Двадцатый день в мире Содома, утро

Заброшенный город в Высоком Лесу

Мэя Кун

Я – бывшая боевая рабыня ашорского городского ополчения, а нынче рядовая воительница третьего эскадрона, пятого кавалерийского полка, входящего во вторую дивизию. Об этом говорит нашивка на груди моей формы, на которой специальными знаками указано все вышепроизнесенное, и меч, висящий сейчас на моем поясе. Это не тот меч, который я подобрала на поле боя и с которым бросилась на верную смерть. Тот – короткий, темный и тупой меч, убран в ножны, завернут в полотно и спрятан подальше на долгую память, а этот мне вручил сам капитан Серегин, предварительно похлопав его клинком по моим плечам и произнеся ритуальную фразу, что отныне этот меч будет частью меня, а я частью его.

Этот меч, называемый кавалерийским палашом – длинный, светлый, буквально сияющий на солнце – остер как бритва, и теперь я с ним каждый день подолгу упражняюсь в рубке лозы, воображая, что это не ни в чем не виноватые прутья, а злобные Волкодавы и их еще более злобные маги. В сильной и опытной руке кавалерийский палаш – это страшное оружие, способное без особых усилий развалить человека напополам, даже если на нем надета бронзовая кираса. Но он требует от меня силы и умения; сила у меня есть, а вот умения еще не хватает, а потому мне только и остается, что рубить лозу до седьмого пота, добиваясь отточенности каждого движения. Кроме рубки лозы, мы еще занимаемся фехтованием на мечах – для того, чтобы, кроме силы, обрести еще и ловкость.

Кстати, теперь ранить меня в бою Волкодавам было бы уже не так просто, как в тот раз, потому что у меня есть надежная защита в виде выкрашенного в коричнево-зеленый цвет полного кавалерийского доспеха. Голову мою защищает прикрывающий уши и затылок полукруглый шлем с амортизацией, с задней части которого свисает мелкая кольчужная сетка. На тело, руки и ноги надета набитая конским волосом простеганная куртка с вплетенной в нее металлической сеткой и нагрудником; такие же набедренники, наплечники, а также металлические чашки, защищающие колени и локти. Большой круглый щит составляет дополнительную защиту слева, но в отдельных случаях его можно закинуть за спину, для парирования ударов взяв в левую руку длинный граненый кинжал. Несмотря на довольно неплохую защиту, доспех не очень тяжел, и как и оружие, сделан из отличного материала; он почти не мешает мне двигаться, а значит, мы с палашом сами сделаем все остальное.

Что дается мне хуже, так это езда на лошади. Инструктор нашего эскадрона, амазонка по имени Ирина, сказала, что в седле я держусь чуть лучше куля с навозом, только что не падаю на землю – но для начала сойдет и так. Эта Ирина по виду совсем девочка – смешливая и постоянно заигрывающая с нашим командиром, юным лейтенантиком Витей, который держится в седле чуть лучше нас и все время краснеет от ее подколок. Лейтенант Витя благоговеет перед Ириной точно так же, как и все мы, потому что она уже участвовала в настоящем большом деле под командованием капитана Серегина, когда тот еще не был богом. Теперь в ее глазах навеки отражается пламя бушующих пожаров, а уши слышат ржание коней, перестук выстрелов и немелодичный лязг, с которым металл ударяется о металл.

Занятия у всех у нас идут, как говорит лейтенант Витя, по двенадцать часов в сутки и по семь дней в неделю. Когда мы завтракаем под открытым небом, еще темно; а когда ужинаем, то уже темно, а ведь кроме занятий мы должны расседлать, вычистить, покормить и напоить всех троих своих коней. Так что устаем мы так, что засыпаем, едва только голова касается подушки, и нам кажется, что не успели мы заснуть, как уже раздается крик дневальной, поднимающей наш полк на утреннюю зарядку. Но я не жалуюсь. Мы, боевые остроухие – существа стойкие и выносливые. Тем более что наш командир лейтенант Витя выполняет вместе с нами все то же самое, кормит и чистит своих коней, упахивается на занятиях, ибо он сам тоже ни разу не кавалерист. Он точно также, как и мы, засыпает с ложкой в руке за ужином, а потом вместе с нами вскакивает по крику дневального ни свет ни заря.

Правда, сперва Витя нас немного боялся, особенно парочку диких из второго взвода, а потом привык и теперь стоит за всех нас горой. Он у нас хороший, и мы пока не торопимся попробовать, каков он в деле как Производитель. Такими забавами лучше заниматься не спеша, с толком с расстановкой. С нашим Витей это должно получаться приятно и интересно, он и на вид весь такой сладкий; а еще от него должны пойти очень хорошие дети. Дойдет у нас и до этого. Жалко, что мы, остроухие, можем рожать только девочек, а то бы я с пребольшим удовольствием родила бы Вите сыночка, и другие наши также – что остроухие, что бледные худышки – чтобы они, эти мальчики, были бы плоть от плоти и кровь от крови нашего эскадрона. Но Витя, наверное, будет рад и дочерям? Ведь нас же он теперь тоже любит как родных.

* * *