Попытка на мысль #9.3: Атеистические мечтания

Крайнее возмущение невежеством, небрежностью и кощунством бойцов, шествующих под знаменем Христова Воинства, сподвигает к тому, чтобы поближе познакомиться с казармой, сих ратоборцев штампующей.

После этих слов добрый друг, ценящий свой покой и заботящийся о моём, может возразить: «Оставь всё это. Зачем же ты тревожишься. Нечего грустить из-за идиотов – они созданы для того, чтобы при их виде другие веселились».

Всё так, добрый друг, но я не могу этого сделать. Я не могу остаться в стороне, когда оскверняют то, что мне дорого. Если бы кто-то обидел тебя, то я, крайне возмущённый, захотел бы узнать, кто это сделал, чтобы спросить с твоего обидчика. Вот и сейчас аналогичная ситуация — идею моего друга, Иисуса, за которую он отдал свою жизнь, порочат самым бесстыдным образом. Истязатели, обезумев в своей жестокой подлости, не только уничтожают дорогую моему сердцу идею Иисуса, но делают это от его же лица — называя себя Христовым Воинством.

Поэтому, собравшись с силами, продолжим серию наших атеистических мечтаний и познакомимся с гнездом крестоносцев, именующих себя «христиане».

Как я вижу, у порога стоит Вольтер, так здорово настроивший на верную волну в предыдущей записи. В руках у него какие-то бумажки, наверное снова что-то своё атеистическое принёс. Доброе пожаловать, Франсуа-Мари Аруэ. Здесь тебе всегда рады. Предоставляем тебе право вступительного слова и начинаем.

Если какой-то человек хочет обратить в свою религию иностранцев или же своих соотечественников, не должен ли он браться за это по возможности осторожно, мягко и с подкупающей сдержанностью? Если он начинает с утверждения, будто возвещаемые им истины не требуют доказательств, он встретится лицом к лицу с толпой неверующих; если он осмеливается им сказать, что они отвергают его доктрину лишь потому, что он осуждает их страсти, что их сердца развратили их умы, что разум их преисполнен гордыней и заблуждениями, он вызовет их возмущение, восстановит их против себя и самолично погубит то, к устроению чего он стремится.

Когда разумным людям показываешь эти пакостные места, утонувшие в ворохе пророческой дребедени, они не могут прийти в себя от изумления. Если бы они прочли все эти пакости и нелепости в одной из тех книг, которые называются мирскими, они бы отбросили такую книгу с ужасом. Но это Библия; они смущены; они колеблются, они осуждают все эти мерзости, не решаясь, однако, осудить прежде всего книгу, которая их содержит. Только через некоторое время они отваживаются обратиться к здравому смыслу и в конце концов проникаются ненавистью к тому, чему мошенники и дураки заставляли их поклоняться.

Скажите мне с той же откровенностью, с какой объясняюсь я: возможно ли, чтобы хоть одно из этих чудовищ верило в те наглые догмы, которые оно проповедовало? Был ли хоть один папа, который, имея немного здравого смысла, верил бы в воплощение бога, в смерть бога, в воскресение бога, в триединство бога, в пресуществление муки в бога и во все эти отвратительные химеры, поставившие христиан ниже скотов? Конечно, они ни во что подобное не верили. И так как они почувствовали страшную нелепость христианства, они вообразили, что бога нет совсем. Вот откуда произошли все гнусности, которыми они себя загрязнили. Остерегайтесь! Нелепость христианских догм плодит атеистов.

С грозными видом Лев Николаевич Толстой подаёт свой листик, на котором тоже что-то написано. Даже в мыслях не решаюсь возражать, лёгким поклоном заверяю честь, оказанную моему скромному бюро, и зачитываю:

Как теперь, так и тогда явное признание и исповедание православия большею частию встречалось в людях тупых, жестоких, безнравственных и считающих себя очень важными. Ум же, честность, прямота, добродушие и нравственность большею частью встречались в людях, признающих себя неверующими.
Блестяще.
Распахнём же те врата, за которыми свершающимися таинствами мостится дорожка в Небеса. Взглянем же на тот кулачок, в котором сжаты ключи от Царствия Небесного. Оглянемся же вокруг и рассмотрим лица пришедших за своей дневной порцией Благодати.
В основе предмета, нами рассматриваемого, лежит не абы что. Не много не мало наша вечная жизнь. Поэтому исследовать его мы постараемся максимально собранно, пристально, непредвзято и требовательно. Поберёжмся в столь важном, интимном вопросе пренебречь малейшим возмущениями разума и чувства (которые, к слову, даны нам Богом).
Войдя в церковь — Дом Господа Бога на Земле — мы увидим следующее:
Сияющее золотом убранство, многочисленные изображения всевозможных святых; мужчины с бородами в разноцветных платьях то ли поющие, то ли читающие что-то невнятное (на непонятном языке); прихожане, то и дело крестящиеся и кланяющиеся; плавно затухающий и вновь загорающийся свет. От монотонного песнопения, тяжёлого воздуха, пропитанного запахом тлеющего ладана, игры света, постоянно крестящихся и кланяющихся прихожан, от подобного отправления культа постепенно начинают путаться мысли; мало-помалу впадая в гипнотическое состояние, ты забываешь сперва о том, какие у тебя были планы на сегодняшний день; затем забываешь о том, как ты пришёл в это место; потом ты перестаёшь замечать стоящих рядом людей; тяжёлый воздух перестаёт тебя заботить; веки становятся всё тяжелее и тяжелее; монотонный гул принимает тебя в свой плавный поток и уносит всё дальше и дальше; ты не знаешь куда и зачем он тебя несёт, но тебя это уже и не волнует; вместе с остальными, блаженно гребущими в потоке, ты начинаешь креститься и кланяться; ты уже не помнишь о том, что ещё десять минут назад эти действия казались тебе дикими; ты уже не отдаёшь себе отчёта в том, какие именно действия совершаешь в реальном мире, ведь он перестаёт существовать, уступая место гармонично текущему вязкому потоку, по которому ты вместе со всеми в состоянии эйфории справляешься к томно влекущему источнику абсолютного блаженства. Осенил себя крестным знамением — сделал замашистый гребок, ещё раз осенил — ещё один гребок, осенил трижды — заметно ускорился в потоке, обгоняя других на пути к Свету; сделал поклон — нырнул с головой в золотой маслянистый поток, в котором увидел Царицу Небесную Богородицу, телом и душой возносящуюся на Небеса под пение ангелов, сделал ещё один земной поклон — нырнул ещё раз и теперь увидел святого Серафима, кормящего с рук медведя. В третий раз совершил поклон — в третий раз нырнул в благословенный поток и на этот раз увидел в нём Ангела Господня в пламени огня из среды тернового куста, и воочию убедился в том, что куст горит огнём, но не сгорает. Казалось бы, так бы грёб и грёб, нырял и нырял, но вдруг ты слышишь какой-то голос, этот голос раздражает тебя и злит, ведь он отвлекает тебя неги потока. Ты отмахиваешься от него, как отмахивается спящий, когда его будят, не давая досмотреть приятный сон, и продолжаешь грести дальше. Но голос зовёт тебя снова и снова. Он будто бы надоедливый стук в дверь, предвещающий незванного гостя, намеревшегося вторгнуться в твой уютный покой и разорвать его в клочья. Стук не замолкает, поэтому ты с негодование бросаешься к двери и со злостью распахиваешь её. Хватит! — кричит голос, в твоей голове. Хватит! Хватит! Хватит! Вернись! Сперва ты не понимаешь, что вообще происходит. Очнись! Наконец ты осознаёшь, что это твой разум, взывает о помощи; твой всполошившийся рассудок умоляет не поддаваться гипнозу. Ты встяхиваешь головой, будто бы прогоняя сон, и ужасаешься тому, что стал жертвой сильнейшего психологического воздействия. Расталкивая сонных собравшихся, ты скорее направляешься к выходу, где на свежем воздухе к тебе постепенно возвращается способность мыслить. Тебе вспоминаются мрачные рассказы ГовардаЛавкравта, в которых сектанты, устраивая оккультные сеансы, поклоняются морскому чудовищу Ктулху. Вместе с пониманием того, что ты стал участником схожего ритуала, в теле рождается лёгкая дрожь и тебя начинаешь подташнивать. Через двадцать минут, когда ты окончательно пришёл в себя, начинают один за другим выходить прихожане — служба закончилась. У всех их одинаковые блаженно-раслабленные лица. Кое-кто из них продолжает петь что-то неразборчивое, а кое-кто просто мычит. Глядя на них ты понимаешь, что эти люди, подвергшись мощной психической обработке, не только не способны делать дела любви (что, к слову, Христос называет единственно важным), но им самим нужна срочная помощь и длительная реабилитация.Страшно даже думать о том, какой из себя Бог, если так выглядит его дом и его адепты.Теперь стало немножко понятнее, почему отличительные черты бойца Христова Воинства это невежество, небрежность и кощунство.

Невежество от отсутствия разумного основания, благодаря чему отпадает потребность в умственной работе. Человек, хотя бы раз попробовавший разобраться во всём происходящем, понял, что это бесполезно. Подошёл к поводырю, который ответил ему, что руководиться разумом это значит впадать в прелесть (тяжёлую духовную болезнь) гордости, после чего научил его правильному подходу — Credoquiaabsurdum (верую ибо абсурдно).

Небрежность от неспособности поверить в то, что бессмысленно. На словах человек может сказать «Я верую в Пресвятую Троицу», но сам для себя он никак не сможет поверить в то, что 1=3, потому что разум ему не даст этого сделать. Нет ничего удивительного в том, что отсутствие внутренней веры ведёт к небрежному отношению.

Кощунство это плод совместной работы небрежности и невежества. Человек, не имеющий представления о предмете (потому что абсурдность предмета не даёт составить это представление) и пренебрежительно к этому предмету относящийся (потому что нельзя с любовью, почтением относиться к тому, что не имеет внутреннего основания для любви, почтения) даже помимо своей воли нет-нет, да и скажет либо сделает что-то такое, что в глазах человека, представление имеющего и с любовью относящегося, окажется кощунством.

Из любви к учению Христа возьмём на себя труд рассмотреть, чему он всё-таки учил и сравнить это с тем, чему учат его Земные Министры.

(Продолжение следует.)