Мой любимый брат: Счастливого пути, Роуз.

 

Я хихикаю. Некоторое время назад он переименовал себя в моем телефоне, также переименовал Вульфа, записав его как: «Мой капризный брат».

Я: Скоро буду. Приготовь водку.

 

Он мгновенно отвечает.

Мой любимый брат: Ты, должно быть, шутишь…

 

Да. Наверное.

— ПАПА! Бабушке нужна твоя помощь! — кричит Кеннеди из кабинета отца. Она всегда зовет Джессику бабушкой. Это не волнует меня, но я не уверен, как к этому отнесется Аметист. Я знаю, что она полюбит Кеннеди. Аметист будет ох*енной мамой. Просто сейчас все немного запутано. Мысль о том, что Аметист станет мамой чьего-то ребенка, заставляет меня испытывать бешенство.

Я вхожу в кабинет отца и вижу, как Джессика балансирует на стуле и тянется к одной из книг на полке.

— Что ты делаешь?

Она пораженно вздыхает и спрыгивает со стула.

— Я пытаюсь достать свой семейный альбом сверху. В нем полно старых фотографий, но, в основном, там фото дня встречи Лейлы и Аметист. Они ругались друг с другом, но было видно, что они подружатся. Это был их первый день в колледже, и они только что встретились в общежитии. Я решила, что это отличное время, чтобы сделать снимок.

У меня перехватывает горло, но я сглатываю, зная, что Кеннеди находится в комнате.

— Бабушка, почему я никогда не встречала Аметист? Разве она не моя тетя?

Я давлюсь слюной и запрыгиваю на стул.

— Я достану его.

Конечно, не проходит и дня, чтобы я не думал о ней. Я, бл*дь, смотрю каждый эпизод этого дерьмового сериала, в котором она участвует.

 

Четыре месяца назад

Хлопнувшая входная дверь заставила меня вскочить с кровати. Я включил свет и побежал вниз по лестнице.

— Упсс, я тебя разбудила?

Кэссиди, спотыкаясь, вошла в кухню и бросила ключи от дома на стойку.

Я скрестил руки на груди.

Ее глаза скользнули по моему телу.

— Мммм, весь мой.

Едва ли.

— Который сейчас, бл*дь, час, Кэсс?

Она прищурилась и посмотрела на огромные часы, висевшие на стене кухни.

— Гм, четыре часа?

Я оттолкнулся от стены и подошел к холодильнику, вытащив бутылку охлажденной воды. Пихнул ей в грудь.

— Пей.

Затем я повернулся, намереваясь возвратиться в постель, но ее слова остановили меня на полпути.

— Почему ты так груб со мной? Ты никогда не был таким злым в школе!

Я повернулся к ней лицом.

— Я больше не ребенок, Кэсс.

Она расправила плечи. Я знал, что будет дальше. Девушка заправила за ухо остриженные до подбородка волосы.

— Потому что я не она?

— Заткнись, бл*дь, и иди спать.

Мне не нравилось, что она говорит об Аметист.

— Мы не спим в одной постели! Мы почти не занимаемся сексом, а когда мы это делаем, ты причиняешь мне боль! Кстати, о связях, Мэддокс, единственный раз, когда она у нас была, после трансплантации — затем пуф! Как будто все изменилось, и ты снова начал меня ненавидеть.

Я хихикаю, подходя к ней.

— Да, потому что я делал это для Кеннеди, и сделал бы это снова и снова, если бы это было нужно, но давай проясним ситуацию. Я не хотел тебя, Кэсс. Не хотел. Я хотел своего ребенка, и женился на тебе, потому что думал, что так будет правильно, и да, бл*дь, причинил тебе боль во время секса, знаешь почему?

Она сглотнула, глядя на меня. Я ухмыльнулся, наклонился к ее уху и прошептал:

— Потому что я, бл*дь, хочу убить тебя, Кэсс, но это единственный способ, причинить тебе вред, не будучи обвиненным в жестоком обращении.

 Я выпрямляюсь, указывая на ее спальню.

— Оставь все как есть и иди в гребаную кровать.

Она качает головой.

— Я заслуживаю большего.

Фыркаю в ответ.

— Ты преувеличиваешь, но, конечно же, детка, как тебе, бл*дь, будет угодно.

Я подошел к дивану и опустился на него, зажмурив глаза.

— Я люблю тебя, Мэддокс. Сделаю все для тебя, для нас и нашего брака. Всем известно, что мы созданы друг для друга. Мы должны быть вместе.

— Кто тебе, бл*дь, это сказал, Кэсс? — Закричал я, теряя самообладание и вскакивая с дивана. — Никто из моих знакомых так не сказал бы! На самом деле, совсем, бл*дь, наоборот. Тащи свою гребаную задницу в постель. Сейчас же.

Она наконец-то ушла, надувшись. Дело не в том, что она плохая мама. Дело в том, что иногда она бывает небрежной и ленивой. Но она любит Кеннеди и балует ее. Во всяком случае, она хорошая мама, но выпивать и гулять с друзьями — нехорошо. Я понимаю, что мамам нужен перерыв, но она отсутствует каждую гребаную ночь.

Включаю телевизор и смотрю повтор шоу с Аметист. Затем нажимаю на кнопку «Жизнь актеров вне работы». Я никогда раньше не видел такой опции, должно быть, она была новой. Я провел пальцами по волосам и нажал на кнопку воспроизведения.

Я не должен был этого делать.

Розовые волосы Аметист блестят на фоне студийного света, ее острый подбородок и нос по-прежнему идеальны, как всегда. Голубые глаза смотрят в объектив, и мне кажется, что в эту самую секунду она находится со мной в комнате. Каждый гребаный удар сердца. Я резко выдыхаю, когда вижу, как коллега целует ее в шею.

«Так, как давно вы с Трэвисом Дэшелом вместе?»

Я запускаю пульт через всю комнату.

Бл*дь.

 

Настоящее

— Ты встретишься с ней сегодня вечером! — говорит Джессика Кеннеди. Я хватаю альбом и спрыгиваю со стула.

— Да, детка. Ты полюбишь ее.

— Мама сказала, что нет.

Я стискиваю зубы. Твоя мама ни хрена не знает.

Джессика смотрит на меня, на ее лбу появляются тревожные морщинки.

Я наклоняюсь к Кеннеди и убираю ее волосы с лица.

— Иди и помоги дяде Тэлону с бассейном.

— Хорошо.

Она в спешке покидает комнату.

Я стою и смотрю на Джессику.

— Она приедет с Трэвисом... — начинает Джессика, но я обрываю ее, засунув руки в карманы.

— Я знаю, — спокойно отвечаю я, но внутри меня словно горит пламя.

— Она не знает о тебе и Кэссиди, ни о чем, что связано с тобой.

— Я знаю, — повторяю, потому что знал. Лейла делала все возможное, чтобы ткнуть мне в лицо каждый раз, когда у нее был шанс, что Аметист забыла обо мне.

— Как Кэссиди? — спрашивает Джессика, облокотившись на папин рабочий стол.

Я знаю, что ей все равно, но она делает вид, что ей интересно.

— Вернулась к своим делам.

— Она, наконец-то, отпустила тебя? Даже после попытки самоубийства?

Я вздрагиваю.

— У нее не было выбора.

— Ты приведешь с собой девушку? — спрашивает Джессика.

Господи, это похоже на чертов допрос. После той ночи мы с Кэссиди расстались. Кэсс много чего хотела, но она знала, что мы оба несчастны, и у нее не осталось выбора, кроме как согласиться. Это было до того, как она попыталась наглотаться таблетками. Она сказала, что это несчастный случай, и я хотел ей верить, потому что она была отличной мамой и любила Кен, но также знал, что она любит меня.

— Да.

Я поворачиваюсь и выхожу из кабинета. Я не собирался никого приводить, и я не знал, что она привезет с собой гребаного Трэвиса, иначе подготовился бы. Теперь у меня есть около четырех часов, чтобы найти девушку для этой гребаной свадьбы.

Мне требуется тридцать секунд.

 

 

ПОКА Я ВЪЕЗЖАЮ на знакомую подъездную дорожку, перед моими глазами мелькают болезненные воспоминания, и каждое из них имеет одну общую черту. Мэддокс.

Боже, я очень надеюсь, что его здесь нет.

— Ты в порядке, детка?

 Трэвис сжимает мое колено. Я смотрю на него и улыбаюсь, он жует жвачку так, словно от этого зависит его жизнь.

— Ага.

Я выхожу из машины, как раз когда Рокки, сексуальный водитель Эллиота, выходит из дома.

— Ну, привет.

Я шевелю бровями, глядя на него. Уже далеко за полдень, так что если он не уловил мой кокетливый тон, то обязательно заметит ухмылку на моих губах.

Он смеется.

— Привет, Аметист, приятно снова тебя видеть.

Я ухмыляюсь, притягивая его в свои объятия. Твердые мускулы повсюду. Почти такой же как…

Трэвис прочищает горло.

Я отстраняюсь.

— Извини, Трэвис, это Рокки, водитель-охранник моей мамы и Эллиота. Рокки, это мой парень, Трэвис.

Рокки коротко кивает и откашливается.

— Вообще-то, я сейчас с Мэддоксом.

Трэвис свирепо смотрит на меня.

— Не важно! — Я хлопаю в ладоши, игнорируя упоминание о Мэддоксе. — Где семья?

Мы с Трэвисом входим в парадную дверь, когда Лейла на полной скорости бежит ко мне.

Я ловлю ее, но мы обе падаем на пол.

— Забавно, что даже по истечении времени вы обе по-прежнему не можете вести себя прилично на людях, — хихикает Тэлон.

Я сжимаю ее.

— Привет, любимая. Слезь с меня.

Она слезает и помогает мне подняться.

— Ребята, вы так долго! — хнычет она.

— Ну, жаль, что разочаровали, но мы не могли ускорить самолет!

Я отряхиваю свои шаровары и убираю волосы с лица. Мне нравится думать, что мой стиль одежды, по сути, все тот же, к большому отвращению Трэвиса. Шаровары у меня, в конце концов, отличные. В них удобно, а это самое главное.

— Перестань носить штаны Аладдина, — говорит Лейла, беря меня под руку. А вот и она.

Из-за угла выходит мама в фартуке.

— Привет, милая!

 Она притягивает меня, чтобы обнять.

— Привет, мам!

 Я сжимаю ее в ответ, понимая, что никому не представила Трэвиса. Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Семья, это Трэвис, Трэвис, это семья. Все, будьте милы…

Я улыбаюсь Трэвису.

— Никаких обещаний…

Этот голос. Такое ощущение, что грузовик врезался мне в грудь. Я делаю глубокий вдох и отступаю в сторону, чтобы мама подошла к Трэвису.

Я смотрю на Мэддокса, и еще один грузовик врезается в меня.

 — Привет.

Мэддокс стискивает зубы.

Он злится.

На его лице вспыхивает напряженная улыбка, но его глаза бесстрастно смотрят на меня.

— Привет, Роуз.

Я облизываю губы, нуждаясь в отвлечении от тишины в комнате. Он выглядит… ну, как всегда. Кажется, у него появилось несколько новых татуировок на руках и шее, он по-прежнему великолепен. Широкие плечи, на подбородке многодневная щетина, не густая. Можно рассмотреть его выдающиеся скулы и убийственную челюсть. На нем повседневная рубашка и темные джинсы, парень безумно сексуален, сексуальнее, чем я помню.

Это не помогает.

Я закрываю глаза. Это слишком.

— Мне нравятся твои волосы! — говорит тихий голос, и мои глаза распахиваются. Я смотрю на маленькую девочку, и мое сердце начинает колотиться в груди. Я бы солгала, если бы сказала, что не нервничала по поводу встречи с Кеннеди, но затем она улыбается мне, и я вижу в ней Мэддокса.

Мгновенно расслабляюсь. Я опускаюсь на колени до ее уровня и распускаю хвост.

— Хочешь потрогать?

Ее губы плотно сжимаются, и она кивает головой.

— Да, пожалуйста.

Руки касаются моих волос, и все вокруг, кажется, снова начинают болтать. Даже если бы они этого не сделали, я бы не заметила, потому что все, что вижу — это она. Боже, девочка такая красивая. У нее длинные темные волнистые волосы, темные миндалевидные глаза и мягкие маленькие щечки. Щеки, должно быть, от мамы, у Мэддокса не такие. Но у нее лицо квадратной формы, и густые темные ресницы как у Мэддокса. Мой взгляд падает на ее губы. Пухлые. Словно спелая вишенка. Она совершенство.

— Меня зовут Кеннеди, — нежно говорит она, перебирая мои волосы.

— Я знаю, — отвечаю я. Не могу не улыбнуться. — Ты прекрасна.

Она вздыхает.

— Ты тоже. Хочешь поиграть со мной?

Я хихикаю.

— Кен, Аметист только что приехала, я уверен, она устала, детка, — перебивает нас Мэддокс.

Я смотрю на Мэддокса через ее плечо. Он выглядит так, будто борется с чем-то, но на данный момент оставлю это без внимания.

— Нет, — качаю головой. — Я хочу поиграть с тобой!

Похлопываю ее по руке и встаю, глядя через плечо на Трэвиса.

— С тобой все будет в порядке? Они не кусаются.

Я жестом показываю на свою семью.

Трэвис в знак приветствия наклоняет голову.

— В смысле... правда? — добавляет Мэддокс сквозь смех.

Я свирепо смотрю на него, но он продолжает улыбаться мне. Подмигнув, он неторопливо проходит мимо и направляется к Трэвису.

— Расслабься, Роуз, ты же знаешь, как я люблю играть…

Дерьмо. Мне нужно сказать ему, что Трэвис ничего не знает о наших отношениях. Люди всегда говорили, что, если поместить нас с Мэддоксом в одну комнату, складывается ощущение, что вселенная остановилась. У нас неоспоримая тяга друг к другу. Когда мы были вместе, это был наш мир, все остальные просто существовали в нем. Надеюсь, они ошибались.

Я касаюсь своих волос и замечаю, что Кеннеди заплела кривую косичку. Беру ее за руку.

— Ну, что ж, пошли.

Меня утаскивают прочь, мы проходим мимо Эллиота. Я быстро машу ему и позволяю маленькому миньону творить зло.

— Мне нравится макияж, — говорит Кеннеди, нанося щеткой, я сбилась со счета, какой слой румян.

— Я заметила.

— И я люблю быстрые машины.

Я ухмыляюсь.

— Это нормально, если ты увлекаешься, понемногу и тем, и другим.

Мы в ее комнате, ну, в той, в которой она обитает, когда остается здесь. Она розово-голубая, совсем как стены в моей комнате, когда я была ребенком. Чувства, которые испытываю к этой маленькой девочке, не поддаются описанию. Я думала, что, впервые встретив ее, я буду нервничать, но ничего не чувствую кроме любви.

— Мама говорит, что мне не должны нравиться мальчишеские штучки.

Я ненавидела ее раньше, а теперь ненавижу еще больше.

— Ты никогда не должна менять то, кем ты являетесь внутри, ни для кого. Даже ради мамы. — Теперь она меня тоже возненавидит. Если уже этого не сделала.

Остаток дня мы проводим вместе. Переходя от макияжа к нарядам и пробираясь в тайник моей мамы с шоколадом, который находится под кроватью. Кеннеди сочла это очень находчивым.

Мы обнимаемся под одеялом на моей кровати, по телевизору показывают Гран-при, когда дверь открывается, и появляется Мэддокс.

— Шшш, — я прижимаю палец к губам. — Она спит.

Мэддокс входит в комнату, переводя взгляд с нее на меня. Он прислоняется к краю кровати.

— Она приняла ванну и переоделась. Кеннеди хотела спать со мной сегодня, но я сказала, что мы можем устроить ночевку в последнюю ночь, перед моим отъездом.

Мэддокс изумленно качает головой.

— Ей никто не нравится.

Я хихикаю, вынимая руку из-под нее. Пытаюсь размять затекшую конечность.

— Ну, это еще одна наша общая черта.

— Я смотрю, ей было весело с тобой.…

Он показывает на мои волосы и лицо.

Я фыркаю.

— Да, я и забыла об этом. Мне лучше принять душ.

 Я хочу испариться на мгновение. С тех пор как я дома, Мэддокс повсюду. Я не видела его почти два года, а теперь натыкаюсь на него постоянно. Трудно быть рядом с и не иметь возможности быть с ним. Я так страдаю, хотя не должна, потому что я с Трэвисом. Трэвис, мой парень, о котором я не вспоминала весь день, потому что устраивала беспредел с моей маленькой черноволосой принцессой.

Я подхожу к двери спальни, когда Мэддокс говорит:

— Спасибо, Роуз.

Меня тошнит, когда я ухожу, игнорируя боль в сердце.

 

— Я НЕМГОГО ПЕРЕЖИВАЮ за холостяцкую вечеринку, — говорит Тиффани, приподнимая грудь и глядя на себя в зеркало.

До сегодняшнего дня я не встречалась с этой девушкой. Очевидно, она новая лучшая подруга Лейлы и подружка невесты, как и мы с Лизой. Не уверена, что она мне нравится.

— Так и должно быть, — говорю я, опрокидывая свой бокал.

Сегодня утром мы все разошлись. Ребята снимают отель в одном конце Нью-Йорка, а мы — в другом. Логично.

Лейла отмахивается от нас.

— Ерунда. Все будет великолепно.

Лиза смотрит на меня, ее глаза расширяются. Я хихикаю.

— Конечно, конечно.

Тиффани кажется несколько поверхностной. Не хочу показаться субъективной или что-то в этом роде, но, когда сегодня утром Лейла представляла нас друг другу, она посмотрела на меня сверху вниз, и изобразила фальшивую улыбку. У Лейлы есть привычка заводить дерьмовых друзей. Несомненно, Тиффани — одна из них. Прямые длинные белые волосы и ярко-красные губы, я не имею в виду, что девушка непривлекательна, она просто... фальшивка.

Лиза подкрашивает губы блеском, глядя на меня в зеркало. Я собралась раньше всех, больше всего времени я потратила на укладку волос, потому что они такие длинные, что касается тонального крема и контурирования лица, то ничего из этого не делала. Увлажняющий крем, подводка для глаз, тушь для ресниц, дымчатые тени для век и не накрашенные губы, такой макияж будет на мне сегодня вечером. Я встряхиваю волосами, свисающими до копчика.

Наливаю водку в стакан и делаю глоток.

— Ты уверена, что тебе стоит сегодня пить водку? — спрашивает Лиза, изогнув бровь.

Я хихикаю.

— Да. Более чем.

— Ой, милая, ты что, не очень дружишь с алкоголем? — говорит Тиффани, поворачиваясь ко мне, положив руку на бедро.

Я моргаю, глядя на Лейлу, мысленно считая до двух.

Лейла смеется, призывая меня жестом успокоиться.

— Успокойся, сучка. — Она подмигивает мне, а затем хмуро смотрит на Тиффани. — Аметист может о себе позаботиться.

 

Лимузин подъезжает к нашему отелю, и Рокки выходит, открывая нам дверь.

— Здравствуйте, дамы.

Лейла сжимает его щеки, прежде чем скользнуть внутрь. Я последняя.

Похлопываю его по лицу и касаюсь груди.

— Я обещаю вести себя хорошо сегодня вечером.

Он закатывает глаза и подмигивает. Парень хорошо меня знает.

Играет «50 Cent», музыка из нашей школьной поры, вызывая восторженные улыбки. Мы подъезжаем к первому ночному клубу. Выйдя из машины, направляемся к вышибалам, которые тут же нас впускают. Преодолевая ряды стонущих и жаждущих женщин, и я не имею в виду выпивку, Лейла расталкивает их всех, а мы следуем за ней. Дива.

Я много пью, отвлекаю Лейлу от Тиффани и Лизы. Последняя сердито смотрит на меня, когда мы оставляем ее с Тиффани в отдельной кабинке.

Мы с Лейлой начинаем тереться друг о друга, изображая грязные танцы под «Do you mind?» от DJ Khaled и Ники Минаж (прим. «Ты не против?»). Я запрыгиваю на сцену, где находится диджейская будка, хватаюсь за шест. Мое внимание бесцельно перемещается к одному из маленьких телевизоров в баре, и на экране я вижу Мэддокса во время боя. Я заметила его. Это реклама его предстоящего боя. Е*ать.

Комната начинает вращаться, и все лица сливаются в одно смазанное пятно. Я трусь о шест в такт песне.

Я пьяна.

Несомненно.

Мне это нравится. Господи, зачем Лейле понадобилось выходить замуж?

Я хватаюсь за шест и вращаюсь.

Почему мама осталась с Эллиотом?

Оборачиваю ногу вокруг шеста.

Почему я все ещё люблю Мэддокса?

Вращаюсь у шеста.

Почему... Меня перекидывают через крепкое плечо. Плечо, которое прижимается к моему животу.

Мой желудок сжимается, и я закрываю глаза, пытаясь не обращать внимания на тошноту.

— Отпусти меня, — бормочу я, но мой голос заглушается музыкой. Дерьмо.

Наконец меня ставят на ноги. Мэддокс свирепо смотрит на меня.

— Ты заставляешь меня ревновать, усади свою задницу обратно.

Я сглатываю, садясь в кабинке рядом с Лейлой.

— Эм, почему вы здесь, ребята? — смеётся Тиффани. — Вы не должны быть здесь.

Лейла и Лиза закатывают глаза.

Я фыркаю.

— Это братья Стоун. — Я перевожу взгляд на Тиффани. — Как, черт возьми, Вульф может позволить своей невесте веселиться без него.

Моя рука тянется к губам.

Тиффани поднимает брови.

— Хммм, мужчины моего типа…

— Что ж, они все заняты! — рявкаю я, прежде чем успеваю остановиться. — Черт Возьми. Гребаная водка.

За столом раздаются смешки, но я смотрю на самодовольного Мэддокса.

— Это правда, Роуз?

«Да, черт возьми. Ты мой». Это то, что я хочу сказать, но не говорю. К счастью.

Я почти чувствую, как Тиффани насмехается надо мной.

— Немного перебрала водки, да, сестренка? — Тэлон ухмыляется мне из-за спины Лизы. Мигающие яркие огни беспорядочно отражаются на деревянных стульях кабинки, от этого у меня немного кружится голова.

Я киваю, словно ребенок. Ненавижу пьяную Аметист.

— Дай ей немного воды, Лей, мы же не хотим снова оказаться в больнице...

Тэлон небрежно машет мне рукой.

— Я в порядке...

Мэддокс резко поворачивается к Тэлону.

— Что?

— Также ты говорила примерно за 30 минут до того, как твоя задница оказалась окружена медсёстрами.

Тэлон смотрит на меня.

— Что, бл*дь, случилось? — Мэддокс наклоняется, глядя на брата.

Тишина, не считая доносившуюся из динамиков песни «Get You Right» Pretty Ricky’s. Немного странно для клубной музыки, они, должно быть, готовятся к закрытию.

Я смотрю на Мэддокса, который откровенно пялится на меня, теперь он выглядит злым.

— Мать твою, Мэддокс! — рявкаю на него. — Почему каждый раз, когда я смотрю на тебя, ты выглядишь так, будто собираешься оторвать мне голову или сорвать одежду!

Он наклоняет голову, сжимая руку в кулак на столе.

— Потому что это две вещи, которые я всегда хочу сделать с тобой, Аметист! Как, бл*дь, по расписанию.

— Тогда, бл*дь, сделай это уже!

Оох. Подожди, что?

— Вставай.

Мэддокс тянет меня за руку.

— Оу, ребята, сколько бы я на вас двоих ни ставила денег, вы продержались дольше, чем рассчитывала, прежде чем начнётся старая история «влечения и притяжения», хочу напоминать вам обоим, что Аметист занята.

Я вырываю свою руку из его.

— И ты женат!

Ой. Я что кричу? Почему музыка изменила тональность?

Мэддокс обхватывает рукой мой подбородок сжимает его, притягивая мое лицо к своему.

— Был женат.

— Ох.

Слишком поздно, меня вытаскивает из кабинки разъяренный пещерный человек, пробираясь и лавируя между огромного количества потных тел. Грубо. Выходим наружу, Мэддокс держит меня за руку, наши пальцы переплетаются. Он бьется кулаками с парой вышибал, тянет меня за руку. Я не отстраняюсь. А должна. Это все водка.

Мы идем по пустой улице, когда парень заканчивает разговор с вышибалой, направляясь Бог знает куда. Когда клуб исчезает из виду, и только наше дыхание заполняет пространство между нами, он сжимает мою руку.

— Я не могу сделать это с тобой снова, Мэддокс.

Не могу дышать, все движется словно в замедленной съемке.

Он останавливается и поворачивает меня лицом к себе, рука обвивает мою талию притягивая к себе.

— Что делать?

Я сглатываю.

— Это.

— Оу, ты имеешь в виду это?

Он наклоняется, пока губы не касаются моих.

— Мэддокс, — хрипло шепчу я, задыхаясь.

— Это мое имя, детка, но я предпочитаю, когда ты выкрикиваешь его в моей постели.

Мои бёдра сжимаются.

Он хихикает, затем облизывает мою нижнюю губу. Мэддокс отступает, но, прежде чем я успеваю остановить себя, приподнимаюсь на цыпочки, обнимаю его за шею и притягиваю его губы к своим. Замирает, вероятно, в шоке, а потом рычит мне в рот и поднимает меня за заднюю часть бедер. Я оборачиваю ноги вокруг него. Он направляется в темный переулок, сжимая в кулак мои волосы. Ударившись о холодную кирпичную стену, я стону. Он проводит языком между моими сиськами и срывает топ без бретелек, высвобождая часть груди, засасывая мой сосок в рот. Выгибаюсь ему навстречу. Парень слегка стягивает джинсы, его большой палец прижимается к моему клитору, отодвигает трусики в сторону, проводя пальцами по киске, затем подносит пальцы ко рту, не сводя с меня глаз, слизывает доказательство моего возбуждения со своих пальцев.

Он ухмыляется.

— Моя.

Я целую его, втягивая нижнюю губу в свой рот.

Прерывает поцелуй, его дыхание настолько глубокое, грудь поднимается и опадает, прижимаясь к моей. Смотрит мне в глаза.

— Бл*дь, я так часто представлял себе, как это происходит, все время с членом в своей руке. — Снова рычит. — Но, детка, прямо сейчас я собираюсь тебя затрахать. Помнишь, как я сказал, что люблю тебя? — Он наклоняется к моей шее и кусает меня за ухо. — Хм? Ты помнишь то время, когда я говорил, что люблю тебя, Аметист? Ответь мне, детка.

Я сглатываю.

— Да.

— Думай об этом следующие несколько минут, потому что я собираюсь трахнуть тебя так, будто ненавижу.

Он толкается внутрь меня, мои глаза закатываются от удовольствия. Мэддокс касается моего горла рукой. Грубо трахая, прижимается ко мне. Шероховатая кирпичная стена царапает спину, но я ничего не чувствую. Ничего, кроме его вторжения внутрь меня. Вскоре его губы касаются моих, язык скользит в рот, когда мы оба кончаем.

Парень опускает меня на землю, мы оба тяжело дышим. Я поправляю топ и волосы, а затем разворачиваюсь и ухожу от него.

— Аметист! — кричит Мэддокс, преследуя меня. Я смахиваю злые слезы с глаз, когда он, наконец, догоняет меня. Рука тянется ко мне, но я отстраняюсь, свирепо глядя на него.

— Почему? — кричу я, ударяя его по груди. — Почему ты трахнул меня? Ты разрушил мою жизнь, Мэддокс! Ты бросил меня! Ради неё!

— Ради Кеннеди, Аметист! Бл*дь! — Он дергает себя за волосы.

Я сбрасываю туфли. Дурацкие е*аные каблуки. Чья это была идея надеть эти дурацкие вещи? Я убегаю от него.

— Мы оба знаем, что ты не сможешь убежать, детка, — кричит Мэддокс.

Ублюдок.

Через десять секунд я начинаю пыхтеть.

— Мудак.

Замедляюсь до очень быстрого шага. Он снова догоняет меня, его рука тянется к моей.

— Хочешь поговорить об этом? — спрашивает он, проводя своими пальцами по моим.

— Нет, не хочу. У меня есть парень...

—... который, бл*дь, кусок дерьма.

Я смотрю на него.

— Ты его не знаешь!

Мэддокс фыркает.

— Не нужно знать людей, чтобы понять, что они, бл*дь, кусок дерьма, Аметист. Некоторые люди не скрывают своих грязных е*учих недостатков, они выставляют их на всеобщее обозрение — вот насколько они дерьмовые!

— А ты? — Спрашиваю я, вдруг устав от всего дерьма и ссор. — В каком спектре находишься ты, Мэддокс?

— Я могу находиться, где угодно, там, бл*дь, где находишься ты.

Он достает телефон.

— Стой здесь, я позвоню Рокки.

Останавливаюсь, потому что устала. И голодна. Мэддокс ведет меня к скамейке, я сажусь рядом с ним, наблюдая, как ветви деревьев, выстроившихся вдоль улицы, раскачиваются на ветру.

— Я любила тебя.

— Любишь, — поправляет он.

Я делаю паузу.

Мэддокс продолжает.

— Ты кто угодно, Аметист, но не лгунья, так ты хочешь доказать, что я неправ, и соврать прямо сейчас?

Его пальцы переплетаются с моими. Я делаю глубокий вдох. Чувствую его запах на своей одежде, на своей коже. Внутри меня… теперь он присутствует физически, не только в голове, не только там, где я могу его спрятать.

— Люблю.

Я резко отстраняюсь от него и закрываю лицо руками, упираясь локтями в колени.

— Боже, Мэддокс! Я не переживу если ты оставишь меня ещё раз! — Поворачиваюсь к нему лицом. Он смотрит вперед, его челюсть сжимается. Парень словно таймер, неизвестно, как быстро он потеряет самообладание.

У меня есть три секунды.

— О твоей истории с водкой и поездке в больницу мы поговорим позже.

Я закатываю глаза.

— Не закатывай свои гребаные глаза, Аметист, или я трахну тебя так жестко, что ты усомнишься в том, что тебе нужна жизнь.

Я вздыхаю, словно наказанный подросток.

— Знаешь, что... — подъезжает лимузин, и я встаю. — Наконец-то!

Сажусь на заднее сиденье, скрестив руки на груди.

— К тебе или ко мне? — Спрашивает Мэддокс, как будто ответ ему уже не известен.

— К тебе, но сначала еда.

 

 

БЕЛЫЙ. ВСЕ СТЕНЫ БЕЛЫЕ. Ненавижу белый. Почему отели используют этот цвет? Это, вероятно, худший цвет, который можно выбрать, учитывая, насколько дорого будет обходиться уход. Сколько, бл*дь, раз им придется перекрашивать стены? У меня болит голова. Со стоном я выползаю из постели, стараясь не разбудить Мэддокса.

Иду на кухню и завариваю кофе, ожидая, когда меня накроет чувство вины. Я ненавижу обман, ненавижу его, но почему не чувствую себя виноватой? Я никогда в жизни не изменяла Мэддоксу. Могу сказать со стопроцентной уверенностью, что скорее оторву себе руку, чем когда-либо изменю Мэддоксу, так верна ли поговорка о том, что леопарды никогда не меняют своих пятен? Я думаю, что это больше связано с тем, ради кого стоит их менять.

Я шлюха.

О Боже.

Массирую виски́.

— Е*ать.

Мэддокс обнимает меня за талию.

— Если ты предлагаешь это или другое подобное приятное дерьмо, тогда...

Он со смешком целует меня в макушку и направляется к холодильнику. Я смотрю на него снизу вверх, сверкая глазами из-под ресниц.

— Почему я не чувствую себя плохим человеком?

Мэддокс открывает молоко и подносит ко рту, не сводя с меня глаз. Сделав глоток опускает коробку, и я смотрю, как он проводит языком по верхней губе, слизывая остатки.

Здесь жарко или что?

Его волосы растрепаны, но все еще короткие. Пронзительный взгляд, мускулы. О боже, его мускулы.

Прекрати.

Сосредоточься.

— Серьезно, Мэддокс...

Он ставит пакет молока на стойку, его трицепсы подергиваются от этого движения.

— Потому что ты всегда была моей, Аметист. Если уж на то пошло, ты изменяла мне с ним.

Я замираю.

— Пошёл ты. Ты женился!

Парень слегка вздрагивает, но, прежде чем я успеваю проанализировать его реакцию, он берет под контроль эмоции, на его лице снова появляется дерзкая ухмылка.

— Достаточно, детка. Ты знаешь, почему я это сделал, мои братья знают, черт возьми, гребаная Лейла знает! Тебе еще предстоит разобраться в этом.

Я вздрагиваю.

— Кеннеди прекрасна. Расскажи мне о ней.

Мэддокс кладет пару кусков хлеба в тостер и прислоняется к стойке. Я вижу, как загорается его лицо.

— Она само совершенство. Я не могу поверить, что создал ее.

Поворачивается, достает готовые тосты и бросает их на тарелки.

Я ухмыляюсь, дуя на свой кофе.

— Ты и ее мама?

Фальшивая улыбка появляется на моем лице.

Он отрицательно качает головой.

— Бардак. Всегда чего-то не хватало, но мы старались ради Кеннеди.

— А сейчас?

Он пристально смотрит на меня.

— Сейчас мы стараемся быть друзьями ради Кен.

Я киваю, ставлю кружку на стойку.

— Я не знаю, что делать...

Мэддокс протягивает мне тост.

— Все просто, — он откусывает кусочек от своего. — Выбери меня.

Облизываю губы.

— Да, Мэддокс, — выдыхаю я, проводя пальцами по волосам. — Без сомнения, я всегда выберу тебя.

— Тогда в чем проблема? — спрашивает он.

Делаю паузу и мысленно пытаюсь что-то понять. Что угодно. Мысленный список. Я составлю мысленный список.

Мэддокс: 100

Трэвис: 5

Громко выдыхаю.

— Я просто...

— Проведи со мной сегодняшний день. Проведи со мной день, и в конце концов, если после ты скажешь: «Нет», я уйду навсегда, и ты никогда больше меня не увидишь.

Я вздрагиваю от физической боли, которую причиняют мне эти слова, грудь сжимается. Это должно было быть моей первой подсказкой, что никогда не смогу уйти от него, моя рука прижимается к груди, и я выдыхаю.

— Хорошо.

Мы заканчиваем завтрак и готовимся к новому дню. После долгого, совместного душа я перевожу телефон в режим полета, отправив короткие сообщения Трэвису и Лейле. Я солгала Трэвису, но не подруге. Она не умеет хранить чужие секреты, но всегда хранит мои. Трэвис остановился в доме, вероятно, занят с мамой, в то время как девочки все еще находятся в отеле.

Засовываю телефон в задний карман, Мэддокс выходит из ванной почистив зубы.

— Ты готова?

Я тяну свою кожаную куртку за лацканы.

— Да.

Слава Богу, Рокки забрал мои вещи из отеля сегодня утром, а то бы я попала впросак.

 

 

МЫ НАЧИНАЕМ с «Криспи Крим». Мэддокс заказывает мне кофе со вкусом тирамису, а себе с корицей, мы пьем наши напитки и идем к пляжу. После этого направляемся в скейтпарк и шутим о том, как сильно изменились с тех пор, как в последний раз сидели на том же хафпайпе. Солнце садится, чувствуется легкий ветерок. Он берет меня за руку и ведет обратно к лимузину.

Целуя мою голову, парень выдыхает:

— Я всегда любил тебя и всегда буду любить.

Мне становится тепло от этих слов. Это все равно что пить горячий карамельный латте посреди снежной бури во время двадцатидневного сахарного голодания. Мэддокс открывает дверь, и я проскальзываю внутрь. Он садится вслед за мной, и возвращаюсь в его объятия.

— Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

— Это не обязательно должно заканчиваться, — отвечает парень, целуя меня в голову. — Только скажи, детка, и все будет решено.

— Я... — Я замолкаю.

Дерьмо.

— Хочу показать тебе еще одно место.

Он переглядывается с Рокки в зеркале заднего вида и слегка кивает.

— Хорошо, — говорю я, в основном потому, что не хочу, чтобы этот день заканчивался.

Хочу запомнить его навсегда.

Мы едем за город, на окраину. Машина съезжает на обочину.

— Где мы?

Мэддокс смотрит в окно позади меня. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, куда он смотрит, и сразу понимаю, куда мы приехали.

Место аварии.

Он выходит из машины, и я делаю пару глубоких вдохов, прежде чем последовать за ним. Машины проносятся мимо на сумасшедшей скорости, мои волосы развеваются от силы их движения. Заправляю несколько прядей за ухо.

— Я здесь в первый раз.

Прижимаюсь к нему, пока его рука не оказывается у меня за спиной.

— Почему именно сейчас?

Он целует меня в лоб.

— Потому что, если я больше никогда не увижу тебя после сегодняшнего дня, не захочу делать этого ни с кем, даже в одиночку.

Сглатываю. Мы стоим так несколько секунд, и я изучаю белый крест, вкопанный в землю.

— Она бы тебя полюбила.

— Думаю, я бы тоже ее полюбила, — отвечаю я, прижимаясь к нему головой.

Мы остаемся минут на тридцать, прежде чем вернуться в машину. Почти подъезжаем к родительскому дому, когда поворачиваюсь к Мэддоксу.

Знаю, что мне нужно сделать. Я ни за что не смогу уйти от него — никогда. Никогда не хотела и не могла. Нет смысла тратить время Трэвиса, мне нужен только Мэддокс. Разве это справедливо по отношению к кому бы то ни было? Трэвис, может быть, и осел, но это не значит, что мои принципы должны быть ниже.

Я смотрю ему в глаза и облизываю губы.

— Я хочу тебя.

Мэддокс пристально смотрит на меня.

— Я знаю. А теперь избавься от этого дурака.

Внутри меня все переворачивается от возбуждения. Наконец-то мы это делаем. Наконец-то мы с Мэддоксом будем вместе.

Парень снова целует меня.

— Сейчас, детка. С меня хватит этого дерьма.

Я выхожу из машины и направляюсь в дом. Все движется как в замедленной съемке. Когда я вхожу, Трэвис встает с дивана в гостиной.

Чувство вины щекочет мой живот, но не потому, что я сожалею о дне и ночи, проведенных с Мэддоксом, а потому, что у меня есть сердце.

Трэвис улыбается, но потом его улыбка исчезает, когда он смотрит поверх моего плеча.

— Я так и знал, — шепчет он, в его голосе слышится недоверие. — Я, бл*дь, так и знал!

Он рычит и бросается на Мэддокса. Тот уворачивается от него, и Трэвис падает на пол.

— Я только что вернул то, что было моим, не заставляй меня надирать тебе задницу.

Трэвис пытается встать, но тут входит Эллиот и хватает его за плечо.

— Ты не хочешь этого делать, малыш.

— Я… — Поворачиваюсь к Трэвису, мое горло распухло. Вдали мерцает камин, и мне вдруг становится холодно. Я обхватываю себя руками. — Прости. — Несколько раз моргаю. — Мне очень жаль, Трэвис. Я должна была закончить наши отношения давным-давно. Ты не заслужил этого.

Он поднимается с пола, и в тот момент, когда я думаю, что он собирается наорать на меня, усмехается и уходит.

— Я ужасный человек, — шепчу я, вытирая слезы со щек.

Мэддокс подходит ко мне и обнимает.

— Нет,