Полдень. Счастье. Радость. Гоголь - гость.

Скрипят, поют двери весело. Туда-сюда девки по двору бегают. День. Солнце светит ярко-ярко. Радуга. Бузина и черёмуха машут ветками. Свиньи ходят по двору, козы. Гусь стоит, высоко шею поднял, пьёт воду из деревянного корытца. В тени клёна ковёр для отдыха расстелен. Частокол стоит со связками сушеных груш, яблок и проветривающихся ковров. Под яблоней - воз с жёлтыми дынями, возле него - вол мирно жвачку жуёт. Под другим деревом кучер перегоняет в медном лембике водку на персиковые листья, на черемуховый цвет, на золототысячник, на вишневые косточки, уже языком не ворочает, что-то бормочет. Под старой грушей - стол. За столом - разряженные, красивые Пульхерия Ивановна, Афанасий Иванович и Николай Васильевич. Улыбаются друг другу. Едят. На столе цветы полевые стоят. Чисто, красиво. Ветер край белой скатерти колышет. Чей-то портрет в окне дома видно. Гоголь так в платье и с хлопушкой в руках и сидит, но никто на это внимания не обращает.

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Обедать сядем в двенадцать часов.

ГОГОЛЬ. А это что сейчас, уважаемая Пульхерия Ивановна?

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Разве же это обед? Это еще не обед, предобедье только, так, поплямкотеть немножко, для начала, чуть-чуть покушинькать.

Кроме блюд и соусников, на столе стоит множество горшочков с замазанными крышками, чтобы не могло выдыхаться какое-нибудь аппетитное изделие. Кричит петух три раза.

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Ну вот, как раз двенадцать. Сели.

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Машет руками перед собой, хлопает.) Комары как собаки.

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. И мухи как собаки.

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. И оводы как собаки. И слепни как собаки.

ГОГОЛЬ. И люди пошли теперь - хуже собак.

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ой, не говорите, вот у нас дворня вся, Ничипор наш, да и наши пономари тоже - обдурачивают нас так, что...

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Стойте, Пульхерия Ивановна! За обедом надо говорить про предметы, самые близкие к обеду.

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Говорите, Афанасий Иванович.

Едят, молчат.

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Помолчал.) Мне кажется, как будто эта каша немного пригорела; вам этого не кажется, Пульхерия Ивановна?

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Нет, Афанасий Иванович. Вы положите побольше масла, тогда она не будет казаться пригорелою, или вот возьмите этого соуса с грибками и подлейте к ней. (Зачерпнула поварёшкой соус.)

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Пожалуй. (Подставил тарелку.) Попробуем, как оно будет.

Едят все вместе долго. Явдоха чуть поодаль, на камешке, тоже из тарелки что-то наяривает.

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Это вы продавили стул, Афанасий Иванович?

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Ничего, не сердитесь, Пульхерия Ивановна, это я.

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ну и правильно. Ну и ладно. И хорошо. И продавливайте дальше. Найдём другую какую сидулку, получше этой. Кушинькайте все. Как хорошо. Ешьте. (Молчат, едят.)

ГОГОЛЬ. (Ест.) Люблю, уважаемые Пульхерия Ивановна и Афанасий Иванович, у вас бывать в гостях. Всё у вас как-то будто принимает другой вид...

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Мы живем для гостей.

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Да, да. Мы наперерыв стараемся угостить вас всем, что только производит наше хозяйство. Вы кушинькайте, наедайтеся хорошенечко.

ГОГОЛЬ. Но более всего, Пульхерия Ивановна, приятно мне то, что во всей вашей услужливости нет никакой приторности. Радушие и готовность так кротко выражаются на ваших лицах, так идут к ним, что поневоле согласишься на все ваши просьбы! (Смеётся.) Вы такая противоположность тем малороссиянам, что выдираются из дегтярей, торгашей, и наполняют как саранча присутственные места, дерут последнюю копейку с своих же земляков, наводняют Петербург ябедниками, наживают наконец капитал и торжественно прибавляют к фамилии своей, оканчивающейся на "О", слог "В"...

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Тихо, Афанасию Ивановичу.) Что он такое говорит? Про кого он? Ничего не понимаю... (Громко.) Вы кушинькайте!

ГОГОЛЬ. Знаете, Пульхерия Ивановна, ваше радушие вовсе не то, с каким угощает вас чиновник казенной палаты, вышедший в люди вашими стараниями, называющий вас благодетелем и ползающий у ног ваших...

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Тихо, Афанасию Ивановичу.) Что он такое присбирывает, Афанасий Иванович? (Громко.) Вы прямо в краску нас вгоняете, хвалите так. Вы кушинькайте лучше, наедайтеся как следует, чтобы долго не захотеть...

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Тихо, Пульхерии Ивановне.) Пусть говорит, что хочет, он же - гость. (Громко.) У нас порядок такой. Гость никаким образом не отпускаем того же дни: он должен непременно переночевать.

ГОГОЛЬ. Нет, нет, я должен ехать. У меня - дела, знаете ли, куча дел...

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Какие могут быть дела?Как можно такою позднею порою отправляться в такую дальнюю дорогу!

ГОГОЛЬ. (Улыбается.) Сейчас двенадцать часов дня. Я живу в трех верстах от вас.

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Да хоть в четырех. Хоть в пяти. Хоть в шести. Хоть в двух шагах. Не важно! Вам нельзя уезжать! Нельзя, конечно! Останетесь ночевать у нас, а то мы с Пульхерией Ивановной волноваться за вас будем. Неравно всякого случая: нападут разбойники или другой недобрый человек...

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Пусть Бог милует от разбойников! Ну, к чему рассказывать эдакое к вечеру? Разбойники, не разбойники, а время будет скоро тёмное, не годится совсем ехать. Да и ваш кучер, я знаю его, он такой тендитный да маленький, его всякая кобыла побьет. Да притом теперь он уже, верно, наклюкался и спит где-нибудь.

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. А вот расскажите: слышали вы что-нибудь про войну? Будет или нет? Должна быть, да? Я думаю, что жиды виноваты, поди, во всём? Во всей политике виноваты жиды? Нет, не жиды? (Гоголь ест.) Не знаете? А кто тогда?

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Снимая пробку с графина.) Полноте вам вздор болтать. Опять про войну, пугать меня. Вот, откушайте лучше. Так я люблю, когда за столом все кушают хорошо. Это вот водка, настоенная на деревий и шалфей. Её внутрь хорошо, а ещё - если у кого болят лопатки или поясница, то она очень помогает. Не болит у вас?

ГОГОЛЬ. (Жуёт, полный рот набил, глаза выпучил.) Нет пока...

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ну и хорошо. А то смотрите - я вам быстро примочку сделаю. Вот это водка - на золототысячнике: если в ушах звенит и по лицу лишаи делаются, то очень помогает. Нету у вас?

ГОГОЛЬ. Пока вроде бы не замечал...

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ну и хорошо, но как только - так сразу, ладно? Афанасий Иванович, вы почему кушинькать перестали? А ну-ка, быстренько дальше! (Гоголю.) А вот, смотрите, эта водка - перегнанная на черемуховый цвет, эта - на вишневые косточки, а эта - на персиковые косточки, вот возьмите рюмку, какой прекрасный запах, а? Ну, правда? Если как-нибудь, вставая с кровати, ударится кто об угол шкапа или стола, и набежит на лбу гугля...

ГОГОЛЬ. Что на лбу набежит?

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Гугля! Гугля вот такая вот на лбу! Гугля такая здоровенная может на лоб набежать, если - об шкап или или стол!

ГОГОЛЬ. А-а, гугля! Да, да, конечно, об шкап или стол, ну да!

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ну да, гугля, так вот, если гугля - то стоит только одну рюмочку выпить перед обедом - и всё как рукой снимет, в ту же минуту всё пройдет, как будто вовсе не бывало.

ГОГОЛЬ. (Улыбается.) Удивительно. Поразительно. Невероятно.

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Встала из-за стола.) А пойдите сюда. Я вам что-то покажу такое хорошее... А вы, Афанасий Иванович, чтоб без меня тут накушинькивались бы дальше, как следует, наедались бы чтоб без разговоров... (Поманила Гоголя за собой.) Пошлите...

Гоголь и Пульхерия Ивановна встали из-за стола. Пульхерия Ивановна подвела его к дому, где под крышей висят всякие веники из трав. Пульхерия Ивановна принялась траву раскладывать на землю и опять давай петь-приговаривать:

А вот тут у меня - трава. Вот, глядите: это валерианов корень. Его зовут еще нард, маун, кошачий корень. Кошки от него пьянеют. Колдовская трава. Знаете ли вы, что корни самые целебные те, которые найдены с помощью кошки ночью?

ГОГОЛЬ. Нет, не знал.

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ну, вот теперь знать будете... У меня всякие травы. Есть мягчительные, желчегонные, вяжущие, жаропонижающие, отхаркивающие, обволакивающие, мочегонные, противоглистные, противогнилостные, противопоносные, успокаивающие, слабительные. Есть от бородавки, от бессоницы, от гриппа, от геморроя, от желчекаменной болезни, есть от запора, от зуда кожи, кровотечения, лихорадки, лишая, мочекаменной болезни, пролежней, отеков, ревматизма, подагры, экземы...

ГОГОЛЬ. Да что вы говорите? И от экземы?

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Да, да, и от экземы. Вот адонис, горицвет, аир, алтей, арония, белена, береза повислая, бессмертник, горец змеиный, горец перечный, горец почечуйный, горец птичий, душица, зверобой продырявленный, крапива двудомная, крушина, кровохлёбка, кубышка, лапчатка прямостоячая, лен, липа сердцевидная, наперстянка, мать и мачеха, баранец, барбарис, одуванчик, ольха, папоротник, пастушья сумка, пижма, пион уклоняющийся, подорожник, полынь, пустырник, родиола, ромашка, рябина, синюха, спорынья, стальник, сушеница, толокнянка, тимьян, тмин...

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Жует, говорит от стола.) Пульхерия Ивановна, вы готовы всякого нагружать вашею аптекою, а?!

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Топнула ногой, сердито.) Афанасий Иванович, кушинькайте! А нашему гостю тут интересно! Вот тысячелистник, фиалка, хвощ, чага, хмель, чемерица, череда, черемуха...

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Пульхерия Ивановна!!!!

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА.... шиповник майский и шиповник иглистый... А на окошке стоит полезное растение древовидный алой - лекарство от всех болезней...

ГОГОЛЬ. У вас, право же, не дом, а химическая лаборатория...

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Улыбается.) Да, да. Лаболатория. Вот и Афанасий Иванович то же про меня говорит. А теперь пошлите к столу дальше кушинькать... Да идите так, чтобы между нами столба не стояло, а то мы разругаемся с вами, слышите?

Сели за стол. Бегают девки, ставят на стол явства, все едят-обжираются. Девки едят, кучер ест, Явдоха ест, вол жуёт, жуки на листьях чавкают - все. Улыбаются друг другу. Едят долго. Фырчат, как кошки.

Вот, попробуйте, это спина зайца с виноградом, салом, сметаной, маслом и фасолью! А вот это - щурба, уха из карпа! Наваристая! Ешьте! Вы совсем ничего не едите!

ГОГОЛЬ. Да что вы, Бог с вами, уважаемая Пульхерия Ивановна! Я объедаюсь у вас страшным образом каждый раз и страдаю.

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Полноте вам! Ведь у меня есть травка. Травка есть и от запора, и от поноса...

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Не надо травки, Пульхерия Ивановна! У нас в Малороссии сам воздух такой, что он помогает пищеварению.

ГОГОЛЬ. (Смеётся.) Я думаю, что если бы в городе вздумал кто-нибудь таким образом накушаться, то, без сомнения, вместо постели, очутился бы лежащим на столе...

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Афанасию Ивановичу.) Что он такое сказал? (Громко.) Ешьте! А вот ещё и арбузик. Разрежьте его, Афанасий Иванович. Загадаем! (Смеётся.) На наше счастье: будет красный - будем счастливыми жить, а зелёный - несчастные будем. Режьте! Ой, зелёный, поди, зеленистый, зеленёхонек, да?

Афанасий Иванович режет арбуз, все внимательно следят за ножом и, как только арбуз развалился, радостно рассмеялись.

ГОГОЛЬ. Красный, Пульхерия Ивановна, красный, Афанасий Иванович! Счастливые!

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Смеётся.) Ух, красный какой! Вот, попробуйте, Афанасий Иванович, какой хороший арбуз...

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Принял порядочный ломоть, чавкает.) Вы не верьте, Пульхерия Ивановна, что он красный в середине... Бывает, что и красный, да нехороший...

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. (Ест.) Да, поди, хороший...

Арбуз исчезает во рту Афанасия Ивановича, Пульхерии Ивановны и Николая Васильевича. Помолчали. Потом все разом протянули руки к тарелке с грушами, взяли по одной. Едят, чавкают. Съели. Молчат. Наелись. Молчат. Ветками от мух отмахиваются.

Сидят, молчат, смотрят, как как кладовая беспрестанно показывает и закрывает свою внутренность и девки, во главе с Явдохой, толкая одна другую, то вносят, то выносят кучу всякого дрязгу в деревянных ящиках, решетах, ночевках и в прочих фруктохранилищах.

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. А может, нам отдохнуть после обеда часок-другой?.. А то устал. Упаду, как колосок подрубленный...

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Отдохните пока. Вот, один ковёр под клёном, другой под яблоней... А я свою кошечку поищу. Пропала, как не бывало... И куда она запропастилась... Кыс-кыс-кыс... Ноженьки, ноженьки, ноженьки...

Тучка набежала на солнце, но тут же исчезла.

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Кого вы зовете, Пульхерия Ивановна?

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Кого же я могу звать "кыс-кыс"? Мою кошечку, Афанасий Иванович, Манюрочку мою, кого же ещё. Неделю её дома нету.

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Как - неделю нету? Сегодня ночью она спала у вас на постели.

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Как - спала, Афанасий Иванович? Вам всю ночь снилось что-то, вот, потому вам и кажется, что что-то там было на постели, а я её, мою любимую кошечку, не видела неделю или даже две. Кыс-кыс-кыс... Пропала. Вот, нахабушка мне с ней...

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Да была она сегодня ночью!

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Да не было, Афанасий Иванович, что ж вы спорите? С глузду я разве съехала? Она всегда почти лежала, свернувшись клубком, у моих ног. Я ей делала "ноженьки". Вот, нету её и мне как-то не по себе... Явдоха, подай кофию!

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Всё ж таки, надо лучше вам завести собачку или собаку, Пульхерия Ивановна. Барбоску, Бровку там или даже Жучку какую...

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Кыс-кыс-кыс... Ноженьки, ноженьки, ноженьки...

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Любите вы вашу кошку!

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Нельзя сказать, чтоб я её слишком уж любила, просто привыкла видеть... Поди, она снюхалась с дикими котами, которые обитают в лесу за садом... Лес глухой, запущенный, там стволы закрыты разросшимся орешником и похожи на мохнатые лапы голубей, там - страшно... (Явдоха принесла кофий.) Пейте кофий, это по-турецки, меня выучила туркеня, такая была туркеня...

ГОГОЛЬ. Коты? Полноте, разве бывают на свете дикие коты, Пульхерия Ивановна?

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Ой, что вы, бывают! Такая нам нахабушка с ними! Только этих лесных диких котов не должно смешивать с теми удальцами, которые бегают по крышам домов в городе. В городах они, несмотря на крутой нрав свой, гораздо более цивилизованы, нежели эти наши обитатели лесов. Это, знаете ли, большею частию такой народ мрачный и дикий. Всегда они ходят тощие, худые, мяукают грубым, необработанным голосом... Я их прям боюсь.

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Да, да. А сколько раз они подрывались подземным ходом под самые амбары...

ЯВДОХА. (Подаёт на стол чашки.) И крали сало, барин! Столько они у нас сала украли - прямо мешок! Нет, два мешка, поди!

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Явдоха, помолчи! А сколько раз являлись даже в самой кухне... И как прыгнут в растворенное окно, как заметят, что повар пошел в бурьян - просто беда, нахабушка просто с ними!

ЯВДОХА. Им вообще никакие благородные чувства не известны...

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Помолчи, Явдоха! Ужасные коты. Они живут хищничеством и душат маленьких воробьев в самих их гнездах. Я давно заметила, что эти коты обнюхивались сквозь дыру под амбаром с моею Манюрочкой.

ГОГОЛЬ. (Смеётся.) Ну так, поди, они подманили ее, как отряд солдат подманивает глупую крестьянку...

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Пьёт кофий.) Ничего, дня три пожалеете, Пульхерия Ивановна, а потом об ней и позабудете. Бог с ней, пусть гуляет. Любовь у неё, поди!

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Да наверно, что так оно и будет... Ноженьки, ноженьки, ноженьки... Нету. (Помолчала.) А может, нам чего скушинькать?

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Да, Пульхерия Ивановна, пора бы уже и закусить чего-нибудь.

ГОГОЛЬ. Нет, нет, увольте!

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Да как же увольте? Вы же почти ничего не кушинькали! Нет, нет, не обижайте. Постойте! Чего же бы теперь, Афанасий Иванович, закусить? Такого, лёгонького? Разве коржиков с салом, или пирожков с маком, или, может быть, рыжиков соленых?

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Пожалуй, хоть и рыжиков, или пирожков...

ГОГОЛЬ. Нет, нет, не надо!

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Да как же это не надо?! Афанасий Иванович, я смотрю, вы кушинькать хочете, с утра, поди, маковой росинки во рту не было? Да чего же вы хочете, Афанасий Иванович?

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. А и не знаю, чего бы такого мне, Пульхерия Ивановна?

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Чего же бы такого? Разве я скажу, чтобы вам принесли вареников с ягодами, которых приказала я нарочно для вас оставить?

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. И то добре...

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Или, может быть, вы съели бы киселику?

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Киселику?

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Киселику.

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Клюквенного?

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Клюквенного. А можно и малинового.

АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. (Смеётся.) И малинового можно?

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. И малинового. И смородиного. И черничного. И голубичного. Явдоха! Явдоха-а-а-а-а! Принеси барину скорее киселику! А ещё вареников с ягодами и пирога с рыбой! Явдоха-а-ха-ха-ха-а!!!!!

ЯВДОХА. Какого киселику, барыня, барин хочет поплямкотеть-покушинькать: малинового, смородиного, черничного, голубичного или клубничного, барыня?

ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Всякого он хочет поплямкотеть! Всякого, что есть! И мне принеси! Давай нам покушинькать скорее! Кушинькать барину, кушинькать гостю, кушинькать, кушинькать!!!!

И опять при заветном слове "кушинькать" замелькали в воздухе сковородки, чашки, кастрюли, ложки... Со стола неизвестным образом улетели все пустые тарелки и появилась новая скатерть, и пирожки появились, и рыжики, и спина зайца, и... чёрте стулья что появилось.

Афанасий Иванович выпивает старинную серебряную чарку водки, заедает грибками, разными сушеными рыбками и прочим. Пульхерия Ивановна и Гоголь не отстают от него... Весело. Радостно. Спокойно. Как хорошо. Все сыты, все - живы...