Штурм высотки — люди и судьбы

(Рассказывает Ольга)

 

ВЖИВАЮСЬ В ОБСТАНОВКУ

 

После пожара высотку отремонтировали, по возможности убрали всякое синтетическое барахло и, что больше всего ободрило её обитателей, устроили над техническим этажом превосходную смотровую площадку, она же и вертолётная — на всякий, как говорится, пожарный случай. Чепурин рассказывал, что на Западе и у нас начинают испытывать новые типы вертолётов, приспособленных, в частности, для спасательных работ в высотных зданиях.

В высотке я бываю чуть ли не каждый день: прихожу ругаться с работниками технических служб, навещаю знакомых в гостинице и при случаи забегаю в ресторан на чашечку кофе — там его готовят лучше, чем в наших буфетах.

Но прежде чем начать рассказ о штурме высотки, я решила осмотреть её снаружи — побывать на поле боя. На крышу кинотеатра мы — Вася, Дима, Коля Клевцов и я — прошли по внутренней лестнице через застеклённый люк. Здесь было холодно, поддувал ветер со снегом, слепило глаза. Я поплотнев запахнула шубку и подняла воротник.

— Вживайся в обстановку, — бодро сказал Дима, — погодка примерно такая же, как в тот вечер. Только одета, пожалуй, ты была полегче.

— Вася закутал нас с Бубликом в свою куртку, — сказала я. — А сверху Лёша свою накинул.

— Рыцари, — с уважением произнёс Клевцов, задирая голову и глядя на верхние этажи. — Погодка похожая, только тогда у нас была одно преимуществе: темнота.

— Преимущество? — удивилась я.

Клевцов засмеялся.

— Ещё какое! Вот гляжу на 19‑й, где кухня, и даже мурашки по коже: неужели это я туда залез? Помню, вишу где‑то на 16‑м или 17‑м и думаю: хорошо, что темно и высоты не видно, поджилки не так трясутся.

— Кокетничаешь, Коля, — упрекнула я. — Ты — и боишься высоты?

— Насчёт поджилок Коля, конечно, загнул, — сказал Вася, — страх к нашему брату приходит после, а не во время пожара. Это потом содрогаешься, что работал на такой верхотуре, в таком дыму. К высоте, особенно если лезешь по штурмовой лестнице без страховки, относишься с уважением.

— Я забыла, что без страховки.

— Страховаться там было некогда, — сказал Клевцов. — Каждая секунда была на счёту, только и делали, что нарушали. Но штурмовка — она совестливая, безотказная, не автолестница, которая может закапризничать.

— Ты‑то знаешь, что штурмовка надёжная, а знает ли об этом штурмовка?

— сострил Дама. — Она ведь неграмотная, даже свей технический паспорт читать не умеет. Коля, твоя штурмовка не рассказывала, какие чувства она испытывала, когда в неё врезалось оконное стекло?

— Коля, это на каком этаже? — спросила я.

— На 16‑м.

— А ваши чувства, товарищ капитан? — продолжай шутить Дима. — Писателю очень важно знать, какие страницы жизни промелькнули в этот момент в вашем сознании. Детство, отрочество, первая любовь?

— Совершеняе отчётливо помню, — в тон ответил Клевцов, — была единствеввая мысль: до чего же хорошо, что в тот момент никого на ступеньках не оказалась. Могло бы разрезать, как бритвой, а уж сбить — наверняка.

— Пока Лёша не принёс штурмовку, давайте вводить Олю в курс дела, — предложил Вася. — Значит, площадь крыши примерно пятьдесят на сорок, покрытие, — Вася ковырнул снег сапогом, — бетонное… Коля, интересно, когда вы топали по крыше, как стадо слонов, зрители в кинозале не свистели?

— Что ты, они же «Золотую лихорадку» смотрели, — ответил Клевцов. — Лично мне, когда я Чаплина смотрю, хоть из пушки стреляй. Мы‑то им вряд ли мешали, а вот они нам… Когда снизу взрывы хохота доносились, мы воспринимали это как кощунство. Что ваш топот! стекла, рамы, матрасы, чемоданы сверху летели, врезались в крышу, как бомбы, разве что без взрыва. Помню, апельсины по всей крыше рассыпались… Но если с самого начала, то тридцатиметровку полковник велел подать сюда, на этот край. По ней мы и поднялись.

— Сколько вас было? — спросила я.

— Кроме Юры Кожухова, Володьки‑Уленшпигеля и меня, полковник взял два отделения газодымозащитииков. И штурмовок Слава подбросил штук двадцать пять… Да, ещё такое наблюдение, может, тебе пригодится, я ведь до сих пор работал с фасада, а теперь, когда оказался во дворе, то увидел, что ситуация здесь нисколько не лучше. Вон там, — Клевцов махнул рукой на правое крыло главного здания, — спасали с двух автолестниц, а на этом крыле — с одной. Ещё такая деталь: оттуда, с девятого этажа, свисала спасательная верёвка, какой‑то растяпа бросил казённое имущество на произвол…

— Не какой‑то, а майор Нестеров, — строго поправил Дима, — это когда драпал с Лёшей из литобъединения… А вот он и сам, лёгок на помине. Где пропадал?

— Мороженое с вареньем в буфете, — честно признался Лёша. — Ольга Николаевна, хотите, я вам сюда принесу?

— Бр‑р, только мороженого мне здесь и не хватает!

— Ладно, потом, — обнадёжил Лёша, — буфетчица знакомая, я вам без очереди возьму.

Клевцов сосредоточенно смотрел наверх.

— Полковник больше всего опасался, что огонь распространится до верхних этажей, — припомнил он. — Ну, как в Сеуле — факелом… Словом, боялся опоздать. Когда мы сюда поднялись, огонь выбивался из многих окон, хотя и не на всех этажах, и в отблесках было видно, что на лоджиях скопилось порядком людей. А вот сюда, прямо где мы стоим, один с пятой лоджии на связанных простынях спустился, а за ним другой на этих же простынях, только не повезло ему — оборвался. Полковник ему кричал: «Стой, где стоишь!», а он не послушался. А может, и не слышал…

Это я уже знала: удачно спустился Соломатин, электромонтёр, а разбился Филимонов, слесарь.

— Скорее всего не слышал, — продолжал Клевцов. — В первую минуту я даже артиллеристам позавидовал, у которых наушники. Был сплошной гул, но это ещё ничего, а вот когда из гула вдруг вырывался чей‑то пронзительный крик, очень на нервы действовало. Из окон кричали, из лоджий. Одно хорошо — раздумывать некогда, полковник сразу поставил задачу… — Клевцов взял у Лёши штурмовку, ласково её погладил. — Две стальных тетивы, тринадцать деревянных ступенек да стальной зубастый крюк — вот и вся автоматика. Палочка‑выручалочка! Длина четыре метра, вес десять килограммов — пушинка, а двоих на себе запросто держит, двести килограммов. Ребята, вы тряхнёте стариной или мне урок проводить?

В нескольких шагах от нас высилась бетонная громада высотки. С самого верха, из ресторана, доносилась музыка, откуда‑то слышался женский смех, весёлые голоса; даже не верилось, что шесть лет назад здесь был ад. Я вспоминала своё, вживалась в обстановку, и меня охватывало волнение. Да и все вдруг посерьёзнели, даже Дима.

Клевцов взял штурмовку и подошёл к высотке.

— Начинал я, за мной поднимались Юра Кожухов и Володька. На первых четырех лоджиях никого не оказалось, забрасываю штурмовку на пятую — это считая от крыши кинотеатра, а от земли двенадцатый этаж высотки… Значит, забрасываю — и слышу детские голоса. Дети!