если судить с позиций палеографии, то «усечение знаков было грубым и безжалостным… Налицо какая-то всеобщая поспешность». Писцы, которые готовили тексты для граверов по камню, были гораздо лучше знакомы с иератическими знаками, употреблявшимися на папирусе, а не на камне, чем с иероглифами, и потому искажали последние. Их иероглифы «полностью утратили признаки первоначальных знаков»¹.

И наконец, сами барельефы в Мединет-Абу свидетельствуют о «решительном разрыве с прошлым». «Утрата величия и правильности отчасти уравновешивается обретением силы и разнообразия».

Прежде чем мы перейдем к архитектуре и ее стилю, обратим внимание на следующее: во времена Рамзеса III язык – его грамматика, его фразеология и начертание, в особенности на камне, – в значительной мере отошел от классических форм, предположительно свойственных предшествующим поколениям.

 

Искусство: сцены охоты

 

Рамзес III приказал своим художникам украсить свои постройки в Мединет-Абу и военными сценами, и сценами охоты. Эти охотничьи сцены имеют много общих черт с ассирийскими барельефами, изображающими царские забавы и выполненными художниками Ассурбанипала, а до него – Ашурназирпала. «Всегда предполагалось, что сцены ассирийской охоты девятого-седьмо-го веков были подражанием соответствующим египетским сценам, которые служили нм образцом. Однако никаких доказательств этого представлено не было. Эта проблема должна быть полностью пересмотрена», и Л. Спелеерс провел такую работу¹. Он внимательно исследовал ассирийские и египетские сцены охоты с точки зрения реализма изображения, оружия, которое применялось, общей композиции и, наконец, животных, на которых охотились.

Спелеерс убедился, что ассирийские сцены были более реалистичными, на них лучше выписаны животные с их разнообразными позами, И основные мотивы были развер* нуты ассирийцами вполне оригинально. Этого нельзя сказать о сценах в Мединет-Абу. Хотя им присущи некоторые особенности, которых нельзя проследить на более древних египетских образцах эпохи Древнего  и Нового Царств, многие новые детали явственно обнаруживают свое азиатское происхождение.

Трудность в соотнесении результатов этого анализа с хронологической последовательностью, разумеется, обнаружилась с самого начала. «Чтобы правильно подойти к этой проблеме, мы должны помнить о том, что ассирийские сцены охоты появились на несколько веков позже, чем сцены египетские (эпохи Рамзеса III)». Автор вынужден был повторить это предостережение для самого себя несколько раз, поскольку все указывало на то, что Рамзес II! заимствовал у А.ссурбанипала.

Ассурбанипал вторгся в Египет в 663 г. до н. э., а царствование Рамзеса III достигло расцвета, как считается, в двенадцатом веке. Однако Ассурбанипал ничего не заимствовал у Рамзеса III: это стало ясно в ходе исследования. «Трудно обнаружить в ассирийских сценах хоть один мотив, заимствование которого у египтян было бы неоспоримым». И даже более того: «Отнюдь не утверждая, что ассирийцы копировали египтян, я вынужден задать вопрос,не заимствовали ли последние некоторые мотивы у азиатов, поскольку бесспорно, что некоторые ассирийские мотивы, которые, казалось, указывают на египетское происхождение, в действительности пришли из Азии»¹.

Египетские сцены демонстрируют заимствование из Азии, а с другой стороны, выбор мотивов, общая концепция и реализация сюжетов доказывают, что ассирийские сцены не были заимствованы у Египта. Все эти мотивы получили у ассирийцев оригинальную интерпретацию, и если в них и ощущается некоторое влияние, то оно идет от ела-митян (ранних персов), а не от египтян.

Охотничьи сцены Рамзеса III после детального исследования обнаруживают влияние азиатских мотивов. Но поскольку мы отвергаем двенадцатый век как время Рамзеса III, нас больше не смущает трудность объяснения того, каким образом мотивы двенадцатого века могли быть заимствованы из произведений, созданных в седьмом веке.

Спелеерс был также поражен сходством изображения животных (львов) художниками Рамзеса III и художниками эпохи поздних Птолемеев: эта особенность хорошо видна в фигурках, созданных в Ком Омбо².

Это тоже не вызывает никаких затруднений, потому что по времени Рамзес III только на полстолетия предшествовал началу династии Птолемеев. Было бы вполне естественно, если бы формы искусства, созданные в Египте четвертого века, стали бы образцом для последующих царей династии Птолемеев.

 

Архитектура храмов и религиозное искусство

Рамзес III после победоносной войны с Фарна-базом и Ификратом провел остаток своего царствования в мире и покое. Он построил множество величественных сооружений, перечисленных в длинном папирусе Харриса. Некоторые из этих зданий, подобно храму в Мединет-Абу, сохранились лучше других древних памятников Египта.

Как могло случиться, что храм Рамзеса III уцелел, в то время как храмы более «поздних» династий лежат в руинах? «Это здание (Мединет-Абу) – один из наиболее полно сохранившихся храмов Египта, предшествующих эпохе Птолемеев… Поэтому храм Мединет-Абу в своем роде уникален»¹.

• Элефантинский папирус сообщает, что «когда Камбиз пришел в Египет, он обнаружил (еврейский) храм (в Эле-фантине) уже построенным. Все храмы египетских божеств были уничтожены, только вышеуказанный храм совсем не пострадал»². Но тот же самый папирус сообщает нам, что храм Элефантины на южной границе Египта, будучи не тронут Камбизом, впоследствии был разрушен толпой.

Тот факт, что здания Рамзеса III, относящиеся предположительно к двенадцатому веку, сохранились в хорошем состоянии, противоречит информации, содержащейся в данном папирусе, датированном 407 г. до н. э., в соответствии с которой все храмы, стоявшие в Египте в то время, когда Камбиз вступил в эту страну (в 525 г. до н. э.), были разрушены этим царем. Мединет-Абу, погребальный храм Рамзеса III, н храм Хонсу, возведенный им в Карнаке, относятся к лучше всего сохранившимся сооружениям Египта. Здания двенадцатого века едва ли избежали бы разрушения в седьмом веке Ассурбанипалом. И если бы по счастливой случайности один или несколько храмов или дворцов императорского Египта избежали бы разрушения от рук ассирийцев, они бы не пережили персидского завоевания, происшедшего сто сорок лет спустя. По крайней мере, их существование оспаривается документом, написанным в Египте, покоренном персами.

Все меняется, если радикально пересмотреть дату правления Рамзеса III. Чтобы судить о возрасте уцелевших строений Рамзеса III по присущим им особенностям, следует сравнить их со зданиями эллинистической эпохи в Египте.

В этой книге воспроизведен пилон (порталы) погребального храма Рамзеса (Мединет-Абу) на равнине, на противоположном от Луксора берегу Нила, и другой пилон храма Хонсу в Карнаке (этот последний пилон был возведен Хирхором из двадцать первой династии сто лет спустя, согласно принятой хронологии, после того, как Рамзес III выстроил храм, перед которым стоит этот пилон).

Нельзя не поразиться при виде этих пилонов их явному сходству¹ с пилонами храмов Птолемеев в Эдфу, в Ком Омбо и других местах. В целях сравнения пилоны, предположительно относящиеся к двенадцатому-одиннадцатому векам, и пилоны третьего и второго веков изображены на 'иллюстрациях последовательно. Поразительное сходство бросается в глаза при первом же взгляде. При ближайшем рассмотрении впечатление переходит в уверенность, что перед нами памятники одной и той же эпохи или близко отстоящих друг от друга поколений, во всяком случае не разделенных восемью или десятью веками. Я предоставляю дотошному читателю вглядеться в многочисленные детали, идентичные на пилонах Рамзеса III и Хирхора (о котором пойдет речь далее в нашей книге) и на пилонах эллинистической эпохи. Начиная с общей формы и прослеживая многие характерные особенности, сравнительный анализ выявляет такое разительное сходство, что исключаются какие-либо стилистические основания для того, чтобы отнести одни из этих зданий к началу двенадцатого и началу одиннадцатого века, а другие – к третьему веку или даже еще более позднему периоду.

Одни современный автор выразил свое удивление по поводу очень близкого сходства пилона в Филе (как предполагалось, четвертого.а в действительности пятого века) и ворот в стене Мединет-Абу, а также сходства некоторых барельефов, изображавших сцены гаремной жизни и казни узников¹. А несколько десятилетий назад Адольф Эрман, египтолог, констатировал: «И если бы мы не прочли надписей, мы не смогли бы догадаться, что храмы Эснеба,Эдфу, Дендераха и Филы относятся ко времени Лагидов (от Лага, отца Птолемея I), Цезарей и Антониев»¹.

1 Антонии – это общее название семи римских императоров второго века (от Нервы до Комода)

 

С нашей точки зрения, было бы вполне естественно, если бы тексты на стенах храмов Птолемеев также имели явное сходство с текстами храмов Рамзеса III, Жан Иоотт, который исследовал храм Птолемеев в Эдфу, с удивлением обнаружил на стенах этого храма, строительство которого было завершено Птолемеем VIII (Сотером И), текст, говорящий о царе, уничтожающем своих врагов, «разрубающем на куски МезЬи/евЬ, убивающем ЗНази, казнящим Т)еЬег». Иоотт недоумевал по поводу упоминания названий народов, которые были известны в Египте почти тысячу лет назад и которые, как считалось, уже покинули историческую сцену задолго до Александра²^ Одна из надписей в Ком Омбо говорит о МезЬ^екЬ, ЗЬаки, Т}е amp;ег – врагах, известных по войнам Рамзеса III. «При нынешнем состоянии исторической документации известно, что единственное мощное наступление Т|екег, одного из народов моря, на Египет произошло в период царствования Рамзеса III», – писал Иоотт. Тогда почему же некоторые народы моря названы и обозначены как враги в храме одного из поздних Птолемеев?

Ответ состоит в следующем: война народов моря происходила всего за полстолетия до Птолемея I, сына Лага, военачальника в армии Александра, возведенного на трон Египта и основавшего новую династию.

Вопрос о том, каким образом храм Медииет-Абу сохранился после разрушений 663 и 525 гг. до н. э., находит готовый ответ: этот храм был возведен не около 1180 г., а около 370 г. до н. э., и, следовательно, в отличие от более ранних храмов и дворцов, не пострадал от рук Ассурбани-пала или Камбиза. И еще одна проблема – близкое сходство сооружений Рамзеса III и Птолемеев – находит аналогичное объяснение. Упоминание о народах, перечисленных в храмах Птолемеев в перечне народов моря, вторгшихся в Египет, теперь не представляет никакой загадки.