День тридцать седьмой, ранее утро

Лагерь отряда капитана Серегина возле контейнеровоза

Мэри Смитсон,

сержант 7-го бронекавалерийского (мотопехотного) полка армии США

 

Пробуждение наше ото сна было тяжелым и неприятным, как после сильного похмелья. Голова болела, во рту пересохло, желудок сжимался в сухих позывах к рвоте. Это где ж мы вчера так наквасились? Ничего не помню – ни где я нахожусь, ни сегодняшнее число (даже месяц и год) – полная дезориентация. Открываю глаза – и вижу, что я лежу прямо на земле, до подбородка укрытая грубым шерстяным одеялом, а прямо надо мной нависло ночное звездное небо, все расчерченное полосами и кляксами почти прозрачных высоких перистых облаков, уже подсвеченных первыми розовыми лучами восходящего на востоке солнца. Но мне сейчас не до красот природы. Поворачиваю голову, и моим глазам предстают дрыхнущие рядом со мной точно в такой же позе девки из нашего взвода – Луиза и Дафна. А где все наши парни, где этот педик, первый лейтенант Гозман, почему мы лежим тут только втроем, и где «Хамви» и «Страйкеры» нашего взвода? Ответа нет, память моя пуста, как сейф, дочиста очищенный медвежатниками. Не помню ничего – ни где мы были, ни что пили, ни даже того, что это за страна. Рассвет постепенно вступал в свои права, звезды на небе погасли, и местность вокруг осветил неверный серый свет наступающего утра.

И вдруг все прояснил крик – резкий и пронзительный – даже, кажется, женский:

– Ро-о-о-та, по-о-о-дьем!

И тут же неподалеку от нас, из-под таких же одеял, как у меня, ракетами начали взметываться обнаженные женские фигуры, заученно запрыгивающие в камуфлированные штаны и натягивающие на ноги высокие шнурованные ботинки. Я тоже было дернулась вскочить – и тут до моего ошарашенного мозга дошло, что команда на подъем была отдана на русском языке, который я почему-то поняла, и что это не наша рота, и вообще не американская армия…

И тут же вспомнила все, что произошло со мной, но так, как будто все это было не со мной, а с какой-то еще Мэри Смитсон, про которую я смотрела нудное и неинтересное кино, и что я к ней теперь не имею совершенно никакого отношения. Что за чушь?! Как я могу не иметь отношения к самой себе?

Едва только я задала себе этот вопрос, как над нами выросла высокая мускулистая фигура русской женщины-сержанта с грозным позывным «Кобра».

– А вам что, девочки, особое приглашение требуется? – рявкнула она на нас, – или в американской армии утренняя зарядка уже не в моде?

И тут, машинально повиновавшись этому приказу и кое-как выбравшись из-под одеяла, я смутно вспомнила, что вчера мы как бы вступили в этот отряд ради возможности вернутся домой, и теперь должны выполнять все приказы этой женщины. Единственное, чего я так и не могла вспомнить, так это событий вчерашнего вечера, очевидно и приведших к нашему такому премерзкому состоянию. Ох, как мне было плохо, и как тяжко натягивать на себя штаны и шнуровать ботинки, а ведь в тот момент я еще не знала, что это только самое начало наших мучений.

Когда Кобра поставила нас в строй колонны по четыре, то наше место оказалось рядом с еще одной «чертовкой», изрядно моложе той, которая вчера присутствовала на нашем медосмотре. И, к нашему удивлению, девки (которые, как я уже знала, являлись самыми настоящими амазонками) перешучивались и переговаривались с юной «чертовкой», не только не боясь ее, но и демонстрируя, что она одна из них – такая же, как и все.

А вот мы, американки, явно не входили в категорию «как все» – даже несмотря на то, что мы были в футболках, а амазонки вышли на зарядку по форме «голый торс», и их плотные груди – у кого-то чуть больше, у кого-то чуть меньше – вызывающе торчали вперед заостренными сосками. Амазонки вокруг нас все как одна были стройными подтянутыми мускулистыми девицами, двигающимися так, будто внутри них были вставлены стальные пружины. На их фоне мы выглядели тремя жирными рыхлыми неуклюжими бабами, хотя там, дома не имели причин жаловаться ни на свои фигуры, ни на физическое развитие. Но, наверное, все познается в сравнении.

Я еще подумала, если физические возможности этих амазонок такие же, как и их внешность, то нам будет очень тяжело соревноваться с ними, безотносительно к нашему нынешнему состоянию. Что самое странное – эта мысль не вызвала у меня ни привычного раздражения, ни приступа злобы, а только осознание того факта, что нам надо бы готовиться к тяжелым испытаниям, чтобы не опозориться рядом с этими прирожденными воительницами.

Это предчувствие подтвердилось в тот момент, когда одновременно с краем солнечного диска, показавшегося над горизонтом, на зарядку вышли воины-мужчины этого отряда во главе с его командирами – капитаном Серегиным и падре Александром. Правда, к тому моменту, проветрившись на свежем утреннем ветерке, мы были уже почти в порядке, и из всех симптомов неизвестно откуда взявшегося похмелья у меня осталась только сухость во рту.

– Ро-о-о-та, – скомандовала Кобра, – на зарядку бего-о-ом марш!

И мы побежали. С каждым метром я убеждалась, что нам не тягаться с этими совершенными живыми боевыми машинами, в которых амазонок превратила русская боевая дрессура. В принципе, получив возможность глянуть на события в храме Сатаны как бы со стороны, я могла восхититься их ловкостью, слаженностью, меткой стрельбой и неудержимой яростью рукопашного штыкового боя, и, кроме того, понять, на какую высоту русскими было поднято искусство индивидуальной подготовки каждого бойца.

Но нам от этого понимания было не легче. Ноги после первых двух сотен метров стали ватными и заплетающимися, глаза заливал пот, а сердце, как пойманная птица, отчаянно билось о грудную клетку. Первый километр я преодолела на одном лишь чистом упрямстве, воображая, что сейчас последует команда «Стой» – и я просто упаду на землю и умру. Но такой команды все не было, и я продолжала бежать, проклиная себя за упрямство. Несчастный случай произошел не со мной, а с Дафной, которая вдруг запнулась и, вывалившись из строя, и растянулась на земле лицом вниз.

– Ро-о-о-та, стой! – скомандовала Кобра, и пересмеивающиеся амазонки остановились, явно это для них действительно была легкая утренняя прогулка.

А вот нам с Луизой, едва живым, не говоря уже о навзничь лежавшей Дафне, было не до смешков. Быть бы живыми. Тем временем Кобра пробормотала нечто вроде «переборщила» и приказала перевернуть Дафну лицом вверх. Та оказалась вполне живой, но без сознания, с покрасневшим от напряжения лицом и рассеченной при падении бровью. Кобра щелкнула пальцами, и тут же прямо из воздуха рядом с нами материализовалась Лилия.

Кобра указала ей на Дафну и что-то сказала, но что именно, я не расслышала. Лилия кивнула и принялась тыкать в мою товарку своими пальцами.

– Мэм, – сказала я Кобре, – извините, пожалуйста, но нам с Луизой тоже плохо, очень плохо.

Я ждала, что нас обругают и снова поставят в строй, но этого не произошло. Вместо этого Кобра извиняющимся тоном сказала:

– Ничего, девочки, вы уже и так пробежали вдвое дальше, чем я рассчитывала. Оставайтесь здесь со своей подругой, а потом, когда Лилия с вами закончит, вы все втроем самостоятельно вернетесь в лагерь.

Я постаралась получше присмотреться к сержанту. В служебной обстановке свой позывной она оправдывала на все сто процентов, представляя из себя леденящую кровь суровость. Но если дело касалось личных взаимоотношений, то она совсем не была такой мерзкой сукой, как сержант Майер или другие известные мне представители нашей «доблестной» армии, считавшие, что подчиненные – это рабы, отданные в их полное и безраздельное владение.

По сравнению с ними сержант Кобра – и родная мать, и старшая сестра в одном флаконе. А уж как ее уважают амазонки… и обожают так, будто она их богиня и в то же время любимый поп-идол. Эту загадку я разгадать пока не могу, но обязательно разгадаю, а сейчас мы, задыхающиеся и полумертвые, остались в степи, чтобы Лилия могла совершать над нами свои издевательства при помощи пальцев. Рота амазонок побежала дальше – только пыль завилась между холмами. Нет, после ее экзекуции ноги у нас окрепли, и в голове хорошо прояснилось, но только я все равно, хоть убей, не помню, что с нами вчера такого произошло.

И только уже подходя к лагерю, я вдруг вспомнила свой страх, вспомнила сосредоточенное и печальное лицо падре Александра, кладущего правую руку мне на лоб. И боль, боль, боль – жгущая огнем боль, пронизывающая меня от макушки до пяток. Теперь мне было понятно, почему у меня нет привычных немотивированных приступов злобы, почему я вспоминаю прошлую жизнь Мэри Смитсон как бы со стороны, почему сегодня утром мне было так плохо и тяжело. Все потому, что вчера священник-ортодокс, следуя каким-то своим, неведомым мне, целям, залез в мою черепушку и выкинул оттуда все, что он считал там лишним. И вот теперь я пуста, как чисто выметенная и вымытая комната, а того, что во мне было ранее, уже более никогда не найти.

– Луиза, – спросила я у подруги, – ты помнишь, что было вчера вечером?

– Да, Мэри, – почему-то шепотом сказала та, – помню. Вчера из нас изгоняли дьявола, и падре Александр начал как раз с тебя. Ты так страшно билась и кричала – но амазонки держали тебя крепко-крепко. Я думала, что ты сейчас умрешь. Потом ты перестала кричать, упала и уснула, а потом настала моя очередь – и я больше ничего не помню, кроме сильной боли, пронзившей все мое тело.

– Да, – сказала Дафна, – я помню, как мучили вас обеих. Мэри очень долго, а Луизу, наоборот, быстро…

– Значит так, девочки, – решительно сказала я, – вы чувствуете себя ущербными, неполными, такими, как будто из вас вырвали какую-то вашу часть, а вы даже и не догадываетесь, что это было…

– Да, Мэри, – кивнула Луиза, – чувствую. Но только все это к лучшему, потому что из меня как будто вырезали гнойный нарыв, из-за которого я тяжело болела и могла умереть, а теперь мое состояние стало нормальным и я могу просто радоваться жизни. Если из нас действительно изгнали дьявола, то пусть этот дьявол катится куда подальше – он хуже, чем мой прошлый дружок, и без него мне будет гораздо лучше.

– Я думаю так же, – поддержала Луизу Дафна, – чтобы это ни было, от этого требовалось избавиться, и как можно скорее. Если дьявол, то тем хуже для дьявола, потому что и на него нашлась управа.

– Но постойте, – взволнованно произнесла я, – быть может, у нас забрали какие-то важные и ценные воспоминания, которые мы предпочли бы не терять, или какие-то профессиональные навыки, которые пригодятся нам в дальнейшем…

– Об этом обязательно надо спросить, – серьезно произнесла Луиза, – но только не у падре Александра – он может быть слишком суров с простыми девушками вроде нас – а у мисс Анны, которая явно проще, чем падре, и не откажется ответить на пару вопросов, если мы сумеем найти к ней правильный подход.

 

* * *

 

Тот же день, около 11:00

Лагерь отряда капитана Серегина возле контейнеровоза

Капитан Серегин Сергей Сергеевич

 

Официальный визит в наш лагерь нового Великого Магистра Тевтонского Ордена был обставлен по всей положенной случаю помпой. Вся территория лагеря была прибрана, одеяла и спальные принадлежности свернуты и повзводно сложены в штабеля, а амазонки, одетые по полной форме, выстроены в аккуратные коробочки взводов, блестя остриями примкнутых штыков. Отдельно, гомонящей испуганной толпой, собрались бывшие жертвенные «овечки», встревоженные визитом своих бывших мучителей. Но перед ними вышла сержант Кобра и по-простому так сказала:

– Не бздите, девочки! Мы убьем любого, кто посмеет причинить вам зло.

После этого девочки, к которым уже начали применять курс инъекций «сыворотки № 1», немного успокоились, продолжая с тревогой поглядывать на то место, где спустя всего несколько минут должен был опуститься штурмоносец с тевтонской делегацией.

Кибела явилась, когда все приготовления уже почти закончились, приветливо кивнула всем нам, и с отдельной доброжелательностью Анастасии.

– Подойди сюда, бывшая жрица храма Текущей Воды, – на койне изрекла Великая Мать одновременно с благосклонным кивком, – ты не являешься частью моего потомства, но я могла бы гордиться такой стойкой и терпеливой дочерью. Большинство их них отличаются совсем другими качествами, поэтому ты – исключение. Опустись на одно колено, чтобы я могла вернуть то, что принадлежит тебе по праву.

Чувствуя себя немного неловко, смущаясь и краснея, Анастасия подошла к Кибеле и неуклюже опустилась перед ней на одно колено.

– Носи по праву этот камень и пусть он, как и прежде, будет частью твоей души, – торжественно произнесла Кибела, надевая на шею Анастасии цепочку из электрона (сплав золота и серебра) на которой, оправленный в тот же металл, красовался стреляющий во все стороны красно-фиолетовыми бликами большой тщательно ограненный камень размером примерно с грецкий орех.

– Спасибо, Великая, за то, что вы побеспокоились о неразумной женщине, – склонив голову, ответила Анастасия, – наверное, поиски моего магического камня стоили вам больших хлопот.

– Ветерок (ерунда), – ответила Кибела, – и не меня ты должна благодарить, а капитана Серегина (ща надуюсь от гордости и лопну), перед которым мы все сейчас находимся в неоплатном долгу. А лично мне это не стоило почти ничего. Немного магии, немного божественного предвиденья, один ночной налет во главе банды диких амазонок на захолустный храм, куда твой бывший любовничек продал камень, несколько трупов и пара обрезанных ушей у тамошней верховной жрицы, которая не хотела отдавать то, что не принадлежит ей по праву. Теперь эта глупая женщина до конца жизни будет вынуждена носить свои уши в кармане, а на голове иметь повязку, скрывающую от людей свидетельство ее глупости.

Ну да, в этом вся Кибела. Явилась бы во всем блеске божественного величия – так ей бы и камень отдали, и еще бы приплатили, чтобы избежать неприятностей. Так ведь нет – ей захотелось немного поразвлечься, тряхнуть стариной и изобразить из себя самку Робин Гуда, творящую в ночи справедливость. Хотя, если сказать честно, скупка краденного – это деяние, уголовно наказуемое даже в этом отсталом и захолустном мире, а скупка краденых магических артефактов такого уровня и вовсе наказуема с летальным исходом, так что, лишившись только ушей, та жрица еще легко отделалась. Дело в том, что слова Кибелы про неотъемлемую часть души Анастасии совсем не были пустым звуком. Камень, врученный магу при его инициации, мог поступить в повторный оборот не раньше его смерти.

Тем временем Кибела сделала шаг назад и внимательно оглядела всю нашу компанию.

– Ну вот, – с удовлетворением произнесла она, – теперь все – и камни, и люди в сборе – и как только мы закончим дела с нашими тевтонскими друзьями, то сможем приступить к созданию портального заклинания.

Ну да, с глаз долой – из сердца вон. Ну и нам от такого подхода тоже легче. Уж очень не хочется на лишнее время задерживаться в этом мире. Правда, моя супруга говорит, что вчерашним «овечкам» перед тем, как мы с ними тронемся в путь, нужен как минимум месяц на реабилитацию. А их, ни много ни мало, будет больше трех тысяч. Около тысячи уже в лагере – это то, что Елизавета Дмитриевна собрала по дорогам, и еще две с половиной тысячи подростков и девушек обещал доставить Великий Магистр. И вообще, вчера мне показалось, что ликвидация структуры, раньше обслуживавшей херра Тойфеля – это для него еще та головная боль.

И вот настал тот момент, когда зависший над центром нашего лагеря штурмоносец плавно опустился на песок, открылся грузовой люк и из него появился Густав де Мезьер со своей дочерью и свитой. В основном его окружение составляли совсем молодые люди в офицерских чинах (до гауптштурмфюрера (капитана) включительно), юные девушки, явно из хороших семей, и пожилые тевтоны штатского вида. Ну что поделаешь, если херр Тойфель унес с собой почти всю военную и гражданскую элиту Тевтонии.

По очереди поздоровавшись со мной и моими товарищами за руку, Великий Магистр отвесил Кибеле изысканный поклон.

– Приветствую нашего старого врага, – четко выговаривая каждое слово, на койне сказал он, – между нами было много крови, но мне очень хочется надеяться, что это уже закончилось.

Та в ответ только пожала плечами, будто показывая, что она-то ни с кем и не воевала. На ее дочерей нападали – было дело, а вот она сама предпринимала только ответные действия, и если все это прекратится, то она этому будет только рада.

– И я тоже очень надеюсь, что кровь между нашими народами находится в прошлом, – ответила она, – мы ждем не дождемся, когда вы, тевтоны, уйдете из этого мира, ведь ваше присутствие тут потеряло всякий смысл после того, как прекратил свое существование ваш ужасный господин.

Густав де Мезьер тяжело вздохнул и переглянулся со своей свитой. В ответ на это Гретхен только пожала плечами, а остальные, включая пожилых тевтонов, утвердительно кивнули.

– Мы тут посоветовались, – устало произнес Великий Магистр, – и решили, что будем просить разрешения остаться в этом мире, ибо народ наш не желает сниматься с места с женами, чадами и домочадцами. Для многих и многих необходимость бросать все нажитое и отправляться в путь – хуже самой смерти. При этом мы хотели бы принести свою клятву только одному или одной богу или богине, и лучше всего, чтобы эта была ты, Величайшая Кибела. Мы много лет воевали с тобой и твоими дочерьми, знаем, чего вы стоите и считаем, что не опозорим себя, встав в один с вами строй. Я надеюсь, что вместе мы – и тевтоны, и амазонки – пройдем этот мир от края и до края, повсюду утверждая твое имя Величайшая из богинь, и пусть трепещут перед нами тупые и изнеженные людишки на севере и крайнем западе.

Некоторое время Кибела ошеломленно (такое способно пробрать даже богиню) смотрела на де Мезьера, а потом хрипло расхохоталась, причем перекатывающееся между холмами эхо от этого смеха было каким-то неестественно гулким.

– Даже так, – сказала она, просмеявшись, – скажите, а вы не боитесь идти под мою руку? Ведь у меня такая ужасная слава, что в некоторых городах на севере мною пугают маленьких детей.

– А чего нам бояться после херра Тойфеля? – спросил де Мезьер. – Разве, ты, Великая, можешь быть страшнее этого пожирателя наших детей, которому мы были нужны только как корм и послушный инструмент для достижения его целей?

Этот вопрос вызвал у Кибелы еще один затяжной приступ смеха.

– Да, действительно, – сказала она, доставая из кармана свою знаменитую неразменную пачку сигарет «Филипп Моррис», – младенцев я не пожираю. Я даже не буду настаивать на том, чтобы вы установили у себя матриархат, а только лишь повелю, чтобы права мужчин и женщин в вашей Тевтонии были бы между собой полностью равны. Матриархат придет к вам сам через пару сотен лет по мере вырождения мужской части вашего сообщества.

Тевтоны переглянулись между собой, после чего вперед вышел пожилой мужчина в штатской одежде.

– Я Эрик фон Хартманн, – с важностью в голосе произнес он, – бургомистр города Адольфбурга, купец и весьма уважаемый человек. О Великая, мы тут подумали, что не все условия нашего договора можно и нужно сообщать простонародью. Самое главное, что прекратились ежедневные жертвоприношения, ужасавшие всех своей бесцельностью и тем, что под них по слепому жребию мог попасть любой житель нашего города, вне зависимости от достатка и степени уважения, которое мы испытываем к его семье. А кого интересует, что там будет через пару сотен лет, когда будем мертвы и мы сами, и наши дети, и внуки, и правнуки… Что же касается прав женщин, то мы совсем не против. После той бойни, что устроил херр Тойфель, нашему народу срочно будут нужны дополнительные рабочие руки. Или ты хочешь сказать, что равные права не должны сопровождаться равными обязанностями?

Кибела хрустнула костяшками пальцев и кивнула.

– Да, – сказала она, – вы правы, уважаемый Эрик фон Хартман – равные права должны сопровождаться как равными обязанностями, так и равной оплатой за равный труд – и за этим я буду следить особенно тщательно.

Улыбавшиеся до того штатские заметно приуныли. Но у меня не было никакого желания вникать в их буржуазные эмоции, да и не было мне до этого никакого дела. С одной стороны, отказ тевтонов от массовой эвакуации снимал с меня задачу обеспечить эту самую эвакуацию, дожидаясь, пока с места не снимется целый народ, а с другой стороны, из всего собирающегося тронуться вместе со мной народа боеспособна только сотня амазонок, а если учесть, что наш путь пройдет не по самым приятным мирам, то это очень большой риск. Раньше я рассчитывал на вооруженную силу тевтонов, но сейчас я даже не знаю, что и делать. Кроме того, возникают проблемы с обозом, который теперь надо будет снаряжать самостоятельно, а ведь в отсутствие автотранспорта для этого нет ничего лучшего, чем запряженные флегматичными битюгами немецкие армейские повозки, в которые можно грузить до двух тонн груза в каждую.

Кибела тоже поняла мое затруднительное положение и строго посмотрела на де Мезьера.

– Насколько я понимаю, уважаемые, – с нажимом произнесла она, – у вас с Сергием Сергиевичем был свой договор, который тоже должен быть обязательно исполнен…

– А мы не отказываемся от исполнения этого договора, – важно кивнул Густав де Мезьер, – и любой тевтон, вне зависимости от возраста и пола, может присоединиться к этому походу, и при этом Орден обеспечит его оружием и всей необходимой экипировкой, а для кавалерии еще и боевым конем, а также вьючной лошадью. Гауптман Серегин спас и наш народ тоже, ведь херр Тойфель планировал его полное уничтожение, поэтому мы тоже выражаем ему свою благодарность, которая будет заключаться в том числе и в материальной форме. С учетом того, что нам известно, можно рассчитывать на двадцать–тридцать центурий пехоты, десять–двенадцать эскадронов легкой кавалерии и пять-шесть эскадронов тяжелой панцирной конницы. Далеко не всем было по душе решение большинства – не воспользоваться шансом покинуть этот мир. Кстати, первой, кто записался добровольцем в этот легион Исхода, была моя единственная дочь Гретхен… Сердце ее теперь с вами, и я не в силах удерживать ее в своем доме.

Сказав это, герр Густав сделал паузу, посмотрел на своих спутников и усмехнулся. Тем временем я прикинул в уме, что мне предлагается (в зависимости от комплектации центурий и их количества) от тысячи двухсот до трех тысяч шестисот пехотинцев, от тысячи двухсот до полутора тысяч легких кавалеристов и около трехсот–трехсот пятидесяти всадников панцирной кавалерии. Не такие уж и малые силы, да только лояльность всех этих бойцов будет весьма сомнительной, несмотря на все влияние Гретхен и все заклинания, которыми их смогут опутать наши маги. Вот когда бывшие «овечки» смогут по-настоящему встать на ноги и взять в руки огнестрельное оружие, то только тогда я смогу получить действительно полноценный противовес тевтонскому легиону, если не считать амазонок. Но об этом пока еще рано рассуждать, потому что сначала надо будет увидеть тех тевтонских добровольцев, а только потом решать, что они такое и зачем могут пригодиться. Но как оказалось, это было еще далеко не все, потому что Великий магистр прервал паузу и продолжил говорить.

– Кроме полностью оснащенных вооруженных вышеозначенных подразделений, – сказал он, – Орден предоставляет тысячу армейских повозок для обоза, вместе с положенным количеством упряжных лошадей, а также сервов, предназначенных для того, чтобы обслуживать повозки и ухаживать за лошадьми.

– Лошади должны быть молоды и здоровы, – быстро сказал я, – и это же касается сервов, которые к тому же должны быть обоих полов и сообразительны, потому что сразу же после прибытия обоза в наш отряд они тут же получат свободу, будучи зачислены на тыловую службу на общих основаниях.

По мере того как я говорил, рожи сопровождавших де Мезьера штатских делались все кислее и кислее – очевидно, в основном это были адольфбургские буржуа, за счет которых Великий Магистр и собирался снарядить эту экспедицию. Но как только я произнес свою последнюю фразу, кислое выражение на их вытянутых лицах тут же сменилось злорадными усмешками.

– Ты глупец, гауптман Серегин, – вскинул седую голову Эрик фон Хартман, – получив свободу, твои сервы тут же разбегутся, и ты останешься без обоза.

– Это ты глупец, Эрик фон Хартман, – ответил я, – я же сказал, что сервы должны быть сообразительны. А какой сообразительный человек побежит от вооруженной защиты, ежедневного трехразового питания и справедливой оплаты за его труд? В то время как вне моего отряда беглец тут же будет сожран дикими зверями или снова обращен в рабство.

Ага, прокис это Хартман и заткнулся. Интересно, это не потомок того самого Эриха Хартманна, якобы знаменитого аса, в основном отличавшегося шакальими повадками? Ну да ладно, сейчас это совершенно не важно.

– Да, гауптман Серегин, – сказал де Мезьер, – твои требования справедливы и мы их выполним. Повозки будут новыми и полностью исправными, лошади-першероны молодыми, сильными и здоровыми, сервы тоже молодыми, обученными и сообразительными. Все должны видеть, что тевтоны не поставляют подпорченный товар.

Сопровождающие Великого Магистра штатские, как те самые кони, замотали головами и забормотали, что они полностью согласны с герром де Мезьером и пусть их разорвут на тысячи частей, если они допустят поставки некачественного товара.

– Смотрите у меня, – сказал им де Мезьер, после чего снова обратился ко мне, – герр Серегин, хоть эти слова полагается говорить будущему мужу, но за неимением такового скажу их вам, как ее командиру. Вручаю вам свою дочь Гретхен и возлагаю на вас заботу о ее благополучии и благонравии, а если сие понадобится, то вы можете в воспитательных целях сечь ее розгами, ибо, как говорили наши предки: «пожалеешь розгу – испортишь ребенка», – тут голос его едва уловимо дрогнул, он тряхнул головой и быстро закончил свою речь, – на этом у меняя все. Обоз и войско придет сюда к вам примерно через неделю или десять дней. Все остальные обязательства, о которых мы с вами говорили, будут исполнены за три ближайших дня. А теперь разрешите нам откланяться и распорядитесь, чтобы ваша очаровательная супруга доставила нас обратно в Адольфбург, ибо у нас еще очень много работы.

В ответ я кивнул Гретхен, чтобы она занимала место в нашей компании, и поблагодарил де Мезьера за проявленную заботу, после чего попрощался с ним и его спутниками – и тевтоны, развернувшись, покорною гурьбой пошли обратно в десантный отсек. Официальный визит Великого Магистра был завершен, и теперь все, что было им сказано, требовалось тщательно обдумать. При этом надо отметить то, что две совсем юные девицы из свиты де Мезьера – одна белобрысая и одна рыжая – не поднялись обратно в штурмоносец, а присоединились к Гретхен, испуганно поглядывая на меня блестящими глазками…

– Герр гауптман, – сказал мне Гретхен, когда штурмоносец улетел, – это мои подруги детства и сверстницы: Хельга и Урсула. В результате последних событий они остались полными сиротами и теперь просят у вас убежище от голода, холода, насилия и разных невзгод…

М-да, мне это кажется, или, действительно, за тот месяц, что юная тевтонка находится в нашей теплой компании, она резко повзрослела как физически, так и эмоционально, и теперь выглядит значительно взрослее большинства своих сверстниц? А может, это «сыворотка № 1» виновата? В любом случае у меня нет никаких оснований отказать этим двум девочкам, разумеется, если Птица или отец Александр не выявят какой-нибудь фатально важной причины, по которой их нельзя будет брать в нашу компанию. Но это я зря. Если эти двое сумели шугнуть из американок нашего добротного кондового отечественного дьявола, то с любой местной проблемой справятся просто на раз.

– Значит, так, – сказал я Гретхен, – убежище твоим подругам я предоставлю, но ты сама должна будешь провести их по всем кругам нашего ада. Сперва пусть с ними побеседует Птица, потом пусть Лилия проверит их здоровье, потом обязательно надо будет найти отца Александра, и только потом ты вместе с ними вернешься ко мне, и мы будем решать, какое дело им можно поручить. Действуйте, младший сержант Гретхен де Мезьер.

 

* * *

 

Тот же день, около 14:00

Лагерь отряда капитана Серегина возле контейнеровоза

Дима (Колдун)

 

Говорят, что мы скоро отправимся домой, но путь этот будет очень неблизким и очень небыстрым. Может быть, и так. Прошлой ночью мне снился со о том, что по пути к дому нам придется пройти через множество разных миров, некоторые из которых страшные, а некоторые прикольные, но при этом дома нас будет ждать что-то очень-очень плохое. Так вот, когда мы были уже готовы прийти домой, я испугался и проснулся от этого испуга. Очень даже тревожный был сон. Я рассказал этот сон Анне Сергеевне и остальным, потому что Лилия говорит, что у нас, у магов такого высокого уровня, не может быть просто снов, особенно страшных, а могут быть магические предчувствия той или иной силы. Та же Лилия говорит, что мама ей рассказывала, что какая-то Кассандра из Трои после таких снов начинала пророчить о бедах, но ее никто не слушал. Ничего, у нас Анна Сергеевна, отец Александр и капитан Серегин будут поумнее каких-то там троянцев, и посильнее тоже. Если нас дома ждет что-то страшное, то пусть ждет, дождется на свою голову капитана Серегина и отца Александра. Они шутить не будут. И вообще, уже потом я понял, что в том сне у меня было такое же ощущение гадливости и нечистоты, как в тот раз, когда я проникал в сознание американки Мэри и остальных. Точно так же мне казалось, что там, за углом, меня ждет что-то липкое и противное, которое схватит меня своими грязными щупальцами.

Кстати, всех троих американок отец Александр и Анна Сергеевна от той нечисти смогли избавить, и когда они пришли ко мне на установку заклинания регенерации, совмещенного с клятвой на верность, то ничего страшного или противного я в них уже не обнаружил, и теперь они казались мне обычными женщинами. Правда, в сознании у них было несколько пустовато, но это, как сказал капитан Серегин, оттого, что американцы в силу своей культуры и воспитания весьма недалекие и малообразованные люди, интересующиеся только тем, как бы заполучить себе побольше денег. Вот в этом они доки и мастера, а во всем остальном их таланты не очень развиты. Ну, я не знаю, прав ли он. Я думаю, что, наверное, люди бывают разные, и не все поголовно американцы такие, есть среди них и порядочные люди.

Процедура наложения заклинаний проходила в присутствии Лилии, Анны Сергеевны и отца Александра, при этом Лилия ворчала, что я делаю все неправильно, потому что не раздеваю своих пациенток догола. По-моему, это у нее такой бзик, который уже начинает меня раздражать. Так и хочется закричать ей, что я не буду раздевать этих женщин догола только потому, что этого хочется одной малолетней хулиганке. И хоть Лилии примерно тысяча лет, но иногда она ведет себя как капризная пятилетняя девочка. Или это только игра?

Первой на кушетку для наложения заклинания легла Мэри. Раздеваться при этом действительно не обязательно, а вот лежать просто необходимо, потому что тело должно быть расслабленно и пребывать в полном покое, а при этом я буду иметь возможность руками и своим камнем работать с каждым энергетическим узлом организма пациентки. Когда заклинание регенерации было наложено, настала очередь клятвы на лояльность. Тут имелось два варианта. Один, когда клиентка сама проговаривает клятву от начала и до конца – сперва на своем родном, а потом на русском языке, и другой, когда ту же клятву зачитаю ей я, а она только подтвердит, что клянется. Первый вариант надежней, второй быстрее – и я выбрал первый. Торопиться нам все равно было некуда, а надежность от меня требовалась максимальная.

Как только Мэри прочитала клятву, являвшуюся разновидностью обычной воинской присяги, и последний раз произнесла «Клянусь», как к кушетке, на которой она лежала, с двух сторон подошли отец Александр и Ника, и четырехугольником возложили свои ладони на ее солнечное сплетение. Полыхнули желто-алое и бело-голубое сияния – и секунду спустя магическая печать на мое заклинание была наложена. Печать у них была одна на двоих, а не две отдельных, как предполагалось раньше. Этот символ из двух переплетенных капель с точками я уже где-то видел. [28]

Правда, минуту спустя печать остыла и стала невидима в обычном зрении – теперь, заклинание можно было считать наложенным, и я поднял Мэри, которая откровенно задремала на этой кушетке, и позвал на ее место Луизу. Кстати, очень хорошо, что Мэри чуть не заснула на процедуре. Это значило, что она чувствовала себя вполне комфортно и ничего среди нас не опасалась.

С Луизой и Дафной все также прошло благополучно, и я порадовался за этих женщин, что им впереди предстоит длинная и счастливая жизнь, и в этом есть и моя заслуга тоже. Самое главное, конечно, чтобы они сами себе все не испортили, как это было с жадной старухой в «Сказке о рыбаке и Золотой рыбке». С печатями «хаос-порядок» не шутят. Если что, рванет так, что от клятвопреступника и пепла не останется, и все вокруг в прах. Мне даже трудно представить, сколько энергии эти двое закачали в свою печать.

 

* * *

 

Тот же день, около 18:00

Лагерь отряда капитана Серегина возле контейнеровоза

Мэри Смитсон,

сержант 7-го бронекавалерийского (мотопехотного) полка армии США

 

Подходит к концу наш первый день в отряде капитана Серегина. Сегодня с нас взяли ту самую магическую клятву и начали посвящать в курс дела. Нисколько не чувствую себя скованной ни в чувствах, ни в побуждениях, хотя, как объяснила мне сержант Кобра, русские и не собирались контролировать мои мысли и чувства. Это против их религии, или вроде того. Вместо этого они надели на меня что-то вроде невидимого магического пояса шахида – и если я нарушу эту клятву, то бинарная печать «хаос-порядок» рванет так, что все вокруг разнесет в мельчайшую пыль. Вот так, детка, ты теперь живая бомба. Привыкай. Конечно, не очень-то верится, но проверять слова Кобры меня и в самом деле не тянет.

Но если эти слова Кобры действительно являются правдой, то каково славянское коварство русских! Ведь если мы окажемся в руках у американских властей, то нас обязательно доставят в Вашингтон, где с нами наверняка захотят побеседовать очень важные персоны, неважно какая из конкурирующих структур сможет нас схватить – АНБ, ЦРУ, ФБР или Пентагон. И когда – силой, хитростью или наркотиками – они начнут выбивать из нас ответы, то ужасный взрыв уничтожит и саму эту организацию, которая будет нас допрашивать, и половину Вашингтона в придачу. А если таких взрывов будет три?

Нет, попадать в руки американских властей для нас нет никакого резона, а если это случится случайно и не по нашей воле, то, как Кобра сказала, нас обязательно вызволят из любой тайной тюрьмы, подвала или каземата. И найти нас поможет все та же магическая печать, которую можно использовать и в качестве аварийного маячка. А то, как эти люди умеют штурмовать различные объекты, мы уже знаем, и верим, что если мы сами того захотим, нас спасут или за нас отомстят, потому что если мы умрем не предав, то и взрыва тоже не будет. Мы поверили в это потому, что все те невероятные и фантастические вещи, о которых нам раньше говорили эти русские, оказывались правдой.

Такой, например, как существование других миров, в которых наша Америка является не великой и единственно исключительной нацией, а страной, которая «одна из многих», или вообще не существует в нашем нынешнем понимании. Как, например, в том мире, откуда к нам попал этот контейнеровоз, вокруг которого и творится вся та суета, что и предстоит нам разгребать…

Хорошо хоть, все содержимое этого грузового судна при помощи штурмоносца, который поработал грузовым вертолетом, уже до нашего тут появления было выловлено с поверхности воды, снято с палубы и вытащено из трюма, после чего