Глава десятая. Возвращение домой

 

Матушка Ветровоск отвела глаза от блюдечка с чернилами, в котором крошечная Тиффани исчезала в метели. На лице у нее была улыбка, но у Матушки Ветровоск это не обязательно означало, что произошло что‑то приятное.

– Мы бы запросто его укладали, – сказал Роб Всякограб. – Чего не дозволила?

– Может так, а может он превратил бы вас в ледышки. – ответила Матушка, – Кроме того, перед Нак Мак Фиглами стоит более важная задача. Вы должны сделать две вещи для своей Величей Карги. Одна из них трудная. Вторая – очень трудная.

Услышав это, фиглы воспряли духом. Кухня миссис Огг просто кишела фиглами. Кое‑кто даже взобрался на саму Нянни Огг и мисс Тик чувствовала себя довольно неуютно в их окружении. В отличии от мисс Тик, фиглам редко выпадало удовольствие искупаться.

– Во‑первых, – сказала Матушка, – вам придется спуститься… в Подмирье, за Госпожей Лето.

Многозначительная пауза, казалось, совершенно не обеспокоила фиглов.

– Ох, айе, это мы могем, – ответил Роб Всякограб. – Мы могем пройти хоть куда. А шибко трудно, это про что?

– И даже вернуться назад? – спросила Матушка.

– Ох, айе. – твердо повторил Роб. – Обычно нас вышвыривают вон.

– Очень трудная часть, – продолжила Матушка – Найти Героя.

– Энто не трудно. – ответил Роб. – Мы все тута герои! – Раздались одобрительные возгласы.

– В самом деле? – сказала Матушка. – Страшно тебе пойти в Подмирье, Роб Всякограб?

– Мне? Нет! – Роб Всякограб оглядел своих собратьвев и широко ухмыльнулся.

– Тогда напиши слово „мармелад“. – Матушка Ветровоск толкнула карандаш по столу и села в кресло. – Давай, пиши прямо сейчас. И чтобы никто ему не помогал!

Роб сдался. Матушка Ветровоск была Карга из Карг, он это знал. Даже сказать было страшно, что она могла сотворить с согрешившим фиглом.

Он нервно ухватился за карандаш и поставил заостренный конец на столешницу. Фиглы сгрудились вокруг, но под хмурым взглядом Матушки никто не осмеливался даже подбодрить его.

Роб уставился прямо перед собой, шевеля губами, на лбу выступили капельки пота.

– Мммааа… – сказал он.

– Раз. – откликнулась Матушка.

Роб мигнул. – Эй, это хтось тама считает? – запротестовал он.

– Я, – сказала Матушка. Котенок Ты запрыгнул ей на колени и свернулся клубком.

– Кривенс, хиба ты рекла, что счет будет!

– Не говорила? Правила могут измениться в любую минуту! Два!

Роб вывел более‑менее сносную букву „М“, помялся и накорябал букву „Р“, как раз, когда Матушка произнесла: – Три!

– Там должна идти „А“, Роб, – вставил Билли Подбородище. Он дерзко посмотрел на Матушку и добавил. – Я слышал, что правила можно менять в любую минуту, так?

– Конечно. Пять!

Роб написал „А“ и в творческом порыве добавил еще одну „М“.

– Шесть с половиной, – считала Матушка, невозмутимо поглаживая котенка.

– Чегось? Ах, кривенс, – пробормотал Роб и вытер вспотевшую руку о килт. Затем он снова схватил карандаш и вывел „Л“. Одна ножка у нее получилась волнистой, потому что карандаш выскользнул из его рук и грифель сломался.

Он зарычал и вытащил меч.

– Восемь. – сказала Матушка. Роб остревенело затачивал карандаш так, что стружка во все стороны летела.

– Девять. – „А“ и „Д“ написал раскрасневшийся Роб, выпучив глаза.

– Десять. – Роб, сильно нервничая, но и не без гордости, встал по стойке смирно рядом с выписанным „МРАМЛАД“. Фиглы радостно завопили, а те, кто стояли рядом, стали обмахивать его своими килтами.

– Одиннадцать!

– Чегось? Кривенс! – Роб кинулся к слову и вывел маленькую букву „е“ в середине.

– Двенадцать!

– Могешь считать сколько те влезет, госпожа. – сказал Роб, отшвыривая карандаш. – но тут весь мармелад, какой есть. – Это вызвало очередной взрыв одобрения.

– Героическая попытка, мистер Всякограб. – сказала Матушка. – Первое деяние героя – победа над собственными страхами. Но Нак Мак Фиглы сражаются, не зная значения этого слова.

– Айе, верно. – пробормотал Роб. – Нам значение тысячи слов не ведомо!

– Можете сразиться с драконом?

– О, айе, подавай его сюда! – он все еще был в гневе из‑за мармелада.

– Подняться на выскоую гору?

– Нае проблемо!

– Прочитать книгу от корки до корки, ради спасения вашей Великучей Карги?

– Ох, айе. – Роб запнулся. Его загнали в угол. Роб облизал губы и сипло спросил: – Сколь тама страничек будет?

– Сотни. – ответила Матушка.

– Со словцами на каждой стороне?

– Разумеется. И буквы мелкие!

Роб пригнулся. Когда его загоняли в угол, он всегда принимал такую стойку – из нее проще начать драку. Фиглы дружно затаили дыхание.

– Я это сделаю! – сурово объявил он, сжимая кулаки.

– Молодец. – сказала Маутшка. – конечно, ты сделаешь. И это был бы героический поступок – для тебя. Но спуск в Подмирье за настоящей Госпожой Лето тоже должен быть героическим для кого‑то. Вот какова История. В прошлом такое не раз случалось. И как настоящий Герой, он должен будет превозмочь свои страх и ужас, потому что чудовища, с которыми ему придется сразиться, это те, что у него в голове. Пора наступать весне, у а нас все зима со своими снегами. Тебе надо поторопиться. Найди его и укажи ему путь. Путь, Что Ведет Вниз, Роб Всякограб.

– Аей, ведома нам та стезя. – ответил Роб.

– Его зовут Роланд. – продолжала Матушка. – И я считаю, вам следует отправиться не мешкая, пока светло.

 

* * *

 

Метла стремительно неслась сквозь пургу. Обычно метла летит туда, куда хочеть ведьма, и Тиффани, лежа на метле, пытаясь не умереть от холода, и надеялась, что метла отнесет ее домой. Она ничего не могла разглядеть, кроме темноты и летящего навстречу колючего снега, поэтому она лежала, надвинув на лоб шляпу, чтобы ее обтекал ветер. Но даже в таком положении, снежинки бомбардировали ее, как камешки, и пытались сорвать с метлы. Каждые несколько минут она обстукивала себя и метлу, чтобы стряхнуть лед.

Она услышала рев водопада и ощутила внезапно разверзшуюся пропасть, когда метла повернула к равнинам и стремительно понеслась вниз. Тиффани замерзла до полусмерти.

Она не могла сражаться с Зимовым как Аннаграмма. О, она могла это замыслить и пойти в кровать, полная намерений, но когда она его увидела…

… железа, чтобы сделать гвоздь… Слова застряли у нее в голове, и всю дорогу она пыталась вспомнить старую считалку, услышанную ею несколько лет назад от странствующих учителей. Одну их тех песенок, что всем известны:

 

Железа – чтобы сделать гвоздь,

Побелки – стену побелить,

Серы – извести всех блох,

Воды – щенка в ней утопить.

Яд – корову отравить,

Известь – постирать рубашку,

Золота – фасоль купить,

Серебра – покрыть булавку.

Свинца – чтоб птицу нагрузить,

Фосфора – город осветить.

 

И так далее, и так далее…

Какая‑то ерудна, вроде той, что никак не можешь запомнить, пытаясь выучить, но потом тебе кажется, что знал ее всю жизнь. Девочки прыгали под нее, дети считались, кому водить.

И вот однажды, странствующий учитель, который, как и все другие, учил в обмен на яйца, овощи и стиранные поношенные одежды, обнаружил, что ему больше платят не за полезные знания, а за интересные. Он рассказал про волшебников, которые с помощью изощренной магии определили из чего состоит человек. В основном из воды, но в ней было немного железа, серы, сажы – буквально всего по чуть‑чуть, даже золота, все как‑то состряпанное вместе.

Для Тиффани смысла в этом было не больше, чем в любом другом объяснении. Но в одном она была уверена: если взять все эти вещества и смешать их в большом чане, они никогда не превратятся в человека, хоть кричи на них, хоть нет.

Не создашь картину, вылив краску в ведро. Люди это знают.

Зимовой не был человеком. Зимовой этого не знал…

Он не знал и того, как оканчивается считалка.

Слова снова и снова прокручивались у нее в голове, пока метла, одолженная у Аннаграммы, стремительно летела вперед. В какой‑то момент доктор Суетон очнулся от сна и тонким, самодовольным голосом прочитал ей лекцию о Младших Стихиях и о том, что почти все они были выдуманы людьми. Но тем не менее, они содержали в себе много нарративиума, основного компонента историй, который можно обнаружить, лишь наблюдая за тем, как они себя ведут…

Убегаешь, спасаешься бегством. Нравится тебе это, пастушка? Ты украла его у меня. Неужели он все, на что ты уповаешь? Прямо в воздухе раздался голос.

– Меня не волнует, кто ты такая. – пробормотала Тиффани, слишком замершая, чтобы собраться с мыслями. – Убирайся…

Время летело. Воздух на равнинах был тепелее и снег не так яростно валил, но холод по прежнему проникал сквозь все слои одежды. Тиффани боролась со сном. Некоторые ведьмы могли спать на метлах, но она даже не рисковала пробовать, в страхе, что ей приснится, будто она падает и проснувшись она обнаружит, что это не сон и падать ей осталось совсем недолго.

Но вот внизу показался островок желтых огней. Это мог быть постоялый двор в Двурубахах, важный навигационный пункт.

Ведьмы никогда не останавливались в гостиницах, если могли этого избежать, потому что в некоторых краях это было опасным и в большинстве из них требовали оплату. Но у миссис Амбридж, владелицы сувенирной лавки, во дворе стоял старый сарай, а она сама была, по словам мисс Тик, ДКВ, то есть Дружелюбна К Ведьмам. На стене сарая, там, где его мог найти только тот, кто специально искал, был начертан знак: ложка, остроконечная шляпа и большая галочка.

Никогда еще кипа соломы не казалась ей такой чудесной и в две минуты Тиффани зарылась в солому. На другом конце сарая две коровы миссис Амбридж наполняли воздух теплом и запахами переброженной травы.

Сон был мрачен. Ей снилось, как Аннаграмма сняла маску Де Люкс, чтобы обнажить свое лицо, и затем сняла свое лицо, чтобы показать под ним лицо Матушки Ветровоск…

И затем: Стоило ли все это танца, пастушка? Ты забрала мою силу и я ослабела. Теперь мир оледенеет. Стоило ли это танца?

Тиффани села. Она сидела в черном, как смоль, сарае и думала, что видела светящуся надпись в воздухе, извивающуюся, как змея. Затем она снова провалилась в темноту и ей снились глаза Зимового.