Карфаген призывает своих сынов вернуться домой

 

После катастрофы на Великих Равнинах Карфаген почувствовал себя в опасности. До этой поры в совете Бирсы существовали, как это часто бывает, непримиримые разногласия. Сильная партия мира оплакивала неудачу Баркидов и требовала примирения с Римом, другая группа настаивала на возвращении Ганнибала, третья — убеждала в необходимости приложить больше усилий, чтобы изгнать Сципиона с завоеванных им позиций, где он зимой вел неофициальные предварительные переговоры. На заполненных людьми улицах, под Бирсой, торговые гильдии, ремесленники и простые граждане громко требовали Ганнибала. Суффет не знал, какое решение принять.

Между серединой марта и концом июня римские легионы хлынули на дороги в глубинных районах, одна полевая армия Карфагена исчезла на Великих Равнинах. От залива Сирт и до границы Нумидии город был отрезан от континента. Беженцы устремились в город со своими пожитками, но без продовольствия. Урожаи на берегах жизненно важной реки Баграды оказались в распоряжении врага. На переполненных улицах запахло голодом. Все планы изменились.

Три стены защищали сейчас город на оконечности мыса; гарнизоны заняли позиции внутри них; флот охранял вход в гавань. Но город не мог выдержать многие месяцы без продовольствия, доставляемого из глубинных районов. Гарнизон не был подготовлен к встрече на поле боя с такой армией, как армия Сципиона. Лишенный нумидийских рекрутов, город не имел достаточной численности, чтобы сформировать новую армию, и не имел, кроме того, никого, кто был бы способен повести ее против Сципиона. Гасдрубал, отец Софонизбы, покончил жизнь самоубийством.

Совет поставил Ганнона, ветерана кампании Ганнибала, который был начальником тяжеловооруженной конницы при Каннах, командовать защитой. Кроме того, совет отправил своих посланцев к Магону, в Альпы, и к Ганнибалу, потребовав, чтобы они вернулись со своими армиями в Африку. Затем совет заменил командующего флотом, сверхосторожного Бомилькара, более подходящим, которого тоже звали Гасдрубалом. Под командованием нового военачальника флот предпринял вылазку против Утики и возвратился, захватив 60 римских транспортных судов. Эти парусные суда, перевооруженные, стали прекрасным дополнением к большому конвою, который был необходим для того, чтобы доставить Ганнибала домой через море, кишащее неприятельскими кораблями.

На Лигурийском побережье верный Магон имел собственный флот и тоже был весьма искусен в морских маневрах. В небольшой гавани Кротона у Ганнибала стояло несколько судов. Однако его нога в течение жизни целого поколения уже не ступала на борт корабля. А Карфаген требовал Ганнибала. Нетерпеливые толпы у трех ворот Бирсы не переставали выкрикивать его имя.

Уже наступил июль (203 год до н. э.), и погода была подходящей для выхода в море.

 

По поводу этого кризиса в исторических источниках нет ни слова. Провал. Внезапный — как при остановке киноленты, когда ставят следующую часть. В июле Ганнибал ждет в горах Бруттия. Ранней осенью или в октябре он уже за морем, в Африке, со своей армией в полном снаряжении. «Дюнкерк» имел место в течение времени, о котором нет письменных свидетельств. Латинские историографы предпочли не объяснять, как Ганнибал выбрался из Италии.

Современные историки обратили внимание на эту загадку. Один заключает, что суда, находящиеся в море, трудно найти. Это правда. Даже Нельсон не смог обнаружить конвой Наполеона, когда тот шел через Средиземное море к Нилу. Однако это не объясняет, как Ганнибал вышел к морю незамеченным. В непосредственной близости от него находились две римские армии. Они были способны разгромить его войска во время посадки на корабли, чтобы одержать над ним первую победу. И разумеется, его армию при погрузке на транспортные суда пощадил боевой флот, который мог покончить с Ганнибалом раз и навсегда.

Другой историк идет дальше в своих объяснениях: поскольку римский сенат вел в то время переговоры о перемирии (как теперь стало очевидным) с карфагенскими посланниками и поскольку по римскому закону не следовало вести переговоры в то время, когда вооруженные силы противника находились на итальянской земле, сенат был заинтересован в уходе Ганнибала и Магона с полуострова. Такое вряд ли возможно. Переговоры с Карфагеном не распространялись на карфагенские войска в Италии. Ганнибал не получил ни дня передышки после того, как перешел заснеженный перевал Альпийских гор. Во всяком случае, римский флот перехватил и взял в плен часть конвоя Магона.

Простейшим объяснением этой загадки может быть только одно. Ганнибал ушел незамеченным, как ему удалось сделать это раньше, переправившись через Волтурно у Капуи.

Кротон стоит на виду возле мелководного залива в форме полумесяца, стоит на месте плоском, как стол. Но за этим небольшим портом, насколько видит глаз, тянутся холмы Ла-Сила. Эти холмы удерживали карфагеняне, в то время как римляне, занявшие Консенцию, занимали дальние склоны.

С приближением дня отплытия, — когда Гасдрубал, командующий флотом, прибыл со своим значительным конвоем, — Ганнибал оставил людям, которые все еще были у него на службе, право выбора: следовать за ним или оставаться в Италии. Большинство из них решило сопровождать его. Он не взял с собой наиболее слабую группу людей, с многочисленными женщинами и детьми, которая стала частью его армии в Италии. (Рассказ о том, что он зверски уничтожил всех тех, кто отказался уезжать, в храме Юноны Лацинии, — просто кровавые небылицы латинян.) Ганнибал действительно потребовал, чтобы были уничтожены все дорогие его сердцу лошади, поскольку их нельзя было взять с собой на корабли. Он также велел тем отрядам, которые должны были оставаться в Италии, занимать карфагенские посты на холмах, пока направляющиеся в Африку контингенты грузились на суда и отплывали. Римское командование не располагало сведениями о его отплытии, и, видимо, прошло достаточно много времени, прежде чем оно убедилось, что Ганнибал действительно вышел в море.

Один из самых невероятных фактов в биографии Ганнибала — то, что он прибыл в Италию с армией, состоявшей из испанцев и африканцев, а покинул ее в основном с бруттийцами, галлами и многочисленными римскими дезертирами. Если и уцелели какие-то слоны, то их с собой не взяли. Ганнибал никогда не упоминал о том моменте, когда он смотрел, как горы Италии и белое пятнышко храма Юноны Лацинии исчезают на горизонте. (Описание того, как он скрежещет зубами от гнева по поводу вызова в Карфаген, не оказавший ему поддержки в войне, — реминисценция давнего заблуждения тех, кто считал, что именно Ганнибал планировал войну. Карфаген не мог заставить его вернуться в Африку против его воли. Он приготовился к отъезду со своей обычной тщательностью. После Великих Равнин центр конфликта переместился на Африканское побережье, и Ганнибал оставил Италию, как Гамилькар гору Эрик, без всякого внутреннего протеста.)

То, как происходило его отбытие, доказывает, что его направлявшаяся в Африку армия не могла быть многочисленной. Позднейшие источники исчисляли ее количеством от 12 000 до 15 000 человек, но скорее всего в этой армии было даже меньше 12 000. Конвой состоял только из парусных судов. Галеры с их малыми палубами и большим количеством гребцов могли взять на борт незначительное число пассажиров. К тому же после осеннего равноденствия непрочным галерам было опасно отправляться в дальние путешествия из-за холодных ветров и штормов. А Ганнибал и его командующий флотом проделали долгое путешествие из Кротона.

Теперь совершенно ясно, где находились и чем занимались в это время римские флотилии. От 140 до 160 боевых галер базировалось в Остии, на Сардинии и Сицилии. Значительная их часть сопровождала новые конвои в Африку, поскольку в эти месяцы главным было доставлять продовольствие и подкрепление Сципиону. («Все взоры были устремлены на Африку».) Один отряд перехватывал суда, которые отбивались от конвоя Магона.

Сам Магон был ранен в последнем сражении на реке По, когда он попытался вывести свои части из боя или сделать последнюю попытку прорваться к Ганнибалу. Магон умер в пути или потерпел кораблекрушение во время шторма. Большинство его кораблей, заполненных балеарцами, лигурийцами и галлами, в конечном счете доплыли до Карфагена.

Римские флотилии, находившиеся за пределами Сицилии, располагались между Кротоном и Карфагеном. Они следили за подходом конвоя Ганнибала, но тщетно.

Ганнибал и его командующий флотом сделали большой круг, обогнув Сицилию. Возможно, их заметили со сторожевого поста на Мальте. Однако к тому времени сицилийский флот уже не успевал перехватить их. Они держали курс не на Карфаген. Они подошли с востока, высадившись на восточном побережье, на территории нынешнего Туниса, более чем в 80 милях к югу от Священной горы Карфагена. Оказавшись на суше в этом непредвиденном месте, Ганнибал быстро переместил свою армию к северу, в Хадрумет, гавань и довольно большой город, находящийся вне зоны римского патрулирования.

Спустя тридцать четыре года Ганнибал снова стоял на африканской земле. Оба его брата были мертвы. А на нем сосредоточились все заботы Рима, который он приводил в смятение своим благополучным перемещением с континента на континент. «Надежда и тревога возрастали с каждым днем, — рассказывает Ливий. — Люди не могли решить, радоваться ли им тому, что через шестнадцать лет Ганнибал покинул Италию, или тревожиться, поскольку он прибыл в Африку со своей невредимой армией. Квинт Фабий [Медлитель], который умер незадолго до того, нередко говорил, что Ганнибал станет более серьезным соперником на своей собственной земле, чем в чужом государстве. И Сципион не хотел иметь дела ни с Сифаксом, царем в стране неотесанных варваров, ни с Гасдрубалом, полководцем, который мог быстро ускользнуть, ни с нерегулярными войсками, представлявшими собой скопище деревенских жителей. Ганнибал родился, можно сказать, в штабе своего отца, отважнейшего из полководцев. Он оставил доказательства своих великих деяний в Испании, и на земле галлов, и в Италии; от Альпийских гор до Мессинского пролива. Его армия вынесла нечеловеческие тяготы. Многие из его воинов, которые могли противостоять Сципиону в сражении, собственными руками убивали римских преторов и гуляли по захваченным римским городам и лагерям. Все римские магистраты в это время не имели такого количества атрибутов власти, которое могли бы нести перед Ганнибалом и которые были взяты у павших в бою военачальников».

Встревоженный сенат объявил четырехдневные игры на арене цирка, чтобы умилостивить богов, одновременно устроив пиршество в честь Юпитера в его Капитолийском храме.

 

Очертания грядущего

 

Если сенат пребывал в тревоге, то Сципион, вероятно, был ошеломлен. Он ожидал (и готовился к этому) прибытия Ганнибала в Африку. Однако он не мог предвидеть, что «чудодей Канн» ускользнет от римских армий и проложит себе путь сквозь блокаду флотилии «со своей невредимой армией». Равно как не мог он предвидеть и того, что другая многоопытная карфагенская армия будет молниеносно переброшена с берегов реки По на берега Баграды.

Той осенью на завоеванных позициях Сципиона Утика продолжала проявлять свое неповиновение. Ему не удалось также занять Бизерту (тогдашний Гиппон Диарит) на западном берегу залива. Он продолжал зависеть от снабжавшего его порта Кастра Корнелия. Неприступный Карфаген мобилизовал все свои ресурсы. Лелий, правая рука Сципиона, оставался в Риме после того, как доставил туда Сифакса. Несговорчивый Масинисса находился на западе, пытаясь во что бы то ни стало пополнить ряды конницы и заполучить для себя все массилийские земли.

Казалось, что все или почти все напророченное покойным Фабием зло в Африке начинает сбываться. Сможет или захочет ли Масинисса присоединиться к Сципиону вовремя? Сможет ли достаточное количество вооруженных людей, которые были освобождены в Италии, быть переправлено на кораблях на юг, в Африку, чтобы компенсировать прибытие Ганнибала? Будут ли эти силы отправлены своевременно?

Прежде чем что-то могло произойти, наступила зима, положив конец главному транспортному сообщению по морю. Как и в Кастра Корнелии годом раньше, Сципион оказался в изоляции на краю Африканского побережья с той разницей, что теперь на этом краю вместе с ним находился Ганнибал.

При столкновении с этим кризисом Публий Корнелий Сципион перестал быть просто блестящим региональным командующим Рима и стал одним из выдающихся людей истории. За свои действия он поплатился политической карьерой, к которой так стремился, и навлек на себя зависть и ненависть человека по имени Катон. Оказавшись одновременно перед лицом огромных возможностей и большой опасности, Сципион больше не думал об этом.

По счастью или благодаря предвидению, которое приносит удачу, Сципион заключил перемирие с советом Карфагена. В конце последнего лета ему нужно было время на то, чтобы реорганизовать свои войска, в то время как людям с Бирсы нужно было время для того, чтобы вернуть Ганнибала домой после поражений на Великих Равнинах. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они заключили перемирие в Африке (этого не получилось в Италии), но происходило это удивительным образом. Сципион встретился с бородатыми посланниками карфагенского совета и, выслушав их, предложил свои условия мирного соглашения. В этом не было ничего необычного, и обе стороны использовали разные уловки, как это Сципион делал перед поджогом карфагенских лагерей, чтобы выиграть время. Тем не менее Сципиону гениально пришло в голову в качестве обманных условий предложить подлинные, с помощью которых он хотел закончить войну.

Этими условиями были:

Возвращение Риму всех пленных, беглецов и дезертиров.

Вывод карфагенских армий из Италии.

Передача Карфагеном Сардинии и Корсики с Сицилией и прекращение вмешательства в дела Испании (бывшая провинция Сципиона). Сокращение количества боевых галер до 20. Выплата 5000 талантов серебра в качестве контрибуции (около 4 000 000 долларов в деньгах или слитках, которые имели гораздо большую ценность, чем теперь).

Кроме того, были оговорены вопросы поставки провизии римским армиям в Африке во время перемирия и вопросы, касающиеся признания Масиниссы царем в его собственной стране.

Теперь, принимая во внимание свое положение (без консультации с сенатом), Сципион, кажется, задумался обо всех сложностях многолетнего конфликта. Он выделил реалии грядущих лет — что Карфаген не должен быть разрушен, а Рим должен стать властителем морей. Более того, он понял, что понадобятся поколения, чтобы привести Испанию хоть в какой-то порядок, а это он собирался сделать. Возможно, он думал о своем собственном возвращении в Испанию. Безусловно, он не собирался требовать капитуляции Ганнибала, который, возможно, был бы неопасным в Африке без боевого флота и без Испании. И тогда два континента, разделенные, могли бы сохранять мир.

Зная склонность карфагенских государственных чиновников к спорам, Сципион дал им только три дня на то, чтобы либо подтвердить перемирие и передать его условия в Рим, либо нет. Совет принял условия, находясь под влиянием оппозиционной Баркидам группировки и надеясь выиграть время за счет переговоров. Появление условий Сципиона и посланцев Карфагена в Риме, естественно, вызвало удивление старейшин в сенате, которые не могли понять, что нашло на их полководца в середине успешной кампании. Как любых сенаторов везде и во все времена, старейшин возмутили условия, которые не были первоначально обсуждены ими. Ораторы произносили речи от имени разных групп: от тех, кто занимался транспортом, от землевладельцев, от Клавдиев против Сципионов. Эти дебаты стали еще горячей после неожиданного прибытия облаченных в мантии посланцев Карфагена. Некоторые из них, и это правда, подтвердили, что Ганнибал был виновен в действиях, на которые они не давали согласия. Римляне полностью согласились с этим. Но большинство попыталось возродить старый договор, который связывал Карфаген с Римом, перед тем как началась война. Как будто речь сейчас могла идти о нем! Римские сенаторы, имевшие глубокие разногласия между собой, пришли к полному единению относительно старого договора. Его больше не следовало обсуждать. Они также признали, что им должны быть предоставлены большие гарантии. Некоторые из них могли подозревать, что условия были уловкой, но с чьей стороны и с какой целью? Как им говорил Фабий, когда они проголосовали за начало военных действий, в сенате дела обстоят совсем не так, как на поле брани.

Потом пришли новости с полей сражений, что Ганнибал и Магон исчезли из Италии вместе со своими войсками.

Это немедленно вызвало подозрение, и дебаты начались снова. Больше того, сенат безапелляционно отозвал Лелия, который был на пути к своему командиру. Перед ним был поставлен вопрос: что имел в виду Публий Корнелий под этими переговорами. Может быть, он хотел, чтобы Ганнибал остался в Африке, и если так, то зачем?

Искушенный Лелий дал блестящий ответ: «Публий Корнелий не предвидел ухода Ганнибала до подписания мира». И он, вероятно, убедил сбитых с толку сенаторов довериться их командующему и немедленно послать ему подкрепление. Подписал ли сенат условия мира или нет, этот вопрос остается спорным, да и вряд ли это имеет значение. В конце концов сенаторы согласились с Лелием, потому что предоставили решение этого вопроса народному собранию, которое потребовало полной поддержки Сципиона всеми имеющимися кораблями, мешками с зерном и вооруженными людьми в Италии.

Но Сципион нажил себе новых врагов на Форуме. Группировка Клавдиев получила ключевые позиции во время новых выборов после того, как был назван временный диктатор, чтобы назначить новых консулов. Зимние штормы бушевали на море. Наконец, конвой из 120 транспортных судов и 20 судов сопровождения вышли под командованием претора Лентула с Сардинии и направились в Кастра Корнелию. Еще один конвой готовился под командованием Клавдия Нерона, который направился к реке Метавр. Но самый крупный конвой, состоявший из 200 кораблей и 30 галер, был настигнут у берегов Сицилии штормом, и большая часть грузовых судов была выброшена на берег вблизи Карфагена. Римским галерам удалось спасти свои команды, но корабли, груженные продовольствием и боевыми механизмами, качались на волнах прибоя под двумя вершинами Священной горы.

Видеть их было непереносимо для изголодавшегося населения Карфагена, которое осаждало двери совета до тех пор, пока не были отправлены через залив суда в сопровождении боевых галер, чтобы захватить провизию, словно ниспосланную им невидимым Мелькартом. На самом деле все карфагеняне воспрянули духом, как только узнали о высадке Ганнибала.

В Кастра Корнелии Сципион изо всех сил старался продлить прекращение военных действий хотя бы на несколько дней. (Конвой Нерона был на подходе.) Он проявил сдержанность, отправив послов в Карфаген с протестом против захвата кораблей и требованием вернуть продовольствие, в котором нуждался сам. Его послы нарвались на шумную демонстрацию, которая выкрикивала имя Ганнибала. Обеспокоенные члены совета тайно отправили послов обратно на их пентеконтор, и карфагенский боевой флот вывел его из гавани. После того как эскорт возвратился, снова вмешалась судьба. Три триремы из соединения кораблей Гасдрубала заметили римское судно и, невзирая на перемирие, атаковали его. Большое судно отбило атаку и спаслось, подойдя к римскому посту.

Сципион вел себя так, будто перемирие продолжалось, — отправил срочную рекомендацию в Рим, чтобы там охраняли карфагенян от нападок толпы. С наступлением весны не за горами была благоприятная погода для мореплавания и приезд Нерона с новым легионом. Масинисса все еще находился далеко на западе, где брал в свои руки все новые города на территории Сифакса. Курьеры из Кирты принесли зловещий слух о том, что сыновья Сифакса собирают конницу, чтобы присоединиться к Ганнибалу. Где-то в глубине континента, по сведениям Сципиона, объединялись карфагенские армии — остатки армии Магона с рекрутами Ганнона из Карфагена и ветеранами Ганнибала.

Несомненно, как сделал вывод Сципион, Ганнибал, не теряя времени, начнет формировать из этих контингентов новую армию.

В один из ранних весенних дней (точная дата неизвестна) Сципион решил больше не ждать. Он рано атаковал в предыдущем году мобилизационный центр карфагенян на Великих Равнинах и, кажется, боялся дать Ганнибалу больше времени на организацию армии. Каковы бы ни были его соображения, но он вывел все надежные войска с рубежей Утики и пошел маршем вверх по реке Баграда, удаляясь от своей базы и поддержки с моря. Он шел без лучшей части своей кавалерии — нумидийцев. Каждый день он посылал с конными гонцами на запад требования к Масиниссе, чтобы тот явился. Он продвигался на юго-запад, следуя вдоль реки столько времени, сколько мог, сжигая деревни, уничтожая урожаи и угоняя колонны связанных веревкой плененных жителей с некогда процветающих карфагенских земель.

Такое опустошение заставило жителей деревень, расположенных вдоль реки, срочно отправить гонцов в зимний лагерь Ганнибала у Хадрумета, чтобы попросить своего покровителя скорее защитить их.

Совет Карфагена тоже торопил его выступить против Сципиона.

Ганнибал ответил посланникам:

— Я лучше вас знаю, что мне делать.

Но они ушли от него, узнав о марше Сципиона и о том факте, что у римлян не было пока нумидийской конницы. Судя по всему, Ганнибал еще не был готов выступить. Однако он немедленно сделал это.

Огромный лагерь был расформирован. Вооруженные люди высыпали из хижин на побережье. Лигурийцы, галлы, балеарцы, бруттийцы и карфагеняне длинными колоннами поспешно потянулись на запад, из-под прикрытия прибрежных кряжей на равнины. Стареющий Ганнон вел свою вновь набранную кавалерию. Отряд в 2000 нумидийцев следовал за одним из правителей, верных Сифаксу. 80 слонов брели по дороге.

Груза было немного, поэтому Ганнибал двигался на большой скорости, чтобы перехватить и застать врасплох Сципиона, пока к нему еще не присоединился Масинисса. С ним шло 37 000 человек, которые еще не были спаяны в армию.

По иронии судьбы Ганнибал приближался к стране, которую видел только девятилетним ребенком, в то время как римляне двигались по территории, которая была уже им знакома.

 

Битва при Заме

 

Бросим на мгновение взгляд на этих двух соперников, поскольку история не знает другой такой пары людей, находящихся в оппозиции друг другу. Ганнибал — специалист в области стратегии. Наиболее опасен он на выбранном им поле, где тут же использует все преимущества рельефа. Он умеет, как никто, направить свои лучшие ударные силы на слабый участок в распоряжении противника. Нельзя предвидеть, где это может произойти, если Ганнибал имеет возможность выбирать поле битвы. До сих пор сокрушительный удар обычно исходил со стороны его испанско-африканской конницы, но ее больше нет с ним.

Сципион тоже отличается тщательностью в подготовке, хотя он дерзок в своих действиях. Он опирается на одну тактику, атакуя сходящимися линиями строя своих легионов, которые он с поразительным умением перемещает, когда начинается битва. Он полностью доверяет своим дисциплинированным легионерам, а они ему. Он может иметь, а может и не иметь более сильную конницу, чем у его неприятеля.

Оба, и Ганнибал и Сципион, понимают, в отличие от большинства других полководцев, что война имеет только одну цель — установление подлинного мира.

 

Южная равнина все еще была зеленой после зимних дождей. Вероятно, Сципион получил первое предупреждение о приближении Ганнибала от карфагенских шпионов. Они были пойманы на территории римского лагеря вблизи деревни Нараггара. Говорят, что после допроса переодетых карфагенян Сципион велел провести их через весь лагерь, чтобы они могли увидеть все, что хотели, или то, что он хотел, чтобы они увидели. Потом, неожиданно, он отпустил их с тем, чтобы они вернулись в карфагенский лагерь, расположенный вблизи деревни Зама.

Узнав, что Ганнибал был замечен на марше, Сципион повел свои колонны на восток. Он шел навстречу своему врагу, пока не переправился через небольшую речушку, еще не пересохшую от летней жары. (Точное место никогда не было названо.) Здесь, к своему удивлению, он встретился с посланцем Ганнибала, который сказал, что Ганнибал хочет договориться с ним лично о перемирии.

Теперь Сципион не знал, где ждет карфагенская армия. Он решил, что, судя по всему, Ганнибал больше не надеялся напасть неожиданно на его колонну, находящуюся на марше, как это было у Тразименского озера. Его римляне тем не менее находились в шести днях марша от своей базы. Нигде не было видно никаких холмов, за которыми можно было бы укрыться. Без поддержки сильной конницы его легионам могло прийтись несладко на равнинах, к которым он их вел.

Пока Сципион размышлял, он заметил захватывающее зрелище. С запада верхом на коне приближался Масинисса, сверкая новыми знаками отличия, а за ним — туча всадников, занимавшая всю равнину. Их было 6000, а за ними шли 4000 пехотинцев, что уже не имело большого значения. Сципиону с трудом, но удалось соединиться с Масиниссой до того, как произойдет его встреча с Ганнибалом. Теперь у него была более сильная конница, чем у его врага.

Вследствие этого он отпустил посланца карфагенянина, ответив, что встретится с Ганнибалом.

Лагерь можно было безбоязненно оставить под присмотром Лелия и Масиниссы.

Их встреча была описана Полибием, который, спустя два поколения, служил семье Сципиона. Из карфагенского лагеря, который находился в низине с другой стороны долины, выехал верхом Ганнибал в сопровождении конного эскорта. Оставив эскорт позади, он спешился и подошел в сопровождении переводчика. Сципион, со своей стороны, сделал то же самое, тоже взяв переводчика. Хотя оба они свободно говорили по-гречески, а Ганнибал понимал латынь, они воспользовались возможностью иметь время на обдумывание, пока толмачи повторяли их слова, и, кроме того, заручились на всякий случай свидетелями.

Они встретились молча. Ганнибал был старше и выше. Его тронутое морщинами загорелое лицо было закутано головным платком, закрывающим седеющие волосы. Он слегка повернул голову, чтобы видеть здоровым глазом. Сципион стоял с непокрытой головой, держа шлем в руке. Он был сдержанно напряжен. Его красивое лицо ничего не выражало. Кроме креста на шлеме и золотой инкрустации на кирасах, он не носил никаких знаков отличия, и его не сопровождали ликторы.

После долгой паузы Ганнибал заговорил и подождал перевод.

— Вы добились успехов, римский консул. К тому же вам улыбнулась фортуна.

Сципион ждал.

— Неужели вы думали, — продолжал Ганнибал, — что Рим может добиться чего-то путем войны? То есть больше того, что у вас есть в данный момент? Не думали ли вы, что если потерпите поражение здесь, то потеряете свою армию? — Он на мгновение задумался. — Я бы не стал предлагать заключить мир, если бы не считал, что он принесет благо нам обоим.

Сципион подождал. Было очевидно, что Ганнибал слышал об условиях прекращения военных действий. Когда Сципион заговорил, он спросил, с какими условиями Рима не согласен Ганнибал.

Ганнибал ответил, что не согласен с тем, что все острова, включая самые маленькие, расположенные между Италией и Африкой (такие, как группа Мальтийских островов) и Испанией, должны быть оставлены Карфагеном. Он не упомянул о сдаче боевых кораблей, но он бы не отдал беглых рабов или дезертиров, находящихся в карфагенской армии. (Согласно римским законам, сюда бы вошло большинство его ветеранов из Италии.)

В ответ Сципион объяснил, что не может уступить Карфагену больше того, на что согласилось его правительство, подписав условия в Риме. (Подписанные или нет, это были условия, предложенные Сципионом.)

На этом оба поприветствовали друг друга и расстались. Между ними было невозможно никакое соглашение до тех пор, пока Ганнибал не предложит больше, чем те условия капитуляции, которые были предложены Сципионом. Вместо этого он предложил меньше. От них зависело в равной степени только то, будет ли сделана попытка уничтожить вооруженные силы друг друга.

В ту ночь Сципион, казалось, был в приподнятом настроении. На созванном в последнюю минуту совещании военачальников ему оставалось только предупредить встревоженного Масиниссу относительно миссии нумидийской конницы, которая должна была действовать как единое целое на одном фланге. Само по себе это облегчало задачу Сципиону, потому что все другие всадники были теперь переданы Лелию на противоположном конце римского строя. Сципион задумался о количестве слонов, замеченных в карфагенском лагере. Во всех других отношениях его планы были заранее продуманы. Командиры легионов знали о них. Сципион обратился к военачальникам:

— Скажите людям, что их тяготы скоро кончатся. Послезавтра они получат африканские трофеи. После этого они смогут уехать домой, каждый в свой город.

В карфагенском лагере, как говорят, Ганнибал ходил от отряда к отряду, беседуя с людьми, которых знал по Италии, и с новичками из Карфагена. Он спокойно инструктировал военачальников. Возможно, только Ганнон, ветеран альпийского похода, ясно понимал, что означают эти инструкции. Другие довольствовались тем, что строго подчинялись, доверяя огромному опыту Ганнибала. Он говорил им, что шестнадцать лет его карфагеняне превосходили вооруженных римлян и что не было никаких преград, никаких скрытых препятствий в этой долине Замы, которые они не смогли бы преодолеть.

— Люди там не располагали временем, чтобы возвести защитные стены, и не могли привезти свои боевые механизмы. Разве кто-нибудь видел катапульты среди их серебряных орлов?

Он казался веселым, и это вселяло надежду в его военачальников.

Ганнибал не спал в ту ночь, потому что первый этап его атаки начинался в последние ночные часы. В лагере почти не было воды, поскольку ближайшая река текла по равнине за римскими позициями. Если бы это была его старая «итальянская» армия, Ганнибал мог бы незаметно вывести ее под покровом темноты. Он не мог ни отступать по открытой равнине со своей разношерстной армией, которой противостояли нумидийские силы, ни пытаться удержать эту позицию в отсутствие постоянного снабжения водой. Понадобилось время на то, чтобы заставить двигаться такое количество слонов в такой ранний час, когда на горизонте едва забрезжил свет. Слоны не желали шевелиться в темноте. Со своего наблюдательного пункта на холме Ганнибал наблюдал за их уходом. За ними шли люди Магона, молчаливые лигурийцы и ворчащие галлы, да вдобавок дикие марокканцы и несколько испанцев. Ганнибал снабдил эти более легкие отряды тяжелым вооружением и обучил двигаться так, как они шли сейчас, плечом к плечу. Они были умелыми воинами.

Только связные, находившиеся с Ганнибалом на холме, видели, что происходит в этом полумраке. Его войска Не образовывали обычный длинный боевой строй. Три элемента — войска Магона, карфагенские рекруты и ветераны Ганнибала — продвигались раздельно, тремя волнами. Таким путем три небольшие армии могли действовать раздельно под командованием своих военачальников. А впереди всех шли могучие слоны. Последнее подразделение, свою бруттийскую армию, Ганнибал придержал. Он хотел сам присоединиться к ней и лично командовать ею. Он полагался на этих ветеранов, планировал приберечь их, чтобы использовать позже в битве, когда все другие формации не выдержат. Римляне не смогут заметить их сначала — не в таком призрачном свете раннего утра.

Это была единственная надежда Ганнибала.

 

Так и случилось, что на поле у Замы произошло три разных сражения вместо одного.

Когда Ганнибал выступил, римская группировка уже двигалась ему навстречу, не спеша, как хорошо отлаженный единый механизм, со знаменами и с многочисленной, идущей шагом конницей по краям. Строй пехоты продвигался в свои обычные три ряда: передний ряд, копьеносцы и поддерживающие их триарии. Но большинство манипул имело необычные открытые проходы между ними — просветы, прикрываемые только проворными копьеметателями.

Вооруженные массы сошлись в середине поля, где Ганнибал и Сципион вступили в переговоры.

Внезапно одновременно взревели все римские трубы и горны. Это испугало слонов, находящихся впереди карфагенского строя.

И тут стало понятно назначение странных прогалов в центре римских построений. Слоны в своем безумии устремились в них, где и были встречены шквалом метательных снарядов. Огромные животные повернули обратно или бросились вперед, сквозь ряды. Те, что были у краев, стремились свернуть в сторону карфагенской конницы. В считанные минуты слоны оказались неуправляемыми и бесполезными, внеся только сумятицу. В этот момент Сципион послал вперед своих всадников, занимавших фланги.

Карфагенская конница была слишком немногочисленной, чтобы взять под контроль опытные отряды Лелия и Масиниссы. Оба римских фланга вырвались вперед, и вскоре карфагенская конница была разбита, всадники рассыпались по полю, и преследователи и преследуемые исчезли из виду.

Лигурийцы и галлы уже вступили в бой с главным римским строем, «меряясь силами в единоборстве», как и предсказывал Ганнибал. Люди Магона так стойко сражались, что продвижение римлян было остановлено. Триарии устремились в прогалы, исчезнув в движущихся массах, и римляне снова двинулись вперед. Но карфагеняне второй волны не пошли на помощь выдохшимся лигурийцам и галлам. Ганнибал приказал своим формированиям держаться врозь. Когда уцелевшие из первой волны начали отступать, их встретило направленное на них оружие карфагенян. Обезумевшие группы лигурийцев и галлов яростно набросились на карфагенян, которые уничтожили их.

Римский строй двинулся на эту вторую армию Ганнибала, его многочисленных карфагенян. Эти рекруты из самого Карфагена, которыми командовал старый Ганнон, были смяты отступающими людьми Магона. Римский передний строй сокрушил всех его копьеметателей. Легионеры, укрывшись за щитами, обрушили на них удары своих мечей. Их давление усилилось, когда вступили в бой копьеносцы из второго ряда. Карфагеняне отчаянно сражались, сдерживая опытные легионы. Было уже позднее утро, когда карфагеняне отступили, отойдя в стороны. Они оставили поле боя, усеянное ранеными и погибшими.

За мертвыми стоял последний строй Ганнибала, ветераны Италии.

Их темные ряды были нетронутыми, выжидающими. Ганнибал держал обособленно свою великую ударную силу в эти ранние часы. Теряющие силы легионеры встретились лицом к лицу с ветеранами, которые до этого момента одерживали над ними победу.

Сципион не мог отступать. Звуки труб доносились из конца в конец легионов. Легаты с безрассудной смелостью поскакали к трибунам, и возгласы центурионов перекрывали стоны раненых. Приказы донеслись до людей в строю: отдохнуть, вернуть себе оружие, унести раненых римлян, очистить поле боя, не оставлять знамен. Сципион не спускал глаз с «итальянской» армии, которая находилась на расстоянии трехсот шагов. На обоих флангах этой армии беглецы из имевших место ранее сражений были собраны, чтобы занять места, освобожденные карфагенской конницей. В этой быстрой перегруппировке Сципион почувствовал Ганнибала в действии. Все еще не было никаких признаков того, что римская кавалерия возвращалась на поле брани.

Сципион подождал, пока его легионеры не обрели второе дыхание и свое оружие и не получили воды. Тогда он снова отдал приказ. Три линии легионов перестроились: копьеносцы, которые поддерживали пострадавший передний строй, перешли на один фланг, триарии — на другой. Строй римлян удлинился, выйдя за пределы боевого порядка Ганнибала. После этого он снова двинулся вперед.

Сципион отважно атаковал свежую армию Ганнибала, бросив на нее равные силы своих усталых воинов, стоящих в длинной тонкой линии, которая сходилась на слабых вражеских флангах. Делая это, он испытывал стойкость духа своих людей и находчивость Лелия и Масиниссы.

Так начало