С шерстью мяконькой, с шерстью беленькой.

На базар пойдет завтра козочка,

Принесет она нам гостинчика,

Миндаля да изюма сладкого

Принесет она нашей деточке. [3]

 

— He держи ее на руках, — резко сказала мама, когда колыбельная закончилась. — Анна уже слишком велика для подобного баловства. Ничего серьезного не случилось!

Но тетя Таня будто не слышала, вот Анне и запал в память этот незначительный случай. Потом девочка нередко напевала про себя коротенькую песенку на идиш.

А тогда Анна облекла в слова свое странное, неясное желание:

"Лучше бы тетя Таня стала моей мамой".

Но тут же поняла — она этого вовсе не хочет. Не нужен ей другой папа! Ни за что! В ужасе от собственных мыслей, Анна пробормотала:

— Со мной все в порядке. Отпусти меня.

Мама, похоже, была довольна, но девочка, боясь встретиться с тетей глазами, бросилась вон из комнаты.

Тетя Таня все еще в Германии. Получается, теперь объявлена война между Германией и Канадой. Уже воюют Британия и Германия. Как же оказалось — они на одной стороне, а тетя Таня — на другой?

"Но мы тоже немцы, — окончательно запуталась девочка. — Только против Гитлера. И тетя Таня, конечно, против него".

Анне становилось все страшнее и страшнее от собственных раздумий. Оставалось только пойти на кухню. Заслышав шаги сестры, даже не оборачиваясь, Гретхен распорядилась:

— Фрида пошла наверх умыться и причесаться, отнеси, пожалуйста, булочки. Я приготовила кучу еды — может, завтрак отвлечет маму от всех этих мыслей.

Анна подхватила корзинку с теплыми булочками и задержалась на минутку предупредить сестру:

— Мама беспокоится о тете Тане.

На секунду быстрая рука Гретхен замерла. Затем она снова принялась мешать какао, не давая молоку пригореть.

— Что тут скажешь, оттуда уже несколько месяцев нет писем. Сейчас ни ты, ни я тете Тане не поможем, давай лучше подумаем о маме, ей ведь так тяжело!

— И о папе, — добавила Анна, направляясь в столовую.

Гретхен понизила голос, не услышали бы родители в спальне:

— Конечно, только мужчинам все легче дается. Проверь ложки и вилки на столе.

Анна посмотрела на обеденный стол. Посреди стояла большая ваза с настурциями, золотистые и огненно-красные цветы сияли той же красотой, что и вчера, до объявления войны. Свет отражался в блестящих ножах, вилках и ложках, синие фарфоровые подставки для яиц, подаренные маме на свадьбу, сверкали в солнечных лучах. Польша, Чемберлен, даже тетя Таня казались такими нереальными, тусклыми и далекими, ничего общего не имеющими с жизнью в Торонто.

Гретхен не права, папе это совсем нелегко дается. Она-то, Анна, знает, видела, как отец плакал. Воспоминание заставило девочку похолодеть, ей стало ужасно одиноко, несмотря на солнечное сияние и настурции.

 

Глава 3

На следующее утро Анна и Гретхен убирали дом. Война все еще будоражила мысли девочки, но завтрашний день беспокоил уже меньше. Завтра Изабелла обещала зайти утром перед школой — они пойдут туда вместе, а сегодня она заглянет в гости и даст Анне последние наставления. Изабелла и Анна подружились еще в классе для слабовидящих детей, но в прошлом году Изабелла перешла в другую школу — в старшие классы. Без сомненья, старшая подружка точно знает, что предстоит младшей.

Вытирая пыль, Анна посматривала в окно. Гретхен подошла и встала рядом, тоже глядя на пустынную улицу.

— Изабелла, наверно, придет после обеда, — сказала сестра, даже не спрашивая, кого дожидается Анна.

— Она обещала прибежать, как освободится, вдруг… — начала младшая, но тут услышала шум подъезжающей машины. Нет, это не Изабелла, машина проехала мимо, даже не замедлив хода.

Анна вздохнула и вяло принялась протирать этажерку у окна.

Папино радио! Проводя тряпкой по блестящей поверхности приемника, девочка пыталась убедить себя, что живет в стране, вступившей в войну, только у нее не получалось. Их жизнь никак не изменилась, и оттого слово «война» казалось каким-то совершенно немыслимым.

— А ты чувствуешь военное время? — спросила она сестру.

Гретхен покачала головой:

— Ты опять всю пыль оставила, вот здесь, с краю.

По словам мамы, Анна замечала пыль только когда та была в сантиметр толщиной.

— Изабелла все равно не захочет с нами обедать. У нас сегодня тушеная капуста, — и Гретхен с веником в руках остановилась возле сестры.

— Она мне объяснила, дело не во вкусе, а в запахе, — Анна замерла на минутку, не выпуская тряпки из рук. — Как с мозгами и языком. Ее родителям нравится, а она терпеть не может просто из-за названий.

— Представь себе мамино выражение лица, если когда-нибудь Изабелла сядет с нами за стол и станет воротить нос от еды, — усмехнулась Гретхен.

Анна расхохоталась. Тут девочки услышали шаги на лестнице, ведущей в подвал, и, не сговариваясь, принялись с удвоенной энергией вытирать пыль и подметать.

Работы было полно, и утро прошло незаметно. Скоро Анна вместе со всеми сидела за столом, принюхиваясь к аромату тушеной капусты и жареной свинины. Что бы ни говорила Изабелла, а ей, Анне, такая еда по вкусу. Но все же девочке хотелось поскорее закончить обед.

— Как хорошо собраться всем вместе в понедельник, — мама с улыбкой оглядела сидящих за столом.

Анна испугалась, вдруг мама заметит ее нетерпение, и постаралась сменить тему разговора.

— А где Руди? — старший брат почему-то отсутствовал.

— Взял бутерброды и отправился на прогулку в Хай-Парк с бывшими одноклассниками и мистером Мак-Нейром, — объяснила погрустневшая мама. — Я его просила остаться и пообедать с нами, но они, оказывается, сговорились раньше.

— Я бы точно не пошел на прогулку ни с одним учителем! — пожал плечами Фриц.

— Ты хочешь сказать, ни один учитель ни за что не пошел бы на прогулку с тобой, — поправила брата Фрида.

— Руди уже совсем взрослый, Клара, — откликнулся папа. — Теперь его часто не будет дома. А нам надо поскорее свыкнуться с этим.

Мама кивнула, соглашаясь, но Фриц рассмеялся:

— Не такой уж он и взрослый. Вы бы слышали, как он разговаривал во сне прошлой ночью. Все время бормотал по-немецки, я мало что смог разобрать. Похоже, играл во сне в салочки. Досчитал до десяти и вдруг как закричит: "Я тебя поймал, Вольф, тебе водить". А потом ужасно сердито: "Нечестно, Гельмут, нечестно. Сейчас моя очередь!".

— Смешно, — фыркнула Гретхен, — Руди давным-давно не вспоминал Вольфа и Гельмута. Я, конечно, их имена не забыла. Но прошло уже столько времени… Я даже не соображу, когда мне в последний раз снился Франкфурт.

Папа поднял голову, будто тоже хотел сказать, что ему снится Франкфурт, но потом, видно, передумал.

— А мне вообще никогда ничего не снится, — заявил Фриц.

— Если я просыпаюсь и помню, что мне снился интересный сон, то стараюсь снова заснуть и досмотреть его до конца, — объявила всем Фрида. — Иногда они не хуже фильмов.

Анна уже была готова по маминому знаку убирать со стола, как мама, вдруг покраснев, призналась — ей тоже иногда снится Франкфурт.

— Мы сидим, ужинаем у Якобсонов, только я начала есть, как вижу — на мне большущая фланелевая ночная рубашка, я в ней спала во время беременности. Я тебе говорю обычным голосом, будто ничего такого не происходит: "Эрнст, поехали домой, у меня голова разболелась". А ты оборачиваешься ко мне и спрашиваешь: "Разве мы с вами знакомы?" Словно век меня в глаза не видел.

— Дальше, дальше, — потребовала Анна, пока все остальные покатывались с хохота.

— Ну, я проснулась, и так мне легко стало, оказалось, преспокойно лежу в своей кровати.

— С человеком, который с тобой не знаком, — рассмеялась Гретхен.

— Гретхен, Анна, убирайте со стола, — напустила на себя серьезный вид Клара Зольтен.

Анна уже возвращалась из кухни, когда раздался звонок в дверь. Она еле удержала в руках вазу с фруктами.

— Изабелла пришла! — едва не швырнув вазу на стол, девочка помчалась к входной двери.

Но это была не Изабелла, а миссис Шумахер — учительница Анны из класса для слабовидящих детей.

Младшая Зольтен в изумлении застыла с открытым ртом, но, придя в себя, просияла от восторга.

— Как хорошо! И вы тут! — лицо девочки говорило само за себя, без всяких слов. — Я так давно вас не видела! Вот и Изабелла собиралась зайти. Мы ее ждем с минуты на минуту. Она будет ужасно рада повидаться с вами! Мама, это миссис Шумахер!

Родители Анны вышли в прихожую поздороваться.

— Вы как угадали, — начала мама, — я в субботу испекла шарлотку, порадовать Изабеллу, есть чем вас угостить!

— Как Франц? — спросил папа, когда все вернулись к столу. — Сколько мы с ним уже в шахматы не играли?

— У него все хорошо, — миссис Шумахер села на подвинутый мамой стул. — Устает, правда, очень. Новости, конечно, и работы по горло — осматривает детишек перед школой. Да еще у одной девочки, его давней пациентки, оказался полиомиелит. Пока не ясно, поправится ли она. Но если и выкарабкается, все равно будет полностью парализована. Франц много времени проводит с ее родителями.

Все нахмурились. Два года назад умер от полиомиелита друг Фрица. Был здоровехонек, а не прошло и четырех дней, как его не стало.

Именно муж миссис Шумахер, доктор, во время осмотра перед школой обнаружил, какое плохое у Анны зрение. Он сразу же объяснил родителям, что даже в очках девочка никогда не сможет видеть нормально и ей надо пойти в класс для слабовидящих детей. Она тогда жутко рассердилась, да и испугалась не на шутку! Но за эти несколько лет Анна немало изменилась — кто бы теперь узнал ту несчастную и одинокую малышку.

"Да изменилась ли я? Вот опять дрожу от страха, а завтра снова буду одна-одинешенька".

— Неужели Изабелла и после обеда не придет? — произнесла вслух Анна. — Папа, сколько времени?

— Почти половина второго. Не волнуйся, Leibling,[4] она, наверно, уже скоро появится.

— Боюсь, Изабелла не сможет зайти, — начала миссис Шумахер. — Поэтому-то я здесь. Она мне сегодня полдня пыталась дозвониться домой. Только я задержалась в школе, готовилась к завтрашнему дню.

Учительница на миг замолчала, но никто не проронил ни слова. Миссис Шумахер продолжала:

— Изабелла, к сожалению, заболела. Горло саднит и температура. Франц велел ей оставаться в постели.

— Значит, она не поведет меня завтра в школу!

Ответом было молчание.

— Она завтра вообще не пойдет, да? — голос Анны дрожал.

— Да, вообще не пойдет, — вздохнула миссис Шумахер. — Но мне надо тебе еще кое-что сказать. Пойдем в гостиную, Анна. Пока все кончат обедать, мы успеем поговорить.

Девочка встала и на негнущихся ногах, словно марионетка, которую дергают за ниточки, пошла в гостиную впереди гостьи. Еще какие-то новости? И без того плохо, если Изабелла не пойдет с ней завтра…

— Сядем на диван, ладно? Не смотри на меня такими глазами, Анна. Грустно, конечно, но ты прекрасно справишься сама. Ох, мистер Зольтен, вы тоже пришли, просто замечательно.

Анна краем глаза заметила, как папа уселся в любимое кресло. Миссис Шумахер взяла руки девочки и стала согревать холодные ладошки. Вот смешно, она и внимания не обратила, но руки и впрямь замерзли. Ну просто ледышки, да и только.

— В чем дело? Что случилось? — тихим, едва слышным шепотом спросила Анна.

— Пришло письмо о новой школе Изабеллы, — объяснила миссис Шумахер спокойным и ровным голосом. — Когда Брауны месяц назад собрались переезжать, они не разузнали, где проходит граница школьного районирования. Теперь Изабелла не сможет ходить в ту же самую школу.

По всему видно, миссис Шумахер жалела бывшую ученицу. Анна взглянула на отца. Тоже, небось, думает об Изабелле. Похоже, они не понимают, каково ей, Анне. Почему о ней-то никто не волнуется?

Минутой позже она поняла, что оба смотрят на нее с любовью и, конечно, жалеют Изабеллу, но и о ней, Анне, не забыли.

Девочка изо всех сил старалась не расплакаться. Взрослые молчали, давая ей время успокоиться и найти нужные слова. В конце концов Анна выдавила из себя тоненьким, дрожащим голоском:

— Можно мне остаться в вашем классе еще на год? Ну пожалуйста! Я знаю, вы не хотите, но… может быть…

Она запнулась и не смогла продолжить.

— Мне ужасно хочется оставить тебя в моем классе подольше, Анна, — сказала миссис Шумахер. — Тебя учить — одно удовольствие. Но пора вылетать из гнезда. Сегодня сотни учеников чувствуют то же, что и ты — волнуются, каким будет завтрашний день, когда они впервые придут в старшие классы. Пойдешь в школу вместе с ними — ничем не будешь отличаться от остальных. Останешься у меня еще на год, придется поступать, как Изабелле, сразу в десятый класс. Остальные уже успеют привыкнуть к новой школе, перезнакомятся, заведут друзей. Если бы не твои сестры, Изабелла в прошлом году была бы совсем одинокой.

— Я еще не готова вылетать из гнезда, — упрямо качала головой девочка, понимая — этих двоих ей не переубедить.

— Анна, много лет назад мы отправили тебя в школу, не подозревая о плохом зрении, и тогда на самом деле было трудно, — вмешался в разговор папа. — Мне кажется, в глубине души тебе очень страшно — вдруг и сейчас будет тяжело. Ты этого боишься, да?

Что делать, папе не соврешь. Девочка неуверенно кивнула.

— Ты же теперь совсем другая, — возразила учительница, — программу восьми лет прошла за пять, весной на экзаменах отлично справилась, не хуже, а то и лучше остальных, и зрение не помешало.

— Да, но не с математикой, — пробормотала Анна.

— Ты даже по математике сдала экзамен. У каждого есть предмет, в котором он не силен. По правде сказать, я уверена, с математикой все дело просто в лени. Анна, Анна, ты боишься новой школы без Изабеллы под боком, но ведь она все равно не пошла бы с тобой в класс! Тебе еще многое предстоит узнать о себе, а пока мы тебя держим под крылышком, ничего не выйдет.

— Я не хочу идти одна! — крик вырвался, как мольба о помиловании.

— Изабелла просила напомнить — она не единственный твой друг.

О чем миссис Шумахер говорит? Какие еще у нее друзья?

Тут раздался новый голос:

— До чего же интересно подслушивать вас из коридора, — это была Гретхен. — Пора уже и мне подать реплику. Что такое, спрашивается, есть в Изабелле, чего нет во мне, Анна?

Младшая сестра уставилась на старшую. Учительница встала и положила руку на плечо Гретхен.

— Как раз это Изабелла и просила тебе передать, — миссис Шумахер посмотрела на Анну. — Но я рада, что вышло иначе.

— Изабелла просила мне передать? — Анна все еще не могла взять в толк, о чем идет речь. Как сестра может быть другом?

— Вот слова Изабеллы: "Скажите ей, пусть попросит Гретхен. Она надежней скалы, и знает все на свете".

— А вот в последнем я не совсем уверен, — слегка улыбнулся папа.

— Ну, Анна, — Гретхен сделала вид, будто не слышит слов отца, — о чем ты хочешь попросить старшую сестру?

Анна тщательно подбирала верные слова, а главное, постаралась произнести их спокойным, уверенным тоном.

— Отведи меня завтра в школу, — сказала она. — Пожалуйста.

— Я, серьезно и тщательно обдумав твою просьбу, — торжественно произнесла сестра, — отвечаю: "Да!"

В душе Анны царили, распускались, как цветы, радость и облегчение.

— Бедная Изабелла, — вдруг выпалила девочка, вновь обретя способность думать не только о себе.

— Изабелла? — повторила Гретхен. Жалко, конечно, Аннину подружку, но о чем сестренка говорит?

— Мало того, что заболела, так еще и единственный ребенок!

Выходя из комнаты, миссис Шумахер сунула Анне в руки конверт.

— От Изабеллы, она велела прочесть письмо, когда останешься одна. Анна, пожалуйста, помни, если я тебе нужна, приходи немедленно. Я всегда постараюсь помочь.

— Спасибо, — Анна знала, это не пустые слова.

Попрощавшись, девочка заспешила наверх, в свой альков.

 

Дорогая Анна,

С завтрашним днем миссис Шумахер наверняка поможет, значит, об этом нечего и писать. Но мне обязательно надо сказать тебе еще кое-что, очень важное. Пожалуйста, слушай внимательно и не горячись попусту — не теряй время. Помни, я все всегда знаю лучше!

 

Изабелла пририсовала рядом маленькую смешную рожицу.

 

Помнишь, как ты впервые пришла в наш класс? Завтра НЕ веди себя так, как тогда. А главное, не будь молчаливой и хмурой особой, которая никому не улыбается. Мы-то знали — ты просто напугана, но в старших классах ребята соображают гораздо хуже.

Улыбайся! Не жди, пока другие улыбнутся тебе. Веди себя так, словно они уже улыбнулись, а ты улыбаешься в ответ. А если кто не обратит на тебя внимания, выкинь его из головы и улыбнись кому-нибудь еще, и так, пока не найдешь друга. Поверь мне, у тебя получится!

Удачи! Позвони мне завтра и расскажи про твой первый день в новой школе.

С любовью, Изабелла.

 

Глава 4

Наутро Анна одевалась особенно тщательно. Накануне вечером Гретхен произвела полную проверку и одобрила весь ее наряд. Девочка надела белую блузку, серую плиссированную юбку, белые гольфы и тяжелые полуботинки, на них настаивала мама, хотя стоили они дорого и дочки их ненавидели. Распустила два завязанных на ночь конских хвостика и долго расчесывалась, все надеясь, вдруг каштановые волосы из тусклых превратятся в блестящие, с золотой искрой. Потом заплела две косички и уложила их на голове короной. По крайней мере, если верить маме, эта прическа похожа на корону. Анне казалось, волосы выглядят безобразно. Сколько ни старайся, прядки выскальзывают из косичек, и никакие заколки, втыкай их или не втыкай, не помогают. Несносные волосы!

Она возилась ужасно долго, и сестры велели ей поторапливаться. Тогда, схватив серо-голубой джемпер, подаренный папой на день рождения, Анна бросилась в комнату сестер, где стояло большое, в полный рост, зеркало. Обычно ей не хотелось смотреть на себя, много ли хорошего увидишь, но сегодня предстоит встретить столько незнакомых людей, что надо все-таки проверить сначала, как ты выглядишь.

На нее смотрело обычное круглое серьезное лицо — толстые стекла очков увеличивают серо-голубые глаза, но не делают их красивее. На голове корона из волос, все прибрано, скучно и опрятно. Одно хорошо — новый джемпер, глаза от него становятся почти совсем голубые. Надо его поберечь, носить только по праздникам, тогда он долго будет выглядеть как новый.

— Выглядишь прекрасно, — объявила вчера вечером Гретхен, погладив сестру по голове. — Надеюсь, и погода не подведет.

— Если станет слишком жарко, сниму джемпер и возьму с собой, вдруг похолодает, — ответ у Анны был готов заранее.

"Почему же я такая некрасивая? — думала девочка, оглядывая себя в зеркало. — Такая обыкновенная на вид".

Тут она вспомнила о письме подружки и улыбнулась своему отражению. Изабелла права. Улыбка на самом деле все меняет. Надо не забывать улыбаться почаще, как велено.

Когда девочка спустилась к завтраку, мама оглядела ее с ног до головы и, не говоря не слова, скрылась в спальне. Она вышла оттуда с маленькой бархатной коробочкой. У девочки перехватило дыхание — все знали, что внутри. Мамина камея, профиль из слоновой кости на голубой эмали. Мама вынула драгоценность из коробочки и заколола камеей воротник дочкиной блузки.

— Какой такой подвиг ты совершила, Анна? — Фрида притворилась, что умирает от зависти. — Заслужить мамину камею!

— Просто замечательно, — воскликнула Гретхен. — Я весь вечер пыталась что-нибудь придумать, но в голову ничего не приходило. Ты гений, мама.

Мама улыбнулась и, ко всеобщему изумлению, поцеловала Анну в макушку.

— Это особый случай, — с чувством сказала она. — Моя малышка уже совсем большая.

Мама достала из кармана фартука платок, высморкалась и продолжала обычным командирским тоном:

— Анна, не сиди без дела. Ешь! Нельзя же идти в школу на пустой желудок.

Но Анна не могла проглотить ни кусочка, несмотря ни на какие мамины уговоры. Она только пила маленькими глоточками какао. Больше ничего в горло не лезло.

— Ну ладно уж, Анна, — вмешалась наконец Гретхен. — Мама, я знаю, ей сейчас не одолеть и самой маленькой порции. Вот вернется домой, тогда наестся вволю. Но мы не успеем зарегистрироваться до начала школьного собрания, если не выйдем сию же минуту.

Мама стояла у двери и смотрела им вслед.

— Внимательно переходи дорогу на обратном пути, Leibling, — прокричала она.

"На обратном пути" — волшебные слова. Анна обернулась и что было силы замахала маме рукой.

— Пока, мама, спасибо за брошку. Пока!

— До школы недалеко, всего несколько кварталов. Вернешься домой к полудню, — объяснила Гретхен.

— К полудню?

— Конечно. Сначала будет общешкольное собрание, потом обычные уроки, но совсем короткие. Только чтобы познакомиться с учителями, найти все классы, узнать, за какой партой ты сидишь и какие учебники покупать. На дом ничего задавать не положено, но уж кто-нибудь да задаст домашнее задание.

К полудню, повторила про себя Анна. Как ни ужасен первый день, но мучиться придется только три с половиной часа.

Она торопливо шагала вслед за сестрой. Чем ближе к школе, тем чаще Гретхен останавливалась поздороваться с друзьями, объясняя всем и каждому, что разговаривать ей некогда, надо зарегистрировать сестренку. Девочка порывалась сказать старшей сестре спасибо, но никак не могла выбрать подходящий момент. И вот сестры уже у самой школы.

— Сюда, Анна, — показала Гретхен. — Держи меня за руку, а то смотри — потеряешься в толпе.

Правой рукой Анна ухватила сестру за локоть, в левой тащила голубой джемпер. Она прижала джемпер к груди — хоть немножко себя подбодрить — ив первый раз в жизни вошла вместе с Гретхен в Давенпортскую школу.

За ней, отрезав ее от двери, толпой вваливались девчонки и мальчишки. "Прямиком в ловушку, — промелькнуло в голове у Анны, — вот уже и поймали".

— Анна, не хватайся так сильно, ты мне руку сломаешь, — Гретхен обернулась, заглянула сестре в лицо и мягко продолжила: — Да не волнуйся же, я тебя не брошу. И вообще, это не навсегда.

Они были в самой середине толкотни. Анне приходилось кричать, чтобы Гретхен расслышала. И сама она с трудом разбирала слова старшей сестры, скорее читала по губам, чем слышала. Гретхен все правильно понимает — сестренка пытается обуздать панику. Только не ясно, каким образом тут еще и улыбаться.

— Добро пожаловать обратно в темницу, Грет, — проорал рядом какой-то мальчик.

Гретхен рассмеялась:

— Привет, Барри.

Хорошо Гретхен, даже в тюрьме может смеяться!

Анна улыбнулась. Дрожащей, робкой улыбкой — но все же улыбнулась. Потом, собрав всю храбрость, какая только была, прижалась к старшей сестре и громко воскликнула:

— Веди меня, покажи мою камеру!

— Начнем здесь, у заведующей, — прокричала Гретхен в ответ.

Женщина за столом уже зарегистрировала почти всех новых учеников. Она мельком взглянула на Анну, когда Гретхен подвела ту поближе.

— Девятый класс? — и, не подымая головы, уловив Аннин кивок, продолжала: — Имя?

— Анна Зольтен, — ответила девочка, стараясь произносить слова твердо и спокойно и не выдать равнодушной заведующей, что творится внутри — как громко бухает в груди сердце, как ноет от страха живот и дрожат коленки. К великому ее облегчению, голос вроде бы звучал вполне нормально.

— Зольтен… Зольтен… Вот она. Анна Елизавета?

Учительница подняла голову, значит, Анне и на этот раз достаточно кивнуть. Хорошо, когда не надо говорить — а то вдруг голос все-таки откажет?

— Посмотрим, посмотрим. Класс мистера Ллойда. Девятый «В». На первом этаже. Сначала налево, а потом…

— Я знаю дорогу, — вмешалась Гретхен. — Я покажу, она моя сестра.

Женщина опять подняла голову и в мгновенье ока расцвела улыбкой:

— Очень рада снова тебя видеть. Мне бы самой впору догадаться. Сколько еще Зольтенов дома осталось?

— Эта последняя, — ответила Гретхен. — Еще пять лет, и вы от нас всех избавитесь.

— Мне и до вечера не дожить, какие тут пять лет. Следующий!

Отходя от стола, Анна услышала за спиной: "Я — Мэгги Дейз".

Голос звучал так спокойно, будто девочка совсем не волновалась.

"Но и по моему голосу ни о чем таком не догадаешься", — решила Анна.

Сестры еле пробрались сквозь толпу и поспешили было на поиски девятого «В», но тут Гретхен оттащила сестренку в сторону и остановилась.

— Кто, она сказала, будет моим классным руководителем? — Анна воспользовалась минутным затишьем, чтобы задать вопрос.

— Мистер Ллойд, — Гретхен наклонилась к сестре. — Поэтому-то я и хочу с тобой поговорить, предупредить тебя. Мистер Ллойд…

— Самый противный человек на свете, — продолжила Анна.

— Откуда ты знаешь?

— Помнится, кто-то упоминал о нем в прошлом году. Наверно, Фриц. Совсем об этом забыла, пока не услышала его имя, а теперь оно само выскочило, — у Анны вдруг похолодело в груди. — Он действительно такой ужасный?

— Да. Ты, наверно, не раз слыхала ото всех нас. Мы о нем говорили чуть не каждый день. Мистер Ллойд страшно противный, и учитель никудышный, да к тому же несправедливый. Конечно, у него есть любимчики, но тебе в их число не попасть.

Анна и не надеялась когда-нибудь стать любимицей учителя, хотя миссис Шумахер она явно нравилась. Девочка поскорее отогнала мысль о старой школе.

— Всех нас учил, — объясняла Гретхен, — и ни одного из нас не любил. Как только услышит — Зольтен, больше ничего уже не надо.

— Но что вы такого делали? — недоуменно спросила Анна. Она-то всегда представляла братьев и сестер, ну, если не принимать во внимание Фрица, образцовыми школьниками.

— Со мной у него трудностей не было, — призналась Гретхен. — Все началось с Руди — он его прямо с ума сводил.

— Руди? — изумилась младшая сестра: она считала Руди любимчиком всех без исключения учителей на свете.

— Мистер Ллойд вел у них историю, вместо другого учителя, тот, кажется, умер, или что еще случилось, не помню уж. Мистер Ллойд не слишком хорошо знает историю, в том-то все и дело, кроме того, Руди гораздо умнее его и…

Анне не надо было объяснять. Она прямо-таки слышала Руди, поправляющего учителя. Ей на минутку даже стало жалко мистера Ллойда.

— Предупреждаю — старайся не высовываться. Не задавай вопросов и просто… просто будь поосторожнее. Обидно, конечно, заполучить такого классного руководителя! Нам пора идти. На всякий случай, говорю тебе, если он скажет какую-нибудь гадость — не обращай внимания!

Девочки торопливо зашагали по коридору.

— Вот твой класс, — внезапно остановилась Гретхен. — Только не забудь, как мы сюда шли, а то не найдешь дорогу после собрания.

Анна тупо уставилась на сестру. Она же просто тащилась за ней следом и ничего не замечала! Что поделаешь — все мысли заняты мистером Ллойдом.

— Анна, приглядись к двери, тогда узнаешь ее, — впервые в голосе Гретхен промелькнула тень нетерпения. Анна понимала — сестре хочется наконец повидаться с друзьями. Девочка покорно взглянула на дверь. Потом посмотрела налево и направо — везде ряды одинаковых дверей.

— Тут написано — девятый «В», мистер Ллойд, — уже нетерпеливо показала сестра.

Анна видела маленький белый листок в латунной рамке, но ни одного слова разобрать не могла. Она подошла ближе — все равно не видно. Только серые контуры — наверно, буквы. Чтобы прочесть, надо приподняться на цыпочках и уткнуться носом прямо в дверь, так и придется поступить, если понадобится.

— Ага, вижу, — пробормотала девочка, и тут, к великому облегчению, заметила длиннющую, через всю дверь, глубокую царапину. Похоже, кто-то нарочно процарапал краску, скорее всего, хотел пометить нужную дверь. Неважно, откуда взялась царапина — главное, она есть.

— Я узнаю, — заверила сестру Анна и поглядела ей прямо в глаза.

— Ну и прекрасно! Идем в гимнастический зал на собрание. Запоминай, где что, и не заблудишься. Если боишься не найти, могу проводить после собрания. Мой класс сидит в самом конце зала, а твой — на первом ряду. Сумеешь отыскать обратную дорогу сама?

Анне очень хотелось сказать «нет», но сестра явно надеялась на другой ответ. Оставалось только вытереть потные ладони об юбку, глубоко вздохнуть и произнести:

— Ничего, справлюсь сама.

— Это совсем нетрудно, — Гретхен была довольна. Они вошли в гимнастический зал, старшая повела младшую к ряду стульев. — Тебе сюда.

Она показала на четыре свободных места в переднем ряду. Анна направилась к ним, стараясь двигаться спокойно и решительно, потом замерла и обернулась. Гретхен еще ждала, хотела убедиться, что у сестренки все в порядке.

— Большое спасибо, Гретхен, — Анна не поняла, слышен ли ее голос в шуме гимнастического зала. Гретхен улыбнулась и помахала большим пальцем — так в их семье желали удачи. Когда девочка добралась до стульев, свободными оставались только два. Она побыстрее уселась, пока и их не заняли, и посмотрела назад, но сестры нигде не было видно.

Тут Анна почувствовала, как испаряются остатки храбрости, утекают, словно кто-то вынул затычку из раковины. Сил вставить затычку обратно уже не нашлось, оставалось только сидеть и притворяться, что она ничем не отличается от всех остальных. Может, Анна и трусит в душе, но не расплачется и не задрожит от страха, а значит, никто и не заметит. Только улыбок от нее сейчас не дождешься — и с этим ничего не поделаешь. Девочка каменной статуей застыла в ожидании.

На сцену вышла учительница и села за пианино. Анна машинально поднялась вместе со всеми. Замерев, прислушалась к пению гимна — "Боже, храни короля". Ребята, сидевшие рядом с ней, запели сразу, хотя, по словам Гретхен, на первом ряду все новички. Анна открывала и закрывала рот, пусть остальные думают, что она тоже громко поет.

В конце концов девочка чуть не села обратно на стул. Некоторые новички уселись, но тут же вскочили обратно, заметив, что старшие все еще на ногах.

К микрофону вышел высокий мальчик с чем-то белым в руках. Похоже на листок бумаги. Он начал громко читать "Отче наш". Анна молча повторяла за ним слова молитвы, она не закрыла, как обычно, глаза, но наблюдала за мальчиком. Похоже, на самом деле читает по бумажке. Неужели не знает наизусть? Скорее всего, знает, но вот так, читать перед всеми — наверно, тоже нервничает, хотя на вид ему не меньше лет, чем Гретхен. Анна слегка успокоилась, и страхи ее чуть-чуть улеглись. В конце молитвы она пробормотала одну строку вслух, немного изменив слова — то была ее личная просьба: "И избави меня от лукавого".

Минутой позже все уселись обратно. Мальчик назвал свое имя и объяснил, что он — председатель Совета учащихся и перешел в старший класс. Тут Анна сообразила, что у нее немалое преимущество перед другими новичками. Год за годом девочка слушала разговоры братьев и сестер о школе. Она с радостью вспомнила о Гретхен и близнецах, сидящих тут же в зале. У нее найдутся защитники даже без Изабеллы.

— А теперь слово директору, мистеру Апплби, — провозгласил мальчик.

Школьники закричали, захлопали в ладоши, застучали ногами. Кто-то даже засвистел.

"Наверно, его все любят", — подумала девочка.

Анна пожалела, что у нее нет часов. Сколько времени уже прошло? Хотелось бы знать. Вроде не слишком много. Полдень, казалось, отстоял на сотни световых лет. "А вдруг не найду класса мистера Ллойда? Может, остаться в зале, когда все разойдутся, кто-нибудь, наверное, подойдет и спросит, почему я не в классе, и…"

Зал разразился хохотом — должно быть, в ответ на шутку мистера Апплби. Она на мгновенье прислушалась. Теперь директор убеждал всех, как важно трудиться не покладая рук. Мысли девочки снова унеслись куда-то, но тут послышалось такое знакомое имя.

— … Руди Зольтен, который в прошлом году на экзаменах получил самые высокие баллы по органической химии и тригонометрии и набрал почти сто процентов на экзамене по физике. Вы все должны брать с него пример. Он приехал в Канаду только пять лет назад и почти не говорил по-английски. Но его английский становился лучше день ото дня, а успеваемость всегда была самой высокой. У нас есть радостная новость — Руди получил стипендию и поступил в Торонтский университет. Без сомненья, и там у него будут самые высокие оценки по математике, физике и химии. Мы всегда будем гордиться тем, что он — выпускник нашей школы. Я вижу тут и других Зольтенов. Гретхен и Фрида, такие разные, но обе — примерные ученицы. Может быть, Фриц теперь призадумается, видя успехи старшего брата, и начнет уделять больше времени домашним заданиям. Я, право, не знаю, как бы мы обошлись без него на баскетбольной площадке. Мисс Грегори, заведующая регистрацией, только что сообщила мне еще одну новость — самая младшая Зольтен сегодня начинает свой первый день в нашей школе.

Директор умолк на мгновенье, оглядывая передние ряды. Анна побагровела, но сидела совершенно неподвижно в надежде остаться незамеченной. Глаза их на мгновенье встретились, и девочка поняла, что ее узнали, но тут мистер Апплби отвел взгляд.

Как ему удалось догадаться, кто она? "Я же совсем не похожа на братьев и сестер. Может, мисс Грегори меня описала, или покрасневшие щеки выдали?"

— Где бы ты ни сидела, Анна, — сказал директор мягко, не глядя в ее сторону, — помни, я всегда готов прийти тебе на помощь. И это относится ко всем новичкам, которые присоединились к нам сегодня. У нас большая школа, и я думаю, многим из вас сейчас кажется, что вы потерялись в огромной толпе, но, поверьте, скоро все будет в порядке, вот увидите.

За спиной у Анны кто-то громко захлопал. Мистер Апплби взглянул и рассмеялся:

— Спасибо, Борис, лучшего доказательства и не надо.

— Пожалуйста, господин директор, — отозвался мальчик.

Ага, так вот он какой, Борис, друг Фрица. Приехал из Англии в середине учебного года и никак не мог привыкнуть к новой школе. Его даже оставили на второй год. Но он опять завалил все предметы. Просто ничего не хотел делать. В прошлом году, когда Фриц с ним познакомился, Борис уже пришел в себя и даже стал лучшим учеником в классе. Это так вдохновило Фрица, что и он стал получать вполне приличные отметки. Похоже, Борис любит мистера Апплби и доверяет ему, иначе откуда бы взяться смелости вот так зааплодировать. А директор хоть и поддразнивает мальчика, но по голосу слышно — Борис ему очень нравится.

Речь продолжалась еще пару минут. Анна все пыталась понять, зачем директор столько говорил об их семье. Должна же у него быть какая-то причина. Но какая?

Собрание кончилось, дети повскакали с мест. Подражая остальным, встала и Анна. Все устремились к выходу из зала, наверняка прекрасно знают дорогу. Анна продолжала стоять не двигаясь. "Куда же идти? Вдруг не найду…?"

Тут ей вспомнились слова Гретхен. Выйдешь из зала, поверни направо — да, да, кажется, они пришли оттуда. Анна медленно вышагивала по коридору, вглядываясь в каждую дверь, сомневаясь, найдет ли в конце концов…

Вдруг она увидела — дверь с огромной царапиной, девятый "В".

— Нашла, нашла! — вырвалось у нее.

Девочка оглянулась. Похоже, никто не услышал и не обратил на нее ни малейшего внимания. Главное, не оказаться у кого-нибудь на пути. Анна Зольтен высоко подняла голову, дотронулась для храбрости до маминой камеи и, сделав вид, будто ей все нипочем, вошла в класс мистера Ллойда.

 

Глава 5

Анна чуть помедлила в дверях, собираясь перед последним решительным шагом, но сзади напирали, и девочка влетела в класс, едва успев затормозить около учительского стола. Она заметила прямой жесткий стул и, сделав вид, что во всем прекрасно разбирается, оглядела комнату, быстро заполняющуюся народом. Нет, мистер Ллойд еще не появился.

Ученики сгрудились в дальнем конце у окна, и, хотя ясно их не разглядишь, понятно, что учителя там нет, все держатся слишком раскованно. В классе висело облако болтовни, доносились обрывки разговоров — конечно, при учителе их бы никто не вел.

— Запишешься в этом году в футбольную команду?

— Мама заставляла меня надеть летнее платье, а я ведь столько сил потратила, пока уговорила ее купить мне юбку…

— Моя двоюродная сестра предупреждала — наш классный руководитель…