Глава 88. Чжао Юньлань был ошеломлен, пока слушал – как Шэнь Вэй и Шэнь-нун стали такими непримиримыми врагами?

В этот момент Чжао Юньлань почувствовал себя так, будто ему на голову надели мешок. А как только он его снял, понял, что куда-то переместился.

После кромешной тьмы его окружил яркий свет. Когда он открыл глаза, то обнаружил, что окружение ему совершенно незнакомо, так или иначе, это место уже не было водами Реки Забвения. Он повертел в руках хлыст и с тревогой огляделся по сторонам. Внезапно в ослепительно сияющей белизне окружающей его, он увидел спину одинокой фигуры, идущей далеко впереди.

Чжао Юньлань был высоким, с достаточно длинными ногами, чтобы быстро догнать неторопливо бредущего человека. Теперь стало понятно, что идущим был невысокий старик.

Даже если бы он выпрямился, скорее всего, ростом он бы доходил только до груди Чжао Юньланя. Его спина была согнута, да так, что он был похож на вареную креветку, и он нес большую корзину, которую обычно можно было увидеть в провинции Юньнань-Гуйчжоу, где люди часто использовали такие для переноски всякой всячины. Когда Чжао Юньлань заглянул в корзинку, он обнаружил, что она пуста. И хотя внутри ничего не было, старик нес ее так, что казалось, будто она весит несколько сотен килограммов, и поэтому не мог даже поднять голову. Он изо всех сил старался идти вперед, не разгибаясь и не поднимая головы.

Чжао Юньлань протянул руку, попробовав приподнять большую корзину и пробормотал:

— Неужели она такая тяжелая?

Старик наконец остановился и вытер со лба капельки пота. Когда он поднял голову, Чжао Юньлань увидел обветренное и загорелое лицо, похожее на лицо старика, держащего воду, со знаменитой картины «Отец»*. Он посмотрел на Чжао Юньланя и устало улыбнулся:

— Ступай. Ступай за мной.

— Подожди, куда? Кто ты? — спросил Чжао Юньлань, нахмурившись.

* С большой вероятностью речь идет об этой картине: https://magazeta.com/luozhongli/

Старик ничего не ответил, только снова опустил голову и продолжил идти вперед, как старый бык, тянущий плуг. Его плечи поникли под тяжестью пустой корзины, а на сморщенной шее четко обрисовалась пара выпирающих ключиц.

— Это ты меня сюда притащил? Эй, что это все значит? Я наконец-то поймал свою женушку, загнал в угол, но даже не успел сказать ни слова, как ты грубо прервал меня.

Старик слушал его жалобы со слабой улыбкой, ничего не объясняя и не отвечая.

Чжао Юньлань продолжал спрашивать:

— Куда ты меня ведешь? Что ты тащишь?

Старик вдруг глубокомысленно произнес, продолжая идти:

— Подави души живых, успокой сердца мертвых, искупи грехи оставшихся в живых, перевоплоти тех, кто остался неупокоенным… — было видно, что слова давались ему с трудом.

Заунывным тоном нараспев он произносил эти слова одно за другим. Раз за разом он повторял только эту фразу. Звук его голоса был глубоким и раскатистым, и вместе с этими причудливыми словами он напоминал о похоронах в былые времена, когда люди с флагами разбрасывали бумажные деньги, пока шли, следуя за гробом и повторяя одно и то же предложение: «Эта семья дала 120 юаней»*.

* Фраза является отсылкой к пьесе «Чайная» (茶馆) Лао Ше. Раньше в Пекине во время похорон богатых людей нанимали по тридцать два, сорок восемь или шестьдесят четыре человека, которые несли гроб. Кроме них, нанимали еще четырех человек, сопровождающих носилки с гробом по четырем углам, несущих древко с флагом и лямку для гроба. Когда носилки с гробом поднимали, а также в пути во время обрядов и приношений перед гробом сопровождающие гроб по углам должны были кричать: «Родственники умершего, бросайте деньги несущим гроб!» Сумму принято было выкрикивать нарочито громко. А когда кричали: «Прибавьте денег!», люди разбрасывали бумажные деньги.

https://www.shibushi.ru/books/lao%20she%20chaguan%20in%20RUssian.txt

Чжао Юньлань понял, что он не сможет получить от этого человека ответы на свои вопросы, и поэтому перестал спрашивать. Хлыст в его руке превратился в черную бумагу с красными буквами — Орден Хранителя, он свернул ее в трубочку, чтобы она была похожа на сигарету, и сунул в рот, утоляя голод нарисованной лепёшкой*. Он слушал голос старика, молча размышляя, что ему дальше делать.

*画饼充饥 [huà bǐng chōng jī] обр. в знач.: тешить себя иллюзиями; обманывать самого себя; принимать желаемое за действительное.

У него вдруг возникло ощущение, будто он идет по дороге, ведущей к Небесной Столице.

Погодите... дорога в Небесную Столицу… разве это не дорога на гору Бучжоу? Разве гора Бучжоу уже не разрушена?

Как только он подумал об этом, то тут же резко остановился. Где-то в пустоте раздался вздох. Словно внезапно вспомнив о чем-то, Чжао Юньлань пристально посмотрел на старика и выпалил:

— Может ли быть, что ты и есть Шэнь-нун?

Старик тоже остановился, медленно повернул голову и молча посмотрел на него.

Казалось, все мышцы в теле Чжао Юньланя мгновенно напряглись.

С тех пор как он понял, что так называемые “воспоминания” в Дашэньму* были фальшивыми, в его сердце зародилось некоторое подозрение — гора Куньлунь не была местом, куда смог бы взобраться любой желающий, не говоря уже о том, что людей, которые могли бы изменить воспоминания в Дашэньму, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Позже Чжао Юньлань размышлял об этом воспоминании бесчисленное количество раз, часть об огне души с его левого плеча была очень расплывчатой, а часть о горе Бучжоу — сомнительной.

* Дашэньму – дословно «великое священное дерево».

Кто же именно ему лгал?

С этой точки зрения Шэнь-нун казался самым подозрительным. В том воспоминании из Великого Священного Дерева он всегда выглядел очень подобающе и положительно во всех смыслах. На первый взгляд Шэнь-нун казался праведным и внушающим уважение, но кое-что после тщательного обдумывания Чжао Юньланю показалось неправильным.

Это воспоминание было цельной историей. Если убрать кого-то, появившегося в нем, конец был бы другим. Иными словами, каждое их слово и действие были подчинены логике и связаны с различными причинами и следствиями, за исключением Шэнь-нуна — даже если бы в истории не было Шэнь-нуна, начало и конец истории остались бы теми же, ничего бы не изменилось.

Позже он познакомился с бессмертной сущностью — священной чашей Шэнь-нуна, которая вселилась в тело его отца, услышал, как Призрачное лицо словно бы случайно произнес фразу: «Шэнь-нун заимствовал огонь твоей души», и все это подтвердило его подозрения.

Кроме того, в видении у камня Великой печати было произнесено, казалось бы, правильное, но явно не укладывающееся в логику событий утверждение Нюйвы: "Шэнь-нун ошибся", снова и снова нервирующее Чжао Юньланя.

Чжао Юньлань сжал кулаки:

— Так тем, кто изменил воспоминания в Дашэньму, был ты или нет?

Старик не ответил, но на его лице отразилось беспокойство. На мгновение Чжао Юньланю показалось, что он услышал шум ветра.

Когда он замолчал, белоснежный мир вокруг внезапно начал становиться все ярче, до тех пор, пока на пронзительный свет стало невозможно смотреть. Чжао Юньлань поспешно прикрыл глаза и лишь спустя долгое время осторожно и медленно открыл, от вспышки света они начали слезиться, но все же он смог рассмотреть — пред ним был его привычный мир.

Чжао Юньлань огляделся вокруг и на мгновение остолбенел. Невероятно странное чувство причудливого узнавания появилось в сердце.

Он долго не понимал, где находится, пока не увидел магазин мороженого на углу улицы.

Глаза Чжао Юньланя широко раскрылись — это место было рядом с его домом, только вот магазин мороженого через дорогу давно обанкротился. Пять или шесть лет назад он уже превратился в ресторан "Хот-пот".

На пару мгновений он даже немного растерялся и замер на месте, но наконец пришел в себя и быстро зашагал вперед. Он порылся в карманах в поисках мелочи и купил миску фруктового мороженого*. Как дурак**, он стоял в группе молодых девушек, прислонившись к окну, смотрел на висевший на стене магазина большой календарь, на котором было написано «2002 год», и без каких-либо эмоций на лице очень своеобразно поедал свое мороженое, испытывая ненависть к окружению рядом.

* Здесь используется слово «沙冰» – что дословно переводится, как смузи, но на взгляд редактора это не совсем точно, потому что речь идет о десерте не только из фруктов (молока, йогурта, овощей, орехов и др.), но еще и со льдом, что больше известно нам под названием «фруктовый фраппе» или «гранита».

** В оригинале использована вариация куда более сильного слова – «傻逼» (shǎbī), что дословно переводится, как «тупая пизда» или «долбоёб».

Все выглядело так, будто он пришел сюда, чтобы собрать плату за крышу или разгромить магазин.

У Чжао Юньланя возникло ощущение, что он либо спит, либо смотрит плохой фильм, где сцены постоянно сменяются — в одно мгновение он находится на небе, а в следующее уже на Земле. В конце концов, он смог вернуться в привычный для него мир, но на 11 лет раньше.

Когда от его мороженого оставалась еще половина, он вдруг заметил одного человека. Тут же выпрямившись, как лиса на охоте, он вытянул шею, чтобы выглянуть из-за витрины магазина. Из-за того, что образ «хулигана и красавчика, поедающего гавайский лед» был весьма привлекателен, несколько девушек не могли оторвать от него глаз и поэтому, неудержимо следуя за его взглядом, тоже вытянули шеи, чтобы посмотреть, что его так заинтересовало снаружи.

Все вместе они стали походить на баскетбольную команду из сурикатов.

Чжао Юньлань увидел знакомую машину, выехавшую из маленького переулка, в котором находился его дом, — старенькую машину, которая несла в себе бесчисленные воспоминания о его детстве, но в конечном счете была безжалостно продана его отцом!

Чжао Юньлань тут же отбросил еду, которую не успел доесть, и выскочил на улицу с такой скоростью, словно пытался поймать мошенника на месте преступления. Он остановил такси на дороге, вытащил из кармана потрепанное удостоверение и помахал полицейским значком перед таксистом: “Пожалуйста, проследите за этой машиной впереди!”

Таксист не ожидал, что ему удастся поиграть в шпионов в этой жизни, и сразу же пришел в восторг. Он нажал на газ, и машина рванулась вперед так, будто была болидом из "Формулы-1". Ускорение тут же прижало Чжао Юньланя, сидевшего на переднем пассажирском сиденьи.

Отец Чжао Юньланя ехал до самой Антикварной улицы. Дальше начинался небольшой переулок, полный магазинов, въезд на автомобиле туда был запрещен. Держась на расстоянии около ста метров, Чжао Юньлань увидел, как его отец припарковал машину у обочины и вышел из нее в больших солнцезащитных очках наподобие тех, что носят знаменитости, защищаясь от папарацци.

— Шифу*, остановись здесь, остановись здесь! — глаза Чжао Юньланя были прикованы к спине отца. Он поспешно схватил бумажник, но только собрался расплатиться, как таксист решительно отказался.

* Шифу – наставник, учитель, но также может употребляться в значении «мастер своего дела»

Чжао Юньлань нетерпеливо сказал:

— Бери быстрее, не теряй времени... я упущу этого человека.

Водитель отважно сказал:

— Господин, идите. Я не возьму ваши деньги… я хочу служить народу!

Чжао Юньлань ничего на это не ответил.

После секундного молчания он решил, что время вежливости закончилось, выскочил из машины и убежал.

Одиннадцать лет назад антикварный рынок не был таким шаблонным, как сейчас, все в нем дышало самобытностью. На узких улочках повсюду стояли лотки, наполненные драгоценными украшениями, самоцветами, яшмовой посудой и даже антиквариатом и картинами — в переулке было полно всякой всячины. И не имело значения, были ли предметы настоящими или поддельными, рынок выглядел очень оживленно. Учитывая это, дорога, казалось, становилась все уже и весьма располагала к слежке.

Чжао Юньлань быстро проглотил спрятанный кусочек желтого талисмана, нарисованного Чу Шучжи. Он был так беден, что у него не осталось ничего, кроме уверенности в себе, зато ее было в избытке — Чу Шучжи считал себя невероятно крутым. Он утверждал, что этот талисман будет более чем эффективен при слежке, даже если целью будет разоблачение интрижки древних богов.

И хотя Чжао Юньлань думал, что Чу Шучжи беззастенчиво несет чушь, он не мог не надеяться на его талисман. Однако следовать слишком близко так и не осмелился.

Поэтому он потерял из виду своего отца, как только повернул за угол.

Чжао Юньлань осторожно высовывал голову из-за дверей каждого магазина, но по-прежнему не видел его. Его взгляд остановился на большом дереве японской софоры, которое являлось входом в загробный мир. Он знал, что человек, которого он преследовал, был не его напыщенным отцом, а подонком, который осмелился использовать тело живого человека, чтобы пройти по дороге Хуанцюань*.

* дорога Хуанцюань — дорога Желтых Источников, дорога, ведущая к Реке Забвения. Хуанцюань в свою очередь то, что можно назвать «загробный мир».

Чжао Юньлань глубоко вздохнул и во второй раз за день пошел к дороге Хуанцюань. В глубине души он жалел, что не может разбить эту треснутую чашу.

В том, что Шэнь Вэй настаивал, чтобы он вернулся как можно скорее, был смысл. Это определенно не было хорошим опытом для живого человека — идти по дороге Хуанцюань. Даже такой безрассудный человек, как Чжао Юньлань, осмеливающийся зимой спускаться вниз по лестнице босиком, отчетливо ощущал пронизывающий до костей холод, исходящий от этой дороги.

«Отец Чжао» расхаживал вперед и назад на дороге Хуанцюань. Он постоянно потирал руки и все больше хмурился, казалось, он кого-то ждал.

Дорога Хуанцюань была достаточно узкой, люди и призраки, идущие по ней, были хорошо видны. Чжао Юньлань не хотел, чтобы его заметили, поэтому он мог только недовольно скрючиться на корточках в большом дереве, чувствуя себя так, словно оказался в ловушке между загробным и своим миром.

Как раз в тот момент, когда он думал, что от сидения на корточках его ноги окончательно отнимутся, вдалеке у горизонта на дороге Хуанцюань внезапно появился знакомый силуэт. Этот человек сразу привлекал к себе внимание, куда бы он ни пошел, казалось, он оставлял после себя ощущение бедствия*, даже призраки хоть и выглядели спокойно, не могли не опустить головы и отступить. Так, должно быть, выглядел Моисей, раздвигающий море.

* Немного перефразированная идиома 寸草不留 – камня на камне не оставить; уничтожить дотла; сравнять с землёй.

Чжао Юньлань сразу же почувствовал себя весьма противоречиво. Любой, кто узнает, что его собственная «женушка» уже встречалась с будущим тестем одиннадцать лет назад, вероятно, почувствует себя точно также.

Шэнь Вэй был одет в длинный плащ Палача Душ и не показывал своего лица. Он подошел к отцу Чжао Юньланя и молча остановился, не дойдя до него пяти шагов. Холод, исходящий от его тела, был еще более невыносимым, чем от мрачной дороги Хуанцюань.

Отец Чжао Юньланя тоже остановился и перестал потирать руки. Они оба молча смотрели друг на друга, и атмосфера становилась все более подавляющей и тяжелой.

Через некоторое время отец Чжао Юньланя все же первым нарушил их тягостное молчание:

— Вечерняя газета, которую Юньлань принес домой, имеет запах вашей светлости.

Шэнь Вэй ничего не ответил, только тихо и холодно усмехнулся.

Чжао Юньлань никогда раньше не слышал от Шэнь Вэя такой холодной усмешки. На долю секунды ему даже показалось, что человек в черном плаще вовсе не Шэнь Вэй, а загадочный Гуй Мянь.

Хотя могущественная сущность захватила тело отца Чжао, оно все еще было сделано из плоти и крови. Вскоре после того, как он оказался на дороге Хуанцюань, его губы побелели от холода, если присмотреться, они даже слегка дрожали. Однако голос его был тверд:

— Не забывайте, что вы обещали, когда настаивали на отправке души Куньлуня в цикл реинкарнации много лет назад.

— Хм? — наконец Шэнь Вэй медленно открыл рот. — Я посмотрел на него только издалека, а когда он оказался слишком близко, я ушел. Даже если этот достопочтенный бессмертный не верит твердости моего характера и беспокоится, что я не сдержу своего слова, неужели он также не доверяет бесценному контракту с Шэнь-нуном?

Его тон был таким же теплым и вежливым, как всегда, но Чжао Юньлань привык различать малейшие оттенки и изменения в его голосе. Он чутко уловил в этой короткой фразе нотки презрения и неописуемого сарказма.

Отец Чжао Юньланя нахмурил брови:

— Но что происходит с Великой печатью? Почему Великая печать Хоуту ослабла?

На этот раз Шэнь Вэй некоторое время молчал, а затем его голос стал немного ниже:

— Если этот достопочтенный бессмертный все еще помнит, Великой Печати Фуси было всего несколько сотен лет, когда она была сломана Небесным столпом. Вы можете сказать, что она была разрушена, а затем возведена снова. После падения Нюйвы вновь созданная Великая печать Хоуту просуществовала на сегодняшний день уже бог знает сколько тысяч лет. Однако капли воды подтачивают камни… Ослабление Великой печати — это то, что никто не может предотвратить, это лишь вопрос времени, и даже я здесь бессилен.

— Великая печать Хоуту была создана в результате жертвоприношения Нюйвы, а также благодаря кропотливым усилиям Владыки Куньлуня. Конечно, я не намекаю на то, что вы сделали с ним то, чего не должны были делать, но если Великая печать полностью разрушится, что вы собираетесь делать?

— Да, — Шэнь Вэй сделал паузу, а затем небрежно продолжил. — Что я собираюсь делать? Я все же очень глуп и только теперь наконец понял, что мудрецы прошлого имели в виду под словами: "Бессмертный не всегда является божеством". На самом деле я изначально не был рожден Небесами и не был воспитан Землей, не был богом, которому поклоняются люди.

— Не думай, что договор с Шэнь-нуном утратит силу и перестанет удерживать тебя в тот день, когда сломается Великая печать. Если мой сын…

Голос отца Чжао вдруг неестественно оборвался, как будто это был фильм, звуковая дорожка которого отключилась на середине. Он открыл рот, но не смог издать ни звука.

Лицо Шэнь Вэя было скрыто черным туманом, но Чжао Юньлань чувствовал, что он улыбается.

Он услышал, как тот медленно произнес:

— Сын? Этот достопочтенный бессмертный, должно быть, слишком вошел в роль. Если бы «ваш дорогой сын»* знал, что вы отказываетесь от своей жизни в качестве бессмертного, из-за того, что привязались не только к простому смертному, но и к телу его отца, как вы думаете, признал бы он вас или нет?”

*Судя по всему, здесь использована крайне вежливая форма обращения – Ланлан, дословно «ваш возлюбленный сын».

Из горла отца Чжао вырвался фыркающий звук. Он обеими руками схватился за горло, глаза его были полны гнева, но он все еще не мог произнести ни единого слова.

Шэнь Вэй некоторое время спокойно смотрел на него. Наконец он слегка рассмеялся и махнул рукой. Отец Чжао Юньланя отступил на несколько шагов, будто его ударили, и выпрямился:

— Ты…

Шэнь Вэй засунул руки в длинные рукава и слегка кивнул головой, прерывая его:

— Поэтому, достопочтенный бессмертный, пожалуйста, будь осторожен в своих словах. Некоторые вещи все знают, но лучше не говорить об этом вслух, не так ли? Великий Шэнь-нун — это благородный высокопочитаемый бог, конечно же, я также очень уважаю его. Но уважение уважением, а если бы он был еще жив, я все равно не смог бы с ним примириться. Я все еще не очень высокого мнения о трех властителях*. Этот достопочтенный бессмертный рожден как священная чаша Шэнь-нуна... боюсь, что ты еще не достиг такого же уровня духовной силы, что и он?

* Три властителя – мифические фигуры истории Китая – Фуси, Шэнь-нун, а насчет третьего источники расходятся во мнении, википедия говорит, что им был некто Сюаньюань он же Хуан Ди (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D1%80%D0%B8_%D0%B2%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8F_%D0%B8_%D0%BF%D1%8F%D1%82%D1%8C_%D0%B8%D0%BC%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B2), а здесь (https://walkwiththedragon.com/2016/11/13/istoriya_kitaya_3_vlastitelya_5_imperatorov/) третьим властителем считается Нюйва, и, судя по контексту новеллы, редактор склонен согласиться со вторым источником.

Отец Чжао дрожал всем телом, но Шэнь Вэй лишь равнодушно продолжал:

— Я тоже не хочу делать ничего опрометчивого и готов спокойно и мирно поговорить с тобой по любому вопросу. Однако надеюсь, Бессмертный, ты и сам можешь во всем разобраться, так что не следует беспокоить меня слишком часто и совать свой нос слишком глубоко. Если тебе больше нечего сказать, я тебя отпускаю, но провожать не буду.

Когда он закончил говорить, то просто отвернулся и пошел по дороге Хуанцюань в сторону Реки Забвения, не взглянув больше на отца Чжао Юньланя.

Чжао Юньлань был ошеломлен, пока слушал — как Шэнь Вэй и Шэнь-нун стали такими непримиримыми врагами*?

* Дословно «не жить вместе [с врагом] под одним небом» в значении «пылать смертельной ненавистью».

Неудивительно, что в день их встречи Чаша Шэнь-нуна спешно ушел прежде, чем он смог прямо сказать то, что хотел сказать. Шэнь Вэй был там, поэтому тот и не осмелился!

Как его очаровательный, кроткий и воспитанный возлюбленный, которого так легко запугать, сам стал внушающей ужас личностью и дал отпор его жалкому папаше?

Что за история с бесценным контрактом Шэнь-нуна, о котором они говорили?

Верно... если Шэнь-нун был тем, кто позаимствовал огонь души с его левого плеча, если то, что произошло у Великой Печати, было правдой, то как же призрачный народ после этого завладел его огнем души?

Что же произошло между этими событиями?

Если Шэнь-нун манипулировал его памятью внутри Дашэньму, то что же он пытался скрыть?

Увидев, что отец Чжао уже почти подошел, Чжао Юньлань поспешно вскарабкался на дерево и спрятался среди его густых ветвей. Он решился выглянуть, только когда отец Чжао был уже далеко.

Он вернулся к дороге Хуанцюань и долго смотрел в ту сторону, куда ушел Шэнь Вэй, все еще чувствуя где-то подвох. Он уже настолько привык к тому, что ему постоянно лгут, что у него почти развилась навязчивая мания, когда кажется, что ничего не существует на самом деле.

В это время Чжао Юньланя внезапно осенило — он вспомнил о «Секретных древних записях», которые оказались в его руках. Он поспешно вынул книгу, только чтобы увидеть, что страницы и обложка были пусты; слова исчезли без следа и не оставили после себя ничего.

Взгляд Чжао Юньланя стал напряженным — 2002 год как раз был девятнадцатым годом семьдесят девятого цикла*

* Китайский циклический календарь использует шестидесятилетний цикл. Является комбинацией циклов по 10 лет («небесные стволы») и по 12 лет («земные ветви»). Наименьшее общее кратное 10 и 12 равняется 60, таким образом, половина сочетаний (у которых разная чётность) не используется, и календарный цикл повторяется через 60 лет. Подробнее здесь: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%B8%D1%82%D0%B0%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BA%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B4%D0%B0%D1%80%D1%8C)

Если сцены, которые он видел сегодня, были правдой, то если бы он сейчас пошел в тот магазинчик на окраине призрачного города и купил «Секретные древние записи», будет ли это та самая книга, которая появилась в спецотделе одиннадцать лет спустя?

 

Глава 89. Шэнь Вэй только сейчас понял, что его обманули. «Так значит ты... в порядке?»

Что может произойти, если он не купит эту чертову книгу? Что если он просто выбросит ее, превратившуюся в бесполезный рулон чистой бумаги прямо в воды Реки Забвения?

Чжао Юньлань взвесил все «за» и «против», и так и поступил. Подняв руку, он выбросил белый рулон бумаги в Реку Забвения, книга ушла под воду с глубоким всплеском, и медленно пошла ко дну. Чжао Юньлань подождал немного, но никто даже не подошел выписать ему штраф за выброс мусора в неположенном месте.

Чжао Юньлань отвернулся и пошел к дереву.

Он решил сначала купить пачку сигарет, чтобы как следует прочистить свои легкие, а затем забронировать комнату в каком-нибудь отеле, чтобы хорошенько поесть и поспать. После этого он продолжит искать этого великого сталкера Шэнь Вэя, и пусть уже он думает, как отправить Чжао Юньланя обратно в его время... Неожиданно Чжао Юньлань остановился.

Может ли он утверждать, что Шэнь Вэй, которого он только что видел, был на самом деле Шэнь Вэем?

Может, именно поэтому понятия «разума» и «мудрости» были абсолютно разными. В тот момент, когда Чжао Юньлань выбросил книгу, он принял верное решение – в некоторые вещи не стоит углубляться, там, где неведение – благо, глупо быть мудрым*.

* Отсылка к поговорке 难得糊涂 (nán dé hútu) – притворяться глупым, прикидываться дурачком, иногда лучше притвориться незнающим; не стоит воспринимать всё всерьёз

Однако, как только он вернулся назад во времени и оказался здесь, собственные мысли он контролировать уже не мог. Как только он обнаруживает тонкие ниточки информации, он не может удержаться от того, чтобы не сплести их вместе. Это уже было сродни инстинкту, и он делал это практически неосознанно.

Чжао Юньлань пошел дальше гораздо медленнее. Он подумал, что если он действительно оставит все так, как есть, и вернется в будущее, одиннадцатью годами позже...

Если все, что он видел, снова ложь, то никаких проблем не возникнет. Ему просто нужно будет разыскать того, кто приложил столько усилий, чтобы Чжао Юньлань снова и снова видел и слышал разные версии одних и тех же событий так, что перестал улавливать смысл.

Но если предположить, что все происходившие только что события были реальными, тогда, если он не купит книгу, одиннадцать лет спустя в Спецотделе не будет «Секретных древних записей», и ему неоткуда будет узнать все те истории, которые позволят прийти к выводу, что Нюйва создала людей, а затем обернулась Хоуту и так далее. Не говоря уже о том, что в целях безопасности он, возможно, никогда не взойдет на гору Куньлунь. Он не узнает, где находится Кисть Добродетелей, никогда не заглянет внутрь Дашэньму, и последующие события тоже никогда не произойдут.

А значит, он может никогда и не спуститься в Хуанцюань. Но даже если он вернется сюда по воле случая, он может и не узнать, что в теле его отца находится дух Чаши Шэнь-нуна. Он, скорее всего, просто придет домой увидеться с матерью, ни капли не интересуясь, чем там занят его отец. И, конечно, он не возьмет такси, чтобы следить за ним, не будет сидеть на корточках на дороге Хуанцюань, раздумывая над идиотским вопросом, стоит ли ему покупать книгу – потому что книги не будет существовать.

Согласно знаменитому парадоксу дедушки, упомянутому еще Эйнштейном*, ничего из этого не произойдет, если только он не находится в параллельной вселенной, другими словами, в абсолютно другом мире.

* «Парадокс убитого дедушки» представляет гипотетическую ситуацию, в которой путешественник во времени отправляется в прошлое и совершает что-то, приводящее к тому, что он никогда не существовал (обычно рассматривается случайная смерть дедушки путешественника), или к событию, которое делает его путешествие невозможным. Парадокс происходит из-за того, что этот человек никогда не рождался. А раз его никогда не было, то, как он мог отправиться в прошлое и убить дедушку? Таким образом, сама идея путешествий во времени приводит к возможному нарушению причинной связи — правила, гласящего, что следствию всегда предшествует причина.

Если только...

Чжао Юньлань остановился и закрыл глаза. Он слышал только тихий плеск Реки Забвения, весь остальной же мир замер, и казалось, что на тысячи ли* вокруг не осталось ничего, кроме темноты и пустоты. Чжао Юньлань внезапно подумал о том, что он слышал, побывав в иллюзии, созданной Великой Печатью Хоуту — слова, которые он когда-то сказал сам:

– Судьба – это только мгновение, когда ты можешь вознестись на небеса или спуститься на землю, но рано или поздно тебе придется выбрать единственно верный для себя путь...

* Ли – мера длины, равная 500 метрам.

Его дыхание постепенно успокоилось.

В глубине души Чжао Юньлань, очевидно, уже все для себя понял. Он отчаянно хотел знать, правда ли Шэнь Вэй и дух Чаши Шэнь-нуна, который поселился в теле его отца, встречались и обсуждали все это одиннадцать лет назад, но Шэнь Вэй решил ему ничего об этом не рассказывать; он хотел знать, действительно ли Шэнь Вэй заключил контракт с Шэнь-нуном, о котором Чжао Юньлань даже не подозревал, и есть ли у личности Шэнь Вэя сторона, которая абсолютно точно не похожа на того джентльмена, которого он знает.

Кроме того... Действительно ли Шэнь Вэй не знал, что подземный мир все это время использовал его? А если знал, как он мог не обращать на это внимания? Или, может... У него просто был свой собственный план?

Спустя полминуты Чжао Юньлань, наконец, обернулся, и, не проронив ни звука, с кусочком талисмана сокрытия жизненной энергии во рту быстро направился в Призрачный Город.

В этом времени маленькая владелица магазинчика выглядела как девочка семи или восьми лет. Увидев Чжао Юньланя, она не удивилась, а когда он спросил, может ли он купить «Секретные древние записи», она только равнодушно озвучила цену в деньгах мира мертвых*. Затем она достала гигантскую книгу для учета и попросила его записать имя.

* Китайские ритуальные деньги (здесь: 冥币/míng bì) — бумажные деньги, сжигаемые на похоронах. Делается это для того, чтобы дать возможность духам умерших родственников жить лучше в загробном мире. По другим представлениям, ритуальные деньги им даются для передачи «взятки» владыке ада, чтобы он во время суда помог им избежать наказания.

Вспышка белого света, надпись «Владелец декрета Хранителя Душ», и год покупки появились следом за именем «Чжао Юньлань».

В этот раз никто в Призрачном городе не обратил внимания на живого человека. Чжао Юньлань спокойно ушел с «Секретными древними записями» в руках. Он направился прямиком к своему дому, затаив дыхание, вскарабкался по стене и забрался в собственную спальню через окно.

Ни Чжао Юньланя, ни Да Цина одиннадцатилетней давности здесь не было. На столе находился лишь компьютер, да в беспорядке лежали конспекты и материалы для подготовки к выпускным экзаменам в университете. Поверх всего этого лежала бумажка, на которой неаккуратным почерком было написано «Херня».

Чжао Юньлань ничего не мог с собой поделать, он легко коснулся неприличного слова и мягко рассмеялся. Он почувствовал себя так, будто смотрит на свое молодое и более дерзкое отражение.

Затем он повернулся и аккуратно поднял доску рядом с кроватью – там он обычно прятал книги о запрещенных ритуалах, киноварь, желтую бумагу для талисманов и разные другие инструменты.

Чжао Юньлань с легкостью обнаружил отсек для хранения спрятанных книг. Чтобы книга не была слишком заметной, он сделал то же, что и обычно, пряча остальные – вытащил из ящика просроченный календарь, вырвал страницу из середины и обернул ее, чтобы обложка «Секретных древних записей» не бросалась в глаза. На белоснежной обложке он начал писать мелким почерком: «Нюйва создала людей, починила небеса...»

Изначально он хотел написать: «Нюйва создала людей, починила небеса, а затем обернулась Хоуту, Фуси создал восемь триграмм*, Шэнь-нун не пожалел самого себя, чтобы опробовать действие всех видов растений, мистический дракон Гунгун в гневе ударился о гору Бучжоу» и всю остальную информацию, которая понадобится ему в будущем. Но кто бы мог подумать, что он успеет написать только пару слов, прежде чем в коридоре раздастся голос.

* Фуси, помимо всего прочего, считается также изобретателем китайской иероглифической письменности, создавшим первые 8 триграмм, ставших основой для письма и китайской учёности. Эти письменные знаки Фуси начертал, увидев схожие рисунки и узоры на спине ин-луна, выплывшего из реки Хуанхэ.

Чжао Юньлань тут же быстро убрал книгу и вернул на место доску, пока его не поймали.

Однако у человека снаружи был невероятно острый слух. Раздался стук в дверь, и Чжао Юньлань услышал голос матери из прошлого:

– Маленький негодяй, ты дома? Ты чего там все шумишь?

Горло Чжао Юньланя дернулось, но он не посмел ответить. Стук в дверь повторился:

– Чжао Юньлань?

Ему ничего не оставалось, кроме как самым тоненьким своим голосом сказать:

– Мяу.

– Так это просто кот? – Женщина снаружи забурчала, – Я думала, он не приходит раньше ночи. Может, это кошка и она беременна? А я говорила, что нужно было ее стерилизовать.

Чжао Юньлань:

–...

Он не мог себе представить, как бы отреагировал Да Цин, услышь он такое.

К счастью, ему удалось провести свою мать. Только Чжао Юньлань собрался выдохнуть и написать остаток предложения на обложке, как он услышал звуки подъезжающей машины. Он открыл окно, осторожно выглянул и обнаружил, что это блудный отец с раздвоением личности вернулся домой.

Это стало последней каплей, и Чжао Юньлань, решив не искушать судьбу, немедленно выпрыгнул из окна и неслышно приземлился на траву. Он начал обходить дом со стороны противоположной той, откуда приехала машина, и впервые вломился, как вор в свой же собственный дом, и остался непойманным.

Чжао Юньлань прошел через частный сектор и вышел на большую улицу, неуверенный, что ему делать дальше. Неожиданно он почувствовал сильную тряску. Сначала он подумал, что это землетрясение, но, оглянувшись по сторонам, он заметил, что все остальные люди продолжали спокойно идти. Окружающие дома также стояли неподвижно, а с дерева не упало ни листика.

Чжао Юньлань прислушался к себе и понял, что это чувствует только он. Все вокруг него внезапно рассыпалось, а земля под ногами исчезла. Когда он снова поднял свою голову, то обнаружил, что находится посреди той же бескрайней белизны, а человек перед его глазами был все тем же стариком, в ком он подозревал Шэнь-нуна.

Чжао Юньлань быстро сократил расстояние между ними и схватил старика за воротник:

– Ответь мне честно, это...

Старик, наконец, открыл свой рот и, перебивая его, очень странным тоном, произнес:

– Ты знаешь, что такое «смерть»?

Чжао Юньлань нахмурился, несколько секунд они просто смотрели друг на друга, и Чжао Юньлань понял по глазам старика, что не добьется от него никакой нужной информации ни принуждением, ни обманом. Так что он медленно расслабил хватку, подумал немного, а затем осторожно дал стандартный ответ:

– Смерть – это когда тело не подает признаки жизни?

Голос старика был хриплым:

– Тогда что есть душа? Что есть шесть ступеней перерождения*?

* Основой веры в реинкарнацию в даосизме выступают так называемые «люду луньхуэй» (六度輪回) или шесть ступеней существования в перевоплощении живых существ. К этим шести ступеням относятся как люди, так и животные и насекомые, — каждая из них соответственно отражает всё более и более сильное наказание для живых существ, согрешивших в предыдущих воплощениях, но ещё не заслуживающих крайней формы проклятия на плане бытия, подобном чистилищу. Индивиды, очистившиеся от грехов в своих прошлых жизнях и улучшившие свою карму, последовательно перевоплощаются с одного уровня на другой, пока, в конце концов, не достигают стадии полного очищения или до тех пор, пока не подвергаются процессу прощения или отпущения грехов.

Чжао Юньлань быстро подобрал другое объяснение:

– Тогда смерть – это конец одной жизни и начало другой.

Старик рассмеялся и спросил:

– Тогда что же есть призрачное племя? Что есть Нечистые Земли?

Чжао Юньлань не нашелся, что ему ответить, но спустя некоторое время задал встречный вопрос:

– А что ты думаешь об этом?

В глазах старика внезапно будто зажегся яркий огонь, неожиданно, это даже испугало Чжао Юньланя на секунду. Старик схватил его за руку, и хватка была такой крепкой, что, казалось, чувствовалась до самых костей.

– Ты забыл? Куньлунь, смерть на самом деле...

Говоря это, он был похож на умирающего героя из дешевого сериала, что тяжело дышит и всхлипывает, не в силах назвать имя преступника, и только он выдает какую-нибудь подсказку, ему тут же приходит конец*. Только теперь это произошло на самом деле – секунду назад старик еще был жив, но вот он уже рассечен пополам от головы до ног.

* 歇菜 (xiēcài) – диалектическое жаргонное выражение, дословно: все кончено, гэйм овер, пипец.

С ошеломляющей силой