Из чиновников - в бизнесмены

 

— Альфред! Вот смотри. Сначала ты был ученым и получал, наверное, 100 долларов.

— Тогда все рублями мерили…

— Потом ты работал в правительстве и там получал уже долларов 500. Так? А потом вдруг внезапно говоришь: «Кстати, я - миллионер. Я что, разве не говорил вам об этом раньше?» Как так получилось? Это же очень интересно!

— Не внезапно. Я в отставку ушел в августе 1997-го, а про свои миллионы заявил в 2001-м! За четыре года можно же разбогатеть? Что тут непонятного?

— Для тебя это, может быть, новость, но, мне кажется, очень многие тебя воспринимают как человека, который поднялся на связях с властью, на использовании инсайдерской информации при торговле ГКО. Писали, что ты вроде на залоговых аукционах подсуживал… Там же много бюджетных денег, как известно. Трудно также понять, зачем серьезному человеку идти на 500 долларов и как он на них может жить. Иные бизнесмены обижаются: они начинали с торговли чебуреками и богатели постепенно, а ты как-то сразу. В глазах общественного мнения это немножко подозрительно. Понимаешь, о чем я говорю? Помнишь слова Форда: «Я могу рассказать про каждый заработанный цент - кроме первого миллиона». Ты тоже?

— Я про первый миллион могу рассказать все с точностью до цента. А вот дальше не хотел бы углубляться. Но про первый, в отличие от Форда, рассказать могу… Компетентным органам - если они заинтересуются. А общественности ничего рассказывать не буду, пошли они в жопу… Перебьются! Пусть умирают от любопытства…

— А компетентные органы больше не спрашивают? У тебя сейчас, значит, нет проблем с этими самыми органами? Все в порядке?

— Ну, я не знаю… Не буду зарекаться. Я вообще не хочу обсуждать моих отношений с правоохранительными органами. Это очень тяжелая, сложная, непростая тема. Если десять тысяч раз крикнуть: «Волки!», то появятся волки. Если без конца обсуждать мои отношения с прокуратурой, то они появятся, эти отношения. С ними бывает вообще все кончено, вот скажи мне? Пока Сталин был жив, иные представители русской интеллигенции по нескольку ходок сделали! По три, по четыре! И каждый раз им говорили: «Все, ребята! Теперь вы ни в чем не виноваты! Можете ходить с высоко поднятой головой!» Чего ты тогда меня спрашиваешь, закончено у меня или не закончено? Откуда я знаю!

— Ладно, обойдемся без рассказа про твой первый миллион. Но вот уходишь ты из правительства, и что дальше? Все на работу зовут?

— Нет… Я был слишком опасная фигура, для того чтоб меня приглашать на работу. Против меня были Гусинский с Березовским. А Гусинский с Березовским определяли политику Кремля. Брать меня, чтоб иметь проблемы с Кремлем? Теперь касаемо того, будто я украл что-то у государства. Ни одной копеечки государственного финансирования ни на каком этапе функционирования я не получал! Ничего не брал! В отличие от тех, кто начинал с чебуречных, я сначала восемь лет жизни угробил на то, чтоб создать условия для бизнеса в стране! Чтоб начинать можно было не с чебуреков, а, например, с brokerage. И я стал, так сказать, в масштабах абсолютно чебуречных торговать акциями. Вот и все! Теперь насчет разговоров про то, что государство мне помогло. В благодарность за что? И как государство мне могло помочь, когда против меня было возбуждено уголовное дело? Да Гусь с Березой просто не дали бы государству сделать это! Они бы размазали этот Минфин несчастный по стенке, это совершенно очевидно. Ни одному чиновнику не могло прийти в голову дать что-то Коху…

— Красивый рассказ!

— Меня не взял на работу ни «Онэксим», ни «Менатеп», ни «Альфа» - никто.

— Ты просился, а они не взяли?

— Нет. Понимаешь, в чем дело… Если бы я попросился на работу, они бы меня, может, взяли бы. Но я не просился, а они не брали. (Один Фридман поступил по-товарищески: дал мне работу консультанта в ТНК. Капитала я с этого не скопил, но у меня был некий заработок, который позволил не околеть с голоду. Я до сих пор там консультантом. Хотя в материальном плане это уже не так нужно…) Я не вышел на работу ни в одну из существующих структур. Не получил ни одной деньги бюджета. Это факт? Факт. Тогда - извините… Фактически я начал с тех самых чебуреков… И, кстати говоря, в 98-м пережил самый тяжелый кризис на взлете, а не тогда, когда есть некая подушечка, на которую планировать можно. И падать мне было тяжелее всех.

— Сколько ты потерял денег?

— Почти все. Не скажу сколько. Мои кредиторы в банке знают, я с ними рассчитался. Давно уже.

— Красивая бойцовская история…

 

 

Операция с НТВ

 

— Что тебя заставило этим заняться? Какая была необходимость?

— Я выполнял общественное задание.

— Кто тебе его дал?

— Так общество и дало! Есть некая конструкция, которая серьезно влияет на наши свободы. Эта конструкция называется пресса. Оказалось, что огромному количеству людей мешает та трактовка свободы слова, которую осуществлял господин Гусинский. Сначала мне казалось, что это одному мне мешает. И поэтому долго сидел тихо, спокойно, думал: наверно, вот это и есть свобода слова, «так вот он какой, северный олень»…

— И ты, как сознательный гражданин, терпел?

— Да. А потом оказалось, что никакая это не свобода слова. Первоначально ведь никто из нас не знал, что такое свобода слова на практике! Это как, сидя в тюрьме, невозможно понять, что такое свобода. Или, находясь в Америке,- что такое Советский Союз. Все представляли себе свободу слова в виде упрощенного клише, как на Западе… Помнишь, был такой анекдот: «Что такое групповой секс по-шведски? Это когда собираются группа мужчин и группа женщин и они все вперемешку трахаются. Что такое групповой секс по-польски? Это когда группа мужчин и группа женщин смотрят по телевизору фильм про то, как группа мужчин и группа женщин в Швеции трахается… Что такое групповой секс по-русски? Это когда собираются группа мужчин и группа женщин и один рассказывает, что в Польше он смотрел фильм, как группа мужчин и группа женщин…» Понимаешь, да? Вот так и с этой самой свободой слова…

— Он же, Гусинский, тебя и за писательство доставал на НТВ.

— Ну не только, почему… Он нас всех дрючил, но и конкретно мной лично занимался - как человеком, который нанес ему огромный ущерб. Тем, что залоговый аукцион по «Связьинвесту» я провел честным образом. А не так, как хотелось Гусю. Вообще поначалу настроение было сложное… Ты пойми, то, что Гусинский и его клевреты называли свободой слова, мне ужасно не нравилось. Но я-то всегда считал себя человеком глубоко, так сказать, демократическим по своей внутренней природе - любителем всех гражданских свобод. И тут вдруг одна из фундаментальных свобод мне активно не нравится. Свобода передвижения - нравится, свобода уличных шествий и демонстраций - нравится, а вот свобода слова - не нравится. Начал анализировать. Появились сомнения: либо «я не демократ», либо «это не свобода слова». А потом для меня оказалось совершенно приятным событием, что вот такая свобода слова не нравится никому, кроме Гусинского.

— Что значит - никому? Вон интеллигенция выходила митинговать…

— Да какая там интеллигенция! И потом, что такое вообще интеллигенция? Всего лишь самоназвание…

— Ну, не будем тут начинать спор. Значит, было тебе дано общественное поручение разобраться со свободой слова, и ты его выполнил.

— Да. Вряд ли какой-нибудь федеральный телеканал решится после этого использовать технологию шантажа и рэкета. Всякий, кто сейчас заимеет такую амбицию, подумает: тут один попробовал однажды, ох, и где он сейчас? Да, мало кто для свободы слова в России сделал столько, сколько я…

— А может, это были просто личные счеты? Мол, Гусь на тебя наехал, а ты ему при случае ответил.

— Безусловно, личный момент присутствовал. Но я пытался его использовать как некое эмоциональное топливо, чтобы двигаться вперед, а не как повод для разборки.

— То есть ты шел и удовольствие получить, и денег заработать? Это хорошо, когда в бизнесе есть еще личные интересы.

— В бизнесе личный интерес есть всегда. А насчет заработать - не совсем так. Это же долг не мне, а Газпрому. Меня наняли этот долг выбить, вот я пришел выбивать. И получал за это зарплату. Как нанятый менеджер, я, естественно, выполнял чисто бизнес-задачу: урегулировать долг. Но урегулировать долги-то можно разными способами. Например, можно было помочь Гусю найти кредиты. Но я считал, что этот бизнес должен быть отделен от Гусинского. Ибо Гусинский - зловредное явление для нашей страны.

— А раньше был всем хорош…

— Для меня — никогда.

— А тебе не страшно было тогда идти на НТВ на прямой эфир? Когда ты их закрывал?

— Не-а. Что я, на корову играл? И потом, я шел с аргументами в руках. Я думал: если телевизионщики эти аргументы не услышат, то хотя бы телезрители услышат. Нет, ну как ты себе это представляешь? Вот ты мне должен денег. А я тебе не нравлюсь. Но я не собираюсь тебе нравиться, у меня другая задача: отобрать у тебя деньги, которые ты мне должен. И когда я буду тебе утюг на брюхо ставить, то я тебе совсем перестану нравиться. У меня задача такая: деньги выбить. И вот я иду, типа, на разборку с этими людьми.

— Тебе Лесин подарил львиную шкуру. Эта шкура - знак, символ чего-то? Он тебе как бы передал пальму первенства? После операции с НТВ?

— Нет, это было задолго до этого.

Как-то я пришел к нему в кабинет, а у него на полу шкура лежит. Я ему говорю: «Подари!» Он и подарил.

— Ну да. Ты как раз новый дом обустраивал, да? Тебе нужен был интерьер…