Глава пятьдесят седьмая. Горе мое (часть первая)

Гарри захлопнул за собой дверь, и еще долго стоял, прижавшись к ней спиной. То, что случилось в Берне, это катастрофа. И с каждой минутой осознание необратимости происшедшего становилось все ярче: он словно наяву видел и перекошенные от страха лица покупателей, и бледного Нотта, пытающегося загородить собой замершую позади него Панси. Волшебников, бросившихся врассыпную от входа в магазин. Что же он натворил? Нет, дело даже не в том, что применение боевой магии посреди мирной улицы само по себе является делом неслыханным, нет, все гораздо хуже. Он обнаружил себя, да и не себя одного... Заклятие Огненного шара посреди толпы... не подоспей Снейп, он угодил бы в местный Аврорат, в тюрьму бы, скорее всего, не посадили, но сделали бы внушение и наложили штраф. Иностранца могли и выслать... Но дело-то вовсе не в этом.

Валльштайн же объяснял ему, еще в самом начале их занятий: многие сильные волшебники используют магию Стихий — на дуэлях, для обороны — но ни один из них не способен сотворить огненные или водяные шары, не прибегая к помощи палочки и слов. Да, они с Изабо учились управлять силой Стихий посредством артефактов, но это был лишь первый этап — сам Альдигер перекатывал пылающие шарики прямо в ладонях, словно это было не пламя, а комок теста. Сжимал пальцы в кулак, а потом резко выпрямлял их — и в стену летели ледяные копья и стрелы. Этим умением обладают исключительно Говорящие, они опираются непосредственно на поддерживающие их силы, им не нужно ни заклинаний, ни взмахов палочкой.

Он выдал себя, выдал себя как Говорящего... Если делу дадут ход — а свидетелей на этот раз достаточно — рано или поздно подозрение падет именно на них. Ведь Берн расположен на подвластных Валльштайну землях. Что если авроры наведаются к нему в замок? Об этом вообще лучше не задумываться. Снейп не раз повторял, еще давно, после неудачного посещения Норы: один неосторожный шаг — и ты погубишь не только себя. Сегодня ты подставил и себя, и его, и Изабо с дедом. А дальше? Дальше ниточка потянется к Паркинсонам... все, кто помогали и помогают тебе, оказались в опасности — только лишь из-за того, что ты не сдержался, не дал себе труда просто отойти, запихнуть куда подальше свою гордость.

Да, "сладкий", что с того? То, что между тобой и Северусом что-то есть — неужели это так заметно? То, что между вами что-то было... было, потому что теперь это наверняка закончится. Твоя попытка побега возле Норы — ах, я вижу дом, там огни, там Рон и Гермиона! Магический выброс, чудом остановленный Северусом. Твой феерический полет с сильфами и исчезновение — я видел свои Стихии, это так чудесно! А теперь вот это... Лучше бы ты избавил всех от своего присутствия, лучше бы... да, лучше бы Снейп никогда не забирал тебя от Макмилланов, ты сидел бы там, пил свои таблетки и пускал слюни. Лучше бы... лучше бы тогда, в Большом Зале, Волдеморт действительно тебя убил...

Когда Гарри учился в начальной школе, учительница читала им какую-то книгу, сейчас он уже не помнил ее названия (1). И в чем там дело, он так и не разобрался, но четко запомнил одно: там был человек, уже немолодой, никто из соседей даже не знал, что он живет в доме. Он выходил только по ночам, чтобы погулять и подышать воздухом. Потому что в молодости он был отъявленным шалопаем, и его отец поклялся при всех, что его сын никогда больше не причинит беспокойства жителям города. И он так и сидел в четырех стенах — годы, десятилетия... Тебя тоже стоило бы запереть в подвале, как опасного маньяка... Гарри криво усмехнулся, как знать, это никогда не поздно сделать.

Вечером он не посмел спуститься к ужину, попросту побоялся показаться Северусу на глаза. То, что в его дверь никто не стучал, то, что даже Мани и Лотти не пришли звать его, говорило лишь об одном: его тоже не желали видеть. Да, правда, сколько можно возиться с тобой, Поттер? Уговаривать поесть, вливать в тебя зелья? Проверять, хорошо ли тебе спится, пытаться отвлечь, если ты раз за разом запарываешь элементарные задания? Хватит, терпение Снейпа не безгранично, он и так проявлял чудеса выдержки...

А теперь вот ты его выдал. Но... подожди, быть может, все не так фатально, как ты себе вообразил? Почему ты сразу же думаешь об аврорах? Что если в суматохе никто и не заметил, что у тебя не было палочки? Просто два поссорившихся мага в толчее магазина, один из которых в гневе применил боевое заклятие? Криминально? Да, пусть так, но ничего сверхординарного в этом нет. Да и Тео с Панси наверняка тоже не горели желанием давать показания в Аврорате, значит, скорее всего, тоже незамедлительно унесли ноги. Помоги Мерлин, чтобы все так и оказалось. Тогда... Гарри тряхнул головой и приободрился, тогда все не так уж страшно. Плохо, конечно, что магия вырвалась на свободу в столь неподходящий момент, но у него ведь получилось, получилось! А если так, то стоит приложить усилия, нельзя бросать заниматься, надо пробовать дальше. Да... он резко оборвал себя, только не здесь и не сейчас. А то к утру от дома Валльштайна останутся одни головешки.

Некоторое время, пока счастливое осознание своего успеха — пусть и достигнутого столь нелепым путем — еще владело им, он пытался вчитаться в Руководство по магии Огня, чтобы хоть немного отвлечься от своих невеселых мыслей. Рассматривал картинки, изображающие траекторию движения палочки, шептал слова заклятий, но пробовать ничего не стал — ума хватило. Трудно сказать, быть может, прошел час или несколько — за окнами все равно ничего не разглядеть. Он подошел к балкону, прижался лбом к оконной раме — и вместе с темнотой и холодом в его душу снова вполз страх. Все, чем он утешал себя, все, что напридумывал — не более, чем самообман. У подобных происшествий просто не может не быть последствий, разве ты сам не понимаешь? Он обернулся к столу, где лежала раскрытая книга, еще недавно занимавшая его. Рано или поздно все дойдет до Валльштайна — да Северус просто обязан рассказать ему о случившемся в Берне — и тот... да, самым безопасным и разумным для старого мага будет выкинуть вас обоих отсюда. И тебя, и Снейпа... Опять бездомные — и все по твоей вине.

Он чувствовал: сколько ни води себя за нос, а дело замять не удастся. Это... непросто объяснить, но он воспринимал опасность почти зримо, как зависшую над ними обоими бесформенную глыбу, которая вот-вот сорвется вниз. Раздавит и Хижину, и замок в горной долине, покатится дальше, дальше... чтобы там, в большом городе магов, добраться и до Паркинсона с дочерью. Гарри просто знал, что так это и будет.

Он всю ночь не сомкнул глаз, метался в узком простенке между дверью и окном, то садился на кровать, то вскакивал снова — только бы минуты не тянулись так долго! Пусть то, что должно случиться, произойдет как можно быстрее, а приговор приведут в исполнение немедленно. Он был несказанно рад, когда заметил, что небо светлеет — значит, скоро рассвет... самое время положить голову на плаху. И он отправился в душ, чтобы ровно в восемь спуститься в столовую: прятаться глупо, он примет любое решение старших магов и покорится. Он заслужил.

 

* * *

— Передай масленку.

Они завтракали в полном молчании, и это были первые слова, которые Снейп произнес за все утро. Он выглядел очень спокойным, но от Гарри не укрылось, что профессор, подобно ему, так и не ложился этой ночью: тяжелые веки казались набухшими, воспаленными, движения — рваными, слишком поспешными. Он даже пальцы в кулак сжал. Не хочет, чтобы кто-то заметил.

— Мастер Северус, — Мани, редко наведывавшийся в столовую во время их трапез, стоял возле кресла зельевара, протягивая ему какую-то газету. "Пророк", наверное, хотя нет... ты видел когда-нибудь, чтобы номера "Пророка" выходили на немецком? — Господин Валльштайн велел вам передать. Взгляните на третью страницу. Мой хозяин ждет вас у себя в замке. И просит поторопиться.

Гарри не понял ни слова из речи кобольда, он наблюдал за Северусом, а тот... тот почему-то старался отвернуться от него. Только кивнул, когда Мани закончил говорить, и тут же зашелестел газетными страницами, будто целенаправленно искал там что-то. И... в какой-то момент его пальцы чуть дрогнули, он обернулся к Гарри... взгляд полоснул, словно нож. Вот оно... ты же знал, что все так и будет.

— Северус, что там? — собственный голос казался Гарри странно высоким, чужим, будто доносящимся откуда-то издалека. — Это...

Зельевар молча положил перед ним номер, открытый на третьей странице. Гарри машинально взглянул на самый верх: "Der magische Kristall" (2). В Германии же вроде издается "Магический курьер"...

— В самом низу, — бросил Северус.

Да, в самом низу... небольшая статья, ну и что, что Гарри не сможет ее прочесть? Достаточно колдографии, а текста там совсем мало, а вот картинка... Снимок не очень четкий, но на нем можно рассмотреть и Тео Нотта, в ужасе выставившего перед собой палочку, и двух светловолосых магов: один из них сжимает в ладони пылающий шар, а второй как раз хватает его за локоть. Их сфотографировали всего за пару секунд до перемещения. Скорее всего, случайно, просто у кого-то из прохожих оказалась при себе колдокамера.

— Что тут написано? — Гарри сглотнул, слова словно царапали горло. Это был конец.

— Пишут ерунду, — Северус говорил коротко и отрывисто, — что рождественские распродажи в разгаре, что-то про ажиотаж, что два мага поссорились в одном из популярнейших магазинов Берна. Используют это как повод для рекламы.

— Но тогда...

Да, ухватись за соломинку, опять скажи себе, что все обойдется...

— Колдография. Газету прислал Валльштайн. Он хочет немедленно меня видеть, — Северус резко поднялся, чуть не опрокинув стул. — Обсудим позже.

А потом он повернулся к Мани и отдал ему какое-то распоряжение, Гарри разобрал всего одно слово, такое же, как в английском. Хаус. И по взгляду, брошенному кобольдом в его сторону, он понял все без перевода: Северус приказал не выпускать неуправляемого младшего мага из дома.

Гарри молча отодвинул от себя кофе, к которому так и не притронулся, встал. Главное идти прямо, открытая дверь перед ним как будто расплывалась, предметы теряли четкость. Лестница... хорошо, там можно ухватиться за перила. "Lass ihn nicht aus dem Haus" (3)... Все звуки в доме умерли, и только эта фраза гремела у него в ушах. Северус распорядился его запереть. Как дикого зверя. Гарри прошел через спальню, вышел на балкон. Холода он не чувствовал.

 

* * *

Северус вынырнул из камина в библиотеке примерно через час — трудно сказать, сколько продолжался их разговор с Валльштайном, если это вообще можно назвать разговором. Он поймал себя на том, что уже пару минут стоит на коврике, тщательно отряхивая несуществующую сажу, рванул застежку — и мантия полетела куда-то на кресло, неважно, все потом. Ярость билась в груди, окатывая волнами жара, он зарылся пальцами в волосы, массируя голову — иногда это помогало прийти в чувство. Он давно не ощущал такого гнева, ясного, как раскаленный клинок. Наверное, в последний раз это было в тот день, когда Альбус сообщил ему, что Гарри обречен чуть ли не с самого рождения. Мудрый старец, дающий советы, топчущий чужие жизни... легко, как беспечный путник полевые цветы. Теперь вот еще один вольноотпущенник смерти посмел протянуть свои дряхлые длани к мальчику... посмел помыслить, что кто-то позволит ему решать — за Гарри, за Северуса.

Он крутил в руках банку с дымолетным порошком, но вскоре опомнился — это вовсе не то, чем следует запускать в стену. Да, старый скунс в итоге поджал хвост, он дрожит за свою жизнь. Пусть дрожит. Каждый из нас охраняет свое сокровище, Альдигер, разве не так?

Гарри... Северус рывком распахнул дверь библиотеки, надо поговорить с ним, немедленно: утром он выглядел невыспавшимся, а потом еще и эта статья — он даже есть не стал и не обернулся, когда Северус его окликнул. Всего один лестничный пролет, несколько шагов по коридору, его спальня. Слава Мерлину, парень не стал накладывать запирающие чары.

— Гарри?

Нет, пусто...

— Гарри!

Его здесь нет. Но куда он мог подеваться, раз кобольдам велено не выпускать его за пределы Хижины?

— Мани!

— Да, мастер Северус? — кобольд с легким хлопком появился перед ним, словно гриб, вмиг выросший на покрывающих пол деревянных досках.

— Где Гарри? Я же сказал...

— Он никуда не выходил! Как вы и приказывали, мы запечатали все выходы. Он не мог никуда уйти! — Мани выглядел смиренно, но было очевидно, что его только что оскорбили в лучших чувствах.

— Хорошо, тогда где он?

Кобольд заглянул в комнату и тут же указал Северусу на балконную дверь: ах, черт, он и не заметил, что она чуть приоткрыта. От сквозняка штора едва заметно колыхалась, и струйка холодного воздуха просачивалась внутрь.

Северус кивнул и махнул рукой, отпуская слугу — с Гарри он предпочтет разбираться без свидетелей. Но уже приблизившись к окну, зельевар понял, что парень, вопреки ожиданиям, не стоит, понуря голову и вглядываясь вдаль. В той части балкона, которая примыкала к белой спальне, никого не обнаружилось. Где он может быть? Северус прошел дальше, с каждым шагом его охватывал безотчетный страх. Что если Гарри попытался выбраться и сверзился вниз? Или... Там, возле стены, где сложены дрова, что-то темное. Гарри? Слава Мерлину! Он сидит, облокотившись о поленницу, подтянув под себя ноги, практически на полу. В свитере и рубашке — даже куртку не накинул.

— Гарри!

Ответа не последовало. Что за чертовщина? Зельевар подошел ближе, опустился на корточки.

— Гарри, что ты тут делаешь?!

У него побелевшие от холода губы и ледяные пальцы.

— Гарри, ты давно здесь сидишь?

Что за глупый вопрос? Какая разница, как давно он здесь? Он с трудом поворачивает голову, смотрит так, как будто не узнает. Северус обхватывает ладонями его щеки — они холодные, словно снег. И почти такие же белые.

— А ну-ка пойдем в дом!

Теперь он глядит прямо в глаза, и старший маг буквально проваливается в его взгляд: мутная вязкая нефритовая бездна.

— Северус, я не могу больше... — шепчет так, что слов почти не разобрать.

И внезапно сознание зельевара начинают заполнять картины, хаотичные и в то же время пугающие в своей отчетливости. Мальчик в зеленой куртке выходит из дома, засунув руки глубоко в карманы, приближается к калитке, аккуратно притворяет ее за собой... он идет один по дороге, спускается к маггловскому курорту, садится в автобус — потерянный, одинокий... бредет по улицам незнакомого города, озирается, словно не понимая, зачем он здесь, покупает билет на вокзале... белый ободок чашки, охватывающий темный кофейный круг, газета с колдографией на столе... lass ihn nicht aus dem Haus — Северус узнает свой голос. Холодный, чужой, отстраненный. А потом он видит Гарри, стоящего на высоком утесе — перед ним только выцветшее зимнее небо, он раскидывает руки... и из его груди вырываются серые птицы, их все больше и больше, они кружат над ним, кричат... О, Мерлин!

— Прекрати сейчас же! Ты меня слышишь? Гарри!

Закрытая изнутри балконная дверь, ведущая в его собственную спальню, легко поддается заклятию, Северус втаскивает мальчишку внутрь, толкает на кушетку, поспешно призывая плед и подушку, накладывает согревающие чары. Дрова в камине мгновенно вспыхивают, пламя, усиленное заклинанием, уже гонит по комнате первые волны тепла.

— Хороший мой... малыш... перестань, слышишь?

Холодные губы, совершенные, словно мрамор. Приникнуть к ним, оживить своим дыханием... глупый мальчишка, он сам загнал себя в такой ад! Нет, и ты помог, Северус, без тебя тут не обошлось. Ловишь его пальцы, переплетенные в замок, целуешь как безумный, согревая побелевшие ладони, запястья... Серые птицы скорби — нет, это не выдумка. Они подобны бесформенным клочьям тумана, но они уже здесь. Теснятся на парапете балкона, как воробьи на проводах. "Мы не впустим их сюда, не впустим, они исчезнут, вот увидишь"... — ты говоришь это вслух, а сам вновь не отрываешь взгляда от зеленых глаз, будто подернутых тонкой корочкой льда. Хороший мой, любимый, желанный, что ты напридумывал?

И вновь череда образов: Гарри взмахивает палочкой посреди зала в замке Валльштайнов — у него ничего не выходит, он раздосадованно следит за стайкой пламенеющих шаров, наколдованных Изабо, разочарование на лице Альдигера... "Давай попробуем еще раз, это же совсем просто!" — а вот это уже ты сам... Гарри смотрит на себя в зеркало: изломанные линии, тощие ключицы, выпирающие косточки на плечах — не человек, а анатомический атлас. Неправда, все неправда! Ты юный, прекрасный, самый лучший! Северус расстегивает одну пуговку на его рубашке, потом другую... У тебя такая нежная кожа... бархатная... запах меда и цветочного луга... Если прочертить языком дорожку вниз, от впадинки за ухом — ты вздрагиваешь, вздыхаешь, как будто сейчас расплачешься... Не бойся, я тебя согрею, только не бойся... Тонкий свитер не дает тебе тепла — и вот ты уже сам тянешь его вверх, но озябшие пальцы слушаются плохо.

Кто вбил тебе в голову, что ты не достоин любви, что ее надо заслужить? У тебя под кожей горит огонь, ты сам не пускаешь его на свободу. Аромат твоего тела, такой свежий, невинный — от него кружится голова. Бусинки сосков, сжавшихся от холода. Заколдованный звездный мальчик... Целовать тебя, растопить сковавший тебя лед. Ты совершенный, просто не знаешь об этом. А возле пупка у тебя две крохотные родинки, сладкие, словно капли шоколада.

— Северус, ты...

Он обхватывает тебя за шею, садится на кушетке, толкается языком тебе в рот, робко, неумело, теребит пуговицы на рубашке, старается прижаться к тебе всем телом. И хочет смотреть в глаза, словно то, что он видит сейчас в твоем взгляде — единственное доказательство, что все, что происходит с ним — правда.

— Не холодно?

Ты и сам не понял, когда притянул его к себе на колени, возишься с ремнем на его джинсах, а Гарри уже толкается вперед, не отрываясь от твоих губ. И он тоже не отстает, ему не по душе, что твои брюки до сих пор застегнуты, в то время как ты сам сжимаешь в ладони его подрагивающую плоть.

— Осторожно, о молнию поранишься, — шепчешь ты, шалея от того, насколько он готов открыться тебе. От его близости.

Его губы так искусаны, что сухие корочки кажутся твердыми, словно заусенцы, но и это легко исправить. Когда ваши члены соприкасаются, мальчик вскрикивает, как от ожога, резко откидывается назад, так что ты с трудом успеваешь поддержать его под спину.

— Держись за меня, — все, что ты можешь сказать.

Он горячий, весь — и грудь, и живот... ты водишь свободной рукой по его коже и не можешь насытиться. А другая ладонь движется сама, ей не надо подсказывать правильный темп и ритм. Ты видишь его глаза напротив — словно вы оба несетесь на маленькой детской карусели, лицом друг к другу, все быстрее и быстрее, так, что из-за скорости вращения все вокруг сливается в разноцветную бегущую полосу. И в нее вплетаются лучащиеся светящиеся линии: голубое с алым, зеленое с ослепительно-желтым. И вы оба — внутри переливающейся радуги, а цвета разгораются все ярче, сияют так, что больно смотреть, и наконец взрываются фейерверком, расплескивая шипящие искры. Ты прижимаешь мальчика к себе, чтобы укрыть его от жалящих горящих звездочек, его сердце бьется оглушительно громко, как будто хочет вырваться.

Тебя еще хватит на то, чтобы наложить очищающие, Гарри не отпускает тебя, прячет пылающее лицо, прижавшись к твоему плечу, а когда ты укладываешь его на подушку, ухитрившись каким-то образом разобрать постель, ты видишь, что по его щекам текут слезы. Он сам, похоже, не замечает этого, смахивает их, а потом удивленно смотрит на свою ладонь.

— Северус, а... а что это было? Ты тоже видел... нас как будто затянуло в цветной смерч...

Гарри еле говорит, да и сам Северус ощущает невероятную усталость, и сил остается только на то, чтобы укрыть его и себя, притянуть ближе, чтобы чувствовать каждую клеточку его тела.

— Магия, Гарри. Моя и твоя.

Серые птицы... он приподнимается, опираясь на локоть, чтобы взглянуть на балконный парапет — нет, безобразные кляксы, что еще несколько минут назад пятнали его, исчезли, развеянные вызванным их с Гарри радужным фейерверком.

— Спи, горе моё, — если наклониться, можно поймать губами крошечные бриллиантовые блестки в уголках его глаз. — Спи...

И Северус, не договорив, проваливается в темноту.

_____________________________________________________________________

(1) Гарри вспоминает сюжет романа американской писательницы Харпер Ли "Убить пересмешника"

(2) "Der magische Kristall" — "Магический кристалл"

(3) "Lass ihn nicht aus dem Haus!" (нем.) — "Не выпускай его из дома!"

Глава опубликована: 04.07.2016