Там, за воротами форт–детрик

 

«БИОМОНСТРЫ. СДЕЛАНО В США»

 

Отработанным приемом полицейские в ботфортовых сапогах и голубых шлемах выкручивали людям руки, волочили тела по земле, вталкивали их в стоявшие неподалеку «святые мэрии». Набитые до отказа тюремные грузовики один за другим отъезжали, чтобы через некоторое время вернуться за новой партией. На место арестованных каждый раз становились все новые люди, и, казалось, этому не будет конца. Стражи порядка тогда «на совесть» поработали: в участки было доставлено около тысячи человек только из числа демонстрантов у ворот ядерной лаборатории калифорнийского города Ливермор, сотни человек оказались в каталажках Коннектикута, Нью–Йорка, Вермонта, Иллинойса, Нью–Мексико и других штатов. Так власти отметили проведенный День действий за разоружение — дубинками разогнав демонстрантов, блокировавших в знак протеста подступы к военным базам, полигонам, верфям и лабораториям.

Сцены разгона антивоенных манифестаций мне пришлось наблюдать в одном из нью–йоркских баров по телевизору, подвешенному цепью к потолку. Сосед, уже пожилой джентльмен, с бородкой клинышком, явно не столько для завязывания знакомства или беседы, сколько для себя, заметил: «Ливерморская лаборатория известна всему миру — там родилась нейтронная бомба. А что знают об оклендской лаборатории? Ее–то и нужно блокировать в первую очередь — там производят сейчас монстров пострашнее нейтронного оружия».

Не представляясь сам и не поинтересовавшись, с кем имеет дело, он продолжал развивать свою мысль. Из его рассказа я понял, что он скорее всего врач–биолог: многие используемые им термины так и остались для меня «вещью в себе». Однако суть услышанного уловить все же удалось. Несмотря на официальные опровержения, министерство обороны США форсирует исследовательские работы по использованию новейших достижений биотехнологии для производства бактериологического оружия. По существу, речь шла о совершенно новом поколении этого оружия, более эффективном и разрушительном, чем уже имеющееся в пентагоновском химико–бактериологическом арсенале.

Человек с бородкой неожиданно, как и начал, прервал свои откровения. Возникшие в ходе его рассказа догадки пришлось прояснять уже в редакции прогрессивного научного журнала, где меня познакомили с весьма обстоятельными материалами. В них упоминалась и биологическая военно–морская лаборатория в Окленде (штат Калифорния), взявшая на себя львиную долю работы в области использования «гибридомной и рекомбинантной» технологии для производства биологического оружия.

Многое подсказало и помещенное в американском журнале «Сайенс» объявление о найме на работу. «Министерство сухопутных сил США, — гласило оно, — намерено заполнить вакантную должность заместителя директора лаборатории химических систем крупнейшего правительственного исследовательского центра вооружений. Расположенная в 20 милях от Балтимора, лаборатория ведет разработки систем химического и биологического оружия. Этой области уделяется растущее внимание на всех уровнях министерства обороны». Объявление было опубликовано спустя год после прихода к власти республиканской администрации.

Весьма любопытный факт, если вспомнить, скажем, заявление бывшего государственного секретаря Хейга, сделанное им в сенатской комиссии по иностранным делам, где он не однажды среди прочего обвинял Советский Союз в нарушении международных договоренностей о запрещении биологического и химического оружия. Возможно, такая «неувязка» объяснялась тем, что лаборатории в Окленде и под Балтимором принадлежали другому правительственному ведомству, за деятельность которого госсекретарь ответственности не нес. Но трудно себе представить, что о ней он ничего не знал…

Удивительно и другое. Именно Хейг, служивший во Вьетнаме в то время, когда на землю этой страны Пентагон сбросил десятки тысяч тонн химических отравляющих веществ, подстегивал дезинформационную кампанию о применении якобы Советским Союзом химического и бактериологического оружия. В его биографии есть и другие моменты, о которых пока еще очень мало известно. Так, после окончания академии в Вест–Пойнте Хейг был назначен помощником командующего американскими оккупационными войсками в Японии генерала Маккартура и имел непосредственное отношение к сокрытию от общественности факта захвата американцами огромного арсенала японского химического и бактериологического оружия. Испытания его японцы проводили и на американских военнопленных, однако главному куратору этого оружия генералу Исии Сиро помогли избежать правосудия взамен на изъявленную им готовность сотрудничать с Пентагоном. В подготовленном в 1947 году для госдепартамента США меморандуме откровенно отмечалось: «Ценность японских данных по бактериологическому оружию представляет такую исключительную важность для национальной безопасности США, что перед нею теряет значение судебное расследование этих военных преступлений». Все наиболее существенное из бактериологических проектов японской армии переправили тогда срочно в исследовательский центр Форт–Детрик (штат Мэриленд).

Наряду с мэрилендской «фабрикой смерти», где многие проекты прибрало к своим рукам ЦРУ, заработала на полную мощность и биологическая лаборатория в Окленде (штат Калифорния), не говоря уже о десятках корпораций и частных университетов. Вскоре после победы революции на Кубе Пентагон увеличил в пятикратном размере программу разработок бактериологического оружия. По указанию Белого дома весь накопленный запас вирусов, бактерий и прочей заразной твари должны были уничтожить еще в 1969 году, а дальнейшие исследования ограничить «защитными целями». Что же произошло в действительности? В результате «утечки» секретной информации обнаружилось: в Форт–Детрик ЦРУ продолжало содержать нетронутым целый арсенал бактериологических средств — токсинов и вирусов, готовых ринуться на людей по команде своих «укротителей». Лишь спустя полвека администрация США поставила свою подпись под Женевским протоколом 1925 года о запрещении использования химического и бактериологического оружия, однако чего стоит такая подпись, если впоследствии бывший директор ЦРУ, а затем заместитель министра обороны Фрэнк Карлуччи без обиняков заявил американским юристам, что «вопрос о применении бактериологического оружия остается для правительства США открытым».

Знакомый американский журналист Конрад Эджи подтвердил в беседе со мной подлинность многих просочившихся в печать сведений. «Исследования в области бактериологического оружия, — засвидетельствовал он, — конечно, не принадлежат только прошлому. До сих пор в правительственных лабораториях разрабатывается, в частности, вирус чумы «рифт вэлли» для использования в качестве бактериологического агента. Подобно вирусу «денге», он может переноситься москитами и приводить к смертельным исходам. И это только то, что стало недавно известно…»

Публицист Сеймур Херш, первым сообщивший о зверствах во вьетнамской деревне Сонгми, рассказал как–то о письме, полученном им от бывшего военнослужащего с базы химико-бактериологического оружия в Дауэй штата Юта. Тот писал: «Иногда слышишь о недовольстве разработками химико–бактериологического оружия. Это меня совсем не волновало. У нас на базе никого не беспокоила антигуманность этого оружия. Среди наших инженеров–химиков была группа довольно способных выпускников университетов, которые с удовольствием работали над разработкой такого оружия, лишь бы исследовательские возможности лабораторий были хорошие».

 

* * *

 

Все так и осталось бы тайной, если бы не уволили в апреле 1980 года Эли Макги, охранника биологической лаборатории военно–морских сил США в Окленде. Спустя семь месяцев после увольнения его доставили в госпиталь в крайне тяжелом состоянии и едва спасли от смерти. Диагноз врачей был совершенно неожиданным — заражение организма вирусом «кокси».

Следуя формальному указанию Белого дома о ликвидации арсенала бактериологического оружия, Пентагон предоставил сенату целый список вирусов и бактерий, которые, мол, уже уничтожены. Среди них фигурировал и этот самый «кокси». Указания указаниями, а через двенадцать лет благодаря чистой случайности обнаружилось, что жив этот вирус и преспокойно хранится в ангаре оклендской лаборатории.

По оценкам американских экспертов, из дюжины себе подобных только «кокси» имеет способность «выбирать» жертву: смертность от поражения им в пять раз выше среди цветного населения, чем среди белого, — в силу особенностей экземных систем у разных этнических групп, а отсюда неодинаковых возможностей организма вырабатывать иммунитет к этому вирусу. «Кто служил для Пентагона объектом применения бактериологического оружия, можно легко догадаться, — пояснил мне американский исследователь–бактериолог А. Канадера. — Конечно, у военных есть более эффективное и быстродействующее оружие массового уничтожения. Но довольно рассредоточенное население стран «третьего мира» трудно поразить обычными неядерными средствами. Учитывая же сравнительно низкий уровень развития там здравоохранения, люди становятся особенно уязвимыми именно для бактериологического оружия».

На столь изощренные средства массового уничтожения пентагоновские генералы иногда намекали хоть и туманно, но вполне разборчиво в палатах конгресса. Чуть ли не клятвенно стуча себя в грудь, утверждали, что главная цель проводимых сейчас в военных лабораториях бактериологических исследований — разработка, производство и хранение вакцин, которые могут пригодиться для защиты разбросанных по всему свету войск США. Законодатели в ответ послушно кивали, проглатывая очередную пилюлю правительственной дезинформации. И никто из них не захотел поинтересоваться, а почему разрабатываются, производятся и хранятся вакцины именно против тех бактериологических агентов, которые изготовляются в военных лабораториях Калифорнии и Мэриленда? Почему, наконец, вся программа Пентагона в области химико–бактериологического оружия никогда не включала разработку мер по защите гражданского населения США от последствий применения этого же оружия? Неужели просчет военных стратегов? Нет, вывод напрашивается иной — циничный расчет Пентагона на безнаказанность применения коварного оружия. Применения в тех странах, где его не ожидают или не знают средств защиты от него.

«Цивилизованные нации всегда относились с отвращением к использованию химического и биологического оружия, — заметил президент США на второй специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН по разоружению. — Отстаивающие мир государственные институты не могут игнорировать применение столь страшного оружия и одновременно оставаться верными своим целям». Золотые слова, но известные факты ставят под сомнение эти высокопарные прокламации, заставляя думать, что в действительности у Белого дома, по меньшей мере, свое представление о цивилизованной нации.

Для подтверждения достоверности таких фактов знакомые американские журналисты дали мне почитать внутриведомственный меморандум исследовательского отдела Принстонского университета. Выразив сожаление по поводу сокращения правительственных ассигнований на научные цели, авторы документа спешили заверить местную профессуру: желающих ждет масса контрактов и хорошо оплачиваемых исследовательских проектов самого крупного в стране работодателя — Пентагона. Развивая свою мысль, они в первую очередь выделяли «новые значительные, инициативные исследования военного ведомства в области химического и биологического оружия», ассигнованиям на которые, мол, не грозит никакое сокращение.

Интригуя коллег такого рода сделками, документ уточнял: «Главные потребности и возможности в этой области связаны с эпидемиологией, микробиологией, иммунологией и патофизиологией инфекционных заболеваний, имеющих военное назначение, а также с исследованием тропических болезней, потенциальных биологических агентов и заболеваний, которые могут затруднить мобилизацию и развертывание войск». И дабы не оставалось сомнений в перспективности и надежности заказов Пентагона, указывалось на проведенные администрацией Принстонского университета переговоры с представителями военного ведомства, высказавшими свои конкретные пожелания.

Отдав дань «академической свободе», авторы внутриведомственного меморандума заверяли потенциальных подрядчиков, что исследования в области химического и биологического оружия осуществляются, мол, исключительно «в целях обороны». И, конечно, умалчивали о том, как еще в августе 1960 года специальная группа Совета национальной безопасности США приняла решение о покушении на Патриса Лумумбу, а через две недели из пентагоновских бактериологических лабораторий Форт–Детрик переправили в Леопольдвиль тамошнему резиденту ЦРУ Хэджмену подобранный для этой цели биологический препарат. С указанием, что убийство африканского политического деятеля необходимо исключительно «в целях обороны». Руководил, кстати, этой операцией выходец из Принстонского университета директор ЦРУ Аллен Даллес. Но препарат не понадобился. Лумумба был зверски убит.

Однако какие там «цели обороны», если в том же внутриведомственном ^меморандуме черным по белому написано: «Военно–воздушные силы США нуждаются в таких исследованиях, которые предоставят фундаментальную информацию о механизме биологического влияния химических отравляющих веществ и их взаимодействия с людьми и военной техникой». Об опытах над людьми, проводимых в прошлом Пентагоном и ЦРУ, хорошо известно — они зафиксированы в документах одной из сенатских комиссий. Трудно представить себе, чтобы о них не знали и в аппарате президента Рейгана. Скорее всего составителям речей хозяина Белого дома неизвестно о внутриведомственном меморандуме Принстонского университета, но очень сомнительно, что он сам ничего не ведал о делах подчиненного ему военного ведомства.

Есть и другие, не менее достоверные факты. Так, например, если поехать по шоссе, змейкой извивающемуся у подножия пенсильванских гор Аллегейни, то неподалеку от городка Сальцбург можно увидеть высоченный забор из колючей проволоки. За ним, в зарослях деревьев, прячутся разбросанные по холмам семьдесят металлических ангаров, охраняемых вооруженными полицейскими. Территория эта принадлежит химической корпорации «Бриз», в ангарах размещены федеральные лаборатории, здесь же находится испытательный полигон.

Любопытно, какими же продуктами славится на рынке эта фирма? По указанному в справочнике телефону любезная дама соединила меня с вице–президентом Гарри Уэллсом. Тот без утайки рассказал, что в лабораториях производится пиротехника, слезоточивый газ, полицейское снаряжение, пуленепробиваемые жилеты, детекторы и другое. Поинтересовался у мистера Уэллса, насколько верны данные о том, что в его лабораториях создается по заказам Пентагона химико–бактериологическое оружие, которое идет прямо афганским контрреволюционерам и «заинтересованным клиентам» в Юго–Восточной Азии. На столь щекотливую тему он разговаривать не стал и бросил трубку.

Словоохотлив мистер Уэллс и даже болтлив не в меру только с теми, кому доверяет. Приведу лишь некоторые из его сентенций, которые он в порыве откровения поведал американскому репортеру: «Если где–то в мире происходит заваруха, я ее чую по запаху и немедленно направляю туда своего представителя по сбыту для зондирования новых возможностей. В моем бизнесе это очень важно, ибо предвижу повторение того, что у нас было в 60–е годы. Люди, наверное, не станут умирать от голода, но уже сейчас во многих городах безработица достигла двадцати процентов, а это, я вам скажу, чертовски неприятная штука — могут вспыхнуть волнения. На поставках слезоточивого газа, например, мы стали получать неплохую прибыль. Кроме того, наша фирма обучает владению химическими средствами полицию, частных детективов, военных и сотрудников разведки…»

Уместно упомянуть, что фирма мистера Уэллса — одна из ведущих химических корпораций в списке пентагоновских подрядчиков, более трети своей смертоносной продукции поставляющая зарубежным клиентам. У этого бизнесмена подробный список такой клиентуры вряд ли хранится, но, даже если и хранится, огласить его он безусловно не дерзнет. Так же как никогда в Вашингтоне не смогут предоставить никаких надежных свидетельств применения химического оружия в Юго–Восточной Азии, произведенного, по заверению госдепартамента, Советским Союзом. «Обман у них — в особом почете, — прямо указывал советский представитель с трибуны ООН на государственных деятелей Запада, которые прибегали к иезуитским средствам для подстегивания истерии вокруг мнимой «советской угрозы». — Обманывают один другого, обманывают народ, обманывают своих и чужих. Пускают в ход выдумку, а на другой день на нее же сами и ссылаются».

В пентагоновском арсенале химических средств войны, как подтверждали американские исследователи, хранится около 3 миллионов снарядов, несколько тысяч авиабомб и сотни наземных мин. Значительная часть их начинена нервнопаралитическими отравляющими веществами и сильнодействующими токсическими средствами. Триста тысяч тонн смертоносного газа готовы использовать только сухопутные силы армии США.

 

ПО СЛЕДАМ «ПРОЕКТА КУБА»

 

С Уорреном Хинклем и Уильямом Тернером меня заочно свела изданная ими в Нью–Йорке книга «Рыба красного цвета» (так звучал кодированный сигнал ЦРУ к началу интервенции против Кубы в заливе Кочинос). Пожалуй, никто из американских исследователей не раскрыл столь обстоятельно и документально тайные операции необъявленной войны США против острова Свободы, начавшиеся еще при президенте Эйзенхауэре. Разоблачая лицемерие вашингтонских администраций, авторы книги прямо указывали: экономические саботаж и диверсии, террор и покушения на государственных деятелей, биологическая война — все было использовано для удушения кубинской революции, но результаты не оправдали затраченных средств. Более того, заговоры с участием «гусанос» и гангстеров мафии вышли из–под контроля и обернулись покушением на президента Кеннеди. Позднее все те же авантюристы из контрреволюционного отребья, нанятые Белым домом для других целей оскандалили президента Никсона, вынужденного в результате Уотергейта с позором уйти в отставку. Революция же на Кубе не только выстояла, но и окрепла.

Исследованию американских «разгребателей грязи» надо отдать должное, но один аспект тайной войны против Кубы — биологические диверсии — в книге затронут лишь в общих чертах. Отнюдь не с претензией к авторам, а лишь из стремления проверить свои предположения и сведения я позвонил на Тихоокеанское побережье Уоррену Хинклю.

— В своей книге вы упоминаете о биологической войне против Кубы, — напомнил я. — По имеющимся свидетельствам, на эти подрывные акции Вашингтон действительно делал серьезную ставку. В 1971 году агентам ЦРУ удалось забросить на остров вирус африканской свиной лихорадки, в результате чего началась эпидемия и уничтожено около полумиллиона голов скота. Плацдармом операции служил Форт–Гуллик в зоне Панамского канала, откуда запечатанный контейнер доставили на необитаемый остров Навасса, расположенный между Ямайкой и Гаити, а затем в район военно–морской базы США в Гуантанамо.

— Мне известно об этой операции, тем более что я на Кубе был два месяца назад, — уточнил Уоррен Хинкль. — План поистине крупномасштабной войны, не объявленной конгрессом, не санкционированной официально президентом и практически неизвестной самим американцам. О нем не многие даже в ЦРУ знают: его засекретили настолько, что в случае провала всегда можно было бы перенести огонь с главных исполнителей на пешек из числа кубинских наемников, действующих якобы бесконтрольно. Что касается биологической диверсии против Кубы, то как не верить в ее достоверность, если еще в 60–х годах ЦРУ осуществляло специальную исследовательскую программу «противоурожайной войны», цель которой — разработка и применение эффективных средств подрыва экономики других стран. Куба же для Вашингтона всегда была «болью в пояснице». Кстати, по некоторым данным, американская разведка регулярно проводит исследование продовольственного положения на острове, особо обращая внимание на такие вопросы, как наиболее распространенные виды пищевых продуктов, наличие их запасов, влияние биологического, экологического и культурного факторов на потребление пищи и тому подобное. Наверное, не случайно.

— Ваш коллега Сеймур Херш в своей книге «Химикобактериологическое оружие — тайный арсенал Америки», — продолжал я допытываться, — провел своеобразную инвентаризацию таких средств массового поражения, хранящихся в Форт–Детрик (штат Мэриленд). В его ангарах содержались москиты, зараженные желтой лихорадкой, малярией и вирусом «денге», который был обнаружен на Кубе. Не говоря уже о переносчиках колорадской чумы, холеры, сибирской язвы и о целых лабораториях, где испытывалось влияние различных отравляющих веществ на урожайность растений. Назначение всего этого арсенала отнюдь не защита, как заверяют официальные лица, а именно агрессия, биологическая агрессия.

— Могу согласиться с таким утверждением и лишь подчеркнуть, что это очень опасные и коварные планы. Но как их ни скрывай, рано или поздно и они будут полностью разоблачены…

В конце нашей беседы Уоррен Хинкль привел некоторые сведения, относящиеся непосредственно к бывшему государственному секретарю Хейгу. Оказывается, в середине 60–х годов тот, еще в звании подполковника, непосредственно выполнял роль координатора (между Белым домом, министерством обороны, ЦРУ и главарями кубинских наемников) подготовки покушения на Фиделя Кастро. Вот он, государственный терроризм.

 

СТАРЫЙ МОТИВ НА НОВЫЙ ЛАД

 

В Вашингтоне отчаянно принимали допинги: хотели подбодрить не только себя, но и свою политику в отношении развивающихся стран. Все те же имперские амбиции пытались прикрыть громогласными заявлениями о «новом этапе борьбы за демократию, против коммунистической экспансии». Традиционные приемы не срабатывали, на смену им брали новые, с помощью которых надеялись более эффективно проводить линию на подавление национально–освободительного движения, подрыв неугодных Америке государств. Рекламировали и соответствующие стратегические концепции по обеспечению интересов США в глобальном масштабе и активному противодействию укреплению влияния социалистических идей в развивающихся странах. Из таких концепций все более заметно складывалась и доктрина «неоглобализма».

Основные ее положения представители администрации США обозначили довольно отчетливо. Ратуя за активизацию американской внешней политики, уделяли первостепенное внимание «региональным конфликтам». По утверждению вашингтонских деятелей, именно эти конфликты являются якобы главным мотивом гонки ядерных вооружений. Основным же препятствием на пути нормализации советско–американских отношений называли «экспансионистскую» политику СССР в развивающихся странах. Посему деятельность Соединенных Штатов должна «стимулировать демократические преобразования», а поддержка Вашингтоном «борцов за свободу» в таких странах, как Кампучия, Никарагуа, Афганистан, Ангола, Эфиопия, дать толчок к «глобальной демократической революции».

В качестве метода проведения «неоглобалистской» политики предполагалось оказание военной и экономической помощи дружественным США государствам, прямой военной поддержки антиправительственным силам в странах, вышедших из–под американской опеки. Роль же «защитников демократии» поручали исполнять сомосовским головорезам, наемникам в Анголе и Мозамбике, бандитам в Афганистане, марионеткам на Гренаде.

Ничтоже сумняшеся, в сферу стратегических интересов США произвольно включали все наиболее важные в политическом и экономическом отношении регионы. Решение же конфликтов там, по американскому образцу естественно, преподносили как обязательное условие сохранения мира и установления контроля над ядерным оружием.

В основу доктрины «неоглобализма» ее создатели положили тезис о «конфликтах малой интенсивности», допускающий прямое военное вмешательство США в дела тех или иных развивающихся стран. В зависимости от конкретных условий рекомендовалось прибегать к любым методам, осуществлять широкий диапазон акций, включающий в себя традиционные средства дипломатии, проводимые спецслужбами полувоенные и психологические подрывные операции, непосредственно использовать вооруженные силы США в ходе интервенции.

«Стратегическая оборонная инициатива» (СОИ), безусловно, самая крупная на сегодня программа в бюджете Пентагона. Однако, если в рамках СОИ планируются военные действия в космосе, «конфликты малой интенсивности» отражают замыслы стратегов по ведению войны на суше. Готовность к такого рода конфликтам стала навязчивой идеей для вашингтонской администрации, усматривавшей «руку Москвы» в развитии событий в Центральной Америке, Ливане, на Филиппинах и в других районах мира. Пентагоновские заявки по ассигнованиям на эти цели в значительной степени напоминали первый этап участия США в войне во Вьетнаме: все большая ставка делается на увеличение контингента «зеленых беретов» и других компонентов вооруженных сил, предназначенных для осуществления специальных операций.

В конкретном выражении бюджет США на 1987 год предусматривал ассигнования в 1,7 миллиарда долларов на увеличение численности сил особого назначения. По оценке американских экспертов, к 1992 году, если намеченные планы будут осуществлены, возможности министерства обороны по переброске частей по воздуху в сравнении с 1980 годом возрастут вдвое, а по морю — в семь раз. Численность частей особого назначения увеличится на 80 процентов. Все это направлено на укрепление возможностей США по военному участию в «конфликтах малой интенсивности».

«Мы не хотим начинать военных действий, — заметил государственный секретарь Дж. Шульц, выступая в январе 1986 года на специальной конференции в Университете национальной обороны в Вашингтоне, посвященной «конфликтам малой интенсивности». — Но мы не можем больше оставаться пассивными, сталкиваясь с самыми разнообразными опасностями в туманной сфере между войной и миром». Многие ограниченные конфликты, утверждал он, могут в конечном счете вылиться позднее в гораздо более серьезный конфликт, а потому США «должны быть готовы использовать свою политическую, экономическую и, если потребуется, военную мощь, пока проблема еще поддается урегулированию и угрозу можно отразить».

Казалось бы, государственный секретарь даже апеллирует к здравому смыслу. Но у тех, кто хорошо помнит начальный этап втягивания США в войну во Вьетнаме, такие доводы не могут не вызывать сомнений: в то время вашингтонские стратеги тоже призывали к ограниченному развертыванию военной мощи США якобы ради того, чтобы предотвратить более широкое участие позднее.

Администрация Рейгана возложила контроль за реализацией доктрины «неоглобализма» на «Комитет-208», в который вошли, в частности, представители ЦРУ, министерства обороны, бюро разведки и исследований госдепартамента. Не случайно главенствующее положение в аппарате комитета заняло именно ЦРУ, директор которого явился одним из главных пропагандистов доктрины.

Далеко не случайно выбрано и время для поднятия ажиотажа вокруг «конфликтов малой интенсивности» и в целом «неоглобализма». Принятые на XXVII съезде КПСС планы ускорения экономического развития и перестройки хозяйственного механизма СССР вызывают серьезное беспокойство в правительственных кругах Вашингтона. Вот почему, по замыслу авторов доктрины, она должна быть направлена на достижение сразу нескольких целей.

С одной стороны, «неоглобализм» должен послужить средством оказания психологического давления на Советский Союз, своего рода «превентивным ударом», которым нужно нейтрализовать ожидаемую активизацию внешнеполитической деятельности СССР в отношении развивающихся стран. С другой — угрожая Советскому Союзу конфронтацией в ключевых районах мира, заставить его пойти на дополнительные затраты, «обескровить» советскую экономику и тем самым сорвать выполнение программы, одобренной XXVII съездом КПСС.

Появление доктрины «неоглобализма», очевидно, нельзя не рассматривать и как попытку администрации США произвести определенную переоценку стратегической ситуации в мире в надежде выработать наиболее оптимальный внешнеполитический курс страны на длительную перспективу. В США все большее признание получает мысль о том, что в глобальном ядерном конфликте с СССР в условиях сложившегося военностратегического паритета невозможно рассчитывать на победу. Поэтому США делают все больший акцент на политике в развивающихся странах. Для достижения поставленных целей администрация намерена навязать развивающимся странам свои экономические, политические, военные и социальные условия, нейтрализуя таким образом влияние в них Советского Союза.

Доктрина «неоглобализма», по существу, призвана легализовать неоколониалистские, имперские амбиции США, оправдать перед американской общественностью проводимую Вашингтоном политику «с позиции силы» в отношении СССР, развязать тем самым руки администрации для «отбрасывания коммунизма» в глобальном масштабе, избегая при этом ядерного конфликта между США и СССР. Одновременно Вашингтон рассчитывает привлечь к реализации своих планов союзников по НАТО и Японию, приобрести еще один рычаг воздействия на них, заинтересовав эти страны возможностью обеспечивать собственные неоколониалистские интересы под прикрытием совместной борьбы против «советского экспансионизма».

«Неоглобалистские» тенденции проявлялись в действиях администрации США и раньше в различных регионах мира и ее позициях во многих областях международной деятельности, в частности на советско–американских переговорах в Женеве. Выдвигая на первый план «региональные конфликты», Вашингтон пытался отвлечь внимание мировой общественности от неконструктивного подхода США к контролю над вооружениями, оправдать отказ администрации заинтересованно рассматривать советские предложения в области разоружения.

Практическая политика Белого дома по «урегулированию региональных конфликтов» фактически сводилась к обострению противоборства с СССР. Министр обороны К. Уайнбергер публично призывал к «глобализации» американской внешней политики, вытеснению Советского Союза из так называемого «третьего мира». В ходе одного из своих визитов в страны Азии он подтвердил особо важное значение тихоокеанского региона в рамках «неоглобалистской» политики США. Шеф Пентагона использовал свой вояж для получения поддержки политики вашингтонской администрации у принимавших его правительств в отношении Советского Союза и заодно обсудил с ними необходимость расширения политической, военной и финансовой помощи ряда азиатских стран антиправительственным силам в Кампучии.

 

* * *

 

Если отвлечься от официальных заявлений представителей американских администраций, часто преследующих пропагандистские цели, и обратить внимание на их практические шаги в военно–политической области на протяжении всего послевоенного периода, можно обнаружить очевидную преемственность во внешней политике Вашингтона. При всех зигзагах и колебаниях ее главной целью остаются защита интересов американских корпораций за границей, подавление национально–осво–бодительного движения, нанесение максимального политического и экономического ущерба социалистическим странам. Независимо от их партийной окраски сменяющие друг друга администрации последовательно проводили линию на экспансию монополистического капитала, и, хотя каждая из них выдвигала свои внешнеполитические и военные доктрины, существо практических действий США оставалось неизменным —в целях достижения мирового господства, опираясь на военную и экономическую силу, всячески расширять и закреплять сферу влияния империализма США. Не исключение и взятая сегодня на вооружение администрацией США доктрина «неоглобализма», в которой старые мотивы разыгрываются на новый лад.

История тайной дипломатии США и подрывных акций американских спецслужб убедительно свидетельствует: при выработке важнейших внешнеполитических решений Белый дом всегда исходил из первоочередной необходимости расширения международного влияния США как государства, не только обладающего устрашающим военным потенциалом, но и готового без колебаний применить его для достижения своих глобальных целей. На языке секретных правительственных документов это означало «психологически воздействовать на противника», а союзникам внушить, что США располагают эффективными средствами для обеспечения прочного заслона от «коммунистического проникновения».

Что касается «теоретической накачки» доктрины «неоглобализма», она вряд ли может претендовать на качественно новое переосмысление роли США в современном мире. Практически все ее постулаты в той или иной степени перекликаются с уже известными концепциями, авторство которых принадлежит Г. Киссинджеру и генералу М. Тейлору, еще в конце 50–х годов предложивших Вашингтону «решение ядерной дилеммы». (В то время первый был профессором Гарвардского университета, второй — начальником штаба сухопутных войск.)

И тот и другой с сожалением признали парадоксальность противостояния ядерных арсеналов СССР и США: чем больше разрушительная сила этого оружия, тем меньше возможности у обладателя использовать его. И тот и другой пришли к выводу, что ядерная война бессмысленна, ибо глобальные масштабы причиненных ею разрушений не позволят ни одной из сторон претендовать на победу. «Внушаемый ядерным оружием страх и его разрушительная мощь парализуют действие», — подытожил Г. Киссинджер в своей книге «Ядерное оружие и внешняя политика». Одним словом, бессилие силы.

Впрочем, парадоксальная идея о том, что наращивание военной мощи приводит к парализации арсенала ядерного оружия, не укладывалась в представлении пентагоновских генералов, пугала их. Как это так — чем мощнее оружие, тем меньше возможности его использовать! Как это так — угроза применения ядерного арсенала уже отживает свое!

Независимо друг от друга Г. Киссинджер и М. Тейлор разработали стратегические концепции глобальной политики, в которой совмещались бы две далеко идущие цели. Одна — избежать гибельной для всех ядерной войны. Вторая — «отбросить коммунизм», ведя дело к постепенной его ликвидации. Эта цель диктовала необходимость постоянного наращивания вооружений. Фатальные последствия применения ядерного оружия удерживали США от использования военной мощи, но их имперские амбиции толкали на ее применение в интервенционистских, агрессивных целях.

«Дилемма ядерной эпохи, — писал Г. Киссинджер в уже упомянутой книге, — может, следовательно, быть определена следующим образом: гигантская разрушительная сила современного оружия делает отталкивающей саму мысль о войне, но отказ от какого–либо риска будет равен тому, что советские руководители получат полную свободу действий».

Силовое давление на Советский Союз естественно вытекало из второй стратегической концепции глобальной политики — «отбрасывания коммунизма». К началу 60–х годов она была взята на вооружение всеми администрациями независимо от их партийной окраски, глубоко вошла в плоть и кровь вашингтонских политиков, усматривающих «тотальный коммунистический заговор Кремля» во всех странах, сбросивших ярмо империализма и вступивших на путь национального и социального освобождения.

Предложенная Г. Киссинджером доктрина «ограниченной войны» явилась попыткой дать Вашингтону возможность, не прибегая к использованию ядерного о