Таксономические единицы (категории) растений: Каждая система классификации состоит из определённых соподчиненных друг другу...
История создания датчика движения: Первый прибор для обнаружения движения был изобретен немецким физиком Генрихом Герцем...
Топ:
Основы обеспечения единства измерений: Обеспечение единства измерений - деятельность метрологических служб, направленная на достижение...
Оснащения врачебно-сестринской бригады.
Оценка эффективности инструментов коммуникационной политики: Внешние коммуникации - обмен информацией между организацией и её внешней средой...
Интересное:
Мероприятия для защиты от морозного пучения грунтов: Инженерная защита от морозного (криогенного) пучения грунтов необходима для легких малоэтажных зданий и других сооружений...
Искусственное повышение поверхности территории: Варианты искусственного повышения поверхности территории необходимо выбирать на основе анализа следующих характеристик защищаемой территории...
Отражение на счетах бухгалтерского учета процесса приобретения: Процесс заготовления представляет систему экономических событий, включающих приобретение организацией у поставщиков сырья...
Дисциплины:
2021-11-25 | 31 |
5.00
из
|
Заказать работу |
|
|
Утром, на другой день, Игнатий Прокофьич перебрался в ту комнату, которую наняла Пелагея Прохоровна. Имущества у него было немного: сундук, образ Тихвинской божией матери в серебряном окладе и узел с хорошим платьем. Кровать он устроил скоро, так что к десяти часам он и Горшков уже были одеты по-праздничному и пошли во 2-й военно-сухопутный госпиталь.
Сперва они разыскали Пелагею Прохоровну. В палате, которую им указали, лежало до пятнадцати женщин. Около шести кроватей стояли посетители, мужчины и женщины. Когда они подошли к Пелагее Прохоровне, она спала, лежа на спине. Лицо ее было изменившееся, а по склянкам, стоящим на маленьком столике около кровати, можно было заключить, что она уже приняла немалое количество лекарств. Над ее головой на черной дощечке было написано мелом название болезни по-латыни. Они отошли к двери.
Большинство женщин лежало, меньшинство полусидело; лежащие говорили с трудом, смотрели на один предмет; полусидящие выговаривали медленно, точно у них в горле что-нибудь засело. Посетители, бедные люди, одетые по-праздничному, говорили тихо, старались придать себе бодрость, но это как-то не выходило: в их голосе слышалось дрожание, глаза выражали любовь, ласку и печаль. Нигде так человек не примиряется с человеком, как в больнице, как бы он ни был зол на противника. Невольно посетителю приходит мысль, что жизнь человеческая недолговечна и из больницы очень легко отправиться к праотцам, Тем более рабочий человек, видящий постоянно, что больные из больницы поступают прямо на кладбище, смотрит на больных с великим сожалением, много думает о прошедшем, примиряется с жизнью и желает себе смерти, думая: а ведь там лучше? По крайней мере, не знаешь, что будет завтра, там ничего не чувствуешь… А то живешь, живешь, всегда чем-нибудь недоволен, на каждом шагу встречаешь препятствия - и, наконец, добьешься того, что умрешь в больнице.
|
Горшков и Петров стояли грустные. Им невыносимо тяжело было. Но они не говорили, а только взглядывали друг на друга со вздохами.
К ним подошла сиделка, толстая, высокая пожилая женщина, и сказала, что их знакомой больной операцию в горле делали недавно и что к ней не велено никого пускать.
Печальные вышли из палаты Горшков и Петров.
- Вот она, жизнь-то наша! - сказал Горшков.
- Што про это говорить. Ищем, где лучше, а находим - могилу. Зачем родиться-то? - проговорил с досадой Петров.
- Слава богу, што у меня детей нет, - сказал Горшков.
Приятели замолчали и молча шли до конторы, чтобы справиться о Панфиле Горюнове.
- Умер вчера, - сказал писарь, справившийся в книге.
Горшкова и Петрова точно морозом обдало.
- Завтра в анатомическую снесут. Резать будут, - сказал писарь.
Петров взглянул на Горшкова, который смотрел в пол.
- А нельзя, чтобы не резать? - спросил Горшков сердитым голосом.
- Если родные найдутся… Если кто хоронить возьмется, резать не будут, потому что болезнь неинтересная.
Петров и Горшков вышли из конторы задумчивые.
- Как быть-то? Надо хоронить, - сказал Горшков.
- Зачем давать им резать?
- Нешто человек скот какой? Умер - и режь. Надо его домой взять.
Но трупа на дом не дали, а сказали, что его будут вскрывать, так как всех умерших в клинике вскрывают. Запечалились приятели, но делать нечего. Скоро они нашли, на Выборгской же, знакомого гробовщика, которому ничего не стоило сколотить из досок гроб и помазать его снаружи охрой, за что он по-приятельски взял рубль серебром.
- Теперь, на каком кладбище мы его похороним? - спросил Горшков Петрова.
- Не в Невскую же его тащить. Конечно, к Митрофанию. Это наше кладбище.
Сделавши все, что нужно, приятели пошли домой; но не могли есть и молчали. Лизавета Федосеевна, пристававшая к ним с вопросами, наконец потеряла терпение.
|
- Што, померли, што ли? - спросила она.
- Брат помер, а той операцию в горле делали.
- Экие времена-то, господи! сколько народу-то мрет. Диви бы, холера!
- Ну, да толковать-то нечего, приготовь чистую рубаху да штаны, - сказал Данило Сазоныч.
- А много ли их у тебя нашито? - проговорила недовольно Лизавета Федосеевна.
- Умрем, так ничего не нужно будет.
Обоим приятелям было тяжело, и они вышли на улицу, но и там невеселые мысли бродили в их головах; к тому же шел снег. Оба они хотели говорить, но ничего не находили, о чем завести разговор. Что об этом говорить! - заключил каждый и, сделав сердитый взгляд, отворачивал голову в сторону. Но Петров злился больше Горшкова.
- Што стоите, али баб караулите? - спросил рабочий, вышедший из другого двора.
Приятели промолчали.
- Што, Федул, губы-то надул? Аль дома худо? - спросил, улыбаясь, рабочий Данила Сазоныча.
- Так, невесело… Тут вот квартирантов пустил к себе, да захворали; вон там… - И он указал на Выборгскую.
- Померли?
- Один помер, другая-то тоже, может, помрет… Полакомься!
Рабочий замолчал.
- У меня вчера вот мать соборовали. Тоже, должно быть, скоро отойдет; а маленький сынишко ногу сломал сегодня. Спасибо, студент у меня на Дворянской знакомый живет, так полечил немножко… Вот и полакомься! Што ж, как вы думаете?
- Уж все готово. Надо завтра тащить. Думаем, где ближе - через Литейный али Троицкой - к Митрофанию.
- А на Волково не ближе?
- Не хочу я на Волково!
Все трое вошли в заведение к Грише Чубаркову и сели за стол. Молодой извозчик сидел у двери с растрепанными волосами, с опухшим лицом, босой; вместо вязаной рубахи на нем была надета холщовая, и холщовые же штаны вместо суконных брюк.
- Не дашь? - говорил он хозяину заведения.
- Нет… Что, Данило Сазоныч, скучный такой? - обратился хозяин к Горшкову.
Тот закурил трубку и рассказал о причине своей грусти.
- Вот теперь надо его тащить, а ведь двоим-то, пожалуй, и не дотащить, Игнатий Прокофьич! - сказал вдруг Горшков Петрову.
- Надо попросить товарищей.
В кабаке нашлось четыре человека, пожелавших отнести гроб на Митрофаниевское кладбище.
На другой день Горшкову и Петрову было много хлопот. Нужно было выхлопотать свидетельство на дозволение хоронить, брать билет на место в шестом разряде, просить, чтобы покойника позволили поставить в церковь, чтобы он пролежал там обедню, упрашивать могильщиков, чтобы они к концу обедни успели выкопать яму, - и т. п. И за все это нужно было платить деньги, так что с отпеваньем у приятелей вышло расхода четыре рубля с копейками. В церкви покойников было штук пятнадцать, и в церкви только и было разговору, что об умерших. Обедня кончилась; но вот началось отпеванье всех покойников разом. Каждый зажег свечку, а если у кого не было денег, то тому давали свечку. Монотонное пение, и особенно "Со святыми упокой" и "Плачу и рыдаю", взволновало в церкви все общество, начались рыдания женщин, кашли, сморкания; те, которые не рыдали, плакали и, смотря на какой-нибудь гроб, слегка покачивали головами; мужчины, стоявшие ближе к гробам, старались не плакать, но слезы сами собой сочились из глаз, и они слегка утирались своими заскорузлыми кулаками; те же, которые стояли дальше и не могли видеть гробов, не плакали, но, тяжело вздыхая, смотрели на свои зажженные свечки, как бы стараясь этим развлечься.
|
Наконец понесли покойников из церкви. До могил священники не провожали, потому что шестой разряд неблизко. В этом разряде было много еще свободных мест, но ямы вырыты только на аршин с четвертью, потому что на дне вода. Гроб с Панфилом так и шлепнулся в воду.
- Вот, брат, тебе и спокой. Ищи, брат, где лучше! И жизнь-то худая человеку на земле, и умрешь-то, так в воду попадешь… А ведь тоже искал, где жизнь лучше? - проговорил Данило Сазоныч, когда стали зарывать гроб.
- Все мы ищем этого.
- Пятнадцатью человеками меньше стало. А народилось-то, поди, еще больше.
Саженях во ста от могилы Панфила стояло четыре гроба. Их спускали один за другим, два поставили рядом, другие два - на эти гроба. Это публике не нравилось, и она стала приставать к могильщикам, чтобы не ставили гроба на гроба.
- Не раздерутся!.. Не велики господа!
- И то еще ладно, што в разные гроба положены. А то вон привозят по два и по три в одном гробу, - говорили могильщики.
Скоро народ разошелся.
Недалеко от кладбищенской ограды стоит питейное заведение, мимо которого никак нельзя пройти ни из кладбища, ни в кладбище.
|
- Догадливый этот народ, кабатчики: отличное место себе выбрал. Ну, как не выпить? - проговорил Горшков и повернул к кабаку; за ним пошел и Петров и другие.
В кабаке было уже несколько посетителей, так что скоро в него набралось до тридцати пяти человек, отчего и стало тесно.
- Хорошо, братец, тебе торговать тут! - сказал один портной.
- Ничего. А тоже от времени много зависит, - ответил кабатчик скороговоркой, наливая в стаканы водку.
- Што про это говорить? Поди, в день-то рублей десяток выручишь?
- Все от времени. Вот теперь осень, народу мрет больше, ну, и посетителей больше.
- Ну, все-таки тебе хорошо тут.
- А вот в самом деле, господа, где, по-вашему, лучше? - проговорил кто-то в народе.
- Это, то есть, как?
- Об деревне и говорить нечего; в столице дрянно. Где же хорошо-то?
Большинство подняло этот вопрос и начало его разбирать; другие сказали, что об этом рассуждать не стоит, и вышли. В кабаке стало меньше народу, так что оставшиеся расселись на стулья и взяли по косушке водки.
- Нет, в самом деле, братцы, где лучше?
- Кабатчику лучше, вот особливо ему. Он все едино, што поп: как началась обедня - и пошли к нему залить свое горе людишки. Схоронили эти людишки своих родных или знакомых да помянули их у него - он и лавку на замок.
- В кабаке лучше, - сказал Горшков.
- В самом деле, братцы, в кабаке лучше! - подхватило несколько человек.
- Именно. Я эти дни как собака бегал, и со мной не то лихорадка была, не то что… Голова так вот и хочет треснуть. А как выпьешь - немного повеселеешь. Ну, и приятели и все такое. А дома хоть бы не показывался. Вот тоже в церкви… Как тяжело! И плакать бы, кажется, не от чего: известно дело, все там будем; нет, слеза так и прошибает… А вот как выпил, ничего. Оно как будто тоска какая-то на сердце, а в голове ровно легче.
- Это ты справедливо говоришь. В кабаке не в пример лучше, только забываться не надо.
- По-моему, тогда хорошо, когда ничего не чувствуешь.
- Не о времени разговаривают, об месте… На работе чижало, обижают; дома нехорошо, да и што за дом, коли своего-то нет, али хоша есть, да в деревне. А куда нашему брату идти? В киятр дорого и времени нету; гулять мы не привычны с господами, тошно… Вот одново разу я соблазнился, пошел музыку слушать в манеже, да заместо музыки в часть попал… Такой, братцы, мне в части концерт задали, што всякую охоту теперь отшибло от концертов. Провались они совсем! - говорил один сапожник.
- А по-моему, в могиле лучше, - сказал кто-то.
- Ну, это ты, может, с горя…
- А в самом деле, умрешь - и конец.
- Это справедливо, никому сам не мешаешь, и тебе никто не мешает. Вполне спокоен. В церкви-то вон не напрасно поют: "Идеже несть болезнь, ни печаль, но жизнь бесконечная". Недаром же мы, братцы, терпим такую канитель. А што это справедливо, так видно и из того, што и по законам строго запрещено разрывать могилу покойника. Значит, еще и уважают. А в жизни кто тебя уважает? - проговорил Петров.
- Именно. Недаром, видно, мой брат повесился.
- А вот вчера я шел по Троицкому мосту… Иду, вдруг какая-то баба бултых в Неву. Только ее и видели… Городовой кричит: лови! Куды!? Значит, есть люди, кои сами себе смерти желают. Только грех вот.
…
Народ начал спорить, и дело чуть не дошло до драки, но пришел городовой и стал их унимать.
- Нет, братцы, подлинно в земле лучше. Хорошо бы было и в кабаках, если бы городовые не мешали, - сказал кто-то.
И народ разошелся.
|
|
Наброски и зарисовки растений, плодов, цветов: Освоить конструктивное построение структуры дерева через зарисовки отдельных деревьев, группы деревьев...
Архитектура электронного правительства: Единая архитектура – это методологический подход при создании системы управления государства, который строится...
Общие условия выбора системы дренажа: Система дренажа выбирается в зависимости от характера защищаемого...
Семя – орган полового размножения и расселения растений: наружи у семян имеется плотный покров – кожура...
© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!