Чему учат в семинарии, или Очерки современной бурсы

 

Я б в священники пошел,

пусть меня научат.

 

Прежде чем описывать жизнь священников, необходимо рассказать, откуда они берутся. Понятно, что не из капусты.

Семинария не является обязательной ступенью на пути к священству. Тем не менее, это место, где Церковь неутомимо кует свои кадры.

Семинария и духовная академия – это смесь иезуитского колледжа, православного братства и армии, вернее, закрытого военного училища. Казарма – общежитие, наряды – послушания, от армейских ничем почти не отличаются. Начальной ступенью духовного образования является семинария, последующей – академия. Обучение в семинарии и академии в общей сложности продолжается восемь лет. Раньше, еще совсем недавно, четыре года обучались в семинарии и четыре в академии. Ныне пять лет учатся в семинарии и три года в академии. Ни в одном светском учебном заведении так долго не учатся.

Если студент женится во время учебы в семинарии и принимает сан, то продолжить обучение в академии он сможет только на заочном отделении. Большинство учащихся принимают сан еще в семинарии и при желании продолжить образование переводятся на заочное обучение. Некоторые же ограничиваются только семинарским образованием. Насильно никого учиться не заставляют, всегда можно уйти, перейти на заочное отделение или даже сдать экзамены экстерном. По окончании академии особо талантливые, как правило, защищают диссертацию и удостаиваются получения ученой степени. В богословии существует три ученые степени: кандидат, магистр и доктор. Ученые богословы преподают в духовных учебных заведениях, коих на сегодняшний день в стране предостаточно.

 

Триста лет Московской Духовной Академии

 

Семинаристы всегда бегут; не хватает им времени, вот и спешат. Бежит семинарист по лаврской аллее, под мышкой держит папку, папка падает на землю, и из нее высыпаются конспекты. Студент кидается их поднимать и в сердцах бросает: «Триста лет!»

Торопятся приятели‑семинаристы на занятие, и тут один из них хлопает себя по лбу и говорит: «Триста лет! Учебник забыл».

Недавно, в 1986 году (для такого учебного заведения это недавно), московские духовные школы праздновали трехсотлетие своего основания. Вот после сего празднества и укоренилось среди студентов выражение «Триста лет». Одно время семинаристы носили даже значки, идентифицирующие студента именно Московской семинарии, на которых было написано «Триста лет Московской духовной академии».

В этой главе пойдет речь об истории МДА. Конечно, и без того существует множество книг на эту тему, но кое‑что описать все же придется. Во всех справочниках вы найдете примерно следующие тексты:

Московская Духовная Академия, являющаяся крупнейшим центром духовного образования в Русской Православной Церкви и первым высшим учебным заведением в России, была основана в 1685 году. До 1814 года она носила название Славяно‑греко‑латинской академии и размещалась в центре Москвы в Заиконоспасском монастыре. Академия унаследовала лучшие церковно‑богословские и культурно‑исторические традиции Православия.

Стоит ли упоминать всем известные факты, что выпускниками Славяно‑греко‑латинской академии были такие ученые мужи, как Ломоносов или Магницкий.

В 1814 году под руководством выдающегося церковного деятеля того времени архимандрита Филарета (Дроздова) произошли реформа духовных школ и перевод Духовной академии в Троицкую Лавру.

Здесь стоит отметить, что пребывание Академии и Семинарии в Троицкой Лавре стало символичным и остается таким по сей день в связи с почитанием в нашем народе Преподобного Сергия Радонежского. С именем Сергия у верующих людей связано очень много. К его молитвенному заступничеству, как принято выражаться в православии, прибегают в первую очередь, когда молятся об успехах в учебе или о поступлении на учебу. Особый отпечаток почитания Преподобного на всю жизнь остается и на выпускниках московских духовных школ.

Но вернемся к истории. Революционные потрясения, происшедшие в нашей стране, не обошли стороной и Церковь. Это были страшные годы для ее служителей. В конце 1917 года МДА была закрыта, многие студенты и преподаватели репрессированы. Возрождение началось спустя почти тридцать лет. В 1944 году в Новодевичьем монастыре открывается Православный богословский институт. Уже в 1946 году он преобразуется в Московскую духовную академию, а в 1949 году происходит возвращение во вновь открывшуюся Троице‑Сергиеву Лавру. Общежитие и аудитории студентов размещаются в отремонтированном здании царских чертогов (о чертогах еще будет упомянуто). А в конце 1954 года МДАиС был возвращен Покровский академический храм, в котором ранее размещался городской Дворец культуры. Последний корпус вернули уже в конце восьмидесятых; о нем тоже речь пойдет далее.

 

Вступительные экзамены

 

Для поступления в семинарию в первую очередь нужна письменная рекомендация архиерея из той епархии, к которой принадлежит абитуриент. Принимают в семинарию с восемнадцати лет, имеющих образование не ниже среднего, холостых или женатых первым браком. В советское время из‑за препятствий, создаваемых властями, обладателям высшего образования в семинарию путь был закрыт. В последнее время среди учащихся духовных школ очень много имеющих высшее образование, тогда как совсем молодых юношей, поступивших сразу после школы, немного.

Вступительных экзаменов в семинарии целых шесть, конкурс туда всегда примерно такой, как в престижный московский институт. Экзамены включают проверку на знание церковнославянского языка, Закона Божьего, церковного пения, сочинение. Но главное – собеседование, на котором определяется уровень духовной подготовки поступающего, а также благонадежность и сознательный выбор пути. Конечно, невозможно на одном собеседовании определить стопроцентную благонадежность, поэтому иногда в студенты попадают и «неблагонадежные». Такие либо отсеиваются за годы учебы, либо все же попадают в духовный причет.

Во время вступительных экзаменов абитуриенты живут в семинарии с тем распорядком дня, который их ждет в годы учебы. Длятся испытания до середины августа. Уже во время экзаменов за абитуриентами начинают пристально наблюдать представители инспекции. Система контроля над студентами в семинарии и академии развита как нигде, она является многоуровневой. Главное лицо в семинарии – ректор. Заведующий по учебной части – проректор. За дисциплиной надзирает инспектор; как правило, это иеромонах (монах‑священник). А у инспектора, в свою очередь, имеется старший помощник, которому подчиняются простые помощники. Кстати, в отличие от армии или военных училищ и несмотря на столь жесткую иерархическую систему контроля, в семинарии и академии не существует дедовщины.

По окончании вступительных экзаменов на торжественном обеде объявляют фамилии поступивших, и каждый абитуриент ждет этого со страхом и трепетом. Поступивших отпускают домой – до первого сентября. По этому поводу вспоминается история, происшедшая с моим супругом, тогда еще будущим, после поступления в семинарию. Помните знаменитый для нашей страны день 19 августа 1991 года? В Москве в этот день безостановочно шел дождь, начавшийся, кажется, еще накануне. Церковь же в этот день отмечает один из великих двунадесятых праздников – Преображение Господне. В семинарии оглашали списки поступивших. В тот год там был особенно большой конкурс, абитуриенты впервые поступали без санкций уполномоченных. Наверное, каждому поступавшему в вуз знакома радость, когда после тревог и переживаний вступительных экзаменов находишь свою фамилию в списках поступивших и понимаешь, что ты уже студент и впереди много‑много всего нового и интересного. Память об этой радости остается на всю жизнь, и, наверное, любой умудренный опытом седовласый профессор всегда с особой теплотой вспомнит ее. Вот и мой семинарист, вернувшись в Москву, замершую в ожидании развязки путча, не видел пред собой ничего, а шел по улицам, залитым непрерывным дождем, и пел псалмы. В подземном переходе к нему подошел какой‑то замшелый мужик:

– Ты че поешь? Пьяный, что ли?

– Нет, просто весело, праздник сегодня.

– Возьми у меня травки – еще веселее будет.

– Мне и так весело, зачем радость портить, – ответил счастливый семинарист.

 

Учебный процесс

 

Одна прихожанка спрашивает другую:

– Ты куда идешь?

– В семинарский храм.

– Да ты что, там же людей нет, одни семинаристы.

– Да я причаститься.

– Так у них и причастие учебное!

Семинарский анекдот

 

 

Курсы в семинарии называются классами. Семинарию заканчивают далеко не все поступившие. Вылететь отсюда гораздо легче, чем из любого светского вуза. Дисциплина железная, постоянный контроль со стороны начальства, учебные нагрузки запредельные. Хотите домой, повидать любимую маму и поесть горячих пирожков – пишите прошение на увольнительную. И нет гарантии, что ее дадут. Любая мелкая провинность, например опоздание к вечернему отбою, карается выговором, который вносится в личное дело и застревает там до окончания учебы. Несколько выговоров – «вылет» обеспечен. За более крупные провинности, например пьянство или курение, – мгновенное удаление за пределы семинарских стен без права возвращения обратно.

В течение четырех (теперь уже пяти) лет обучения в семинарии будущий священник изучает более тридцати предметов, аналогов которым в светских вузах практически нет. Это тонкости понимания Библии, богословие и церковная психология, основы ораторского искусства, техника проведения богослужения. Первую половину дня идут занятия. После обеда начинаются так называемые самостоятельные вечерние занятия, которые можно сравнить с группой продленного дня в школе, когда ученики сидят в классе под видом подготовки уроков, но при этом упорно валяют дурака. Кроме того, семинарист раз в неделю, в один из будних дней, обязан петь в хоре, то есть нести клиросное послушание.

Вечерние занятия являются обязательными. Семинаристы их не любят, поэтому используют все возможности и уловки, чтобы прогулять, проще говоря, откосить, пообщаться с регентшами или с друзьями‑сокурсниками. Куда приятнее пойти на свидание с девушкой в соседний парк (благо вокруг Лавры очень много уютных укромных местечек, где можно уединиться, пошептаться), чем сидеть в душном классе. Рядом с семинарским корпусом есть старый парк с темными аллеями и бурно разросшимися, давно не стриженными кустарниками. Еще лет десять назад там стояли заброшенные качели‑лодочки. Помните такие качели из детства, которые всегда были в парках культуры почти в каждом городе? Возле качелей обязательная будка кассирши. Тормозили их такой специальной деревянной доской, которая с помощью системы рычагов поднималась над полом. Катаясь на них, я всегда вспоминала песню из фильма: «Крылатые качели летят, летят, летят». Так вот, в старом семинарском парке и стояли те самые ржавые забытые качели, давно без тормозов и неизменной кассирши, словно призрачное воспоминание из недавнего детства. В то время на них перекаталось множество семинаристов со своими невестами, прежде чем, как в песне, разлететься кто куда. Теперь эти семинаристы давно уже маститые протоиереи, а их невесты солидные многодетные матушки. А качели исчезли; уж не знаю, кто здесь постарался – то ли городские власти, то ли лаврские – загадка. Жалко, но у нынешних семинаристов нет этих скрипучих качелей, на которых, сливаясь со светом и воздухом, можно было на несколько мгновений вернуться в беззаботное прошлое и окунуться в романтику ожидаемого будущего. В мимолетную романтику, которая зыбким видением посещает нас единожды на пороге взрослой жизни. В те прощальные мгновения, которые нам уже не достанутся, и которые, дай Бог, как и мы в свое время, испытают наши дети.

Но вернемся к нашему повествованию.

Особо продвинутые студенты время, отведенное на самостоятельную подготовку, не тратят даром, учатся и учатся, часами просиживая в богатейшей академической библиотеке, пока другие гуляют или режутся в классе в морской бой.

По окончании семинарии выдается диплом, так и хочется добавить – государственного образца, но здесь следует оговориться. Государственных дипломов в духовных школах нет. Церковь давно отделена от государства. Единственным вузом Русской православной церкви, который имеет право выдавать государственные дипломы, является Тихоновский православный университет. Следует сказать, что дипломы, получаемые в ватиканской системе образования, тоже негосударственной, всегда ценились выше любых государственных.

В отличие от светского вуза, в семинарии и академии не существует красных и синих дипломов. Аналогом цвета являются разряды: первый и второй. Поэтому у выпускника семинарии или академии спрашивают, не с каким дипломом он закончил, а по какому разряду. Неуспевающие могут вовсе не получить диплом. В таком случае выдают справку о прослушанном курсе семинарии. Есть даже шутка: «Курс прослушал, только мимо ушей».

 

Форма в семинарии

 

Семинаристы носят форму. Это черный китель с воротником‑стойкой и брюки. Учащимся запрещается отпускать волосы и бороды; исключение составляют готовящиеся к принятию сана или монашества, но такие вместо кителей облачаются уже в подрясники.

 

Послушания

 

Послушаний в семинарии предостаточно, причем самых разнообразных. Например, картошка.

Задача для школьного учебника. Семинарский обед готовится на семьсот человек. На каждого человека положено по три картофелины. На кухне по чистке картошки работают пять семинаристов. Сколько картофелин должен перечистить один семинарист?

Решение: 1) 700 × 3 = 2100. 2) 2100 ÷ 5 = 420

Ответ: Один семинарист на послушании должен перечистить 420 картофелин.

Кроме ножей для ручной чистки картофеля в арсенале семинарской кухни имеется уникальная машина под названием картофелечистка. Сия машина представляет собой небольшой бак, стенки которого сделаны из точильного камня, а на дне, в центре, привод с электромотором. Сверху под углом подается струя воды, вся конструкция крутится, картофелины бьются об стенки, скачут, как шарики в «Спортлото», за счет этого кожура снимается. В семинарском фольклоре эту машинку так и называли – «Спортлото». Когда картофелины доходят до нужной кондиции, привод отсоединяется, бак опрокидывается, и все содержимое сливается в обычный бак. Остается лишь очистить картошку от глазков. Когда такая работа семинаристам надоедает, они начинают развлекаться следующим образом: закидывают ведро картошки, а через полчаса вынимают аккуратные, идеально ровные картофельные шарики для пинг‑понга! А если картошку совсем не вынимать, то через некоторое время клубни исчезают полностью.

Только машинка это очень капризная и своенравная. Она, как правило, сломана, то есть отдыхает, а если работает, то во время работы бьет током любого, кто к ней подойдет. Поэтому к ней требуется индивидуальный подход – в резиновых перчатках и сапогах.

Семинаристы, идущие на послушание, говорят: «Припахали на работу».

За провинность могут дать наряд вне очереди, как в армии.

А теперь история о том, как припахивают и как пытаются откосить от послушания. Один семинарист, назовем его Вася, имел освобождение по здоровью от физических работ, связанных с поднятием тяжестей больше двух кэгэ. И вот ему дают послушание подмести территорию. Но работать Вася крайне не любил, и он напомнил о своем освобождении помощнику, распределявшему работу. Помощник оказался находчивым детиной и притащил безмен, дабы взвесить метлу. Метла весила ровно один килограмм триста пятьдесят граммов. Ленивому студенту пришлось смириться и приступить к подметанию двора.

Семинарское хозяйство очень большое, к тому же семинария и академия по структуре – маленькое автономное государство, находящееся на самообеспечении. У МДА есть и подсобное хозяйство, проще говоря, колхоз, который обеспечивает столовую частью продуктов. Студенты трудятся на кухне, в котельной, в гараже, водят экскурсии по Лавре. Экскурсии – самое приятное из имеющегося перечня. Одним словом, почти все, как в армии, кроме туалетов. Вот туалеты воспитанники не моют, для этого имеются наемные уборщицы.

Есть в арсенале послушаний круглосуточные дежурства на вахте – ЧОПов семинария и академия не имеет, поэтому порядок также поддерживается внутренними силами. Круглосуточные дежурства – это психологически одно из самых тяжелых послушаний. Вы скажете: ну а как люди в ЧОПах работают, в больнице и на «скорой помощи»? Но в семинарии есть один нюанс: студент от учебного процесса не освобождается и вынужден зубрить уроки прямо во время вахты, а дежурства бывают даже и сутки через сутки (правда, только на каникулах). Сутки на стуле в семинарском проходняке, как правило, продуваемом всеми сквозняками, – не самое приятное занятие. Спать запрещено, за этим зорко следят помощники и сам инспектор, который может нагрянуть посреди ночи с проверкой. Зачастую на таких бдениях от безумной сонливости воспитанников спасает только фирменный бурсацкий чифирь: одна маленькая пачка чая «со слоном» (теперь рекламщики назвали его «тот самый» в расчете на ностальгирующую целевую аудиторию) на литр кипящей воды.

Раз уж зашла речь о дежурствах, хочется рассказать о семинарском корпусе; далеко не все знают о его кровавом прошлом. Корпус этот находится возле того самого заброшенного парка, облюбованного воспитанниками для свиданий. Старое трехэтажное здание красного кирпича стоит вне стен Лавры. Их разделяет глубокий овраг с маленькой речкой, а корпус соединяется с Лаврой узким длинным переходом, по которому всегда спешат на занятия и с занятий регентши и семинаристы.

В советское время, почти до конца восьмидесятых в этом корпусе находилась женская консультация с абортарием. Примечательно, что сам абортарий был устроен прямо в храме преподобного Иоанна Лествичника, который находится внутри архитектурного ансамбля. Когда власти передали здание МДЛ, туда почти сразу после спешного ремонта заселили семинаристов, устроили спальни, учебные комнаты. Стали восстанавливать храм. Время, пока храм восстанавливали, было самым страшным для обитателей сего учебного заведения. Дело в том, что в корпусе обитали привидения! Думаете, время гоголевского Вия прошло? Нет. По ночам в длинных гулких коридорах слышны были стуки и странные шумы. Говорят, что иногда даже летали предметы, семинаристы, дежурившие на вахте, видели и призраков, от которых волосы шевелились и мурашки бегали по телу. В те жуткие ночи очень часто иеромонах Ростислав обходил корпус с кадилом и молитвой. После его обхода становилось спокойнее. Эти явления объяснялись тем, что в храме семинарского корпуса многие годы убивали нерожденных младенцев. Кошмары прекратились только после освящения храма и всего здания.

По воспоминаниям студентов первых послевоенных выпусков, им тоже было несладко. Академии отдали лишь половину здания, и храм соседствовал с клубом. Идет всенощная, а рядом гремят страсти советского фильма первых пятилеток или танцы. А в самой Лавре, на месте трапезного храма, была МТС – не салон сотовой связи, а станция по ремонту тракторов и тяжелой сельхозтехники, что тоже сильно мешало размеренному ритму здешней жизни.

 

Увольнительные

 

О, эти долгожданные увольнительные! Всё как в военном училище. Хотите домой, к друзьям или на свидание – пишите прошение на имя инспектора. С увольнительной семинарист обязан возвращаться строго в указанное время, например, если указано до отбоя, то строго до отбоя. Отбой в одиннадцать часов. Опоздание нещадно карается выговором с занесением в личное дело, регулярные опоздания – исключением. В армии допускается опоздание с увольнительной на три часа, в семинарии никаких опозданий не допускается.

На семинарском сленге простой выговор назывался «величанием», строгий выговор с урезанием стипендии – «тропарем», а отчисление – «ныне отпущаеши». Кто знаком с богослужебной терминологией, поймет, о чем идет речь. «Тропари» вывешиваются на специальную доску. Любые действия вне регламента положено в обязательном порядке оговаривать с дежурным помощником. Например, если студенту необходимо пойти в библиотеку, положено официально отпроситься. Но на этом контроль не заканчивается. Помощник не поленится сходить в библиотеку и проверить, есть ли там отпросившийся, или, может, он уже слинял по своим делам. Если семинариста не обнаружат, ему светит объяснительная. Каждая объяснительная, как правило, сопровождается профилактической беседой у отца‑инспектора.

После двадцати объяснительных студенту вывешивается «тропарь автоматом», то есть уже без прохождения профилактической беседы. И так во всем.

Так что, как видите, у администрации всегда есть действенные рычаги влияния на студентов.

Вспоминается случай из семинарской жизни моего мужа – один из способов избежать «тропаря».

Однажды, будучи студентом третьего класса, он должен был ехать в Москву на венчание к другу. О друге этом еще будет упомянуто, так как именно он стал впоследствии миссионером в Китае.

Но вернемся к нашей теме. Увы, увольнительную ему дали только на утро того дня, на который назначено было венчание. Таким образом, на венчание он или не успевал, или очень сильно опаздывал, что в данной ситуации одно и то же.

Пришлось пойти на хитрость. В Москву мой семинарист уехал вечером перед отбоем, а его соседу по комнате поручено было организовать надежное прикрытие с тыла. Сосед разложил постель, открытую книгу положил на тумбочку, поставил чашку якобы недопитого горячего чая. Для полноты эффекта присутствия положил надкусанное печенье. Во время вечерней проверки на вопрос помощника, где такой‑то воспитанник, сосед уверенно, с честными глазами ответил, что в туалет вышел – живот прихватило. Пояснив, что на обед котлеты были не очень, самого весь день мутит. Помощник недоверчиво осмотрел комнату и молча удалился.

Фокус удался на славу.

 

Семинарский быт

 

Быт – он и в Африке быт. Семинаристы живут в комнатах, называемых, как в больнице, палатами, от четырех до пятидесяти человек в комнате. Самым привилегированным считается относительно новый пятидесятый корпус, «полтинник». С ним связана трагическая история, послужившая поводом к постройке нового здания.

В 1984 году в старом корпусе произошел сильный пожар, унесший жизни пяти студентов. После этого случая на месте сгоревшего общежития и был отстроен новый корпус с улучшенными бытовыми условиями, но память о страшном пожаре по сей день жива.

Комнаты в пятидесятом корпусе рассчитаны всего на четырех человек, в каждой комнате есть туалет и умывальник – ну просто номера «люкс». Проживают в «полтиннике» студенты старших классов и академисты, можно сказать, избранные касты. Почему люкс, вы узнаете ниже; все познается в сравнении. Остальные здания очень старые, с «удобствами» на этажах, и о комфорте не может быть и речи.

Самые жуткие комнаты – полуподвальные, они всегда сырые, холодные и темные, как в повести «Дети подземелья». В некоторых помещениях зимой даже появляется иней на стенах. Правда, после случая, когда один студент простыл так, что получил тяжелое воспаление легких, начальство стало более внимательно относиться к условиям проживания воспитанников. Еще одним весьма некомфортным жилищем в семинарии остаются так называемые «чертоги», расположенные в нижнем ярусе здания академии. В незапамятные времена в «чертогах» располагались конюшни. Слава конюшен жива и по сей день, и вот почему. Они представляют собой анфиладу из шести комнат, каждая из которых размером с малогабаритную «трешку», и там на казарменном положении проживают по двадцать – двадцать пять здоровых мужиков. В среднем во всех чертогах помещается примерно сто восемьдесят человек! А теперь представьте себя на месте сорока счастливчиков, живущих в первых двух комнатах, мимо которых каждый день проходят оставшиеся сто сорок человек. Эффект примерно такой, как если ночевать на вокзале в зале ожидания. Утром хождения начинаются с пяти часов. Первыми встают те, кто идет на братский молебен в Лавру и на подработку в лаврскую просфорную. В шесть тридцать поднимаются те, кому надо идти на семинарские послушания, в столовую, петь на ранней службе в семинарском хоре, называемом «десятка», или пономарить. К семи часам дружно поднимаются все остальные. Остается только посочувствовать тем студентам, чья нервная система очень чувствительна. Тяжелее всего приходится ребятам, которые в такие условия никогда до этого не попадали, а жили дома и сладко спали в уютных кроватках, с торшером и мягким пледом. Спать в проходном дворе могут только самые стойкие – те, кто служил в армии или воспитывался в интернате.

В Лавре даже стены обитаемы, поэтому в разговорах можно услышать, например, следующее: «я живу в северной стене». Лавру можно сравнить с маленьким густонаселенным городом или муравейником.

В семинарии есть прачечная, гладильная и баня, которая славится великолепным качеством пара – возведена‑то она давно, по всем канонам русского банного строительства.

Насчет глажки… Утюгов на всех, конечно, не хватает, поэтому семинаристы используют метод «безутюжной» глажки, называемый «брюки по‑зековски». Вот в чем его суть.

Берутся брюки. От руки на заранее подготовленной ровной поверхности разглаживаются стрелочки. На сетку кровати кладется одеяло, на нем аккуратно раскладываются брюки, сверху мокрая марля, на марлю простыня, на простыню матрас. В течение ночи, под весом семинариста и за счет воздействия тепла его тела, брюки медленно разглаживаются. Наутро под матрасом обнаруживаются идеальные брюки со стрелочками.

Теперь расскажем о бане. Баня – это всегда праздник, одна из редких возможностей отдохнуть и пообщаться с друзьями‑однокашниками.

Но растопке бани предшествует целое мероприятие по заготовке дров, которое относится к послушаниям. Раз в месяц воспитанники выезжают в лес, можно сказать на лесоповал, только в отличие от зеков семинаристы это занятие особенно любят. Данное послушание считается одним из самых приятных, так как это выезд на целый день на природу, на свежий воздух. Студенты предоставлены сами себе, без строгого контроля начальства и помощников инспектора, а главное – без нормативов рубки. Одним словом, получается узаконенный выходной на природе. После рубки бревна отбирают, весь брак, годный, пожалуй, только для изготовления Буратино, отправляют на растопку бани, остальные дрова идут в котельную.

Стоит рассказать о семинарских чаепитиях. Поскольку семинаристы, как и студенты всего мира, народ вечно голодный и готовый к общению, они любят собираться в комнатах – попить чаю, отведать домашнего съестного из посылок, а если оно закончилось, то что‑нибудь приготовить при помощи подручных средств, своими руками, применив максимум фантазии и изобретательности. Рассказывали про одного студента, который до семинарии работал санитаром на «скорой помощи». Так вот, когда к чаю приносили что‑либо вкусненькое, торт, например, народу всегда налетало очень много, и это вкусное приходилось распределять в гомеопатических порциях. Бывший санитар в такой момент начинал рассказывать случаи из своей медицинской практики – про рваные и резаные раны или какого цвета бывают «подснежники» ранней весной в лесу. Желающих остаться на чай становилось сразу на две трети меньше, а лакомства доставались самым невозмутимым.

А теперь приведем рецепты «made in семинария».

Тефаль по‑семинарски. Что такое семинарский кипятильник? Четыре спички кладут между двумя лезвиями и перевязывают суровой ниткой. К лезвиям прикрепляют два провода, «плюс» и «минус», другие концы проводов прикрепляют к штепселю. Никакой чайник по скорости закипания не сравнится с лезвийным кипятильником! За минуту он способен вскипятить трехлитровую банку воды. Несколько раз от применения данного устройства в семинарском корпусе вырубалось электричество, но семинаристы покрутили кое‑что в щитках, навсегда устранив возникшую проблему.

А вот шедевр семинарских перекусов.

Суп в бидоне. Берется кипятильник, правда не лезвийный, а обычный. На общей кухне добываются несколько картофелин и морковь. Овощи режут в бидон ломтиками, заливают водой. Приправы и соль по вкусу. В бидон опускается кипятильник, и примерно через сорок минут суп готов.

И еще один рецепт.

Яичница на утюгах. На нагретую поверхность утюга разбивают одно яйцо (на утюге помещается всего одно яйцо). Соль по вкусу. Приятного аппетита!

Рассказывали случай, как семинаристы устроили короткое замыкание во всем корпусе, пытаясь сварить мидии в консервной банке из‑под болгарского компота при помощи все того же кипятильника.

Приведем еще несколько семинарских анекдотов на тему съестного.

Великий пост. Семинаристы сидят в комнате и едят курицу. Тут в комнату врывается разъяренный отец‑инспектор и кричит:

– Курица великим постом!

– Так она на постном масле, – отвечают находчивые семинаристы.

Но это только анекдот. А вот еще один.

Опять великий пост. Семинарист ходит вокруг корпуса и ест бутерброд с колбасой. Отец‑инспектор:

– Что за безобразие, воспитанник?!

– А я путешествующий, – отвечает невозмутимый семинарист.

Для тех, кто незнаком с церковными канонами, поясню смысл сего анекдота: посты ослабляются или вовсе отменяются для беременных, кормящих, тяжелобольных и путешествующих.

Да, аппетита семинаристам не занимать, едят все по китайскому принципу. Китайцы не едят из того, что летает, лишь самолеты. Из того, что плавает, – пароходы. Из того, что двигается, – поезда.