Стольный град Киев  Детинец, Княжья резиденция на Большом Ярославовом Дворе,

рядом с Васильевской церковью

Великий князь Киевский и князь Переяславский Ярослав Всеволодович

Не тот Киев стал, совсем не тот. Вот раньше во времена княгини Ольги, Святослава, Владимира Святого, его сына Ярослава, или даже сто лет назад во времена Владимира Мономаха и его сына Мстислава Великого, жизнь на киевских торжищах кипела ключом, по летнему времени вереницы ладей тянулись вверх-вниз по Днепру и на пристанях неустанно переваливалось огромное количество товара, направляющегося сухим путем в Галицию на запад и степными дорогами к низовьям Волги на восток. Теперь все совсем не так. И труба над княжьим теремом теперь пониже и дым из той трубы жиже. Деньги из киевской, а заодно и Черниговской земли уходили как вода в песок, и в то же время росли и богатели такие русские города, как Новгород, Владимир и даже маленькая Москва, которой не исполнилось и ста лет.

Вот так бывает в южных странах, где полноводные реки петляют среди одуряющее жарких песков. Была многолюдная цветущая страна, но вот река сменила русло – и через несколько лет только ветер воет среди опустевших развалин, а еще через столетие все вокруг занесет песками и никто и не вспомнит того места, где располагались тучные поля и цветущие города. Вот так же и тут, вот только вместо воды невидимые реки международной торговли несли полновесные византийские золотые номисмы, серебряные арабские диргемы и европейские талеры, штуки шелка, короба жемчугов и драгоценных заморских пряностей, а также связки меховой рухляди, соболей, лис, бобров и куниц. Вместе с товарами туда-сюда перемещались проповедники, ересиархи, носители новых идей, шпионы и послы далеких заморских государей. Теперь Киев был совсем не тот и выглядел будто неожиданно состарившаяся женщина, все еще рядящаяся в нарядные одежды ее молодости, в то время как ей давно уже приличествуют темные одежды достойной вдовицы и матери множества взрослых и сильных детей.

Если раньше Ярослав Всеволодович часто размышлял: «… а какого буя ему вообще сдался этот Киев?» – то в последнее время эти мысли приобрели совсем другую окраску. Главное на русской земле вершилось совсем в другом месте, и редкие гонцы и еще более редкие голубиные депеши приносили ему в Киев только отзвуки тех грандиозных событий. Батый месяц назад с огромным войском вторгся в рязанскую землю, и с тех пор сообщения оттуда стали маловразумительными и невероятными, но к настоящему моменту уже ясно, что огромное степное войско, в десять, а то и в двадцать раз превосходящее объединенные дружины и ополчения рязанской земли, целиком сгинуло среди лесов и болот, и ни один из монгольских воев не сумел пробиться обратно к родным кочевьям, чтобы рассказать, что именно там произошло.

Старший сын великого князя Ярослава Всеволодовича новгородский князь Александр и второй сын тверской князь Глеб сейчас должны были находиться где-то там, где собирал свои силы для отпора монголам старший брат Ярослава и владимирский князь Юрий Всеволодович, и голубь, которого сокольничий только что принес с голубятни, прилетел как раз от Александра, а точнее, от его наставника – боярина Федора Даниловича. Отцепив с шеи птицы сумочку тонкой кожи с драгоценным сообщением, сокольничий удалился, а князь со вздохом развернул на столе лист тонкого пергамента и, вооружившись чернильницей и гусиным пером, самолично принялся разбирать закорючки особой тайнописи, секрет которой он не мог доверить ни одному постороннему человеку, ибо это было чревато огромными неприятностями.

Спустя значительное время, когда свечи в подсвечниках оплыли наполовину, князь устало откинулся в резном кресле, отодвинув от себя лист свежего пергамента, покрытый убористыми строчка кириллического шрифта, которым была записана расшифровка секретного сообщения. Любой шпион отдал бы правый глаз и левую руку за право мельком заглянуть в этот пергамент, но князь не имел привычки разбрасывать секретные документы где попало. Хорошенько прочитав невероятное содержимое этого листа и почти заучив его наизусть, он свернул расшифровку послания в трубку и сунул эту трубку в огонь свечи. И только когда догорел последний клочок секретного документа, князь Ярослав смог вздохнуть с облегчением, хотя все это было не концом истории, а только ее началом.

О, как бы он хотел оказаться сейчас не в этом захолустном Киеве, а там, в самом центре событий, где его старший брат Юрий Всеволодович делал одну глупость за другой, и некому было его остановить. Ну надо же додуматься пойти в военный поход на Рязань, только что отбившую вражеское нашествие, и при этом даже не выяснить, кто там на самом деле отбивал и чем, а кто просто стоял рядом. Самое главное, о чем отписал сын Александр, заключалось в том, что князь Серегин есть, и войско его, невероятно могучее, есть, что хан Батыга действительно разбит, а войско его уничтожено, и что князь Серегин, который сам не претендует ни на какой удел в русской земле, сзывает князей на съезд, для того чтобы установить, как же дальше жить русской земле и как ей снова сделаться единой и великой.

Ярослав Всеволодович задумался. Надо было бросать все – жену которая вроде бы находилась в тягости на самом раннем сроке, младших сыновей, и мчаться верхами к Рязани в надежде не упустить всего самого важного и интересного. А ведь можно и упустить – и прискакать уже на пепелище надежд, когда хитрец Юрий перехитрит самого себя, сцепившись в схватке с силой неодолимой мощи. Ну как же быть, как же быть? Задумавшись об этом великий князь не обратил внимания, как разом колыхнулись в подсвечниках огоньки свечей, и только деликатное покашливание за спиной вывело его из состояния благородной задумчивости. По идее, в палате он должен быть один, поэтому князь начал оборачиваться, в то же самое время вытягивая из ножен огромный кинжал, служивший одновременно оружием самообороны, столовым прибором и средством для очинивания гусиных перьев.

Но ничего страшнее двух его старших сыновей, Александра и Глеба, невесть как появившихся у него за спиной, князь Ярослав Всеволодович не обнаружил – и кинжал вернулся в ножны. Недоверчиво оглядывая столь странное видение и часто моргая, великий князь три раза прочел «Отче наш» и несколько раз перекрестился – но призраки его сыновей и не думали истаивать или лопаться подобно пузырю, наполненному дурным запахом.

– Отец, – сказал наконец Александр Ярославич, – прекрати наконец креститься, все одно это не поможет. Если хочешь убедиться, что не призраки мы и не демоны, то давай брось мне сюда Библию, а потом давай поговорим как один муж с другим.

– Давай, – согласился великий князь и, взяв со стола толстенный оправленный в серебро с жемчугами том рукописной Библии, запустил им в своего старшего сына. Тот с легкостью поймал книгу, отнюдь не обратившись при этом в дым, машинально раскрыл ее на первой попавшейся странице, шевеля губами прочел первое четверостишие, потом захлопнул том и перебросил ее младшему брату, который повторил то же действие, после чего вернул книгу отцу.

– Так, сыне, – хмыкнул киевский князь, – теперь вижу, что вы не нечистая сила. Но скажи мне, каким путем и для чего перенеслись вы в один день через леса, реки и множество верст из Коломны сюда в Киев? Неужели исключительно божьим соизволением и лишь для того, чтобы порадовать своего старого отца?

– Отнюдь нет, отец, – ответил Александр Ярославич, – мы пришли не только для того, чтобы тебя обрадовать, но и потому, что получили предложение, от которого мы не можем отказаться, и теперь нам нужен твой совет.

– А если я скажу «нет», то вы откажетесь от этого предложения? – чуть наклонив голову, спросил князь, – и тут же вернетесь обратно к себе – ты в Новгород, а Глеб в Тверь?

– Разумеется, отец, – ответил Александр Ярославич, – мы вернемся в лагерь у Коломны, а потом сделаем все, как ты скажешь. Но только я прошу сперва нас выслушать.

– Разумеется, сыне, – в ответе явственно звучал сарказм, – ты тут прислал такую депешу, что от нее у меня голова закипает, как забытый у очага горшок со сбитнем. Разумеется я тебя выслушаю, и очень внимательно, но решение буду принимать только я один – и как ваш отец, и как великий князь киевский. Договорились?

– Договорились, отец, – кивнул Александр Ярославич, – я полностью признаю твою власть – и как моего отца, и как великого князя киевского.

– Ну хорошо, сыне, – кивнул киевский князь, – я тебя слушаю.

– Значит так, отец, – произнес Александр Ярославич, – дело в том, что вчера днем мы с Глебом встречались с князем Серегиным и побывали у него в тридевятом царстве тридесятом государстве. И именно он сделал нам то самое предложение.

– Мальчишки! – воскликнул рассерженный и огорченный киевский князь. – Разве можно быть такими неосторожными? Ну ладно встреча. Если с обоих сторон достаточно вооруженных воев, то это более-менее безопасно. Но идти неизвестно к кому в тридевятое царство без веских гарантий – это чистой воды самоубийство. А если бы он взял вас в заложники или вообще порешил, как на съезде в Исадах князья Глеб и Константин порешили своих шестерых братаничей? [137]

– Прости, отец, – потупился молодой князь, – но дело в том, что князь Серегин, приглашая нас к себе, Настоящей Клятвой поклялся защищать нас всеми имеющимися у него силами и возможностями. Когда он это говорил, то я чувствовал, что он говорит правду, и что пойдя за ним, я не пожалею. И скажу тебе честно, я действительно об этом не пожалел, потому что сам, своими глазами, видел ту силу, которая свернула шею монгольскому войску, и своими глазами видел замороженного Батыгу, которого оттают только для того, чтобы посадить его на кол. Но и это не самое главное…

Пока сын, не торопясь, обстоятельно рассказывал о тех мелочах, которые он сумел подметить в тридесятом царстве и тридевятом государстве, Ярослав Всеволодович лихорадочно размышлял над тем, насколько это все правда и каким образом эту правду можно обернуть к вящей славе Великой Руси. В принципе они с этим Серегиным мыслят совершенно одинаково – лучше Руси быть единой и сильной, чем слабой и раздробленной, но пока все двигалось исключительно в противоположном направлении. И то, что на роль Верховного Князя прочат его мальчика, тоже никакого внутреннего протеста у отца не вызывало, как и то, что власть с этого момента надо будет передавать не по лествичной системе, а напрямую, от отца к сыну. Быть может, его немного коробила необходимость вправлять мозги старшему брату – но это он сделает тихо, по-семейному, не вынося сора из терема. Мальчики говорят, что попасть отсюда в тридесятое царство к Серегину можно прямо из его палат, шагнув в открывшуюся в воздухе дыру. И если он хочет участвовать в этой игре, то обязательно должен это сделать, ибо без соглашения с Серегиным, который, как говорят люди, с неуклонной честностью соблюдает все договора, невозможно решение основных болезненных проблем Руси, которую надо просто немедленно спасать.

* * *