В то же день, четверть часа спустя

Строящийся стольный град великого княжества Артании на правом берегу Днепра

Капитан Серегин Сергей Сергеевич

Змей так запугал и запутал этого патрикия Кирилла, посланца Юстиниана (а точнее, одного из его прихвостней магистра оффиций Евтропия), что через несколько минут разговора тот едва не плакал. А ведь мы его даже еще не били, продемонстрировав всего лишь бессмысленность любых попыток сопротивления, неодолимость наступивших обстоятельств, а также неотвратимость наказания за совершенные тяжкие грехи, и не в загробном мире – прямо здесь и сейчас. Хотя, если говорить о пресловутом Евтропии, то кто чей прихвостень, еще надо посмотреть. Видели мы уже ситуации, когда молодой хвост вертел престарелой собакой – да так, что пыль летела во все стороны. Сам патрикий явно был из той же оперы, и готовился занять место своего «благодетеля», как только оно станет свободным в результате интриг. И вот после того, как с ним закончил работать Змей, настала моя очередь низводить и курощать ромейского посланца.

Но прежде чем им заняться, я спустился туда, где мои воительницы заканчивали разбираться с купеческими дромонами, двигавшимися вслед за военным кораблем. Состав преступления в данном случае был налицо. Когда мы с отцом Александром, Птицей, Елизаветой Дмитриевной и библиотекарем Ольгой Васильевной составляли свод законов Великого княжества Артания (было дело между окончательным разгромом авар и сегодняшним моментом) то в самом начале вписали подрасстрельную статью «порабощение (п.1.), содержание в рабстве (п.2.) и рабскую эксплуатацию человека человеком (п.3.)». У антов уже была аналогичная норма их традиционного права, касающаяся, правда, только членов их племенного союза, но я сказал, что наше племя – это все человечество; а для того, чтобы наказать негодяя, есть различные формы срочных и бессрочных принудительных работ.

Если на военном дромоне все гребцы были свободными военными моряками, в случае абордажа или десанта способными взяться за луки, мечи и топоры, то на «купцах» гребцы являлись прикованными к своим скамьям рабами. При этом свободная часть команды ограничивалась капитаном-владельцем, боцманом, десятком матросов палубной команды, необходимых для того, чтобы работать с латинскими парусами, а также несколькими надсмотрщиками, которых обычно подбирали за зверовидность и безжалостность по отношению к гребцам. Так вот, исходя из вышеизложенного, капитанам, их помощникам, а также надсмотрщикам светили бессрочные каторжные работы, а всем прочим членам команды «купцов» – что называется, от «трех до пяти», с возможностью сокращения срока за различные заслуги. Весьма кстати, ввиду затеянного мною строительства замка. Пусть пока эти первые в моем государстве зеки роют котлован, а там будет видно.

Основным грузом этих торговых дромонов были деревянные колодки для заковывания живого товара и некоторое количество денежных средств, чтобы этот живой товар закупить. По сравнению с той суммой, которую вез кагану патрикий Кирилл, эти серебряные миллиарисии действительно составляли сущие копейки, за которыми и наклоняться-то было неохота. Хотя магия магией, а серебро в некоторых случаях тоже не повредит – то ли нечисть какую прихлопнуть, то ли воду от злобных бацилл очистить. Гребцы-рабы – это совсем другое дело. Сорок пар весел на каждом дромоне подразумевали наличие ста шестидесяти сильных и здоровых гребцов, ибо иные на веслах не выживали.

Всех вместе их было чуть больше шестисот мускулистых, как призовые штангисты, мужиков, больше половины которых было славянами, около трети германцами и примерно десять процентов проходило по статье «разное», включая экзотических в эти времена негров. Этих гребцов хозяева дромонов неплохо кормили, и на долгих стоянках, когда команду расковывают и отправляют в эргастулы (казармы для рабов), даже иногда приводили им женщин. А как же иначе, ведь гребцы – это «мотор» дромона, и тот хозяин, который плохо заботится о своем моторе, не смазывает его и не заменяет износившиеся запчасти, проживет только до первого хорошего шторма. А на шторма Черное море весьма богато. Но в любом случае рабство есть рабство, и свободных членов команды, а особенно хозяев и надсмотрщиков, гребцы ненавидели со всей лютостью обездоленных людей, и поэтому, когда мои воительницы раздавали пинки и крушили ударами кулаков ребра, то в воздухе стояли сплошной свист и улюлюканье, одобряющие столь блестящий мастер-класс по рукопашному бою.

Потом болезных частью увели, частью унесли, после чего гребцы, прикованные к скамьям на выброшенных на сушу кораблях, забытые и никому не нужные, остались предоставленными самим себе. Честно говоря, я не представлял, что с ними делать. Ну, освободить – это само собой, но как быть с ними дальше? Кормить «за просто так» я их не буду. Во-первых – не позволит Мэри, а во-вторых – я и сам сторонник того, что кто не работает, тот не ест. И черт его знает, будут ли они, знавшие только принудительный труд, работать за плату как свободные люди, без окрика надсмотрщика и свиста его плети. Или они примутся разбойничать, просто отнимая у местных антов, что им необходимо, и тогда я буду вынужден их просто уничтожить, просто потому, что за антов, которых я уже взял под защиту, я отвечаю в значительно большей степени, чем за этих гребцов. С другой стороны, куда податься всем этим людям? Если у кого-то из них на далекой родине еще сохранились семьи, то там их, наверное, уже никто не ждет. И кроме всего прочего, до этой их родины еще нужно добраться, что весьма сложно, даже если это земли ближних славян; а если это в Карфагене, Испании, Италии или упаси боже в Африке южнее Сахары, так и вообще невозможно.

Пока я смотрел на этих гребцов, они в свою очередь смотрели на меня. Наконец один из гребцов с ближайшего корабля, косматый как медведь и мускулистый как Шварценеггер, с плечами, покрытыми застарелыми шрамами от плетей (по всей видимости, неформальный лидер команды), привстал на скамье, насколько позволяла цепь и крикнул в мою сторону на плохой латыни.

– Эй, начальник, ты, что ли, будешь наш новый хозяин?

– Начальник, – ответил я, – это ты правильно сказал, а вот хозяина у вас больше нет. Совсем. Здесь, в Артании, рабство запрещено, и ваш бывший хозяин теперь до конца жизни будет копать землю на стройке, если выживет после сегодняшнего внушения.

– Э-э-э… нет, начальник, – задумчиво произнес мой собеседник, почесав лохматый затылок, – так дело не пойдет. Если не будет хозяина, то кто нам даст вина, пожрать, постель и женщину?

– Никто не даст, – пожал я плечами, – если ты не старик, не ребенок и не инвалид, то сам должен заработать себе на жизнь.

– Заработать на жизнь? – у лохматого был такой вид, как будто я предложил ему достать с неба луну. – А как это можно сделать? Пока что у нас получалось зарабатывать зуботычины да плети, а на жизнь заработать не получалось.

Остальные загудели, одобряя слова товарища.

– Все просто, – ответил я, – если пойдешь работать на стройку, то, с учетом своей силы, будешь получать за работу одну силикву [62] в день, и на нее жить. Но только там действительно надо работать до седьмого пота, а не просто присутствовать, – тут я обвел глазами этих людей, которые слушали меня очень внимательно. Теперь я обращался к ним всем. – Если же вы решите, что работать вам скучно и хочется повоевать, то с вашим телосложением добро пожаловать в штурмовую пехоту. Во время обучения плата тоже одна силиква, но жить вы будете на всем готовом за счет службы; после завершения обучения плата один миллиаресий, [63] и все необходимое так же, как и во время учебы, будете получать за счет службы. Но командира слушать как родного отца, он вам не надсмотрщик, и кнутом не машет. Не будете выполнять его приказы, то тут же вылетите со службы – кувырком, не оглядываясь. При этом, если вздумаете заняться грабежом местного населения, то зуботычинами не отделаетесь и будете тут же настигнуты нашими солдатами и убиты. Местные, на каком бы языке они ни говорили и к какому бы племени ни принадлежали, целиком и полностью находятся под нашей защитой.

– Понятно, начальник, – снова почесал в затылке лохматый и задал еще один вопрос, – Скажи, приятель, а сам-то ты кто, что обещаешь такие деньги? Поди, там все совсем не так?

– Ты сам правильно назвал меня начальником, – ответил я, – капитан Серегин, по совместительству великий князь и бог справедливой оборонительной войны.

– Бог?! – усомнился лохматый, – врешь, поди?! И какой из тебя князь? Князь – он одет в шелк с ног до головы, перстни на нем золотые, венец серебряный и цепь златая поперек пуза, как для неаполитанских собак. А ты одет как варвар, важности в лице никакой, рукоять меча оплетена обычной кожей и совсем не изукрашена, а рука у тебя мозолиста, а не нежна и холена. Нечто бывают такие князья? Нет, не бывают. Обманщик – вот ты кто, а никакой не князь и не бог.

– Обманщик, говоришь? – переспросил я, извлекая из ножен меч Ареса и направляя его в сторону лохматого. Затем я представил, что железо, охватывающее щиколотки гребцов, становится мягким, как мокрая глина, ножные кольца разрываются, а удерживающие их цепи подобно змеям скромно уползают под лавки, чтобы замереть там навсегда. Полностью создав в мозгу эту картину, я мысленно сказал: «Аминь» – и повернул меч, как ключ в замочной скважине, что должно было выпустить заклинание на свободу.

Но тихой работы не получилось. Что-то звякнуло, кракнуло, а потом пошел такой шум, будто эти кандалы принялась грызть целая сотня железных хомяков, при этом чавкающих и шумно отплевывающихся. И цепи, вместо того чтобы тихо отползти в сторону, принялись в панике черными змеями расползаться во все стороны как по команде: «спасайся кто может». Вид у лохматого и его приятелей был до предела обалдевший, особенно после того, как некоторым пришлось уворачиваться от улепетывающих в панике кандалов. Где-то я пять перестарался, не рассчитал усилий.

– Верую! – заорал недавний пессимист, рухнув передо мной на колени, и стукнув лохматой головой о планширь бывшего купеческого дромона. – Верую, князь-батюшка, надежа ты наша и опора, во все верую. И в то, что ты князь, и в то, что бог, или, по крайней мере, могучий колдун, и в то…

– Хватит уже, – устало сказал я своему новоявленному новоявленному почитателю и махнул мечом на две почти противоположных стороны, – записываться на стройку – это туда, а в войско – вон туда. Там вас примут, оденут, приведут в порядок, помоют, накормят, обогреют и объяснят, что надобно делать и там, и там. А мне с вами разговаривать дальше некогда, на это у меня есть помощники.

К моему удивлению, из толпы, повылезшей из развалившихся на суше дромонов, в сторону стройки направилось чуть больше трех десятков, а остальные дружной компанией потопали вербоваться в армию. То ли они все по большей части из военнопленных, то ли решили, что раз я так неласково встретил патрикия Кирилла, то теперь непременно буду воевать с Византией. А может, и то, и другое вместе взятое. Кстати, война с готами в Италии закончилась всего лишь девять лет назад, так что некоторые участники тех событий могут быть вполне еще живы. Но вернемся к нашим баранам, точнее к патрикию Кириллу – вот он стоит в сторонке, отделенный от команды дромона и трясется как осиновый лист, пока люди Мэри из финансовой службы пересчитывают солиды в кожаных мешках. Полезное занятие – доверяй, но проверяй. Это неграмотного аварского кагана можно обмануть, а нашу Мэри никогда. Но мы подождем, посмотрим пока по сторонам и, как только Мэри закончит с этим деятелем, возьмем его в оборот. Кстати, для этого мне понадобятся Велизарий и Антонина, они успели так радикально омолодиться, что теперь никто из константинопольских знакомых, наверное, не сумеет их узнать.

* * *

Августа 561 Р.Х.