Примитивность каузального воздействия

Восприятие соответствия реальностям в окружающем мире является примитивным элементом нашего внешнего опыта. Мы соотносим органы нашего тела с неявным миром, лежащим вне их. Наше примитивное восприятие «соответствия» неопределенно, и таково же оно в отношении к неопределенным отношениям между «собой» и «другим» на неясном фоне. Конечно, ^рчение о неосознаваемости таких отношений должно ыть исключено на теоретическом основании. Но если мы допускаем такое восприятие, тогда восприятие соответствия всегда имеет признак примитивного элемента. Одна часть нашего опыта легко управляема и определена в нашем сознании: также ес легко воспроизвсстп в аспекте. воли. Другой тип опыта, тоже требующий внимания, неявен, навязчив, непокорен. Первый ТПП, из-за всей декоративности своего чувственного опыта, бесплоден. Он выставляет мир, скрытый пол случайной ВИДИМОСТЬю, видимостью, порожденной нашим собственным телом. Последний тип отягощен контактом с.»•шеДШПМИ вещами, которые накладывают печать непосредственно на нашу личность. Этот последний тип, форма каузального воздействия, есть опыт. определяющий жизнь примитивных организмов, у которых есть чувство судьбы, из которой они возникли, и чувство судьбы, к которой они идут. — организмов, развивающихся и деградирующих, но едва ли различающих любое непосредственное явление. Это грубый, ПРИМИТИВНЫЙ опыт. Первый тип. презентативная непосредственность, есть очевидный продукт сложности, утонченности; она сохраняется в настоящем и управляет с самообладанием, производным от непосредственного проявления вещей. Эти периоды нашей жизни, когда восприятие давления со стороны мира вещей благодаря их свойствам, свойствам, таинственно прикрывающим нашу собственнио природу, становится сильнее ЭтИ периоды суть результаты возвращения К некоему примитивном•,' состоянию. Такое возвращение случается тогда, когда либо некое примитивное функционирование человеческого организма \'силивается, либо некая ва;кная часть нашего чувственного ВОСПРИЯТИЯ ослабевает.

Гнев, ненависть, страх, ужас, влечение, любовь. голод, пыл, огромнос»•довлетворение — это тпвства и эмоции, тесно переплетенные с примитивными (l)VHkциями «отступленџя от» 11 «наступления на». Они восстают в высшем организме как состояния по причине ясного понимания того, что некая подобная примитивная $орма функционирования доминирует в органи-

ные какой-либо пространственной дискриминации, суть чистые реакции, посредством которых внешнее запечатлевает в нас. свое собственное качество. Вы не

СИмвОлизМ.

можете отступить от чистой с»'бъективностп.• ибо субъективность есть то, что мы несем с собой. Обычно мы имеем почти незначительные  представления о внутренних органах наших собственных тел.

Эти примитивные эмоции сопровождаются яснейшим распознаванием иных реальных вещей, реагируклци.х на нас. Грубая очевидность такого распознания равна грубой очевидности, вызываемой функционированием любого из пяти чувств. Когда мы ненавидим, перед нами человек, которого мы ненавидим, а не набор чувственных данных — каузальный, воздействующий человек. Эта примитивная очевидность восприятия «соответствия» иллюстрируется выразительностью прагматического аспекта происшествий, который так известен современной философской мысли. Ни в чем не будет полезного аспекта до тех пор, пока мы не признаем принцип соответствия, посредством чего то, что уже сделано, становится детерминантой того, что еще делается. Очевидность прагматического аспекта есть просто очевидность восприятия факта соответствия.

На практике мы никогда не сомневаемся в факте соответствия настоящего непосредственному прошлому. Он принадлежит к первоначальной структуре опыта с той же очевидностью, что и презентативная непосредственность. Настоящий факт с очевидностью является последствием своих предшественников. Могут вмешаться непредвиденные факты; динамит может взорваться. Но, несмотря на то, что это может быть, настоящее событие выдает предмет согласно ограничениям, наложенным на него актуальной природой непосредственного прошлого. Если динамит взрывается, то настоя щий факт является таким исхождением из прошлого, которое согласуется со взрывом динамита. Далее, мы без колебаний заключаем, что полный анализ прошлого должен раскрыть в нем факторы, обеспечивающие \'словия для настоящего. Если динамит взрывается сейчас, то в непосредственном прошлом был заряд невзорванного динамита.

Тот факт, что наше сознание ограничено анализом опыта в настоящем не препятствие. Ибо теория

универсальной относительности актуальных индивидуальны.х вещей ведет к разграничению межд\' настояЩИМ моментом опыта, КОТОРЫЙ является исключительной характеристикой сознательного анализа, и восприятием одновременного мира, который является только фактом этой характеристики.

Контраст между сравнительной т^тстотой презентативной непосредственности и глубокой зависимостью, раскрываемой каузальным воздействием, лежит в основании пафоса, охватившего мир.

«Pereunt et imputantur» —

гласит надпись на солнечных часах в древних храмах:

«Часы погибают и подлежат счету».

Здесь «Pereunt» относится к миру, раскрываемому в непосредственном представлении, играющему тысячей красок, преходящему и, по существу, бессмысленному. «lmputantur» относится к миру, раскрываемому в каузальном воздействии, где каждое событие награждает проходящие века добром или злом, со своей собственной индивидуальностью. Почти весь пафос включает отношение к ходу времени.

Первая строфа «Кануна Св. Агнессы» Китса начинается с назойливых строк:

И они прошли: давно минувшие времена, Те влюбленные, улетевшие во мглу.

Здесь пафос хода времени вырастает из воображаемого синтеза двух воспринимающих форм единой силой чувства. Шекспир, в весеннюю пору нашего мира, сливает два элемента путем показа заразительности яркой непосредственности:

бледно-желтые нарциссы,

Что приходят до того, как посмеют появиться

ласточки, и наполняют Дыхание марта красотой •

(Зимняя сказка, IV, iv, 118-120).

СИМВОЛИЗМ.

Но иногда люди утомляются неразделенным вниманием к каузальным элементам в природе вещей. Тогда в самый момент усталости приходит внезапное расслабление, и чистая презентативная сторона мира переполняетсн чувством его пустоты. Подобно тому, как Уильям Питт, премьер-министр Англии в течение тяжелейшего периода войн Французской революции, в наихудший момент этой войны для Англии, лежа на смертном одре, прошептал: «Что за тени мы, каких призраков мы преследуем!» Его мысль внезапно потеряла чувство каузального воздействия и была освещена воспоминанием о силе чувства, охватывавшего его жизнь, в сравнении со скучной пустотой мира, проходящего перед чувственным представлением.

Мир, данный в чувственном представлении, не является исходным опытом низших организмов, позднее усложненным через вывод к каузальному воздействию. Наш случай как раз противоположное. Сначала доминирует каузальная сторона опыта, затем выигрывает в остроте чувственная презентация. Их обоюдное символическое отношение в конечном счете очищается сознанием и крити,еским разумом при помощи праг матической апелляции к последствиям.

ПЕРЕСЕЧЕНИЕ ФОРМ ВОСПРИЯТИЯ

 Между результатами перцепции, происходящими из одной формы, и результатами перцепции из другой формы не может быть символического отношения, пока эти результатынекоторым образом не пересекутся. Под «пересечением» я подразумеваю то, что пара таких результатов перцепции должна иметь общие элементы структуры, посредством чего они отмечаются знаком действия символического отношения.

Существуют два элемента структуры, которые могут действовать сообща через результат перцепции, происходящей от презентативной непосредственности и через другой результат перцепции, происходящий от

каузального воздействия. Эти элементы суть: I) Ч\ВсТвенные данные и 2) локальность.

Чувственные данные «даны» для презентативной непосредственности. Идея данности чувственных фактов как основа этой перцептивной формы является великим учением, общим для Юма и Канта. Но то, что всегда дано для опыта, может происходить только из той естественной потенциальности, которая формируот частичный опыт под видом каузального воздействия. Ка\'зальное воздействие есть положение определенного прошлого в конструкции настоящего. Следовательно чувственные данные должны играть двойную роль в восприятии. В форме презентативной непосредствен-

го мира в пространственных отношениях. форме ка»зального воздействия они показывают почти непосредственное предшествование органов тела, налагающи.х свои характеристики на опыт по существУ. Мы видим картину, и мы видим ее своими глазами; мы осязаем дерево, и мы осязаем его своими руками; мы нюхаем розу, и мы нюхаем ее своим носом; мы слышим колокол, и мы слышим его своими ушами; мы пробуем сигару, и мы пробуем ее своим нёбом. В случае с телесными чувствами оба местонахождения идентичны. Ступня одновременно причиняет боль и является больным местом. Сам Юм в контексте доказывает это двойное отношение во второй цитате, приведенной выше. Он пишет: «Если нечто воспринимается посредством глаз, это должен быть цвет; если посредством ушей — звук; если посредством неба — вкус; и соответственно для других чувств». Т. о., доказывая отсугствие восприятия каузальности, он имплицитно предполагает ее. Ибо каков смысл слова «посредством» в фразах: «посредством глаз», «посредством ушей», «посредством нёба»? Его аргумент предполагает, что чувственные данные, функционирующие в презентативной непосредственности, даны через «глаза», «уши», «нёбо», функционирующие, в каузальном воздействии. В противном случае его аргумент вовлекается в дурной регресс. Ибо он опять должен начинать с глаз, ушей,

СИмВОЛИЗМ,

нёба; также. он обязан объяснить значение слов «посредством» и «должен» в смысле. не разрушающем сто

Это двойное отношение — основа всей физиологической доктрины восприятия. Детали этой доктрины в данной дискуссии философски иррелевантны. Юм с гениальной ясностью постулирует фундаментальную идею, что  данные, функционирующие в акте опыта, демонстрируют, что они даны посредством каузального воздействия действующих органов тела. Он отсылает к канальному воздействию как к компонентс прямого восприятия. Аргумент Юма в контексте, во-первых, предполагает две формы восприятия. а затем, опять же в контексте, допускает, что презентативная непосредственность является единственной формой. Также последователи Юма, развивая его учение, предполагают, что презентативная непосредственность примитивна, и что каузальное воздействие является фальсифицированным ее дериватом. Это — полнейшее извращение очевидности. Настолько, насколько это касается собственно учения Юма, существует, конеч но, иная альтернатива: то, что ученики Юма неверно истолковали его окончательную позицию. Согласно этой гипотезе, его «финальная» апелляция к «практике» есть апелляция против адекватности современных метафизических категорий как интерпретаций очевидного опыта. Эта теория о личных убеждениях Юма, по моему мнению, неверна; но, не говоря о собственной оценке Юмом своего философского достижения, мы должны почитать его как одного из величайших философов.

Заключением этого аргумента является мысль, что внедрение каких -либо чувственных данных в актуальный мир не может быть выражено каким-либо простым способом, таким как простое отграничение области в пространстве, или, в качестве альтернативы, как простое отграничение положения мысли. Чувственные данные, необходимые для непосредственного чувственного восприятия, внедряются в опыт посредством воздействия окружающей среды. Эта окружающая среда

включает в себя органы тела. Например, когда мы слышим звук, физические волны проникают в уши, и нервное возбуждение воздействует на мозг. Затем звук слышится как исходящий из некоей области внешнего мира. Таким образом, восприятие в форме каузального воздействия показывает, что им обеспечиваются данные в форме чувственного восприятия. Это — причина существования элементов, данных таким образом. Каждый такой факт конституирует связь между двумя формами восприятия. Каждая подобная связь или факт имеет комплексный доступ в опыт, требующий соотношения перцептивных форм. Эти чувственные данные могут быть поняты как конституирующие характер многоаспектного отношения между организмами бывшей окружающей среды и организмами одновременного мира.

ЛОКАЛИЗАЦИЯ

Частичная общность структуры, посредством которой две перцептивные формы дают непосредственное представление об общем для них мире, вырастает из их отношения к чувственным данным, общим для обеих, к локализациям, различным или идентичным, в пространственно-временной системе, общей для обеих. Например цвет относится к внешнему пространству и к глазам, как органам зрения. Постольку поскольку мы имеем дело с одной или другой из этих чистых перцептивных форм, такое отношение является прямой демонстрацией; и поскольку оно изолировано в сознательном анализе, оно является непреложным фактом, против которого нет возражений. Подобная изоляция или, по крайней мере, приближение к ней, безусловно проста в случае с презентативной непосредственностью, но очень трудна в случае с каузальным воздействием. Полная идеальная чистота перцептивного опыта, лишенная какого-либо символического отношения, на практике не доступна для любой формы восприятия.

ею

Наши мнения по поводу каузального воздействия почти неисправимо искажены допущением символического отношения между двумя ормами как завершения нашего прямого познания. о допущение существует не только в мысли, но также и в действии, в эмоциях, предшествующих мысли. Символическое отношение есть факт для мышления при его анализе опыта. Через доверие этому факту наша концептуальная схема вселенной, в общем, логически согласована и соответствует непреложным фактам чистых перцептивных форм. Но время от времени или согласованность, или верификация терпят неудачу. Тогда мы пересматриваем нашу концептуальную схему так, чтобы сохранить общую веру в символическое отношение, в то же время отсылая определенные детали этого отношения к категории ошибок. Такие ошибки называются «обманчивыми проявлениями». Эта ошибка вырастает из крайней неопределенности пространственно-временных перспектив в случае восприятия в чистой форме каузального воздействия. Не существует адекватного определения локализации для объяснения того, что возникает в аналитическом сознании. Принцип релятивности ведет нас к мысли о том, что при адекватном сознательном анализе подобные локальные соотношения оставляют слабые отпечатки в опыте. Но в общем подобный детальный анализ находится далеко за возможностями человеческого сознания.

Что касается каузального воздействия внешнего по отношению к человеческому телу мира, то наиболее настойчивым восприятием здесь будет восприятие воздействия окружающего мира существ. Но строгое отделение вещи от вещи и позиции от позиции чрезвычайно неопределенно, почти незначительно. Строгое определение, которое мы фактически совершаем, появляется почти целиком по причине символического отношения из презентативной непосредственности. По отношению к человеческому телу — другой случай. Существует неопределенность по сравнению с четким определением непосредственного восприятия; также положение различных органов тела, которые важны в

хорошо определено в чистой перцептивной форме. кавального воздействия. Символический перенос, конечно. усиливает точность. Но наряду с таким переносом наличестт•ет некая адекватность четкого разграничеШТ.

Таким образом, в пересечении двух форм, пространственных и временных соотношений человеческого тела, понятых каузально, в их отношении к ВНеШнем',' одновременном\' миру, представленному непосредственно, — дается безусловно определенная схема пространственного 11 временного соотношения, посредством которого мы проверяем символическое использование проекции чувств для детерминации положений тел. контролирующих порядок природы. В конечном счете любое исследование, на\чное. или популярное, состоит в детерминации пространственного отношения органов тела исследователя к положению «проектируемых» чувственных данных.