Анатолий Ерёменко, командир специального отряда Центра

Апреля, среда, вечер

 

Пока операция развивалась по плану. Камышовская зона осталась позади, и колонна быстро шла по пустынному шоссе в сторону Горького-16. Нигде не останавливаясь, нигде не задерживаясь, почти не вступая в схватки, отряд рвался к конечной цели своего задания.

Назначая Анатолия командиром специально сформированного отряда, Пасечник ему прямо сказал, что это задание его первый и единственный способ отмыться после неудачи с захватом бывшего аспиранта Крамцова и семьи профессора. Понадеялся на исполнителей, не продублировал информацию, и что вышло? Сам так организовал — сам и отвечай.

Ерёменко понимал, что «команду уродов» наверняка можно списывать в потери. Исчезли они бесследно, соответственно, можно заключить, что умерли. А куда они ещё могли деться? Недооценили противника, скорее всего, решили, что фигня какая, три бабы с «ботаником». Это потом Ерёменко счёл за труд заглянуть в личное дело «ботаника», поинтересоваться, почему он так облажался? Какой вывод? Вывод сделал Пасечник: «Ещё раз такую промашку допустишь — расстреляю». И Ерёменко ему поверил. Пасечник был из тех, кто слов на ветер не бросал.

Сейчас он сидел на переднем сиденье бронированного «Тигра» и разглядывал карту района, в котором предстояло действовать. И картой Анатолий был доволен — вся эта часть области была нанизана на единственную трассу, как шашлык на шампур. Вокруг же раскинулись места безлюдные, дикие и непроходимые. Перехватить здесь кого-нибудь большого труда не составит. В теории. На практике, как обычно и бывает, может выйти всё, что угодно.

Но для того, чтобы всё шло как надо, надо было «подготовить почву». И для этого в штабном «Воднике» прямо за командирским джипом ехал некто Крап — известный в стране «законник», до недавнего времени отбывавший срок в Камышовской зоне и освобождённый лично Анатолием. В смысле, его отрядом.

В процессе освобождении Крапа ничего сверхгероического не было. Прибывший «отряд спецназа ФСИН», прибытие которого было к тому же заранее оговорено звонком «сверху», пропустили на территорию ИТК строгого режима совершенно беспрепятственно. Пропустили, разместили, ни одного вопроса не задали.

Начальника зоны Петракова и его зама по режиму Великанова Ерёменко знал ещё по прошлой своей службе. Хорошо знал, до печёнок, и, по его мнению, если бы кто-то взял на себя труд организовать чемпионат мира по подлости и скотству, эти два человека запросто могли бы претендовать на призовые места. В каком порядке — вопрос спорный, но две верхних ступеньки пьедестала почета заняли бы. Поэтому он точно знал, на каких струнах следует играть, чтобы переманить упомянутых главных тюремщиков на свою сторону. Всего тридцать минут разговора в кабинете за бутылкой коньяка привели к тому, что начальство свою зону сдало.

Петраков с Великановым поочередно вызвали около двух десятков человек из персонала, кому они, как им казалось, доверили, и тем самым отделили живых от мёртвых. Затем вертухаи привели Крапа, средних лет худого мужика, похожего на актёра Приёмыхова. Крап как раз отлёживался — как обычно — в местной больничке. Крапу был выдан весь расклад по нынешней ситуации, после чего Ерёменко предложил тому выбор: или его прямо сейчас вешают на воротах на глазах у обалдевшей зоны, или он обещает мирный переход контингента на сторону новой администрации, а сам получает свободу. Крап, естественно, выбрал второе. Ему дали три часа на организацию процесса и отвели обратно.

Через три часа ровно Крап через одного из вертухаев из списка «живых» передал, что зона будет вести себя тихо и спокойно ждать своего освобождения. И тогда Ерёменко дал сигнал к началу «Вечера Длинных Ножей». Прибывшие с ним «вояки» мгновенно захватили весь персонал, который Петраков внёс в список «на отсев», кое-кого при этом убив. Убили бы и всех, с этим проблем не было, но Ерёменко предпочел подстраховаться и обеспечить себе лояльность Петракова с Великановым, а также всех остальных из списка «живых», предоставив им право лично покончить с бывшими коллегами.

Возложенные на них надежды оправдали все, без зазрения совести стреляя из табельного ПМ в затылок стоящим на коленях вчерашним друзьям, приятелям, сослуживцам и собутыльникам. После чего из оставшихся Ерёменко отобрал ещё шестерых, стрелявших по своим с наименьшей эмоциональностью, которых и зачислил в новую «команду уродов», которую сформировал вместо исчезнувшей старой. Во главу команды поставил, естественно, Великанова с Петраковым, как настоящих народных самородков на почве палачества, остальных же отправил раздавать оружие из караулки и приехавшего с колонной грузовика освобождаемому контингенту.

Там тоже всё прошло гладко. Контингент немного порезвился, стреляя и насилуя кого-то из своей среды, но умеренно, а затем были разогнаны те, кто по каким-либо причинам не вписывался в создаваемое на месте бывшей зоны сообщество. Им предложили идти куда угодно и добираться до этого самого «куда» как угодно.

Все же остальные были зачислены в банду, которую возглавил один из приближённых Крапа — Сулейман Борода. Крапа Ерёменко забрал с собой, вместе с четырьмя «торпедами», объяснив тому, что «предназначает его судьбе горней». Ерёменко любил иногда выражаться вычурно.

Перед отбытием «команде уродов» было передано два КамАЗа с кунгами, захваченные неподалёку от зоны, и поручено переоборудовать один из них в «автозак», а второй — в передвижную камеру пыток. Ерёменко решил сразу приставить всю палаческую команду к делу, заодно замарав их по максимуму. Вооружив их из их же караулки и оставив «родную» форму, даже запретив удалять с неё знаки различия, он заранее сделал их ненавидимыми в том месте, куда они теперь направлялись, обеспечив их преданность настолько, что они бы боялись шаг сделать в сторону от хозяина. Тем более что все они были ещё и отягощены своими семейными, которые должны были ехать с отцами и мужьями в мобильных пыточных. Пусть тоже привыкают.

Через день новые «спецмашины» были готовы к использованию, присоединены к колонне, и затем «отряд спецназа ФСИН» направился дальше, к новым подвигам, дабы очистить репутацию Анатолия Ерёменко в глазах высокого начальства.

По дороге совершили заезд в город Муром, на местный тепловозный завод, где в качестве дополнительного производства модернизировали устаревшие МТ-ЛБ и БРДМ-2. Пользуясь формой и документами, легко проникли на объект, где беспредельничать не стали, а вот шесть готовых к передаче во Внутренние войска «бардаков» внаглую захватили и увели. «Маталыги» оставили заводчанам, потому что на них горючего не напасёшься.

А теперь колонна неслась сквозь лес, останавливаясь или в очередной зоне, для того, чтобы прекратить её существование в качестве пенитенциарного учреждения, или в кадрированной воинской части, для того, чтобы вооружить банду, образующуюся из очередной порции выпущенных на свободу зэков. Никто не ждал от них такого, так что все эти захваты шли гладко и даже весело.

 

Сергей Крамцов

Апреля, четверг, утро

 

Мародёрская колонна вышла из расположения с рассветом. Шли шумно, лязгали гусеницы, на «маталыгах» металлически звенела навешенная проволочная обвеска. Мы вшестером сидели в кузове одного из «академических» КамАЗов, вместе с Доценко и его людьми. Шла колонна быстро, без помех и препятствий, впереди катили две новенькие БМП-3, а ещё две замыкали. Шла уже знакомая нам КШМ в бронетранспортёре, шли четыре грузовика, в которых разместились все штурмовые группы.

По трассе встречных машин уже давно не попадалось, поэтому мы удивились, увидев проскочившую навстречу «восьмёрку» с двумя молодыми парнями и двумя девушками внутри. Колонна даже притормозила, и Пантелеев лично отправил обрадованную донельзя молодёжь в «Пламя». Надо же… И где они всё это время прятались? И как выбрались?

А вот зомби на дороге почти не было, потому что делать им тут было нечего. У меня уже начало возникать такое впечатление, что инстинкт гонит мертвяков именно в города, как будто вид домов и прочего подсказывает им, что тут могут быть люди. Или к тем местам, где раньше людей было много, как в тех же торговых центрах.

В местности даже не пустынной, а просто в некотором отдалении от населённого пункта их становилось намного меньше. Даже из Солнечногорска они почти не выходили, по прошлому опыту могу сказать, а в основном брели по улицам или совершенно неподвижно там стояли. Однако на парковках вокруг больших магазинов, на подъездах к Москве их было много. Пожалуй, даже очень много, я тогда ещё не видел такого количества ни разу. И вот теперь, когда я снова это видел, мне становилось по-настоящему страшно. Толпы бродящих, бледных, окровавленных в большинстве своём бывших людей. Некоторые стоят, некоторые вяло бредут куда-то, без всякой цели.

Наша колонна не пошла на стоянку перед входом в «Рамстор-Ашан», где всё было запружено зомби, а двинулась по огибающей её дороге, за решётчатым забором. По тому же маршруту, по которому мы проезжали на бронетранспортёре позавчера.

К входу рванули лишь два из четырёх опутанных «егозой» МТ-ЛБ, которые лихо развернулись на месте, выпустили по два клуба вонючего дизельного дыма и ломанулись задом на вход в торговый центр, запирая его вдруг возникшим за ними сплошным блестящим забором из множества витков колючей спирали. То, что надо! Блокировка входа была абсолютной, а экипажи теперь могут поглядывать в смотровые щели в задних дверках и курить, ожидая сигнала, что можно выйти погулять. В чревах своих бронемашин они как в сейфах. Впрочем, мой бывший ротный за курение в машине башку бы оторвал кому угодно.

КамАЗы влетели на территорию открытой стоянки перед «Рамстором» через ворота с противоположной стороны. С их бортов ударили частые выстрелы, выкашивая зомби, оказавшихся поблизости. Первые группы начали спешиваться и забегать в тоннель въезда в гараж, а наши два КамАЗа подъехали к выезду. Возле него уже наготове, развернувшись задом, стоял и гремел движком один из МТ-ЛБ.

— Приготовиться к высадке! Не спать! — крикнул Доценко. — Стрелки, прикрывать!

Я был в группе стрелков, поэтому поднялся над бортом, поймал в прицел голову пошатывающегося, сильно пострадавшего от нападения мертвяка, на котором не осталось ни одной целой части тела, и свалил его короткой очередью. Затем свалил второго, довольно шустрого, после чего последовала команда на спешивание.

Двое бойцов, бывших с ним, сняли щит с заднего борта и спрыгнули на дорогу, за ними — Доценко, ещё его люди, следом наши две тройки, причём я успел крикнуть своим: «Не оголтевать, мля!». Главное — без героизма.

Перед нами открылся освещённый бетонный пандус-«улитка», ведущий по спирали вниз. Я вскинул «сто пятый», упёр приклад в плечо, повёл перед собой из стороны в сторону, плотно удерживая цевьё. Прицел включен, теперь дайте мне цели. Сергеич чётко стал справа и сзади от меня, Татьяна — так же, но левее.

Перед нами шли ещё тройки, ломилось нас много, поэтому я вскоре опустил ствол автомата — тут нам пострелять не дадут. Мертвяков перед нами, насколько мне было видно, пока было немного. Затрещали выстрелы, засверкали в темноте дульные вспышки, мне было видно, что те падали перед наступавшими на них бойцами, словно кегли.

За мной раздавался жуткий в замкнутом пространстве тоннеля рёв и металлический скрежет — в тесный проезд пропихивался своим широким плоским корпусом МТ-ЛБ, скребя по бетонным стенам витками колючки. С металлическим лязгом распахнулись двери десантного отделения — экипаж занимал позиции. В наушнике послышалось:

— «Броня-два», на позиции.

— «Броня-один», на позиции.

Снаружи донеслись очереди из ПКТ. Это БМП-3, экономя серьёзные боеприпасы, постреливали по мертвякам, крутящимся на стоянке, пытаясь немного проредить их толпу. Дальше они должны были отойти на Ленинградку и занять позиции там, вместе с подошедшим танком, прикрывая нашу атаку от удара с тыла, если вдруг кроме мертвяков в процесс разграбления решат вмешаться люди.

Группа блокирования, которая должна была занять позиции в воротах, отделяющих пандус от самой парковки, метнулась в сторону и присела на колено. В коридоре осталась между мной и целями всего одна тройка, во главе с самим Доценко. Правее двигалась вторая, которой командовал Игорь, на этот раз без уже привычного пулемёта. Они сместились правее по тоннелю, мы же выдвинулись чуть левее. Снова приклад в плечо, красный кружок прицельной метки совмещается с бледным, покрытым потёками запёкшейся крови лицом с растрёпанными длинными волосами. Одна короткая очередь, вторая. Вторая даже не нужна была, я с первого раза попал. Мертвяка отбросило на стенку, за ним на сером бетоне появилось пятно бурых брызг.

Выстрелы в бетонном коридоре чертовски громкие, эхо мечется взад-вперёд, даже от падающих гильз звон далеко слышен. Запах сгоревшего пороха собирается в воздухе.

Мертвяки пошли на шум со всего гаража, чем дальше, тем больше их собиралось в коридоре. Что делать, мы уже обговаривали, главное — никакой спешки, никаких сюрпризов. Стоящие впереди опускаются на колено, стоящие сзади — стреляют стоя. Грохот страшнейший, давит на уши, эхо от бетонных стен усиливает его в десять раз, наверное. Мертвяки падают, на стены летят мозги и кровь. До поворота к пожарным дверям расчистили, огонь ведётся плотный, кто какого зомби валит — не понять, по каждому ведут огонь двое или трое. Теперь сложный момент, разделяемся. Нам — в двойные двери налево и чуть вверх и запереть их намертво. Шмель тащит одну из цепей с замком, его задача — запирать. Я переставляю сдвоенный магазин на второй рожок, патрон в патроннике у меня и так есть. Готов к продолжению. Слышу, как Сергеич сменил магазин в дробовике. Дробовик работал эффективно, кстати, куда лучше моего автомата в такой тесноте.

Из зала тоже доносится стрельба, первая группа уже прорвалась на мост. А нам навстречу топают два мертвяка. Двое — это которые близко. А дальше их целая куча, я даже вижу, как некоторые из них пытаются колотиться в задние двери «маталыг», заткнувших вход. Откуда они знают, кстати, что там люди внутри?

Выстрелить сам не успел, Татьяна с Сергеичем свалили обоих. Попадание картечи одному из зомби разнесло всю голову на куски, от самых зубов. Я бросаюсь вперёд и захлопываю красные тяжёлые двойные двери, потянув их на себя. Шмель набрасывает на толстые ручки цепь и быстро обматывает их несколько раз, затем защёлкивает замок. Лёха с Викой стоят, обернувшись назад, прикрывая нас с тыла. Дверь слабо задёргалась, всё же кто-то вцепился в неё, но уже всё, наша основная задача выполнена, я докладываю в торчащий у щеки микрофон:

— Дверь номер один закрыта.

— Зачищаем этаж, — хрипато послышалось в рации. — Оставь одну тройку у дверей на всякий случай.

Как сказали, так и сделал. Здесь позиция самая безопасная, в конце тупика. Они тут нужны из чистой перестраховки, на случай, если кто-то из зомби располагает взрывчаткой и не забыл, как ею пользоваться для подрыва препятствий.

Вторую дверь закрыли почти одновременно с нами. Теперь открытых входов в торговый центр вообще не осталось. Мы заперты, и мертвяки заперты вместе с нами. Теперь пойдёт затяжной процесс отстрела с безопасных позиций, а уже потом — снова мутная зачистка по всем местным лабиринтам.

Я закидываю автомат за плечо, а сам вооружаюсь своей укороченной четырёхзарядной «помпой». Откидываю плечевой упор, для зачистки — то, что надо. Открываю на животе подсумок с патронами двенадцатого калибра. Загоняю один патрон в патронник, передёрнув цевьё. А через окошко, на освободившееся место, вталкиваю в магазин ещё один. И включаю ЛЦУ[17], он к дробовику отличное дополнение.

Выхожу из тупичка обратно на гаражный этаж, Лёха с Сергеичем идут следом. Машин на парковках немного, но они есть. Этот зал и без нас уже чистят, так что мы направляемся сразу во второй. И сразу на входе в него пугаюсь до слабости в коленях — прямо из-за угла стены, разделяющей залы, на меня выходит мертвяк, высокий, в рабочем комбинезоне, с полуобъеденным лицом, с окровавленной пастью. Но выстрелить я успел, палец сам нажал на спуск. Упор тяжко толкнул в плечо, крупная дробь пучком ударила в лоб, проломив череп и разнеся его верхнюю часть вдребезги. Против ожидания, мертвяка не отталкивает назад, а он валится на асфальт так, как будто из него выпустили воздух.

— Аккуратней! На стоянке аккуратней! — кричали со всех сторон, да и в наушнике это сто раз повторилось.

Повредить что-то полезное — половина беды, но это ещё место и огнеопасное. Пробил бак, потом искра, одна загорится, вторая, и как мы тут будем мародёрствовать, если в магазине пожар до небес?

— За мной, партизаны, за мной! — рявкнул Доценко, догнав нас.

— Куда? — спросил я.

— Наверх пошли, помогать стрелкам! — махнул он рукой. — Тут и без нас дочистят, мертвецов меньше, чем ожидалось!

Он бежит со своей тройкой, а я, по его команде, отзываю всех от дверей. Действительно, нечего им там делать. То есть совсем нечего. Добегаем до ворот, ведущих на «улитку». Тройка блокирования успела завалить трёх или четырёх мертвяков перед воротами, но больше их не видно. Если на «улитке» и есть кто, то за поворотом, и то маловероятно. С верхнего этажа «улитка» просматривается почти до той же точки, а там тоже стрелки сидят.

Но всё же я ошибся, на пяти-шести метрах непросматриваемого пространства перетаптывались двое зомби, не знающих, куда им направиться. В полумраке тоннеля яркое пятнышко от лазерного луча светится как сверхновая. Я навожу его на голову одного из мертвецов и нажимаю спуск. Грохот, пучок огня из дула, зомби завалился, но второй, пригнувшись, удивительно резво бросается на меня и врезается головой в грудь. Как тараном, блин! У меня аж дыхание сбило. Я отлетаю назад, мертвяк же успевает вцепиться руками в подвесную. Надо бросить дробовик и схватиться за пистолет, но не успею даже это сделать — оскаленные зубы уже к лицу тянутся, никакая маска не защитит.

Вонь волной, гниль и тлен, так густо и тяжко, что дышать стало невозможно. Непонятно как успевает мелькнуть мысль о том, что хорошо, что руки в перчатках, к такому прикасаться руками точно не надо. Единственное, что успеваю сделать — это перехватить дробовик двумя руками поперёк и упереться им мертвяку в шею. И толкать, отгибая его голову назад, с такой силой, что затрещали хрящи его гортани.

Его глаза прямо в мои глаза смотрят. И у меня снова мороз по всей коже, страх накатывает ледяной и в то же время удушливой волной. Да что за жуть такая от их взгляда?

Волосы у мертвяка длинные, всклокоченные, все слипшиеся от гнилья, и в них вцепляется чья-то рука в чёрной перчатке со щитками на тыльной стороне. Голову рывком отгибают назад, в поле зрения появляется ПБ, упёршись в висок мертвяку. Щёлкает негромкий выстрел, противоположный висок вздувается, и оттуда вылетает пучок бурых брызг, цвета запёкшейся крови. Бешеные глаза блекнут, гаснут, труп оседает на асфальт, а я перевожу дух. Вот почему всегда надо действовать парами, а ещё лучше — тройками. А то съесть могут, независимо от наличия оружия. Будь я сейчас один… Брр, даже думать не хочется. Точно замучился бы вырываться. В умении вцепиться насмерть мертвякам не откажешь.

Зомби страшны двумя вещами: их трудно убить, соответственно, на это теряется время, особенно если ты сразу не исхитрился ему мозги вышибить, и они идут к любой суете, обозначающей человеческую активность. Застрял ты где-то, задержали тебя — и ты уже в опасности, все мертвяки в зоне не только видимости, но и слышимости пошли к тебе. Задержался ещё — и ты блокирован, остановлен и разорван в клочья. Ближний бой даже с двумя мертвяками как лотерея, рассказывали те разведчики из «Пламени», кто уже умудрялся попадать в такую ситуацию. Мертвяк просто виснет на тебе, замедляя тебя, стесняя движения, при этом норовя укусить. Оторвать его от себя почти невозможно, на него даже стандартные приёмы, эффективные против человека, не действуют. Боли он не чувствует, хоть режь его, хоть руку ломай, хоть глаза ему выдавливай — а он и не заметит. Только пистолет спасает, им можно управляться одной рукой и стрелять в упор, если остаётся время. А у меня сейчас не осталось. Брось я помповик, которым отжимал его голову, через мгновение он бы в меня вцепился зубами.

— Пошли, пошли! — скомандовал Доценко.

Действительно, что-то я расчувствовался. Передёрнул затвор и на бегу затолкал в приёмник ещё два патрона.

Поднимаемся на этаж выше, крикнув заранее о своём приближении, чтобы на очередь не нарваться. Этот этаж копия нижнего, тут тоже заканчивается зачистка. И машин здесь намного больше, люди, приезжающие в магазин, всегда норовят припарковаться здесь, а вниз едут, когда на этом уровне нет мест.

На входе нас встретил знакомый мне капитан Бугаев. Он сказал:

— Кто с оптикой — давайте на мостик и начинайте отстреливать мертвяков в залах. А с дробовиками тут оставайтесь, помогите дочистить.

— Понял! — ответил я и отправил Татьяну с Пашкой, с Лёхой во главе, в помощь стрелкам.

Мы же со Шмелём и Сергеичем пошли гулять по огромному гаражному этажу. Со стороны открытых дверей, ведущих на мост, доносилась частая, но размеренная стрельба. Такая бывает, когда стрелкам никто не мешает спокойно целиться. Дошли до самого дальнего зала, оглядываясь, приседая и заглядывая под днища машин, но никого, о ком бы не «позаботились» до нас, не увидели. Пара десятков трупов лежала в разных местах, но «живых» мертвецов не было. Ещё раз огляделись, после чего я сказал:

— Ладно, вы, как недальнобойные, погуляйте ещё по этажу, вдруг кто попадётся, а я постреляю с мостика.

Дробовик, щёлкнув сложенным прикладом, перебрался через плечо, а автомат, откинув свой приклад с таким же звуком, оказался в руках. И я пошёл на мостик.

Львиная доля работы на этом этаже была уже сделана. На окружающем пространство широченном балконе лежали в разных позах трупы. Особенно заметная их куча вповалку лежала перед переносным барьером с длинными остриями, перегораживающим вход на мостик, который бойцы с собой притащили и на перила повесили.

Острия мертвяков не пугали, боли они не боятся, но невозможно на остриё опереться, чтобы через барьер перелезть. Рука или нога протыкается, а затем следует выстрел в голову из пистолета от кого-нибудь, стоящего за бортиком. Надежная защита оказалась, надо самим учесть на будущее.

Я посмотрел вниз, на тот уровень, двери на который мы только что заперли. Там зомби ещё хватало, было куда пострелять. Я переставил переводчик огня в положение «ОД», вскинул приклад к плечу. И не торопясь, очень тщательно целясь, начал выцеливать бестолково бродящих внизу зомби. Впрочем, многие из них укрылись, повозиться ещё придётся, причём с самыми мерзкими и опасными из мертвяков — с «ветеранами».

— Входные двери не разнесите! — в эфире снова напоминает Пантелеев.

Действительно, этого ещё не хватает. Тогда всей операции конец. Часть витрин на этом и нижнем этаже всё же разбиты пулями. Об этом всех раз двадцать предупреждали — не вести огонь в сторону закрытых входных дверей в магазин. Сейчас их небьющееся толстое стекло прекрасно закрывает доступ внутрь толпам мертвяков снаружи, а если его разбить — наш налёт накрылся. Будем просто непрерывно отбиваться. Лишних «маталыг» с колючкой у нас нет, чтобы новые дыры затыкать.

Так что тех мертвяков, что там шляются, отстреляем позже, под другими углами. До всех дойдёт очередь.

 

Хамзат Цацаев

Апреля, четверг, утро

 

Ехать на рынок ему не хотелось. После того, как вместо обещанных на обмен генераторов отправленные за ними бойцы привезли известие, что их отряда больше нет, Хамзат впал сначала в бешенство, потом в депрессию. Был уже немалый отряд, а осталось несколько человек. Хотели получить горючее как серьёзные торговцы, подсунув баб в нагрузку к товару, а теперь превратились в каких-то сутенёров, торгующих ими. Да ещё и в роли просителей, чего он особенно не любил. Хамзат предвидел, что вопрос о генераторах последует, и что ни придумывай в ответ, а репутацию пустозвона с себя уже не смоешь.

Было и другое, что давило душу и жгло. Погиб Иса, погибли ещё двое его родственников. Кровных родственников. И кто их убил, даже узнать не доведётся. Ну запомнили двое из уцелевших машины противника, которые они видели с раннего утра. Да и нет гарантий того, что драка была именно с теми людьми в масках и «горках», которые на этих машинах ехали. Кто их всех убил?

Но делать нечего, пришлось сегодня с утра пораньше выехать на «Газели» и КамАЗе, усадив в крытый кузов грузовика предназначенных на продажу баб. Топливо нужно, и лучше обменять этих девок до того, как и с ними что-то случится. Нет везения в последние дни.

Проехали весь путь по МКАД, но на Дмитровку, как планировали вначале, не пошли. На Кольцевой стояли бронетранспортёры, три приземистых восьмиколёсных машины, поэтому с рабынями в кузове грузовика решили туда не соваться, а свернули на Ленинградку. И сразу же чуть не налетели на выстроившуюся поперёк шоссе военную технику — две БМП и танк. Не было такого уже давно на дорогах, военные почти не покидали своих баз, а тут… со всех сторон обложили. И ещё больше машин виднелось по дороге дальше.

Стоящий на броне БМП офицер жестом показал, чтобы машины подъезжали ближе и прижимались к обочине, но это был верный конец. Не пропустят без досмотра, а это как пить дать. Это как самому повеситься, даже ещё вернее. И тогда на глазах у вояк, стиснув зубы, потея от страха и вознося молитвы Всевышнему, он скомандовал: «Назад!», и машины начали разворачиваться прямо под прицелом орудий. Те вроде не стреляли, но когда, казалось бы, маневр уже завершился, одна из БМП дала очередь из курсового пулемёта прямо перед «Газелью», приказывая остановиться.

— Хамзат, что делать? — с тоской в голосе спросил Ширвани, сидящий за рулём.

— Газ дави! — понимая, что ничего больше не остаётся, крикнул Хамзат, от страха с невероятной силой вцепившись в автомат и осознавая всю тщетность их попытки уйти.

Всё остальное случилось быстро. Из кабины КамАЗа выскочил, призывая Аллаха, боец с их единственным гранатомётом и немедленно был снесён пулемётной очередью. Тяжко ударила танковая пушка, выбросив длинный хвост огня и белого дыма, осколочно-фугасный снаряд угодил в кузов грузовика, обратив его в клуб пламени и обломков, разнеся его в клочья вместе с кабиной и пленными девками и убив ещё двоих бойцов, охранявших товар.

«Газель» завыла, захрипела мотором и начала до тошноты, до боли в позвоночнике медленно, очень медленно ускоряться. Всё внутри у Хамзата сжалось в ожидании выстрелов, он закрыл глаза, и его ожидания немедленно оправдались. Автоматическая пушка БМП дала очередь по микроавтобусу, превратив салон в вихрь осколков стекла, стали и кровавых брызг. Машина вильнула, завалилась набок и с гулким грохотом, медленно переворачиваясь, скатилась в кювет.

Кювет Хамзата и спас. Единственный почти непострадавший, за исключением нескольких царапин на лице и руках, он буквально вылетел через выбитое окно наружу, невидимый с асфальта, прополз по дороге до пересечения с каким-то боковым проездом, втиснулся в дренажную трубу и затих, вознося молитвы. И через минуту услышал лязг гусениц, раздавшийся почти над головой и затихший, затем голоса. А следом вперегонки загрохотали автоматы — солдаты добивали тех, кто остался в машине. Хамзата не нашли, да и не искали — никто и не подумал, что из разнесённой в клочья «Газели» кто-то сумел выбраться.

В трубе он лежал ногами к происходящему, поэтому с ужасом прикрывал глаза, когда слышал чьи-то шаги неподалёку. Трофеи тоже никто не оставлял брошенными, и люди ворочали трупы его друзей, снимая с них оружие и амуницию. Комментировали, кто-то смеялся.

Случись кому-то его заметить — и Хамзат даже умереть достойно не сможет в такой унизительной позиции. Кто-то может заглянуть в трубу и безнаказанно выстрелить ему в задницу. Представив это, как какой-нибудь салабон-федерал, безусый и безбородый новобранец, стреляет из автомата в трубу, дико хохоча при этом, Хамзат беззвучно завыл, и лишь сжав в кулак и запихав себе в рот бороду, сумел замолкнуть.

Затем дизель БМП снова взревел, и лязг гусениц начал удаляться. И он явственно услышал, что машины возвращаются не на прежнюю позицию, а уходят дальше. Звук отдалялся и отдалялся и в конце концов исчез, скрытый звуком интенсивной, но отдалённой стрельбы, доносящейся со стороны большого торгового центра, что находился неподалёку. Тогда Хамзат, толкаясь локтями и коленями, пополз вперёд, и через минуту его голова, испачканная в многолетней грязи, скопившейся в водостоке, показалась из противоположного конца трубы. Он осторожно выглянул из кювета, но никого не увидел. Из живых, по крайней мере, лишь на противоположной стороне дороги за высоким решётчатым забором блуждало немало мертвецов, которых он поначалу не заметил.

Не поднимаясь из канавы, он дополз до угла близлежащего кирпичного дома и лишь там встал на дрожащие от усталости и нервного перевозбуждения ноги. Стёр рукавом грязь с автомата, перехватил его поудобней, почувствовав себя немного уверенней.

— Домой надо ехать, — бормотал он. — В село. Люди погибли, отряда нет. Сына и жену в машину, и поедем. Всевышний не хочет, чтобы мы здесь жили. Дал знак, когда наших убили, что не хочет, а мы не поняли. На чужой земле остаться решили, не поехали с теми, кто домой отправился… Принимаем кару теперь…

До жены и сына, дожидавшихся его в дачном посёлке, ещё добраться надо было, но, по крайней мере, он обозначил себе цель. Всё, домой, на родину, не может быть столько невезения подряд без воли Аллаха. Глуп тот, кто не понимает намёков.

Куда идти? Рядом город, Химки. Сверни за угол того дома, где ты сейчас, и ты уже там, но даже отсюда было видно, что на улицах есть мертвяки. Придётся убегать и отбиваться. А если наткнёшься на одну из тех быстрых тварей, которых становится больше и больше? Нет, пешком Химки не пройдёшь, надежда найти машину с ключами в замке выглядит призрачной, а заводить проводами Хамзат не умел. Да и противоугонки у всех стоят, это уметь нужно. Идти пешком? Для этого надо всю Москву обогнуть по кругу или пройти насквозь.

Что ещё остаётся? Золото. У Хамзата в маленьком рюкзаке, что крепился к дорогой американской разгрузке, было не меньше двух килограммов золота. В кольцах, цепочках, браслетах. Это они ещё в первый день Катастрофы разгромили ювелирный магазин, и вся его доля сейчас с ним. Как раз на такой, как сейчас, случай, он никогда не выгружал это золото из рюкзака. Только вот кому этим золотом платить?

На рынок. Надо идти на рынок, где заправляют эти самые Зять с Самбистом. Там разживёшься если не машиной, то хотя бы довозом до места, наверняка многие не откажутся заработать сколько-нибудь граммов рыжья. Оно и теперь валюта, пожалуй, даже основная. И идти туда намного ближе, и не надо лезть в Москву. А если обдумать маршрут хорошо и не спешить, то за пару дней можно дойти, не заходя ни в один населённый пункт. Не торопясь, экономя силы. А сухой паёк у него с собой тоже есть, и вода во фляге. Не пропадёт.

Он выглянул из-за угла, бросил взгляд на горящие останки грузовика, от которых тянуло чёрным дымом и нестерпимым запахом горелой человечины. Бараны федералы, Аллах свидетель — бараны. Грохнули из танка, даже не посмотрев, кто в кузове, и десять их же русских баб разом подохли. Худо, что и четверо его бойцов с ними.

Возле перевёрнутой «Газели» лежали вытащенные на грязную землю трупы. Федералы шмонали убитых, вот и побросали как попало. Хамзат покачал головой, сожалея, что не сможет похоронить их так, как подобает правоверному. К ним уже несколько мертвяков направляются, скоро сожрут их и отожрутся в быстрых и ловких тварей. Совсем дураки федералы, даже об этом не подумали.

Подумав, на шоссе он решил всё же не соваться, а попытаться пройти через Химки, просто по самой окраине, не залезая в город. Повесил автомат на грудь по-новомодному и широко зашагал, старясь крутить головой как можно чаще, чтобы случайно не напороться на проблемы.

Совсем не напороться не получилось. Свернув на следующую улицу, он был сразу же атакован зомби. Девчонка, лет шестнадцати с виду, с короткими чёрными волосами и кольцом в носу. Черты лица странно искажены, что напугало не робкого в общем-то чеченца — он знал, что это означает. Это означало, что мертвечиха начала изменяться, и чего от неё ждать, теперь только Всевышний ведает. Действительно, нападение было быстрым и решительным, при этом тварь неслась не по прямой, а каким-то неуловимым зигзагом, оскалив зубы и вытянув руки с согнутыми крючками пальцами с обломанными ногтями. Морда и руки зомби были вымазаны в запёкшейся крови.

Хамзату хватило хладнокровия подпустить оживший труп близко, вплотную, дав самому себе возможность заглянуть в бездонную жуть её глаз, ощутив прилив неконтролируемого страха. Затем он ударил её ногой, остановив и оттолкнув, и короткой очередью развалил ей верхушку черепа. Тварь содрогнулась и со стуком упала на асфальт.

— Аллаху акбар… — прошептал Хамзат, чувствуя, как испуг понемногу оставляет его.

Он пошёл дальше, переходя с быстрого шага уже на лёгкий бег, понимая при этом, что поступает так зря. Можно запыхаться, упадёт меткость, да и внимательность. Надо медленней. Вскоре на него набросились ещё три зомби, два медленных и неуклюжих, а один довольно резвый, да ещё норовивший укрыться за медлительными. Снова пришлось стрелять, эхо выстрелов ударами хлыста носилось по мертвецки-тихому городку, и Хамзату казалось, что на этот звук сейчас сойдутся все блуждающие мертвецы окрестностей.

Через пару сотен метров опять пришлось стрелять, на этот раз в ребёнка, бросившегося на него из кустов. Потом опять и опять. А затем Хамзат увидел на крыше пятиэтажной кирпичной хрущёвки быстро двигающуюся гибкую тварь. Это снова заставило его помянуть Аллаха. И он побежал через мост, тянущийся над железной дорогой, и когда перевалил через верхнюю его точку, то понял, что Всевышний решил не только казнить его сегодня, но и чем-то помочь. Прямо посреди дороги, на боку, сверкая ярко-синей краской, лежал велосипед. Новенький, блестящий, лишь слегка покрытый пылью, видать, не первый день здесь валялся.

Хамзат до сих пор любил велосипеды, хоть давным-давно не имел ни одного. Он помнил свой первый, марки «Школьник», который привёз ему из Грозного отец в подарок за то, что он с почётной грамотой закончил третий класс. Помнил, как завидовали ему мальчишки в селе и с какой гордостью он катал по улице младшего брата, посадив его перед собой на раму. Младшему тогда было четыре. Во время первой войны он погиб, когда федералы штурмовали Грозный. Погиб ещё в новогоднюю ночь, сразу же, в первый день настоящей войны, возле вокзала.

Позже «Школьник» сменился «Орлёнком», а потом, уже в девятом классе, ему достался дорожный, то есть «взрослый», «Минск», который прослужил ему долго-долго. Даже когда Хамзат учился в Ставрополе, приезжая домой, он всегда катался на любимом велике. А в университете даже немного занялся велоспортом.

Этот велосипед не был «Минском». Ярко-синий, с крупными белыми надписями на раме причудливой формы, с передними и задними тормозами и кучей передач, он удивил наличием амортизаторов и зубастостью колёс. Как справляться с велосипедными передачами, Хамзат помнил хорошо, поэтому ему осталось лишь вскочить в седло и… болезненно охнуть и грязно выругаться, когда ненормально узкое и жёсткое седло ударило его в промежность.

— Ай, дурак, забыл, какие спортивные седла! — в радостном возбуждении, забыв про боль, прошептал он самому себе, наваливаясь ботинками на педали.

Покрышки загудели протектором по асфальту, и красивый синий велосипед начал быстро разгоняться.

— Аллаху акба-а-ар! — радостно закричал Хамзат, уже не пугаясь своего эха.

 

Сергей Крамцов