II . Происхождение феодальной собственности

 

Феодализм, являющийся иерархическим строем власти, родился и развился среди равенства. Но чтобы равенство породило деспотизм, нужно было определенное стечение обстоятельств, сложившееся на протяжении веков, которое необходимо напомнить в пояснение.

Германские племена, веками наводнявшие Западную Европу, были весьма непоседливыми и находились на ступени варварства, близкой к ирокезским племенам времен открытия Америки. Страбон83 говорит, что варвары, основавшиеся в Бельгии и на северо-востоке Франции, не знали земледелия и питались молочными продуктами и мясом, большею частью свежим мясом свиней, столь иго диких и опасных, как волки, и которые свободно паслись стадами в огромных лесах, покрывавших местность. Их было так много, что их хватало для пищи идля покупки других съестных припасов и предметов роскоши. Страбон добавляет, что таковы же были нравы и обычаи галлов, и что для того, чтобы знать их, достаточно изучить нравы германцев его эпохи.

Когда Цезарь высадился в Англии, он нашел, что кентские бретонцы походили нравами на галлов: «они не обрабатывали землю, питались молочными продуктами, мясом, и покрывались шкурами; они красили свое тело в синий цвет, чтобы пугать врагов, и братья имели общих жен»*. [103]

 

*Записки о галльской воине, V, § 14.

 

Исходная точка европейской цивилизации та же, что и во всех частях света.

Весьма строгое равенство царило среди этих варваров — воинов и охотников; и их нравы и обычаи были направлены к сохранению этого героического равенства. Когда они становились оседлыми и начинали обрабатывать землю примитивным способом, то предпринимали регулярные военные походы, чтобы не забыть военного искусства. Знаменитому вождю стоило только провозгласить, что он идет воевать, и под его команду стекалось множество воинов, жаждавших добычи и славы.

В походе они повиновались ему, как греческие воины Агамемнону84; но пировали за общим столом на равных правах и так же поровну, по жребию, делили добычу. Вернувшись к себе, они снова становились независимыми и равными, а военачальник терял свою власть. На таких же началах свободы и равенства организовывали свои набеги скандинавы и фактически все варвары. Эти пиратские обычаи сохранялись в течение всего средневековья. Солдат набирали, обращаясь к свободной личной инициативе. Вильгельму Завоевателю85, чтобы набрать армию против англичан, а Иннокентию III86 против альбигойцев, достаточно было лишь обещать дележ имущества побежденных. В битве при Гастингсе перед началом сражения Вильгельм обратился с такой речью к солдатам: «Сражайтесь хорошо, убивайте всех врагов; если мы победим, все будем богаты: что я возьму — будет и ваше; что я завоюю, завоюете и вы; если я возьму эту землю, она будет ваша». — Святой отец говорит тем же языком, что и сын Роберта Дьявола для побуждения верующих к истреблению еретиков альбигойцев. «Ну же, христовы солдаты! Уничтожайте нечестие всеми открытыми вам богом: средствами (бог открыл им лишь поджог, убийство и грабеж), гоните графа Тулузского с его вассалами из их замков, лишайте их земель, чтобы правоверные католики утвердились на землях еретиков (10 марта 1208)». Крестовые походы, бросившие на восток европейских воинов, организовывались так же. Предлогом для них было освобождение гроба господня, а целью — грабеж*.

 

*Известный экономист г-н Молинари простодушно сравнил финансовые предприятия нашего времени с пиратскими набегами средних веков; он, следовательно, признал, что частная отдача [104] денег под процент наших отцов семейств имеет целью грабеж, Между ними существует, однако, разница: феодальные воины рисковали собою, а капиталисты, набрасываясь на предложенные финансистами предприятия, дающие 10 и 20 процентов прибыли, рискуют лишь капиталами, которые создавали далеко не они.

 

Когда варвары в поисках земель завоевывали страну, они иногда убивали жителей, как сделали это евреи по повелению своего бога. Но обыкновенно они ограничивались разграблением городов и захватом нужных им земель, на которых они поселялись и которые обрабатывали по-своему, оставляя побежденных жить рядом по своим законам иобычаям. Их строй не являлся чем-то случайным, а соответствовал, по словам Цезаря, их племенной организации; то же подтверждает Эльфинстон (Elphinstone), воевавший в конце прошлого века с афганскими варварами*. Каждое племя получало землю, распределяемую между родами или кланами, живущими в одном или нескольких селениях. Села, объединенные родственными связями, составляли центену (centene) (по-древнегермански — huntari, по-древненормански — haradh); несколько центен составляют графство, несколько графств — герцогство. На этой племенной организации меровингские короли основали начало политической организации.

 

* Земли гундепуров (Gundehpoors) разделены на шесть частей, соответствующих, числу кланов, составляющих племя; они распределяются по жребию... Переделы бывают раз в 3—5 лет. Удивительно, что переделы у этих народов, не имеющих законов, обходятся без ссор и кровавых столкновений. (Mountstuart Elphinstone, An Account of the kingdom of Caubul, 1805.)

 

Земли, не бывшие во владении села, оставались в распоряжении сотни; что не принадлежало ей — принадлежало области — «гау», а что оставалось — обыкновенно большие пространства земли — было в непосредственном распоряжении всего народа. В Швеции существуют рядом все эти виды владения, — говорит Энгельс. Каждое село имеет общинные земли, дальше идут общественные земли сотни или heradh и «гау» и, наконец, общенародные, которые присваивает король в качестве представителя нации, но которые, однако, продолжают называться общинными**. Коронные земли во всех феодальных монархиях были имуществами, принадлежавшими нации; их не следует [105] смешивать с имениями меровингов в Броне, Атиньи, Компьене, Вербери. и т. д., принадлежавшими роду меровингов.

 

** См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 630.— (Прим. ред.)

 

Но становясь оседлыми земледельцами, а позже переходя в христианство, варвары мало-помалу утрачивали своя воинственные привычки, хотя некоторые из них оставались неизменно верными своим первобытным нравам. Германцы времен Тацита, освободившись от своей первобытной дикости, занимались уже земледелием и были оседлы; однако племя катты (Cattes) занималось исключительно войной. Они начинали все сражения, становясь в наиболее-опасных местах; они не имели ни домов, ни земель и никаких забот. Всюду их кормили. Знаменитые воины других племен удерживали всегда при себе подарками и пирами преданных им людей, готовых всюду следовать за ними. Воины племени каттов и эти дружины военачальников составляли нечто вроде постоянной армии, которая должна была защищать другие племена, занимающиеся земледелием.

Но как только варвары-завоеватели отучались от войны, другие варвары нападали на них, как на добычу. В течение веков массы варваров устремлялись в Европу: на востоке — готы, гунны, германцы, на севере — скандинавы, на юге — арабы. Чтобы защищать границы от их вторжений, римские императоры устраивали колонии ветеранов, раздавали им землю, скот, семена и даже деньги. Самих варваров они натравливали друг на друга, дарили им земли и поручали защиту крепостей. Но эти барьеры цивилизации разрушались нашествиями варваров.

А когда на востоке, юге и севере прекратился этот людской поток, и варвары, сделавшись оседлыми, стали продолжать приостановленное ими дело цивилизации, началось новое бедствие: разбойничьи шайки бродили по стране, грабили и брали выкупы. После каждой войны солдаты обеих сторон братались и шли грабить вместе*.

 

*После битвы при Пуатье (1358) солдаты обеих армий, оказавшись без дела, соединились и пошли воевать для себя. После трактата в Бретиньи (1360), возвратившего свободу королю Иоанну, английскому пленнику, обе армии были распущены, но воины соединились в шайки и пошли грабить. Одни воевали на севере; другие, более многочисленные, под начальством Талейрана — Перигора, спустились по Роне и опустошили Прованс. В Авиньоне они получили отпущение грехов от папы и подарок в 500 000 ливров, что им было гораздо ценнее, — папа угостил также их вождей, которые брали выкуп с городов и опустошали деревни. [106]

 

Люди в Европе веками жили под страхом грабежей, убийств и увода в рабство.

Нашествия, разорявшие страну, не мешали племенам, уже сделавшимся оседлыми, враждовать между собой. Эти постоянные междоусобицы обрекают варварские племена на бессилие перед лицом внешнего врага: когда надо выступить вместе, они не в состоянии забыть вражду клана к клану, села к селу. Тацит, думавший лишь о римском могуществе, просил богов поддержать эти гибельные распри, ибо, как говорит он, «судьба не могла дать Риму большего счастья, чем раздор у его врагов».

Жители деревень для защиты от стольких опасностей укрепляли села, называемые по овернским хартиям XI и XII веков лагерями (castra). Будучи все равными, как члены одного клана, они прибегали к выборам, чтобы назначить вождя для своей защиты; эти вожди вместе с посланцами короля дали начало феодальным баронам*.

 

*Иногда клан обращался к воину из другой местности. Кутюмы Беарна начинаются таким провозглашением независимости: A quelts los fors de Beam: en los quo ans fé mention qué antiquement en Bearn no havé Senhor. (Вот кутюмы Беарна: они упоминают, что первоначально в Беарне не было сеньоров.) Но жители По (Pau), нуждавшиеся в военном вожде и прослышавшие о подвигах рыцаря Бигорра (Bigorre), выбрали его сеньором на год. Народное собрание просило его придерживаться обычаев, которыми он пренебрегал. Но так как он отказался повиноваться, его убили в самом собрании.

 

Бароны вначале исполняли лишь роль сборщиков податей (freda), использовавшихся на вознаграждение за услуги, роль председателей народных собраний, где происходил суд, военных надсмотрщиков и блюстителей порядка. Они были подчинены власти совета старейшин и народного собрания. По салическим законам, среди франкских племен граф, не позаботившийся выгнать инородца, приговоренного к изгнанию народным собранием, подвергался штрафу в двести золотых су; именно ту же сумму составлял и выкуп за убийство. Права, которые впоследствии должны были сделаться принадлежностью феодальных сеньоров, принадлежали общине, собиравшейся на общие собрания. Под страхом штрафа, на них должны были присутствовать осе жители с оружием. Некоторые общины владели колонками и крепостными.

Законы Уэльса, собранные в 940 году по приказанию короля Хоель-Да (Hoël-Da) и изданные в 1841 году А. Оуэном, указывают способ выборов, права и обязанности [107] этих деревенских вождей, которые, примерно, одинаковы во всех варварских племенах. Вождь рода или клана избирался всеми главами семейств, имевшими законных жен и детей. Власть его была пожизненна; у других же народов она была временна; во всяком случае он мог быть отрешен от должности. Он должен был быть всегда готов «выступать за своих родственников так, чтобы его слушали; сражаться за своих родственников так, чтобы его боялись; ручаться за своих родственников так, чтобы его ручательство принималось».

Когда он творил суд, ему помогали семь наиболее древних старцев. Под началом у него находился мститель, на обязанности которого лежало исполнение мести, так как правосудие было тогда лишь законом возмездия, удар за удар, рана за рану, убыток за убыток. При первой тревоге, когда кликнут клич — у норманнов haro, у басков biafor — все жители должны были вооруженными выходить из домов и становиться под начало вождя: он был их военачальником, они были обязаны быть верными ему и повиноваться. Кто не являлся на клич, приговаривался к штрафу. Жители имели военную организацию. Например, в Тарбе они составляли группы по десяти человек, во главе с десятскими, которые должны были смотреть за тем, чтобы все были вооружены и чтобы оружие было в порядке*.

 

* L. Devill é e, Études historiques sur Tarbes (Bulletin de la Société académique des Hautes-Pyrénées, 6-e année, 2-е livraison, 1861).

 

Всякий труд среди варваров имеет тенденцию укрепляться в одной и той же семье: от отца к сыну переходит профессия ткача, кузнеца, мага или священника; так образуются касты. Вождь, на обязанности которого лежало поддержание внутреннего порядка и внешней защиты, избирался среди всех жителей. Но мало-помалу вошло в привычку избирать его из одной семьи, которая, в конечном итоге, устраняя формальность выборов, стала назначать сама вождя для общины из среды своих членов. Было бы ошибочно думать, что вначале должность вождя составляла завидную привилегию. Наоборот, обязанности его были тяжелы и опасны. Вождя считали ответственным за все. Для скандинавов голод был верным признаком гнева богов. Вину за это должен был нести король, которого смещали, а иногда и казнили. [108]

Эта должность была настолько непопулярна, что избранный собранием не смел от нее уклониться, иначе он подвергался изгнанию и той опасности, что священная и неприкосновенная собственность его семьи, дом его, будет разрушен. Древняя кутюма Амьена говорит: «Se li maires qui eslus seroit refusoit le mairie... et se aucuns refusoit 1'esquivinage on abateroit se maison».

Гомм (Gomme) указывает на такие же карательные меры в кутюмах Фолькстона и Гастингса для городских старшин и заседателей, которые, будучи выбраны, отказались бы вступить в должность *.

 

* Gomme, Village community.

 

Сельские общины в Индии, над которыми проводились наблюдения и в наше время, имеют на общественной службе ткачей, кузнецов, школьных учителей, браминов, танцовщиц для религиозных церемоний и др.; все они находятся на службе у общины, которая платит им, давая помещение и назначая жалованье с пошлин, взимаемых с жатв и стад; иногда им даются участки земли**, обрабатываемые частично или полностью поселянами.

 

**Эти участки земли часто назывались именем того ремесла, в вознаграждение за которое они получались. В некоторых английских приходах, говорит Мэн, существуют участки земли среди общинной земли, которые с незапамятных времен носят название какого-нибудь ремесла, и часто в народе считается, что ею не может законно владеть человек, не занимающийся данным ремеслом.

 

Выборные старшины в европейских селах были, в таком же положении, как индусские чиновники. Их товарищи в награду за заслуги при дележе земель выделяли им больше, чем остальным жителям. Так, в селении Мальмсбери старшина его олдермен получал в награду за службу дополнительный участок земли, называемый кухней олдермена. Чтобы дать возможность старшине заниматься общественными делами, односельчане обрабатывали его поле и давали ему первую часть жатвы и первенцев из стад, которые находились под его охраной***. Должность вождя вовсе не была синекурой; он должен был быть всегда начеку, всегда готовым к бою. Гомм воспроизводит рисунок рукописи XI века, где изображены жнецы, собирающие хлеб под охраной воина с копьем в руках.

 

***«Каждый год базуты собираются, чтобы вспахать и засеять поле их вождя и его первой жены. Сотни людей, выстроенных в линию, последовательно поднимают и опускают мотыги: все село помогает содержать вождя». (Casalis, les Basoutos.) [109]

 

Выборные вожди сначала не выделялись среди других жителей. Но то, что они выбирались всегда из одной семьи, породило в конце концов привилегию, перешедшую в наследственное право. Глава привилегированной семьи, по праву рождения, делался уже естественным главою общины без всяких выборов. Во франкских племенах королевская, власть не имела другого происхождения; род Меровингов поставлял военных вождей, так же как у евреев род Левитов поставлял священников. Однако воины избирали сами вождя из среды Меровингов. Пинии Короткий не только заставил, себя выбрать собранием воинов, но, чтобы прикрыть узурпацию власти, он заставил майнцского епископа и пану Этьена III посвятить себя, причем последний его назвал «помазанником божиим».

Меровингские короли не издавали ни одного частного распоряжения, ни одной грамоты без следующих формул: Una cum nostris optimatibus (с согласия нашего дворянства), De consensu fidelium nostrorum (с одобрения наших верноподданных) и т. д. Салические, древнегерманские законы и указы первых франкских королей обнародуются не от имени какого-нибудь князя*.

 

*Вот формула при воцарении древних королей Арагона (примерно такая же должна была быть у франкских королей): «Мы, из которых каждый равен тебе, делаем тебя нашим королем, с условием, чтобы ты исполнял наши обычаи; если же нет, то нет».

 

Возможно, что главой общины выбирался тот, у кого был самый обширный дон, легче всего защищаемый, дабы жители села могли легче в нем укрыться в случае нападения. Это стратегическое преимущество, могущее быть случайным вначале, впоследствии сделалось непременным условней избрания вождя. В пограничных индусских селениях the burj (сторожевая башня) всегда находится у дома вождя и служит убежищем и наблюдательным пунктом. Во времена феодализма можно было быть сеньором, лишь обладая «замком или крепостью с внутренним двором, со рвами и подъемными мостами, с большой четырехугольной башней и ручной мельницей внутри»** так, чтобы крестьяне могли укрыть там урожай и скот, молоть зерно и организовать защиту. Дом вождя считался как бы общим: в момент же опасности он фактически и являлся убежищем для: всех. Крестьяне ремонтировали его, рыли рвы, [110] укрепляли стены, В коллективистских селениях есть обычай всем жителям работать сообща при ремонте или постройке дома любого из членов общины. Этот обычай и: являлся основанием права феодальных сеньоров «требовать от вассалов и ленников помощи при постройке укреплений, если это право основано на титуле, и даже без титула во время военных действий».

 

** Rouc her d'Argis, Code rural ou Maximes et régiments concernants les biens de campagne, 1774, 3-е edit.: ch. VI, § 2.

 

Следующий же комментарий писателя феодальных времен ясно указывает происхождение этого права. «И так как эти укрепления одинаково служат безопасности сел и городов, защите лиц так же, как и имуществ, то и чужестранцы, обладающие имуществом в данной местности, также обязаны способствовать их возведению»,

Варвары — более воины, чем земледельцы, были настоящими защитниками села и его крепости. При первом зове они являлись вооруженными и становились под начало вождя, чтобы поддержать его и отразить нападение. Они также дежурили на сторожевой башне днем и охраняли дом ночью, Во многих местах до самой революции некоторые сеньоры сохранили право требовать от своих вассалов сторожевой службы. Но когда земледельческие наклонности взяли верх, крестьяне, чтобы избавиться от военных повинностей, мешавших им заниматься своим, делом, превратили их в подати, платимые вождю, с условием содержать воинов, исключительно занимающихся сторожевой службой и защитой населения. При всяком, штрафе, налагаемом на преступника, удерживалась известная часть в пользу вождя и его воинов. Этим способом создалась возможность для вождя содержать вооруженную силу, которая и позволила ему впоследствии властвовать и повелевать над бывшими товарищами.

Село, занимающее лучшее стратегическое положение, делалось центром; в случае нападения, жители соседних сел искали в нем защиты; а чтобы иметь возможность рассчитывать на это убежище, они должны были способствовать содержанию укреплений и воинов, Вождь этой крестьянской общины распространял свою власть и над окружающими селениями.

Этим естественным путем среда коллективистских сел, где права и обязанности всех мужчин были равны, зародились основы феодального строя; Однако они, как в Индии, веками остались бы в том же состоянии, если бы их не сдвинули с места и не влили в них новую жизнь внешние [111] события. Войны и завоевания развили эти зародыши, сплотили их и тесно связали между собою взаимными обязанностями и правами в одну обширную социальную систему, которая в средние века распространилась по всей Западной Европе.

То, что в наши времена произошло в Индии, дает нам возможность понять, как завоевание страны способствовало превращению вождей сельских общин в феодальных баронов.

Когда англичане, обосновавшись на побережье Индии, расширили свои владения в глубь страны, то столкнулись с селами, организация которых была такой же, как у описанных выше. Во главе каждой группы земледельцев, как сообщает Мэн, стоял такой же крестьянин, вождь (headman), который вел переговоры с завоевателями от имени всего села. Английские власти не дали себе труда выяснить, в чем заключались полномочия, происхождение власти и его настоящее положение в общине, Они нашли более удобным считать его хозяином села, тогда как он был лишь его представителем, и соответственно обращались с ним. Они усилили и укрепили его власть, пользуясь своим правом сильнейшего; и во множестве случаев они помогали вождям сел покорять своих прежних товарищей и лишать их прав и имущества.

Французы и англичане безуспешно стремились дать такую же власть старшинам-сахемам (sachems) племени ирокезов.

Средневековые завоеватели поступали таким же образом: вождей слишком маленьких сел, которые не стоило раздавать в виде бенефиций своим подданным, они оставляли в должности и. возлагали на них обязанности по сбору податей и надзору за их подчиненными; таким образом., завоеватели им дали власть, которою те не пользовались в своей общине. В стратегических же пунктах завоеватели раздавали должности вождей села своим воинам; они вверяли им военный пост. Продолжительность занятия этого поста, называемого бенефицием, зависела от обстоятельств по данным ленных книг; вначале пост этот был сменяем, затем сделался годичным, пожизненным, наконец, наследственным и вечным. Пользовались всеми случаями, чтобы превратить бенефиций в родовое имение и в аллод, то есть и землю, свободную от податей; во Франции короли второй династии должны были часто издавать указы против [112] подобных присвоений. «Да никто из имеющих бенефиции от императора или церкви не вывозит оттуда ничего в свое родовое имение», — говорит Карл Великий в капитулярии 803 года. (Сар. VII, с. III.) Но указы не могли помешать военным вождям селений превратиться в феодальных баронов.

Итак, можно сказать, что происхождение феодализма двоякое: туземное и иностранное. Он развился, с одной стороны, из необходимых условий эволюции сельских общин и, с другой стороны, из завоеваний.

Феодальные бароны, как превращенные в таковых естественным ходом событий из вождей сел, так и тс, которых завоеватели сделали военными начальниками, все должны были жить в данной местности, защищать ее и управлять ею. Земли, которыми они владели, и подати, которые они получали в виде оброков и барщины, служили им вознаграждением за услуги, оказываемые земледельцам, живущим в пределах их юрисдикции. Бароны и их челядь составляли постоянную местную армию, которая кормилась и содержалась защищаемым ими населением*.

 

*В романских языках слово барон (baron), первое имя феодальных сеньоров, означало сильный человек, храбрый воин, что ясно указывает главным образом на военный характер феодализма. Вассал (vassal) также значило храбрый.

 

Барон обязывался судить своих вассалов, защищать их и помогать им, те же клялись ему в верности, становясь его подданными. При всякой перемене, происшедшей в связи со смертью сеньора или вассала, вассал должен был не позднее, как через 40 дней, лично, а не через доверенное лицо, явиться в главный замок, и никуда больше, чтобы показать, что он давал присягу в верности, лишь для того, чтобы найти защиту в баронском замке; если сеньор был в отсутствии и не оставил представителя, вассал, узнав об этом, присягал на верность у ворот замка, о чем и составлялся протокол. В положении просящего защиты, с непокрытой головой, без шпаги и шпор, вассал должен был преклонить колена и сложить руки. Принимая присягу, сеньор в знак союза и защиты, брал его руки в свои. Тогда вассал объявлял лен, т. е. перечислял земли и имущества, которые он отдавал под покровительство сеньора; первоначально он даже приносил комок земли со своего поля. Иногда сам сеньор первый давал клятву вассалам. В кутюмах Бигорра говорится, что граф Бигоррский «перед тем, как принять [113] присягу на верность от депутатов, присланных по этому случаю от жителей той местности, сам должен принять присягу в том, что он ничего не изменит ни в древних, ни в тех обычаях, которые он найдет среди жителей; четыре дворянина его земель должны подкрепить его клятву».

Вассал должен был являться на военную службу к сеньору в тех случаях, «когда чужеземная армия нападала на его землю, когда он хотел освободить свой осажденный замок или когда войска отправлялись на объявленную войну», то есть предпринятую в интересах жителей его земель.

Однако на первых порах феодальной организации вассал, хотя и был тесно связан со своим сеньором, мог все же его покинуть в некоторых случаях, перечисленных в капитуляриях 803 и 816 годов, то есть «когда сеньор изъявил намерение его убить, взять к себе в крепостные, ударить палкой или шпагой, обесчестить его дочь или жену или отнять его родовое имение».

Как только власть баронов была установлена, феодальная знать в свою очередь сделалась источником смут в той местности, которую она должна была защищать. Чтобы увеличить свои земли и расширить свою власть, бароны вели между собою постоянную междоусобную войну, которая прекращалась лишь на короткое время производства полевых работ.

Войны между баронами, можно уподобить конкуренции между промышленниками и купцами наших времен, которая не знает перерывов. Результат одинаков, то и другое приводит к централизации собственности и связанной с ней силы в обществе.

Побежденный феодал, если он не был лишен имущества и казнен, становился вассалом победителя, который завладевал частью его земель и вассалов. Мелкие бароны поглощались крупными, которые стали устраивать герцогские дворы, где должны были присутствовать те, кто сделались их вассалами.

Бароны часто превращались в воров на больших дорогах, грабили деревни и брали выкуп с проезжающих и с городов, и вполне заслужили данные им названия gens-pille-hommes, gens-tue-hommes*.

 

*Игра слов: вместо «gentilhomme» (дворянин), — «gens-pille-hommes» (грабитель) и «gens-tue-hommes» — убийца.

Витри (Vitry), легат Иннокентии III, проповедовавший в Бель­гии и Германии крестовый поход против альбигойцев (1208), пишет: [114]

«Несмотря на титулы и свой, сан, сеньоры не прекращают ходить на добычу и исполнять ремесло воров и разбойников, пожарами уничтожая целые местности»....Нравы духовенства были не лучше, В XII веке архиепископ Нарбоннский в сопровождении канонников и архидьяконов рыскал по полям, охотился на животных, грабил крестьян и насиловал женщин. Он содержал на жалованье шайку наемников из Арагона, которые вымогали деньги из страны: епископы и аббаты любили особенно «белых женщин, красное вино, богатые одежды и хороших лошадей, живя богато, тогда как Христос жил бедно», — говорит один трубадур.

 

Города вынуждены были: сооружаться и стать под защиту короля или крупных феодалов, которые стремились к централизации земель и феодальной мощи и превращали баронов в своих придворных.

Но по мере того, как исчезали мелкие бароны, войны между замками затихали, устанавливалось спокойствие в деревнях и уменьшалась необходимость феодальной защиты. Тогда сеньоры сочли возможным покинуть свои земли и отправиться к герцогским и королевским дворам, чтобы исполнять там обязанности придворных, раз их роль как защитников своих вассалов и ленников была окончена. Феодализм терял смысл своего существования с тех пор, как земледельцы перестали нуждаться в военной защите. Феодализм, рожденный войной, от войны и погиб: те же военные доблести, которые способствовали его возникновению, и погубили его.

Но пока существовал феодализм, существовали и следы первобытного равенства, в недрах которого он зародился несмотря на то, что исчезло всякое равенство между сеньорами и его вассалами, и ленниками. На общинном сходе, который определял земельные отношения как барона, так и крестьян, феодальный сеньор снова становился равным им. Сход собирался и без его разрешения, иногда даже несмотря на его отказ созвать сход, что, однако, было его обязанностью. Его право пользоваться общинным имуществом было так же ограничено, как и право других жителей; число голов скота, которое он мог послать на общинное пастбище, было заранее определено. В своем очерке о земледельческих классах Нормандии Делиль (De l’Isle) цитирует документы, доказывающие, что права дворянства были ограничены. Так сеньор до Бриквиль имел право пасти на общинных лугах только два быка и одну лошадь.

Сеньоры имели настолько мало привилегий, что Ля Пуа де Фременвиль (La Poix de Fréminville) сообщает, что [115] «сеньор, не владеющий собственным скотом, не может послать пастись туда чужой скот, ни отказать свое право другому, ни продать его, даже не может уступить свое право даром»*.

 

* La Poix de Fréminville, Traité général du gouvernement des biens des communauts d'habitanets; Paris 1760.