Два стихотворения о генерале Гришине-Алмазове

Одесская быль

Одесса прорывалась с боем

Под сень колчаковских знамен.

Вблизи от пушечного воя

Порой терялась связь времен.

И генерал уже наметил

На карте место для флажка.

Вдруг офицер, бледнее смерти,

Влетел с наганом у виска.

И в этом жесте, в этой муке

Позор читался и провал.

 

-Поручик, опустите руки!

Вас принимает генерал.

Доклад – по форме, как обычно.

Истерики исключены.

 

-Меня прислал полковник, лично,

Вам доложить: окружены!

Противник предлагает сдаться.

Минут на размышленье – пять.

 

-Что ж, эти сроки вынуждают

Противнику минуту дать!

 

Поручик щелкнул каблуками.

Вестей прождали до утра.

Была короткой телеграмма:

«Противник сдался, генерал».

 

Последний патрон

Жестокий закон

Диктовала борьба:

Последний патрон –

Непременно в себя!

Осечка! Осечка!

Промазал…

Не тронул сердечка,

Алмазов!

Красные звезды

И тусклый свет.

Поздно, поздно

Явилась, смерть…

 

Путь в Галлиполи

Окончен бал. В церквях погасли свечи.

Уходим! И не наша в том вина,

Что целый век в контексте бранной речи

Мы будем слышать наши имена…

Четыре цвета гражданской войны

Серое безбрежье.

Черная дыра.

Белые надежды.

Красная заря.

 

Черные винтовки.

Серые глаза.

Белые потоки.

Красная гроза.

 

Черные пороги.

Красная печать.

Серые дороги.

Белая печаль.

 

Смерть Ленина

Сплясав на трупе Колчака

Свой дьявольский победный танец,

Шел в окровавленный закат

Душою вечный иностранец.

 

Всего через четыре года

На мрамор положили тело:

Земля великого народа

Его принять не захотела…

Аристократы

Шагнувшие из хижин и дворцов

 В шинели добровольческого кроя,

 Аристократы духом и лицом,

 Проклятьем заклейменные герои,

 Аристократы в золоте погон,

 Аристократы с крестиком солдатским

Потоптаны плебейскою ногой,

Потоплены эскадрою пиратской…

 

Баллада о Небесном рубеже

В дальней Сибири Восточной

Есть, говорят, скала.

Там, бесконтрольно, бессрочно,

Гордая Память жила.

Днем она с ветром пела –

Горестно, как вдова,

Словно сказать хотела:

Память еще жива.

Тихо приходит вечер,

Просится на постой.

Тысячи малых свечек

В небе равняют строй.

Память, во мгле тоскливой,

Видит не сон, а быль:

Хлещет свинцовый ливень

Белому войску в тыл!

А впереди, над бездной, -

Серые тени скал.

Это – рубеж Небесный

Армии Колчака!

Сзади близка погоня.

Тонет в крови закат.

И верховые в погонах

В реку, как в вечность, летят…

 Рождественские были

(окончившим Белую борьбу в изгнании посвящаю…)

  В России запретили Рождество,

Да и саму Россию запретили…

У ели ветры водят хоровод,

Поет пурга Рождественские были.

В окошке не затеплится свеча

И не подарит сердцу утешенье.

 Колоколам приказано молчать

На Рождество, на Пасху, на Крещенье…

А здесь, в чужих далеких городах,

Мы ждем привет с ночного небосклона

И верим, что заветная звезда

Падет на плечи тяжестью погона…

 

Россия

Раскрестьянена, расхристана,

Под кровавыми знаменами,

Все плыла к какой-то пристани…

Там намазано не медом ли?

Замордована, заморочена…

Где же, где берега кисельные?

Где же реки текут молочные?

Нет причала! И нет спасения…

Наследникам

Вы не пойте нам вечную память,

Не считайте просветы в рядах!

Мы поднимем трехцветное знамя

И без боя возьмем города!

И колоннами выйдем на площадь,

И наденем свои ордена,

Чтобы в книги - поярче, потолще –

Золотые вписать имена!

 

Правнук

Мы «Боже, Царя…» не допели,

За гробом лелея мечту,

Что правнуки – в наших шинелях –

Погонят долой красноту.

Ты жертвы оплачешь, палач!

Иль твой не наступит черед?!

Твой правнук о красный кумач

Свои сапоги оботрет.

 

Тридцатые-безбожные.

1.

Проводила – словно схоронила.

Даже слова не сронила вслед…

  И крылом захлопал ворон злобный,

 Дверь захлопнул от греха сосед…

  Четверо детей - беда ведь с ними!

Но не тем ли ранены они,

Что вот-вот моя прабабка снимет,

Снимет фото мужа со стены…

2.

 Где мой прадед? Не разыщешь?

Сжалься, тишина!

На каком, скажи, кладбище

Холмик подровнять?

 

Ни письма и ни медали…

Или не успел?

Вижу: яма. Накидали

Гору теплых тел!

 

На краю той ямы – прадед:

Он еще живой!

Водит красные парады

Год тридцать седьмой…

 

  Ангел

С прадедова плеча

Меня согнали в полночь,

Я полетела вслед

В октябрьский мрак густой.

И взгляды палача

Старалась я запомнить,

И выстрел в вязкой мгле,

И крови теплый ток…

Мы – к Райским берегам!

Ворота Рая близко,

И лунная игла

Прошила путь во мгле.

Бросала я врагам

В лицо сухие листья

И рассказать клялась

Об этом – на земле…