Мама все забыла, а тетя Вера меня наказала

 

Утром я подошел к столику, где стоял телефон. И тихонечко позвал:

 

Мальчик‑мальчик,

Динь‑динь‑динь,

Поскорее приходи.

Вылези в окошко

На мою ладошку.

Побегут ножки

Вверх по дорожке.

Ты маленький,

Я большой,

Я ХОЧУ, ЧТОБ ТЫ ПРИШЕЛ.

 

А пришла бабушка. От нее пахло пирогом. От нее всегда пахнет вкусным и теплым.

– Бабушка, – спросил я, – а кто это ночью звонил?

– Это Алошка звонил, – сказала бабушка. – Спать тебе не давал.

– Бабушка, а ты разве его знаешь?

– Кого?

– Алошку. Он ведь маленький. Вот такой.

– Я всех знаю – и больших и маленьких, – сказала бабушка. И позвала меня завтракать, потому что тетя Вера опять начала сердиться.

За столом я думал про маленького мальчика, как он живет у себя в домике, спит на маленькой кроватке, а проснувшись, звонит в серебряный колокольчик.

И я нечаянно уронил чашку с молоком, и она – динь! – разбилась.

Конечно, тетя Вера сразу поставила меня в угол, и я там плакал, плакал, плакал и все равно думал про Алошку, а еще про папу – чтоб он приехал и прогнал от нас тетю Веру.

– Если ты будешь еще баловаться, – сказала тетя Вера, – этой ночью или в какую другую ночь к нам придут медведь Михайло и волк Левон и заберут тебя. Они берут с собой нехороших мальчиков.

– По‑моему, ночью КТО‑ТО звонил, – сказала мама. – Может, это папа звонил?

Тетя Вера загремела посудой. И я понял: она нарочно загремела, чтоб мама все забыла. И я услышал, как тетя Вера тихонечко зашептала:

 

Тары, бары, бум‑бум!

В старых дырах шум‑шум!

В старых дырах,

В старых норах

Шум и шорох,

Шум и шорох

Мыши, мыши

Вышли в путь.

Все, что было,

По‑за‑будь!

 

И моя мама забыла, все забыла. А тетя Вера громко уж о другом кричала:

– Я у вас вроде прислужницы. Нет мне счастья в этой квартире! Одна я осталась! Одна. Как пенек в лесу, как поганочка! – И тетя Вера даже всхлипнула.

Мама стала тетю Веру уговаривать не надрываться так, побольше отдыхать да почаще ходить в кино.

А тетя Вера ничего не ответила, повязала себе голову полотенцем. Она всегда так делала, когда сердилась, чтобы нам страшнее было.

Мама тихонько надела пальто и ушла. А тетя Вера пошла слушать радио.

 

У нас пир горой! Алошка убегает

 

В тот же вечер случилось вот что: тетю Веру пригласил в кино наш усатый сосед с третьего этажа – Иван Иваныч.

Тетя Вера надела самое прекрасное свое платье – голубое‑преголубое, и я услышал, как она прошептала:

– Есть еще добрые молодцы на свете, – и повязала на голову голубую ленту. – Вот теперь, – сказала тетя Вера, – я голубая и красивая, – и повернулась к нам: – А вы не балуйтесь! Я мигом вернусь: одна нога там, а другая здесь.

Как только за тетей Верой захлопнулась дверь, бабушка тоже начала собираться. Взяла бидон и сказала:

– Ты, победна головушка, посиди тихо, а я схожу за молоком.

Я сразу согласился:

– Ладно, бабушка, иди. Я с Алошкой поиграю.

– Если кто постучит, никому не отворяй, – сказала бабушка, – только мне.

– Ладно, бабушка. Мы с Алошкой никого не пустим. Ты, как придешь, станешь под дверью и запоешь: «Отопритеся, отворитеся. Ваша бабушка пришла, молочка вам принесла».

– Верно, верно, – сказала бабушка. – Никого чужих не пускайте. Играйте тихонечко.

Когда бабушка ушла, я скорее побежал к столу, где телефон. А там опять стоял домик. В домике горел зеленый огонек. Из окошечка прямо на меня смотрел Алошка. Глаза у него круглые. А реснички черненькие. И он зачопал этими ресничками: хлоп‑чоп, хлоп‑чоп! Я пододвинулся совсем близко и совсем тихонечко позвал:

– Ало‑шка. Ало…

– Алло, – ответил он.

– Алошенька, выходи!

И он вышел. Вылез через окошко и колокольчик с собой взял. И совсем он был не зелененький, а просто обыкновенный мальчик, – только маленький. На нем были коротенькие штанишки, и рубашка в клеточку, и носочки, и ботиночки. На ботинках – галошки, а на голове – кепочка.

– Зачем ты надел галошки? – спросил я.

 

Чи‑чок,

чи‑чик,

чи‑маль,

чи‑чик!

На ногах – галошки!

 

«Глупый, – подумал я. – А все‑таки хорошо, что ты у меня есть! Ведь ты маленький, а я большой. И я буду тебя любить. И я буду с тобой играть. И я буду тебя угощать».

Я сделал на диване из подушек огромную гору. И я собрал на гору свое храброе войско – всех солдатиков. И конницу и пушки. И я сказал:

– Эй ты, храброе мое войско! Хватит тебе под столом валяться‑лежебочиться, а слушай лучше Последние известия.

И я даже стал говорить тише, чтоб тетя Вера в своих волшебных очках из кино не услышала.

– Видите, солдатики, как стало темно. А когда наступит ночь, выйдут из темного леса волк Левой и медведь Михайло… И пойдут по лестнице к нашей двери: скрип‑скрип… Приоткроют дверь и спросят у тети Веры хриплым голосом: «Это кто у вас сегодня разбил чашку? А как он спит – на бочку или на спинке? А мама как спит? А бабушка?» И тетя Вера как захочет, так и ответит. Ну? Что будем делать? – спросил я. – Как будем жить‑быть?

Не ответило ничего мое храброе войско: пушки стояли тихо и кони стояли тихо, а на конях тихо сидели солдатики. И вдруг у самого моего уха тоненький голосок пропищал:

– Чи‑чок, чи‑чик, чи‑маль, чи‑чик, а я знаю, что делать.

Алошка! Это он забрался ко мне на плечо и расселся там, точно в креслице.

– Говори скорее, что ты придумал?!

– А вот это видел? – крикнул Алошка. И он сунул мне под самый нос свой серебряный колокольчик.

 

 

– Ну и что?

– А вот что… Этой ночью я не лягу в кровать, а буду бегать по городу и звонить в серебряный колокольчик. И никому не дам спать.

– Ну и что?..

– Все будут гулять, как днем, – сказал Алошка. – НЕ БУДЕТ НОЧИ.

– И тогда НЕ ПРИДУТ сюда ВОЛК ЛЕВОН И МЕДВЕДЬ МИХАЙЛО? – спросил я.

– Конечно, не придут, – сказал Алошка. – Как же они придут, если не будет ночи?

– Ура! – крикнул я. – Да здравствует Алошка!

И все мое войско закричало «ура!». И разом запалили пушки и пулеметы.

И с дивана сами собой поднялись подушки и стали летать по комнате. И начался тут пир горой! И мы хватали из вазы конфеты. И пили сок от варенья прямо из банки.

Потом Алошка спрыгнул с моего плеча на стол – динь! Со стола на пол – динь! И быстро‑быстро побежал по коридору – динь‑динь‑динь!

Добежал до входной двери. Уцепился за щель почтового ящика. И выскочил наружу…

Он бежал по улице, запрокинув голову. Черные волосики его растрепались. Он смеялся и топал в своих галошках прямо по лужам, по лужам! И громко звенел серебряный колокольчик: динь‑динь‑динь‑динь‑динь‑динь!