Часть первая. ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПУТИ

Часть первая. ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПУТИ

Глава третья. ТАЙНА ПОСТУПЛЕНИЯ В АКАДЕМИЮ

Согласно биографии Саблина, в 1969 году с должности помощника командира сторожевого корабля он поступил в Военно-политическую академию имени В.И. Ленина. Казалось бы, ну и что, ну служил, ну поступил!

Людям, далеким от реалий службы политработников ВМФ 70—80-х годов XX века, совершенно не понять, что за этими двумя строками о поступлении в академию кроется определенная тайна, которую Саблин не пожелал открыть даже на следствии.

Переводы строевых офицеров в политработники практиковалась в бытность начальником Главного Политического управления СА и ВМФ Ф.И.Голикова с 1958 по 1962 год. Когда же в 1962 году эту должность занял A.A.Епишев, количество таких переводов значительно сократилось, особенно с 1967 года после открытия сети видовых военно-политических училищ.

В конце 60-х годов руководством СССР было принято решение об усилении партийно-политической работы в Вооруженных силах и укреплении института политработников. В силу постановления ЦК КПСС от 21 января 1967 г «О мерах по улучшению партийно-политической работы в Советской Армии и Военно-Морском Флоте» была создана сеть видовых военно-политических училищ, в том числе и мое родное Киевское высшее военно-морское политическое училище.

Но когда еще училища начнут поставлять флоту выпускников-лейтенантов! Поэтому одновременно с открытием политических училищ некоторое время практиковалось и пополнение рядов флотских политработников за счет офицеров других специальностей, проявивших склонность к воспитательному делу. Склонных к воспитательной работе офицеров рекомендовали к выдвижению на соответствующие должности политические отделы соединений. При этом таких офицеров вначале направляли на краткосрочные курсы, затем они назначались на низовые должности заместителей командиров подразделений по политической части, и только прослужив на этих должностях несколько лет и положительно себя зарекомендовав, они могли писать рапорты на поступление в военно-политическую академию. Таков был установленный и обязательный для всех порядок, но только не для Саблина.

Из автобиографии Саблина: «Наступил 1968 год. Пишу рапорт в академию. Комбриг капитан 1-го ранга Крылов пишет, что отказать, лучше использовать по строевой должности, по командной линии. Вызывали все начальники вплоть до начальника отдела кадров флага, предлагали хорошие должности, рисовали красивое будущее, удивленно разводили руками на мои вежливые отрицательные отказы. Вынужден был обратиться к члену военного совета за помощью, но он мне по телефону сказал, что пусть начальники решают. Пришлось писать письмо Гришанову. Вызвали в отдел кадров, долго пытали, что это я надумал менять профессию, но поверили, что люблю партийно-политическую работу. Документы ушли в академию, но через месяц сообщают, что отказ. Лечу в Москву, на два дня отпросился, беседую с начальником отдела кадров академии. Он отводит в сторону, пытается доказать мне, что достаточно одного высшего образования. Начальник факультета адмирал Вырелкин меня обнадеживает, лети спокойно, говорит, домой, я все улажу. По дороге в отпуск заезжаю в академию, и адмирал мне спокойненько сообщает, что документы уже поздно подписывать. Начальник военно-политической академии сказал приезжать на следующий год. Он, конечно... Ему трудно представить, что год на корабле служить в должности помощника сложно и тяжело. И что еще один год потерян. Я скрипел зубами, но был бессилен. Пришлось еще год мучиться.

Только потом, случайно, в отделе кадров я узнал, что виновником отказа был начальник отдела кадров политуправления СФ капитан 1-го ранга Зайцев, т.е. бывший начпо, с которым мы ездили в Мурманск. Так спустя 5 лет я ощутил партийную демократию в действии на себе.

На следующий год, в 1969 году, мне дали наконец “добро” поступать в академию. Но не на педагогический факультет, как я просил, а на военно-морской. Это было плохо, но выхода другого не было. Но даже на этом препятствия на моем пути в академию не закончились!»

Прокомментируем этот отрывок автобиографии нашего героя. Во-первых, политработники Северного флота, а с их подачи и кадровики ВПА, всеми силами не давали «добро» Саблину на поступление. Во главе этой своеобразной «антисаблинской» группировки стоял его бывший начальник политотдела капитан 1-го ранга Зайцев, как никто другой знавший гнилое нутро своего бывшего подчиненного. Именно он объяснил, кто такой Саблин, начальнику политуправления Северного флота, именно он вышел на связь с кадровиком академии и начальником военно-морского факультета. Не зря Саблин, узнав о роли Зайцева в своем непоступлении, не скрывает своей ненависти к нему. Еще бы, Зайцев был одним из немногих, кто раскусил Саблина, а потому был для него особо опасен.

Совершенно потрясающе звучит и следующая фраза: «...Служить в должности помощника сложно и тяжело. И что еще один год потерян. Я скрипел зубами, но был бессилен. Пришлось еще год мучиться».

Как говорят психологи, сколько ни старайся обмануть окружающих, все равно рано или поздно проговоришься. Так произошло в данном случае и с Саблиным. Фраза, сказанная им, потрясающая по своему цинизму. В ней весь Саблин. Да, служба корабельная не проста, а должность помощника командира особенно. Но ведь тебя никто на эту должность силком не гнал, ты сам на нее напросился! Но, как оказывается, вовсе не для того, чтобы честно служить и заниматься повседневными корабельными делами, а чтобы за счет этой должности решать свои тайные дела. Слова Саблина о службе помощником командира корабля полностью подтверждают сказанное о его службе командиром сторожевика Хохловым. Из фразы Саблина абсолютно ясно, что службой на корабле в данной должности он не то что тяготится, он ее истово ненавидит! Он не служит по призванию и по совести, как все остальные офицеры, а, проклиная все на свете, просто отбывает номер в ожидании решения своих проблем. Как говорит сам Саблин, он не служит, а мучается, а когда решение его вопроса сдвигается на год, и вовсе скрежещет зубами. Увы, пока Саблин бессилен, но если бы у него была в тот момент и сила и власть, уж он-то показал бы своим врагам, у кого они встали на дороге!

Что касается мечты Саблина о поступлении на педагогический факультет военно-политической академии, то начальники Саблина совершенно правильно поступили, не пустив его туда.

По словам Саблина, бесчисленные недруги воздвигали перед ним различные препоны. Начальство словно предчувствует, что перед ним будущий «государственный лидер» и «народный вождь», а потому делает все возможное и невозможное, чтобы любой ценой не пускать Саблина в политику. Кроме запретов и отговорок, нет избытка в лестных предложениях, хитрые начальники не скупятся в обещаниях гладкой и быстрой карьеры, если Саблин продолжит службу по командирской линии и перестанет заниматься политикой. «Вызывали все начальники, — горделиво сообщает он, — вплоть до начальника отдела кадров флота».

О том, что такие претензии появились у него именно в тот период, можно понять из письма Саблина родителям, датированного 10 октября 1975 года. В нем он писал, что прошедшие десять лет прошли в мучительных поисках «справедливости и общественной свободы... т.к. постоянно приходилось сдерживать свое возмущение существующими порядками и отказываться от волнующих теоретических споров, чтобы добиться нынешнего положения, позволяющего выступить более или менее эффективно, то есть с позиций силы и экстремизма».

Непонятно только одно: если и впрямь воздвигались намеренно всевозможные препоны, то почему Саблину тогда столь легко предоставили возможность выехать в Москву, непосредственно в академию, чтобы решать там свои вопросы?

* * *

В отличие от общего управления кадров Министерства Обороны, политработники имели свои собственные кадровое органы, вплоть до Главного политического управления. Это была своя «кухня», куда обычные кадровики не лезли. В иерархии «политработницких» должностей была своя строгая иерархия. Так, нельзя было стать замполитом корабля 1-го ранга (атомная подводная лодка, ракетная подводная лодка, крейсер), не побывав в должности замполита корабля 2-го ранга (дизельная торпедная подводная лодка, эсминец). В свою очередь нельзя было стать замполитом корабля 2-го ранга, не пройдя должность замполита корабля 3-го ранга (МРК, МПК, МТЩ). Помимо этого политработнику желательно было пройти и какую-нибудь из должностей в политотделе соединения кораблей (оргинструкгором, пропагандистом или хотя бы помощником по комсомольской работе). Для карьерного роста также было желательно послужить и где-нибудь вдалеке от цивилизации — на Севере, на Дальнем Востоке или на Камчатке. Все это учитывалось при назначениях на вышестоящую должность.

Особым камнем преткновения на карьерной лестнице являлась ВПА имени В.И. Ленина. Только обучение в ней в большинстве случаев открывало дорогу на корабли 1-го ранга, и являлось обязательным условием для будущего назначения политработника на должность начальника политического отдела соединения кораблей.

Однако поступить в академию было весьма непросто. И дело было даже не в конкретных знаниях абитуриента и в показаниях медкомиссии. Писать рапорт о желании поступать в академию, получить на него «добро» высшего начальства, получить вызов для сдачи вступительных экзаменов можно было лишь с так называемых «академических должностей», т.е. с должностей, которые входили в особый перечень — это были должности не ниже замполитов кораблей 2-го ранга или замполитов дивизионов кораблей 3-го ранга. Помимо этого весьма строгое ограничение было и по возрасту. Но и это не все! Желающий учиться в академии политработник должен был послужить на своей «академической должности» не менее двух лет и иметь отличные показатели в вопросах боевой и политической подготовке, а также в дисциплине среди своих подчиненных, не говоря уже о каких-либо происшествиях.

Каждый год все флоты получали разнарядки для поступления в академию, число которых было весьма ограниченно. После этого на флотах начинался отборочный конкурс: у кого из претендентов лучше прохождение службы, у кого лучшие результаты профессиональной деятельности. При этом все вышеназванные узаконенные положения выполнялись весьма строго, и обойти их было чрезвычайно сложно, так как за этим зорко следили «свои» кадровики.

Так что поступление в ВПА было весьма непросто даже для положительно зарекомендовавших себя на партийно-политическом поприще флотских политработников.

В 1988 году с должности заместителя командира 488-го дивизиона тральщиков Балтийского флота я поступил именно на педагогический факультет военно-политической академии, который успешно закончил в 1991 году. Поступать туда было очень сложно, так как факультет считался в академии самым престижным, ибо его выпускники направлялись на должности преподавателей в военные училища. Учились при этом мы все вместе — и моряки, и летчики, и ракетчики, и общевойсковики, и десантники. Но распределялись все в училища своего профиля. На момент поступления в академию я уже прослужил на «академической» должности капитана 3-го ранга 3 года, имел медаль «За боевые заслуги» и написанный исторический роман «Чесма». Но желающих поступать в академию, и особенно на педфак, тоже хватало. При этом на весь Балтийский флот была заявка всего лишь на одного абитуриента. Поэтому шансов попасть на педфак у меня было немного. Помогло то, что именно в том году мы взяли приз Главнокомандующего по противоминной подготовке, а дивизион уже второй год объявлялся «отличным».

Думаю, что и в 1969 году на Северном флоте было немало достойных офицеров, желавших поступить на педагогический факультет и соответственно себя проявивших. О Саблине ничего этого сказать было нельзя. Если он и был чем-то известен на Северном флоте, то исключительно своими письмами и кляузами.

* * *

Что же мы видим в случае с Валерием Михайловичем Саблиным? А видим мы, на первый взгляд, совершенно невероятную картину! Заурядный помощник сторожевого корабля 3-го ранга Северного флота вдруг ни с того ни с сего изъявляет желание учиться в военно-политической академии. Сразу возникает два вопроса. Во-первых, на каком основании он вообще мог объявлять о своем желании учиться в академии, тогда как должность помощника корабля 3-го ранга никогда не являлась академической даже для поступления в военно-морскую академию? Чтобы поступить в ВМА (что было бы естественно для пошедшего служить по командной линии Саблина), он должен был стать командиром сторожевого корабля 3-го ранга, а еще лучше начальником штаба соответствующего дивизиона. Во-вторых, о каком поступлении в академию могла идти речь, когда Саблин не закончил даже командирских классов?

Но интрига еще круче — Саблин не желает идти в ВМА, а желает слушать лекции в академии военно-политической! И это — не прослужив ни одного дня политработником на корабле, не говоря уже о прохождении необходимой служебной лестницы, о которой мы уже говорили выше. Просто взял и возжелал!

Может быть, у Саблина были какие-то на это основания: особые заслуги, совершенные подвиги, или, наконец, боевые награды? Листая личное дело, убеждаешься, что ничего такого не было и в помине — обычный заурядный офицер со стандартными заурядными служебными характеристиками. Да и помощником Саблин был, прямо скажем, никудышным, так как даже не сдал на допуск к самостоятельному управлению кораблем, а, следовательно, полноценным помощником командиру так и не стал.

Вообще-то на подготовку помощника (или старшего помощника на кораблях 1-го и 2-го ранга) к сдаче на допуск командования кораблям обычно отводится год. Если офицер за это время не сдал зачеты, можно ставить вопрос о его профнепригодности. К таким помощникам (или старшим помощникам) окружающие офицеры относятся с презрением. Что же касается командиров кораблей, то те стараются от этого «балласта» под любым предлогом избавиться. Командиру нужен полноценный заместитель, а не пассажир! Что касается Саблина, то на должности помощника командира сторожевого корабля 3-го ранга он прослужил несколько лет, но на допуск к самостоятельному управлению кораблем так и не сдал. Это значит, что он абсолютно не состоялся как корабельный офицер и является тем самым «балластом», к которому с презрением относятся корабельные офицеры. Тут не то что об академии думать надо, а готовиться к снятию и переводу на должность «с меньшим объемом работы».

Какая может быть политическая академия, когда Саблин не имеет никакого представления о профессиональной политработе, когда он не соответствует предъявляемым требованиям по занимаемой должности, да саму эту должность исполняет спустя рукава? Так что по всем статьям выходил Саблину от ворот поворот.

Но вдруг происходит нечто небывалое, и на Саблина снисходит божья благодать. Минуя десятки опытных офицеров-политработников, мечтающих об академии, перст Господень неожиданно указывает именно на никому не известного помощника СКР-33. И чудо свершается! Именно ему, а не какому-нибудь лодочному замполиту приходит вызов в Москву. Вы верите в чудеса? Я нет!

Так что же произошло, что не имевший никаких прав и шансов на поступление в академию Саблин внезапно оказался в ее стенах? Помочь в этом деле мог только какой-то благодетель. При этом благодетель должен был обладать огромной властью и огромными связями. Кто же он, этот таинственный ангел-хранитель будущего мятежника? Чтобы попытаться его найти, давайте проанализируем ситуацию, в которой оказался Саблин.

Итак, поняв, что ни по своей специальности, ни по командирской линии ему никакой карьеры не сделать, Саблин решает попробовать свои силы на ниве политической работы. Это в начале 70-х годов можно было сделать, просто попросив вышестоящее командование о своей переаттестации, поменять ВУС и, затем окончив трехмесячные политические курсы для переаттестованных офицеров, получить первичную должность офицера-политработника. Однако амбициозного Саблина такой вариант не устраивает. Зачем ему прозябать на первичных политико-воспитательных должностях! Если уж делать карьеру, то так, чтобы сразу в дамки!

Думаю, что не открою большого секрета, если скажу, что ВСЕ поступающие в академии офицеры всеми силами ищут перед поступлением каких-то влиятельных людей, которые помогли бы им в этом поступлении помочь. Так было, так есть, и так будет всегда. В таком положении дел нет ничего плохого, так как зачастую (по крайней мере, в советское время) начальники искренне помогали своим наиболее талантливым и толковым подчиненным сделать хорошую офицерскую карьеру. Но история поступления в академию Саблина явно не тот случай.

Дело в том, что у семьи Саблиных имеется человек, в силах которого помочь Валерию Саблину в его мечте. Это бывший сослуживец старшего Саблина по службе в архангельском учебном отряде тогдашний начальник Политического управления ВМФ адмирал Гришанов, человек весьма и весьма влиятельный.

Адмирал Василий Максимович Гришанов был личностью неординарной и достаточно сложной. Время его политической власти над ВМФ составило целую эпоху. Конечно, мне сложно в целом оценить столь серьезную фигуру, но мои личные встречи с Гришановым, а также некоторые факты его биографии не вызывают особого уважения к нему.

В официальной биографии адмирала говорится, что он являлся участникам советско-финской и Великой Отечественной войн. Относительно участия Гришанова в финской войне в одном из изданий я встретил упоминание, что он был комиссаром отряда моряков-лыжников. Что касается участия Гришанова в Великой Отечественной войне, то всю войну он пробыл вначале комиссаром, а потом заместителем по политической части в кронштадтском, а затем в архангельском учебных отрядах. Конечно, учебные отряды выполняли в годы войны очень важную роль — готовили призывников к корабельной матросской службе, но все же это были самые что ни на есть тыловые части.

Ветераны ВМФ не раз рассказывали мне и об интригах Гришанова против Горшкова, о том, что Горшков крайне осторожно вел себя с начальником политуправления ВМФ.

Насколько вероятно, что именно Гришанов курировал Саблина в деле его поступления в академию? Вероятность эта достаточно велика. При этом помощь Гришанова могла состояться лишь после обращения к нему Саблина-старшего. И Саблин, судя по всему, решает использовать предоставленный ему свыше шанс, иначе он рискует снова остаться без академии, как и в прошлом году. Рассчитав в начале 1969 года время подачи заявления в академию, время, необходимое на все согласования и решение вопроса, он берет отпуск и спешит в Горький. Там он посвящает в свои планы отца. В том, что отец был готов помочь сыну, сомнений быть не может, кто же откажет в помощи любимому дитяти, продолжателю семейной флотской династии! По просьбе сына отец связывается со своим бывшим сослуживцем, напоминает о былой дружбе и излагает свою нижайшую просьбу.

Мы не знаем, ездил ли Саблин-старший к Гришанову в Москву, звонил ли по телефону или писал письмо. Это не принципиально. Главное, что Гришанов вспомнил давнего друга и пообещал «поступить» отпрыска в академию, минуя все препоны. Еще находясь в Горьком, младший Саблин уже знает, что его дело в шляпе и всесильный Гришанов уже нажал на нужные педали, отдав соответствующие распоряжения начальнику политуправления Северного флота контр-адмиралу Сизову и начальнику военно-морского факультета политической академии...

Теперь задача Саблина лишь пройти медкомиссию и не получить двоек на вступительных экзаменах. Впрочем, на экзаменах его тоже будет страховать уже извещенный обо всем начальник факультета.

Судя по всему, в последние дни отпуска в Горьком Саблин пребывал в полной эйфории от неслыханной удачи и поэтому потерял бдительность. Это едва не вышло ему боком...

Интересная особенность, но у Саблина среди сослуживцев никогда не было друзей. Да, он поддерживал хорошие отношения с братьями, но на службе предпочитал всегда оставаться в одиночестве. Возможно, боялся, что в какой-нибудь момент, расслабившись, может случайно проболтаться о своих великих планах и будет разоблачен. Впрочем, в Горьком он нарушил свой принцип осторожного отношения к людям и едва за это не поплатился.

Незадолго до возвращения на флот Саблин встретился в Горьком со своим бывшим школьными одноклассником Сергеем Родионовым. Приятель только что вышел из тюрьмы, где «мотал» срок за кражу. Встретившись, бывшие одноклассники крепко выпили, а затем подвыпивший Саблин пустился в откровения, неосторожно поведав Родионову о своей лютой ненависти к советской власти и о наполеоновских планах государственного переворота, о том, что и в ВПА он хочет поступить лишь для того, чтобы научиться, как бы легче захватывать власть в стране. По признанию самого Саблина, пьяная беседа между дружками продолжалась более двух часов. Вначале Родионов молча слушал своего собеседника, а потом, пораженный коварством и подлостью бывшего одноклассника, вступил с ним в ожесточенный спор, защищая советскую власть и обзывая Саблина предателем Родины и изменником. Встреча едва не закончилась дракой, и бывшие дружки расстались врагами.

Но на этом дело не закончилось. Потрясенный признаниями Саблина, Родионов на следующий день написал подробное письмо в адрес политического управления Северного флота, где честно изложил суть разговора с Саблиным и просил принять к нему соответствующие меры, пока Саблин не наделал больших бед. Отдадим должное гражданской позиции бывшего зэка Родионова.

Письмо из Горького легло на стол тогдашнему члену Военного совета Северного флота контр-адмиралу Сизову. Ситуации, в которой оказался Сизов, не позавидуешь. Буквально несколько дней назад ему поступило указание самого Гришанова, в нарушение всех существующих правил, отпустить помощника командира СКР-33 поступать в ВПА, из чего следовало, что помощник этот офицер весьма не простой. А тут письмо, в котором черным по белому говорится, что помощник командира СКР-33 хочет поступать в академию только для того, чтобы потом произвести государственный переворот! Что в такой ситуации прикажете делать?

Если проявить принципиальность и не выполнить приказания Гришанова, то тот воспримет это как личную обиду, а ведь Сизов сам получил должность начальника политуправления благодаря протекции того же Гришанова, то есть сам ему многим обязан. А если все написанное в письме хотя бы в какой-то мере правда? И Сизов принимает поистине мудрое решение — гришановскому любимчику в поступлении не препятствовать, однако после окончания им академии обратно на свой флот уже не брать.

Пока же, по возвращении из отпуска, Саблин был немедленно вызван на ковер к Сизову.

Из рассказа самого Саблина: «Говоря о действительных целях моего поступления в академию, Родионов перестарался, написав наряду с тем, что я говорил ему в действительности, явно абсурдные, неумные и вымышленные обвинения, и мне не составило труда опровергнуть эти его утверждения и доказать Сизову необъективность и, более того, абсурдность написанного. Выслушав меня, Сизов, как я понял, поверил мне и сказал, чтобы я остерегался говорить с такими людьми, как Родионов, и пожелал мне успехов при поступлении в академию».

В словах Саблина сквозит явная гордость за то, что он так легко и просто обвел вокруг пальца самого члена Военного совета флота! Безусловно, при этом Саблин не забыл упомянуть, что его обвинитель только что вернулся из зоны, а потому из зависти к более успешному однокласснику и написал сей мерзкий пасквиль.

В своей автобиографии он описывает свою встречу с контр-адмиралом Сизовым несколько иначе: «...Вдруг за 12 дней до выезда в военно-политическую академию для сдачи экзаменов меня вызывает член военного совета Северного флота контр-адмирал Сизов и начинает пытать о целях поступления в академию, о моих взглядах на жизнь и т.д. Потом достает из ящика письмо и сообщает, что некий друг из Горького предупреждает, что Саблин не тот, за кого себя выдает, и что он якобы готовит государственный переворот. Была в этом письме и лестная для меня фраза, что, дескать, я очень настойчив в достижении цели. Письмо было написано очень грубо, зло, неубедительно. А кроме того Родионов сам был с подмоченной репутацией, и поэтому поверили мне. Но мне кажется, поверили так, скрепя сердце. Так я попал в академию...»

Здесь Саблин менее категоричен, что ему удалось обмануть контр-адмирала Сизова. Он чувствует, что тот в душе не хотел направлять Саблина в академию, но в итоге все же отпускает. Уж не после ли звонка из Москвы?

Что же до освободившегося зэка Родионова, то он оказался в тысячу раз прозорливее всех саблинских начальников и особистов, совершенно четко и правильно сформулировав цель поступления Саблина в стены академии им. Ленина как подготовку к государственному перевороту. Время показало, что Родионов был совершенно прав в своих предположениях.

Что касается контр-адмирала Сизова, то назвать его вдумчивым и прозорливым начальником в данном случае трудно. Впрочем, кому мог больше верить контр-адмирал — неизвестному горьковскому зэку или молодому офицеру с преданным открытым взором, да к тому же еще сыну известного по былым годам командира учебного отряда, а также человеку, вхожему в семью члена Военного совета ВМФ адмирала Гришанова?

Формально Сизов свою задачу выполнил — на письмо оперативно прореагировал, офицера на беседу к себе вызвал, да и внушение сделал, что с подозрительными лицами пить впредь не стоит. История с письмом Родионова послужила Саблину серьезным уроком, и более он таких промашек уже никогда не допускал.

Из воспоминаний однокашника Саблина по учебе в ВПА контр-адмирала в отставке Э.М.Чухраева: «Сейчас с высоты прожитых лет я должен сказать, что в то время отбор в военно-политическую академию был достаточно случаен. По задумке выпускники академии должны были вырастать в крупных профессионалов, но так получалось далеко не всегда. Зачастую в слушатели принимали достаточно случайных людей, не способных профессионально заниматься профессией и занимать серьезные должности. Достаточно случайно попал в академию и Валера. Мне даже сейчас сложно понять, как это могло произойти, ведь он ни одного дня до академии не был на партийно-политической работе, не имел о ней никакого представления, а мог судить о ней лишь по работе других замполитов. Но это ведь тоже самое, что учиться вождению на машине, сидя рядом с водителем... Надо ли было принимать такого человека сразу в академию, — для меня и сейчас большой вопрос. Я, кстати, тоже закончил не политическое, а строевое училище — ВВМУ им. Нахимова, как ракетчик, но к моменту поступления в ВПА успел уже прослужить на партийно-политической работе в трех должностях, а поэтому я поступал с твердым пониманием того, какие знания и для чего мне их надо в академии получить. С какой мотивацией и для чего вообще поступал в академию Валера, мне и сегодня непонятно».

О том, что знал школьный одноклассник Саблина Сергей Родионов и не знал его одноклассник по военно-политической академии Э.М.Чухраев, сам Саблин с полной откровенностью признается на допросе 22 декабря 1975 года: «Я поступил в ВПА вовсе не для того, чтобы стать политработником, а для того, чтобы получить необходимые политические знания, так как, получив знания, смогу бороться с властью».

Что ж, Саблин открыто признает, что решил учиться в политической академии исключительно для того, чтобы осуществить свержение существующей власти и самому стать главой нового «коммунистического государства».

Глава четвертая. УЧЕБА В ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ АКАДЕМИИ

В свое время, учась в Военно-политической академии им. Ленина, я старался навести справки о Саблине у старых преподавателей, ведь со времени его обучения в стенах нашей общей «альма-матер» прошло не так уж много времени — всего каких-то полтора десятка лет. Однако о Саблине все старались не говорить. Кое-что рассказал лишь начальник военно-морской кафедры контр-адмирал Г.Г. Костев.

Я часто ловил тогда себя на мысли, что я сижу в тех же аудиториях, где сидел и Саблин, слушаю лекции тех же преподавателей, беру те же книги в той же библиотеки, живу в том же офицерском общежитии и даже, занимаясь физкультурой, бегаю по тому же традиционному для слушателей ВПА маршруту вокруг Лебединского пруда (т.н. «Лебединки»), что напротив Новодевичьего монастыря. При этом никаких следов пребывания Саблина в стенах прославленной академии не осталось. Причем это произошло вовсе не потому, что кто-то запрещал преподавателям рассказывать нам о Саблине, ведь на дворе шел уже 1990 год. Дело в ином, имя Саблина в этих стенах было просто предано забвению как человека, предавшего не только Родину и изменившего присяге, но и как человека, бросившего тень на профессию офицера-воспитателя. Да, потом, в годы перестройки появится целая плеяда политработников-перевертышей: Волкогонов, Юшенков и другие, но именно Саблин был среди них самым первым.

Сегодня наши либералы пытаются представить нам Саблина как душку-человека. В их версии он благороден и искренен, бескорыстен и доброжелателен, отзывчив и сострадателен. Он всегда готов прийти первому встречному на помощь и отдать ему последнюю рубаху. Немецкий журналист Л.Шер вообще придумал, что сокурсники Саблина по академии якобы так любили его, что называли не иначе, как «совесть курса». Однако автобиография Саблина говорит об обратном. Практически ни об одном человеке Саблин не находит хороших слов. Все окружавшие его — это отъявленные карьеристы, подлецы, идиоты и в лучшем случае просто трусы. К примеру, о тех же сокурсниках по академии (которые якобы именовали его «совестью курса») он отзывался так: «Я никогда не был высокого мнения о политработниках послевоенного времени, так как они, как правило, очень недалекие в рассуждениях, много думают о личном благе, мало о деле (о каком деле думал Саблин, мы с вами знаем. —В.Ш.), бездельники и болтуны, иногда очень красивые болтуны, и они, как правило, не пользуются авторитетом среди личного состава. Учеба в академии утвердила меня, мое мнение в том. Окружение было очень плохое. Постоянные интриги, споры между собой, стремление выслужиться перед начальниками, склоки. Это было в основе. Хотя было человек десять, которые были порядочными, в определенных пределах товарищами (что такое «товарищ в определенных пределах», сказать не берусь. — В.Ш.). Начальник факультета адмирал Вырелкин поощрял такую обстановку среди слушателей, не терпел противоречащих, но умел очень возвышенно говорить о партийной принципиальности... Я, естественно, побаивался выходить на беседы с такими вопросами, так как можно было далеко зайти в споре и в итоге выйти из академии...»

Ну неужели за все 4 года обучения в академии там ему не встретился ни один порядочный человек? Впрочем, у Саблина так всегда — все вокруг в дерьме, и только он в белом. Комментировать вышеприведенные саблинские пассажи даже не хочется. Изложенное Саблиным не просто тенденциозно, но и отвратительно своей ложью. И злободневные вопросы в академии на занятиях не воспрещалось задавать, и ребята у нас учились замечательные. В мою пору это были прежде всего офицеры, прошедшие Афганистан и Чернобыль, да и остальные были не хуже. Уверен, что и десятью годами раньше при Саблине офицеры в академии тоже были вполне достойными.

В Главном штабе ВМФ мы беседуем с контр-адмиралом в отставке Эдуардом Максимовичем Чухраевым. Вспоминая Саблина, с которым он четыре года проучился в академии, Чухраев называет его так же, как называл 40 лет назад — Валерой. В воспоминаниях Чухраева об однокашнике нет ни ненависти, ни злости. Наоборот, Саблина он вспоминает с определенной теплотой. Только когда речь заходит о самом мятеже, Чухраев оценивает поведение Саблина крайне негативно. Судьба самого Чухраева сложилась вполне удачно. Службу он завершил в 1991 году заместителем начальника политического управления Тихоокеанского флота, не пожелав служить тем, кто разрушил Советский Союз.

Из воспоминаний контр-адмирала в отставке Э.М.Чухраева: «С Валерой мы проучились вместе с 1969 по 1973 год. Жили также в одном офицерском общежитии на Пироговке. Не скажу, что мы были с ним друзьями, но отношения между нами были достаточно хорошие. На курсе нас училось 20 человек, и за 4 года мы достаточно хорошо изучили друг друга. Относительно Валеры, скажу, что он был мыслящим, рассудительным и неординарным человеком. Валера привлекал к себе оригинальностью мыслей, способностью к анализу, неплохо знал историю. Особую любовь он имел к философии и больше всего контактировал с преподавателями этой кафедры. Был прекрасным семьянином и, хотя ничего человеческое не было ему чуждо, очень заботился о своей супруге и сыне. Был спортивен. Мы вдвоем с ним после 1-го курса проходили практику на Камчатской флотилии АПЛ. Два месяца жили вместе на ПКЗ, все вечера проводили вместе, беседуя на разные темы. По возрасту Валера был значительно старше меня. По натуре Валера был человеком самостоятельным. Выглядел солидно, основательно. Хорошие ровные отношения у него были со всеми, но близких друзей не было, т.к. держался всегда несколько особняком. При этом я не помню случая, чтобы даже в какой-то частной беседе он говорил какую-нибудь антисоветчину.

Курс у нас был хороший и дружный. Друг друга мы понимали отлично. Никаких недоразумений между нами никогда не было. Часто всем курсом, вместе с женами мы посещали различные спектакли, концерты, выставки, музеи, стараясь как можно больше взять для себя за время учебы в Москве. Сообща отмечали дни рождений и получение очередных воинских званий. На последних мероприятиях, которые обычно проводили мужским коллективом, Валера бывал редко, отнекиваясь под разными предлогами. Семинары по партийно-политической работе у нас вел опытнейший вице-адмирал A.B.Комаров (с 1955 по 1958 год он занимал должность начальника ПУ ВМФ). При этом Комаров был достаточно демократичным, в тех рамках, которые были тогда возможны. Он разрешал нам открыто высказывать свои мысли относительно внешней и внутренней политики государства, организации ППР. Семинары были очень интересными, и мы на них всегда много спорили. Валера на них часто выступал со своими своеобразными, но всегда самостоятельными взглядами. Никто его за это никогда не одергивал, наоборот, подобные выступления часто перерастали в оживленные дискуссии, в которых самое активное участие принимал и вице-адмирал Комаров».

Слушал я Чухраева и диву давался, вот ведь и ребята хорошие вокруг Саблина учились, и преподаватели более чем достойные были, да и к самому нему до сих пор бывший однокашник относится с какой-то нежной печалью, как к заблуд-шему товарищу. Почему же тогда Саблин всех смешал с грязью — и родную академию, и своих сокурсников, и своих учителей? Откуда эта черная неблагодарность и лютая злоба?

Вспоминает контр-адмирал в отставке В.Т.Лосиков: «Начальником факультета в В ПА был контр-адмирал Павел Иванович Вырелкин, сосланный туда с должности старшего инспектора ГлавПура за излишнюю самостоятельность и превышение полномочий. Человек Вырелкин был твердый, партийный. Хорошо зная его, я могу сказать, что никаких интриг, склок между слушателями он никогда бы не устраивал, не та была личность, и не его это был масштаб — стравливать между собой мальчишек-слушателей. Поэтому я твердо убежден, что все, что написал о Вырелкине Саблин — чистая ложь».

Из автобиографии Саблина: «В академии очень издевались над всем учением марксизма-ленинизма, особенно над именем Ленина, выставляя его, где надо и где не надо, рисуясь знанием цитат, списывая конспекты с бессмертными работами Ленина, изучая его мысли по учебникам. Только вот по одному всему этому (так в тексте. — В.Ш.) можно было рассказать такой целый обличительный документ о партийно-политической работе в Вооруженных Силах (так в тексте. — В.Ш.). Изучение марксизма-ленинизма и других обычаев наук (так в тексте. — В.Ш.) организовано на уровне, на очень низком уровне... Все, что касается социализма, преподается н