Т. И. Чемадуров в материалах Следственного Производства 1918–1920 г.г

 

Документ № 1

 

«(…) Имеющаяся в левой стене вестибюля дверь ведёт в переднюю комнату[255] (…)

Из неё двустворчатая дверь, по словам присутствовавших при осмотре Терентия Ивановича Чемодурова и Владимира Николаевича Деревенко, ведёт в комендантскую комнату, и прямо от входа другая дверь – в зал. (…)

Налево от ведущей в зал двери, в углу, около устья герметически закрывающейся печки, лежит обложка и шесть листов иллюстрированного английского журнала “The Graphic” от 21 ноября 1914 года, коробка с остриженными волосами четырёх цветов, принадлежащими, по словам присутствующего при осмотре Терентия Ивановича Чемодурова, бывшим Великим княжнам Татьяне, Ольге, Марии и Анастасии Николаевнам. (…)

(…) Осмотр продолжен 5 августа в 12 часов 25 минут дня.

Слева от передней имеется широкая, двухстворчатая, окрашенная белой краской снаружи, а изнутри желтовато‑серой краской, дверь, ведущая в комнату, которая, по словам присутствующего при осмотре д‑[окто]ра медицины В. Н. Деревенко, служила для коменданта, наблюдавшего за охраной бывшей Императорской семьи. (…)

(…) Возле печки стоит небольшой липовый шкафик с двумя створчатыми дверками. На верхней его доске небольшая коробка, обтянутая снаружи чёрной кожей, а изнутри желтоватой кожей. На крышке, внутри на замше, надпись чернилами: “для лампады”. В коробке лежит небольшой бронзовый подсвечник. По словам присутствующего при осмотре Т. И. Чемодурова, вещи эти принадлежат бывшему Императору. (…)

Внутренняя часть шкафа имеет вверху выдвигающийся ящик, оказавшийся пустым, и три полки, на которых лежат куски заплесневевшего хлеба, два небольших флакона с чернилами, четырёхугольная чашка, внутренние её стороны белые и наружные жёлтые, принадлежавшая, по словам Т. И. Чемодурова, кухне бывшего Императора. (…)

В правый угол вдвинут кабинетного типа рояль фабрики Шредера, покрытый парусиновым чехлом. На рояле разбросаны: несколько пустых небольших коробочек, кусок жёлтой резины, флакон от духов, металлический футляр для чернильницы, линейка, нитки, узкая в переплёте книга, разлинованная наподобие конторских. Флакон, по словам Т. И. Чемодурова, принадлежал Императрице. Чёрные и белые треугольники в виде пластинок, с коробочкой – игра, называющаяся “Jeu de Parquet Mode`le PCC” и принадлежавшая, по словам того же Чемодурова, Наследнику. (…)

Далее, по левой стене, большой турецкий диван с двумя валиками и одной подушкой, обитой пеньковой выцветшей материей оливкового цвета.

Когда диван был отодвинут от стены, то под ним оказались кипарисовые чётки, принадлежавшие, по словам Чемодурова, бывшей Государыне Императрице. (…)

У задней стены около двери стоит деревянный книжный шкаф, двухстворчатый, со стеклянными дверками и двумя выдвигающимися ящиками, наполненный так же, как и запертый шкаф, книгами хозяина квартиры, так как Чемо‑дуров не нашёл ничего, принадлежавшего Императорской семье. (…)

Из передней двустворчатая белая дверь ведёт в просторный зал… (…)

Обуглившийся клочок бумаги, на котором заметны буквы “Оль” с росчерком, стеклянная крышка от коробочки, закоптелая и разбитая, принадлежавшая по словам Т. И. Чемодурова, бывшему Наследнику. (…)

Из зала справа двустворчатая дверь ведёт в столовую. (…)

Возле камина подержанное кресло‑тележка на трёх колёсах, с резиновыми пневматическими шинами, принадлежавшее, по словам Т. И. Чемодурова, бывшей Государы‑не. (…)

У правой от входа стены стоит небольшой буфетный дубовый шкафик, в цвет остальной мебели, с одной наружной полкой; на ней лежит шило‑отвёртка. Под доской два выдвигающихся ящика. (…) В правом ящике три больших белых блюда фирмы Кузнецова, два круглых и одно продолговатое. На последнем, на лицевой стороне, на краях, имеются два синих Государственных герба. Этими блюдами, по словам Т. И. Чемодурова, Царская Семья пользовалась во время обедов. В правой половине шкафа, запирающегося дверкой, оказался оцинкованный железный таз с двумя ручками. В левой – большой чёрный железный поднос, такой же оцинкованный таз и в нём большая губка. По словам Т. И. Чемодурова, в этих тазах им и Великими княжнами мылась посуда.

Возле той же стены низенький деревянный сундук‑баул. (…)

Рядом с ним деревянный сосновый полированный ящик‑сундучок… (…)

Рядом с ящиком три бутылки тёмного стекла с этикетками. На первой: “Придворная Его Величества Аптека. Розмарин”. Бутылки наполовину наполнены жидкостью. По словам Т. И. Чемодурова, жидкости в бутылках служили наследнику для втирания. (…)

Буфет имеет в верхней и нижней части по три отделения, между ними три выдвижных ящика и открытая площадка. (…)

В левом верхнем отделении буфета три полки. Верхняя пустая, на средней [–] четыре зелёных, с белыми ручками, чашки, две крышки от стеклянного кувшина, маслёнка в виде курицы, две белых полоскательных чашки и небольшая, стеклянная, с винтовой нарезкой в верхней части, банка. На нижней полке большой флакон чернил [“]Гюнтервагнер[”], завязанный шелковистой материей, прорезиненной, и тряпочкой. Флакон наполовину наполнен чернилами. Большой чайник, с белым с золотым носом, выкрашенный серовато‑зелёной краской с подпалинами. В нём заплесневевшие остатки чая, восемь блюдец, из них три белых, одно зелёное и четыре белых, с синей и золотой каймой и с изображением Государственного герба посредине. На дне их, с внешней стороны, инициалы “Н II” и годы “1910”, “1915”. Маленькая пустая ваза, круглая стеклянная баночка с молотым перцем, небольшая стеклянная пестрая вазочка с двумя ручками, пятнадцать фаянсовых тарелок фабрики Кузнецова, с зеленоватым и синеватым рисунками по краям, семь фарфоровых мелких тарелок, две из них поменьше размером. Тарелки белые, с синим и золотым ободками по краям. На краю каждой из них раскрашенный Государственный герб, а на дне, с наружной стороны, инициалы “Н II” и под ними год изготовления “1913”, “1914” и “1909”. Белая фарфоровая тарелка с розовато‑голубоватым рисунком (цветами), а на дне её, с внешней стороны, клеймо фабрики Корниловых. Простой с трещиной стакан, два аптекарских флакона с глицерином и коллодием.

Среднее и правое отделения содержат посуду, принадлежащую, по словам Чемодурова, Ипатьеву. Описанная же в первом отделении посуда служила Царской семье, причём чернилами пользовалась Императрица, как удостоверил тот же Чемодуров. (…)

В том же отделении (левом, нижнем. – Ю. Ж.) большая деревянная круглая чашка и в ней такая же круглая, полая, сухая мыльная масса и деревянная тарелка для губки. По словам Т. И. Чемодурова, этим мылом пользовался бывший Император в ванне. (…)

При осмотре столовой на обеденном столе ещё обнаружены массивная из яшмы пепельница, двенадцать раковин для закусок, принадлежащих, по словам Т. И. Чемодурова, Царской семье, и большой стеклянный графин.

Слева от балконной двери – дверь почти в пустую комнату, занимаемую, по словам Т. И. Чемодурова, горничной Царской семьи Демидовой. (…)

В правом заднем углу две вешалки для платьев с медными крючками, принадлежащие, по словам Т. И. Чемодурова, бывшему Наследнику Алексею Николаевичу.

На ближайшем к левому переднему углу подоконнике находятся небольшой графин, никелированный электрический прибор для согревания больного места, большой флакон с жидким яичным мылом, флакон с жидкостью для электрической машинки, четыре небольших пузырька из‑под лекарств, небольшая фарфоровая баночка с остатками борного вазелина, две железины, клочок ваты, железный крюк и маленький ключ на белом шнурке. По словам Т. И. Чемодурова, машинка и лекарство служили для лечения Наследника Алексея Николаевича, ключ же был от его шкатулки, в которой он хранил деньги.

Из столовой слева дверь ведёт в комнату, служившую, по словам Чемодурова, спальной и комнатой для Великих княжон. (…)

Против двери окно. На подоконнике белая штора, пустая небольшая банка с одной конфеткой “монпансье”, чёрная короткая шпилька, два висячих замка, коричневый пузырёк с небольшим количеством какой‑то жидкости; штора свернута. На окне висит, одним концом, длинный, песочного цвета, шерстяной, очень мягкий плед, принадлежащий, по словам Т. И. Чемодурова, бывшему Императору. (…)

Далее на столе находятся: книги Новый Завет и Псалтырь на русском языке, образ Феодоровской Божией Матери в деревянном футляре, написанный на дереве, задняя стенка его обита малиновым бархатом. На образе сорван венец, на котором, по словам Т. И. Чемодурова, была звезда с бриллиантами. На этой иконе две узенькие и короткие бумажные ленточки со следующими на них надписями, сделанными рукой Императрицы: 1) “11 Иоанна 19, 38–42”, 2) “9 Иоанн. 19, 25, 37”. Сверху на ней лежат круглые, медальонного вида, образки: два Богоматери и один Георгия Победоносца.

Из описанных вещей лишь Евангелие, по словам Чемодурова, принадлежит детскому лакею Седневу, а остальные [–] Императрице. (…)

В углу около входной двери переносное судно, по словам Чемодурова, принадлежащее Наследнику Цесаревичу.

Осмотр продолжен 7 августа в 10½ часов утра.

В левой продольной стене описанной комнаты находится дверное отверстие такого же размера, как и другие, самой двери в нём нет. За ним четырёхугольная комната…(…)

В правой от входа наружной стене, а равно и в передней, по два окна, причём в обоих первых и в одном, прилегающем к переднему правому углу, окне находятся летние и зимние рамы. Наружные рамы, как и в других комнатах, выбелены масляной краской до верхней фрамуги. В прилегающем к левому переднему углу окне имеется только одна летняя рама, за которой вделана железная решетка.

По словам Т. И. Чемодурова, в этой комнате была спальная Императора, Императрицы и Наследника Цесаревича.

Справа, у косяка входной двери, стоит прислонённая к стене деревянная, полированная с одной стороны, доска, длиною 1 аршин 5 вершков и шириною 13 вершков. Этой доской, по словам Т. И. Чемодурова, пользовался Наследник Цесаревич во время болезни, причём её клали поперёк кровати и она служила ему столом, на котором он писал, читал, играл игрушками и кушал.

Рядом с этим столом, в углу, стоит высокая полированная подставка цветов, в виде небольшого столика. На столике стоит красная стеклянная лампадка, наполовину наполненная маслом. Около лампады цветочная пыль. Рядом с этой подставкой свернутый ломберный стол с зелёным сукном.

К простенку между окнами правой стороны придвинут письменный стол конторского образца, с зелёным сукном и такой же пропускной бумагой, на четырёх точёных ножках.

На столе электрическая бронзовая лампа с синим самодельным колпаком. Стеклянная коробочка, края которой в серебряной с позолотой оправе, пёстрый узкий шнурок и коричневая ленточка незначительной длины. Подушечка из голубого шёлка для булавок, двустворчатая шахматная доска с четырьмя внутренними ящиками, задвигающимися деревянными пластинками, и с двумя комплектами игры в шашки. Книги “Лествица Иоанна, игумена Синайской горы”, на первом печатном листе её сделана пометка: “А.Ф. Ц.С. Март 1906”; книга – в сафьяновом красном красивом переплёте; на обороте первого атласного чистого листа наклейка с монограммой А.Ф. и над ними (так!) корона. “О терпении скорбей” епископа Игнатия Брянчанинова, в синем, с золотым тиснением на лицевой стороне и на корешке, переплёте; на оборотной стороне первой корки этой книги приклеена белая в виде ромба бумажка с инициалами “А.Ф.” и вверху корона, и на оборотной стороне первого цветного листа имеется собственноручная надпись Императрицы: “А.Ф. Петергоф 1906 г.”. “Молитвослов” в синем коленкоровом переплёте, издание 1882 года Синодальной типографии; в нём, на обороте первого печатного листа, приклеена круглая с синим ободком бумажная пометка с инициалами “Н. А.” и вверху корона; на обороте последнего белого листа написано чернилами: “6 Мая 1883 г.”. “Синее с золотом” Аркадия Аверченко, без переплёта. “Рассказы для выздоравливающих”, того же автора. 2, 8, 13 тома сочинений Чехова, издания Маркса. Медная проволочная подставка для карточек. А под зелёной бумагой оказались листки от стенного календаря. Два внутренних ящика стола пусты.

В правом переднем углу туалетный стол, на двух тумбах, с зеркалом, по той и другой стороне зеркала электрические лампочки. Стол оклеен дубом, и все его ящики пусты, за исключением большого среднего и соответствующего ему в верхней части стола. В ящике находятся эмалированное белое блюдце, два пустых флакона из‑под цветочного одеколона фирмы ”Брокар”, 2 чёрных флакона также из‑под одеколона английских фирм; круглый, в виде маленького графинчика, с небольшим количеством одеколона флакон, бока его расписаны под цветок; две небольших стеклянных круглых, без крышек, баночки, в одной из которых имеется небольшое количество каких‑то маленьких шариков; небольшой зелёный круглый флакон с притёртой пробкой и наклеенной этикеткой “Lavendel Salz” и дальше по‑немецки напечатан способ употребления; баночка с небольшим количеством кольдкрема и с наклейкой “Придворной Его Величества Аптеки”; небольшой флакон с какой‑то красноватой ароматической жидкостью, маленькие прямые ножницы для ногтей, огарок стеариновой свечи, размером в половину её, отвёртка с деревянной полированной ручкой и спичка с накрученным на конце её небольшим кусочком ваты. В верхнем среднем широком ящике оказались три дамских тонких чёрных шпильки, кусочек ваты и розовый маленький шнурочек.

На столе находятся синий большой флакон эссенции электролитной воды Кобяка с большим количеством жидкости, небольшой круглый аптекарский стакан, две столовые ложки, одна десертная и чайная ложки. В стакане затолкана вата. Тут же лежит распоротая бархатная пуговица и в ней вата.

В простенке, между окнами передней стены, коричневая, с четырьмя полками и резными колонками, этажерка. На верхней её полке три флакона с какой‑то жидкостью, большой стеклянный флакон с водою и засохшей веткой жимолости, две баночки с остатками борного вазелина и кольдкрема и с этикетками “Придворной Его Величества Аптеки”, белая эмалированная чашка, с находящейся в ней маленькой стеклянной воронкой, и стеклянный футляр с двумя маленькими кисточками. На второй полке стеклянная полубутылка, откупоренная и наполненная наполовину бесцветной жидкостью, и два маленьких обломка булыжника. На третьей полке, считая сверху вниз, пустой большой аптекарский флакон, стакан с небольшим количеством воды, восковая белая свеча, деревянная сосновая палочка, небольшой обрывок старой расплетённой верёвки и кусок серой бумаги. На нижней полке складывающийся пополам деревянный прибор для снимания обуви и сосновая, с двумя узкими желобками квадратной формы, палочка.

Рядом с этажеркой небольшой круглый столик с расписной полированной круглой крышкой. Возле него, на полу, валяются две целых тонких свечи, одна обломанная и огарок.

Возле той же этажерки стоит оклеенный дубом столик прямоугольной формы с четырьмя точёными ножками, на котором лежат оборотная половина обложки от какой‑то книги; маленькая в виде раковины тарелочка с пейзажем, на оборотной её стороне клеймо и инициалы “М. Н.”, пятнадцать белых тонких восковых свечей, завёрнутых в бумагу; флакон из‑под лекарства с рецептом доктора Боткина “Pro autore”.

Сбоку этого столика стоит кресло от гарнитура из гостиной с парусиновым чехлом.

В переднем углу гардероб с двумя створчатыми дверками, отделанный под ореховое дерево. В нём никакого платья не оказалось, висят лишь на деревянных крючьях двенадцать деревянных вешалок. На десяти из них имеются инициалы “А. Ф.”

Рядом с гардеробом железный экран, выкрашенный зелёной краской, на нём нарисован цветок.

Рядом с экраном, по стене, средних размеров мраморный умывальник с разбитой доской. На верхней полочке умывальника графин с водою, аптекарская стеклянная банка с белым порошком и три флакона с каким‑то лекарством. На разбитой доске находится жёлтого стекла стакан, пузырёк с лекарством для Наследника с рецептом доктора Деревенко, баночка с небольшим количеством кольдкрема, два флакона с каким‑то лекарством, один из них с рецептом доктора Боткина “Pro autore”, микроскопический флакончик с каким‑то лекарством и семь небольших продолговатых бумажек, в виде закладок, с какими‑то цифровыми записями. В нижней части умывальника стоит белое жестяное ведро. На полу, около него, найден маленький очиненный карандашик.

Рядом с умывальником, по той же стене, ночной столик, отделанный под орех, с мраморной верхней доской, на которой стоят пять пустых флаконов из‑под одеколона и вежеталя, два лампадных стаканчика – красный и синий, банка с калигиперманганикум, белого стекла бутылочка с каким‑то ароматическим маслом, большой флакон с сосновым экстрактом с этикеткою “Придворной Его Величества Аптеки”, белый флакон с жидкостью “Coluval”, аптекарская баночка с притёртой пробкой и незначительным количеством какой‑то ароматической жидкости, небольшой флакончик с винтовой нарезкой у горлышка, металлической крышкой и белыми пилюлями, на стенках его выгравировано: “Cascarine Leprince”, и небольшая грязная рюмка из голубоватого стекла.

На второй полочке столика – зелёная чашка с блюдцем и небольшой стаканчик капельница. Нижний шкафик пуст.

Около умывальника на полу циновка, а на ней маленький деревянный табурет.

В левом заднем углу небольшой круглый столик.

В комнате три дубовых стула с тростниковым сиденьем и один мягкий красной кретоновой обивкой от гарнитура, находящегося в комнате вел. княжон.

На задней левой стене прибита вешалка для полотенец, в виде трёх круглых палочек с металлическими наконечниками.

По словам Чемодурова, все эти предметы, за исключением мебели, принадлежат бывшей царствующей семье.

В столовой, в правом переднем углу, имеется двустворчатая дверь, ведущая в проходную комнату, в которой справа ход вниз, представляющий из себя громадных размеров шкаф с полустеклянной матовой дверью. (…)

В левом заднем углу деревянная стоячая вешалка с железным крючком, окрашенная в жёлтый цвет. Она заслоняет собою часть окна, которое, как и смежное с ним, имеет летние и зимние рамы. (…)

У окна деревянный некрашеный простой стол на четырёх ножках с двумя внутренними ящиками. (…) Под столом три пары деревянных сапожных колодок, принадлежащих, по словам Т. И. Чемодурова, великим княжнам Ольге, Татьяне и Марии Николаевнам.

Посреди комнаты стоит громадный, коричневого цвета, гардероб, в котором сверху и у задней стены набиты крючья, и оказались двенадцать деревянных вешалок. На семи из них, жёлтых, инициалы “А. Ф.” и корона. Белые же без инициалов, по словам Т. И. Чемодурова, принадлежат Государю Императору. (…)».[256]

 

Документ № 2

 

«(…) Я, Терентий Иванович Чемадуров, 69 лет, православный, грамотный, под судом не был, по происхождению крестьянин Курской губ., Путивльского у., Крупецкой в., села Крупца, в 1913 пожалован званием Почётного потомственного гражданина, временно проживаю в гор. Екатеринбурге по Фетисовской улице в доме № 15.

1 декабря 1908 года я поступил на службу в Дворцовое ведомство, по Гоф‑Маршальской части, в качестве камердинера при Особе бывшего Государя Императора Николая Александровича и состоял в этой должности до последнего времени. Ранее я служил в течение 19 лет камердинером у Великого Князя Алексея Александровича и находился при нём до дня его смерти. Камердинеров при б. [ывшем] Государе было трое: я, Пётр Фёдорович Котов и Никита Кузьмич Тетеревятников; каждый из нас дежурил при б. Государе понедельно. В круг обязанностей дежурного камердинера, кроме обычных, входили: исполнение всех личных приказаний Государя и доклад о всех особах, имевших к нему личный доступ; без доклада камердинера никто, кроме супруги Государя и его детей, не имел права входить в кабинет Государя. За время моей почти 10‑летней службы при Государе я хорошо изучил его привычки и наклонности в домашнем обиходе и по совести могу сказать, что б. Царь был прекрасным семьянином. Обычный порядок дня был таков: в 8 час. утра Государь вставал и быстро совершал свой утренний туалет; в 8½ пил у себя чай, а от 8½ до 11 часов занимался делами: прочитывал представленные доклады и собственноручно налагал на них резолюции; работал Государь один и ни секретарей, ни докладчиков у него не было; от 11 до 1 часу, а иногда и долее, Государь выходил на приём, а после часу завтракал в кругу своей семьи; если приём представлявшихся Государю лиц занимал более положенного времени, то семья ожидала Государя и завтракать без него не садились. После завтрака Государь работал и гулял в парке, причём непременно занимался каким‑либо физическим трудом, работая лопатой, пилой или топором; после работы и прогулки в парке – полуденный чай, от 6 до 8 вечера Государь снова занимался у себя в кабинете делами, в 8 час. вечера Государь обедал, затем опять садился за работу до вечернего чая (в 11 час. вечера). Если доклады были обширны и многочисленны, – Государь работал далеко за полночь и уходил в спальню только по окончании своей работы. Бумаги наиболее важные Государь сам лично вкладывал в конверты и заделывал; для отсылки бумаг по принадлежности Государь приглашал дежурного камердинера. Перед отходом ко сну Государь принимал ванну. Кроме того, Государь аккуратно вёл дневник и писал иногда до глубокой ночи. Тетради дневников тщательно сохранялись, и таких тетрадей накопилось очень много. В семейном быту Государь не допускал никакой роскоши, и в столе, одежде и домашнем обиходе Государь и его семья придерживались скромных и простых привычек.

Отличительной чертой всей Царской семьи была глубокая религиозность: никто из членов семьи не садился за стол без молитвы, посещение церкви было для них не только христианским долгом, но и радостью. Отношения между членами семьи были самые сердечные и простые, как между Государыней и Государем, так и между детьми и родителями. После Февральской революции, когда отрекшийся от престола Государь был доставлен в Царское Село, домашняя жизнь Царской семьи протекала в общем так же, как и до переворота: никаких стеснений и ограничений в привычной обстановке сделано не было; отношение офицеров охраны было вполне корректное; не было каких‑либо грубых выходок и со стороны солдат, нёсших охранную службу при дворце.

Во второй половине июля минувшего года Государю было объявлено распоряжение правительства о том, что ему с семьёй предстоит выезд из Царского Села. Распоряжение это было объявлено дней за 10 до отъезда, так что дворцовые служащие имели возможность упаковать и уложить необходимые для Царской семьи и сопровождающих её придворных и служителей вещи. Сначала предполагалось, что Государя с семьёй отправят на юг, но перед самым отъездом, 1 августа м. [инувшего] г. [ода], выяснилось, что местом жительства назначен будет один из северных городов. На вокзале Царскую семью встретил председатель Совета министров А. Ф. Керенский; отношение Керенского к Государю и его семье было вполне благожелательное и корректное. Для проезда по железной дороге были предоставлены вагоны международного общества – просторные и удобные, так что путешествие было совершено с полным комфортом; отряд военной охраны помещался в особых вагонах. В пути стало известно, что Государь с семьёй будет проживать в Тобольске. По прибытии поезда в Тюмень к пристани был подан пароход, на котором и был совершён дальнейший переезд до Тобольска. К нашему приезду в Тобольск приспособление предназначенного для жительства Царской семьи Губернаторского дома закончено не было; по этой причине Государь с семьёй и сопровождавшими его придворными и служащими в течение 6 дней пребывал на пароходе. Иногда, по желанию Государя, на этом пароходе совершались по реке небольшие прогулки. По окончании в Губернаторском доме работ все поселившиеся в нём члены государевой семьи разместились достаточно удобно; доставленная из Царского Села обстановка дала возможность устроить некоторый комфорт, и жизнь Царской семьи протекала в Тобольске почти в таких же условиях, как и в Царском Селе. Начальник военной охраны, Кобылинский, держал себя вполне корректно и никаких не оправдываемых необходимостью стеснений не делал.

Из придворных особ с Государем проживали здесь: князь В. А. Долгоруков, генерал И. Л. Татищев, графиня Гендрикова, кроме того, тут же находились: лейб‑медик профессор Евгений Сергеевич Боткин, учителя иностранных языков – англичанин мистер Гиббс и швейцарец м‑[е]сье Жильяр, служителей разных наименований было человек 25; штат служителей был сокращён после октябрьского переворота, когда большевики захватили власть в свои руки. На содержание государевой семьи и всех находившихся при семье лиц стали отпускать лишь по 600 руб. в месяц на каждого члена семьи, т. е. 4200 руб.; генерал Татищев, по распоряжению Государя, уволил 12 человек служителей, выдав им необходимые на проезд суммы. Жалование оставшимся служащим было уменьшено; я лично отказался получить и те 150 руб., которые были мне назначены, вместо получаемых ранее 400 руб.; генерал Татищев доложил о моём отказе Государю, и мне было разрешено воздержаться от получения жалования, причём Государь высказал надежду вознаградить меня, если обстоятельства изменятся к лучшему.

Хотя режим, установленный для заключённых в Губернаторском доме особ и сделался несколько более строгим, тем не менее, условия жизни оставались довольно сносными, как в смысле обращения со стороны начальствующих лиц военной охраны, так и в отношении стола, занятий и прогулок, в пределах огороженного близ дома пространства. В 6 часов вечера 12/25 апреля совершенно неожиданно объявлено было категорическое распоряжение Центр. Исп. К‑[омите]та С. К. и Р. Д. о немедленном переселении в гор. Екатеринбург. От комитета прибыл уполномоченный, именовавшийся Яковлевым (был слух, что это Троцкий); протесты Государя и Государыни, указывавших на болезнь сына, оставлены были без внимания. На сборы дано было всего несколько часов. Решено было оставить больного Наследника Алексея Николаевича на попечение сестёр и придворных особ, а в Екатеринбург поехали Государь с Государыней и вел. княжна Мария Николаевна; с ними поехали: кн. Долгоруков, проф. [ессор] Боткин и служители – я, затем Седнев Иван Дмитриевич (детский лакей) и комнатная женщина Анна Степановна Демидова. До Тюмени переезд был совершён на лошадях, а от Тюмени по железной дороге. Поездка была совершена благополучно и без особых лишений и неудобств. Ввиду того, что мы выехали из Тобольска часа в 3 ночи на 13/26 апреля, я успел уложить и взять с собой лишь самый необходимый багаж. Из вещей Государя я уложил и привёз следующие: белья 1 дюжину денных рубах, 1½ дюжины ночных, 1½ дюж. [ины] тельных шёлковых рубах, 3 дюжины носков, штук 150–200 носовых платков, 1 дюж. [ина] простынь, 2 дюж. [ины] наволок, 3 мохнатых простыни, 12 полотенец личных и 12 полотенец ярославского холста; из одежды: 4 рубахи защитного цвета, 3 кителя, 1 пальто офицерского сукна, 1 пальто простого солдатского сукна, 1 короткую шубку из романовских овчин, пять шаровар, 1 серую накидку, 6 фуражек, 1 шапку; из обуви: 7 пар сапог шевровых и хромовых.

Багаж был уложен в четырёх небольших чемоданах. На форменной одежде Государя погоны были сняты мною по приказанию самого Государя. Столового белья с собою мы не взяли; не взяли также ни столового, ни чайного сервиза. Какие вещи были взяты для Государыни и Вел. [икой] Княжны Марии Николаевны, – я сказать не могу, так как этим я не заведовал. В Екатеринбург мы прибыли 16/29 апреля,[257] где и поместились в приспособленном для государевой семьи доме Ипатьева. Как только Государь, Государыня и Мария Николаевна прибыли в дом, их тотчас же подвергли тщательному и грубому обыску; обыск производили некий Б. В. Дидковский и Авдеев – комендант дома, послужившего местом заключения. Один из производивших обыск выхватил ридикюль из рук Государыни и вызвал этим замечание Государя: “До сих пор я имел дело с честными и порядочными людьми”. На это замечание Дидковский резко ответил: “Прошу не забывать, что Вы находитесь под следствием и арестом”.

В Ипатьевском доме режим был установлен крайне тяжёлый и отношение охраны прямо возмутительное, но Государь, Государыня и вел. княжна Мария Николаевна относились ко всему происходившему по наружности спокойно и как бы не замечали окружающих лиц и их поступков. День проходил обычно так: утром вся семья пила чай; к чаю подавался чёрный хлеб, оставшийся от вчерашнего дня; часа в 2 обед, который присылали уже готовым из местного Совета Р. Д.; обед состоял из мясного супа и жаркого; на второе чаще всего подавались котлеты. Так как ни столового белья, ни столового сервиза с собой мы не взяли, а здесь нам ничего не выдали, то обедали на непокрытом скатертью столе; тарелки и вообще сервировка стола была крайне бедная; за стол садились все вместе, согласно приказанию Государя; случалось, что на семь человек обедающих подавалось только пять ложек. К ужину подавались те же блюда, что и к обеду. Прогулка по саду разрешалась только 1 раз в день, в течение 15–20 минут; во время прогулки весь сад оцеплялся караулом; иногда [я] обращался к кому‑либо из конвойных с малозначащим вопросом, не имеющим отношения к порядкам, но или не получал никакого ответа, или получал в ответ грубое замечание. Ни Государь, ни кто‑либо из членов его семьи лично никаких разговоров с комендантом дома или иными “начальствующими” лицами из представителей советской власти не вели, а всякие обращения и заявления делались через меня или через проф. [ессора] Боткина.

Государь помещался в верхнем этаже дома, и в распоряжение всех нас были предоставлены 6 комнат и ещё одна комната, служившая гардеробной, и кухня. День и ночь в верхнем этаже стоял караул из трёх красноармейцев: один стоял у наружной входной двери, другой в вестибюле и третий близ уборной. Поведение и вид караульных были совершенно непристойные: грубые, распоясанные, с папиросами в зубах, с наглыми ухватками и манерами, они возбуждали ужас и отвращение. В комнате направо от входа в переднюю помещался комендант – Александр Дмитриевич Авдеев, человек лет 35–40, блондин с маленькими усами и бритой бородой; одет был в рубаху защитного цвета, шаровары, высокие сапоги и носил при себе казацкую шашку; почти постоянно он был пьян или навеселе; не могу сказать, чтобы он лично чем‑либо оскорблял или стеснял Государя и членов его семьи, но, в то же время, и не шёл навстречу, в смысле удовлетворения тех или иных нужд домашнего обихода. Авдеев, по‑видимому, из простых рабочих. Седнев Ив. [ан] Дм. [итриевич] мне говорил, со слов самого Авдеева, что тот четыре раза сидел в [“]Крестах[”] (в Петроградской тюрьме) и хвастался, что он ни перед чем не останавливался и всех убирал со своего пути. В полном подчинении Авдеева была вся караульная команда во главе с начальником караула; начальники караула менялись еженедельно; всех караульных было до 30 человек; помещались дежурные караульные в нижнем этаже дома. Все сношения с внешним миром и все распоряжения хозяйственные производились через коменданта; закупка провизии или нужных в хозяйстве вещей, отправка белья в чистку и т. п.

Упомянутый в моём показании Дидковский не менее четырёх раз в неделю производил контроль, обходя все комнаты, занятые государевой семьёй; проходил он всегда в обществе одного‑двух штатских лиц (каждый раз всё новых) и как был, в шапке и калошах, входил в комнаты, не спрашивая разрешения. При этих посещениях Государь, Государыня и вел. княжна Мария Николаевна занимались своими делами, не отрывая головы от книги или работы, как бы не замечая вовсе появления посторонних лиц.

Ещё в Тобольске я начал прихварывать, а в Екатеринбурге мне стало ещё хуже; видя моё недомогание, Государь просил проф. [ессора] Боткина осмотреть меня и затем приказал мне уехать в отпуск к жене моей, оставшейся в Тобольске, впредь до того, как мои силы восстановятся. В конце апреля (по старому стилю) о желании Государя отпустить меня было сообщено коменданту Авдееву; должен сказать, что на моё место предположено было выписать камердинера из Царского Села, но Авдеев передал ответ, что камердинер будет назначен из тех, которые приедут из Тобольска вместе с остальными членами государевой семьи. Числа 6–7 мая (по старому стилю),[258] прибывший в дом Дидковский предложил всем заключённым в доме объявить, у кого и сколько имеется при себе денег; у Государя и Государыни денег не оказалось, у вел. княжны Марии Николаевны оказалось денег 16 руб. 33 коп.,[259] у проф. Боткина – 280 руб., у Седнева – 600 руб., у Демидовой – 1800–1900 руб., у меня – 6050 руб.; бывшие у вел. княжны и у проф. Боткина оставлены были в их распоряжении, а у остальных, т. е. у меня, Седнева и Демидовой были отобраны, причём Демидовой было оставлено рублей 200–300. В том, что у меня были отобраны деньги, Дидковский выдал мне расписку.

9/22 мая прибыли в Екатеринбург и остальные члены Государевой семьи:[260] Алексей Николаевич, Ольга, Анастасия и Татьяна Николаевны; при мне из числа служителей, вместе с царскими детьми, прибыли в дом старший повар Иван Михайлович Харитонов и помощник повара, мальчик Леонид Ив. Седнев, племянник И. Д. Седнева. Остальных прибывших с семьёй лиц я не видел, но знаю, что, одновременно с царскими детьми, прибыли: генерал И. Л. Татищев, учителя Гиббс и Жильяр, официант Журовский, лакей Тюрин, писец Кирпичников, второй повар Кокичев, кухонные служители Терехов и Франц (фамилии не помню), няня Теглева, Эрсберг – девушка Вел. [иких] княжон и девушка Государыни – Тутерберг (так!), Алексей Егорович Трупп – лакей Государыни и Клементий Григорьевич Нагорнов (так!) и А.[лексей] Андр. [еевич] Волков – камердинер Государыни. Какова судьба всех этих лиц, я не знаю, так как, повторяю, в дом Ипатьева они при мне не прибывали. Слышал я, что из них Нагорнов расстрелян. Князь В. А. Долгоруков, прибывший в Екатеринбург вместе с Государем, в дом Ипатьева доставлен не был, а, как мне стало потом известно, прямо с вокзала был отправлен в тюрьму.

11/24 мая из дома Ипатьева меня доставили не на вокзал, а в тюрьму, где я пробыл в заключении до 25 июля, когда чехословацкие и сибирские войска заняли Екатеринбург и красноармейцы, а равно и все большевистские комиссары и Советы, бежали. По освобождении из тюрьмы я остался совершенно одиноким; ничего не знаю о судьбе, постигшей моего Государя и его семейство; не знаю также и о судьбе оставшихся ничего (так!) при Государе лиц. К тому времени, когда я покинул Ипатьевский дом, в нём находились: Государь с Государыней, Наследник Алексей Николаевич и вел. княжны Мария, Ольга, Анастасия и Татьяна Николаевны; из придворных – один только проф. [ессор] Боткин, человек лет 58, из служителей – Седнев И. Д., 32 лет, родом из города Углича, служил ранее мастером на [“]Штандарте[”], Харитонов И. С. (так!), лет 45, коренной придворный повар, мальчик Леонид Седнев и А. С. Демидова – девушка лет 40, из мещанок г. Череповца, окончившая курс Петроградского Демидовского Училища.[261]

Как я уже показал Вам, Государь и Государыня отличались особенной набожностью; каждому из детей Государыня дарила образки, с которыми дети не расставались. У Государыни, между прочим, была особо почитаемая Ею икона Фёдоровской (так!) Божьей Матери,[262] та самая, которая мне была предъявлена при осмотре дома Ипатьева, с иконой этой Государыня никогда не расставалась и всегда её имела у своего изголовья; куда бы Государыня ни отлучалась, хотя бы на короткое время, всегда брала эту икону с собой, и я не допускаю мысли, чтобы Государыня могла куда‑нибудь отбыть, добровольно оставив эту икону. На иконе этой был золотой венец, украшенный бриллиантовой короной; бриллианты были дорогие, каждое зерно более одного карата. Государь носил на безымянном пальце правой руки золотое обручальное кольцо, поддерживаемое другим колечком, украшенным сапфиром. Упомянутые в моём показании тетради государевых дневников в Тобольске были сложены в сундучок и отправлены с багажом, но где этот сундучок – не знаю; в Ипатьевском доме Государь также вёл дневник. Государыня и Великие княжны также имели и вели свои дневники.[263] Всё имущество государевой семьи, находившееся в <